"Звездные Морпехи" - читать интересную книгу автора (Дуглас Йэн)

Глава 12

25 марта 2314 года, Ринг-Сити, Виргиния, США/ФРА, 17:20, по восточному времени

Сержант Трэвис Гарроуэй так и не смог уснуть. Сны один за другим посещали его, особенно тот, в котором он потерялся среди бесконечного, запутанного лабиринта внутри корабля ксулов. Жуткие твари – не то роботы, не то живые существа – подбирались все ближе и ближе, и ему во что бы то ни стало надо было выбраться отсюда, иначе всему конец…

А еще в этом сне присутствовали Кроум и Земля. И если он не сумеет выполнить возложенную на него миссию – а похоже, что так и будет, – то они обе погибнут.

Этот сон в том или ином своем варианте преследовал его уже на протяжении недель.

Несмотря на бессонную ночь, он все равно до самой побудки оставался на своей койке на втором этаже временной казармы для унтер-офицерского состава. Лишь когда протрубили подъем, он встал, оделся и спустился вниз на первый этаж, где располагалась столовая.

По мере того как морпехи по одному входили в зал, другие морпехи, те, что несли дежурство, выдавали им миску и завтрак. Последний представлял собой прямоугольный брусок темно-коричневого цвета, запечатанный в вакуумную упаковку и сильно походивший на кирпич высохшей глины.

Гарроуэй вздохнул. Его уже начинало мутить и от вида, и от вкуса искусственной нанопищи. ‹Интересно, дадут ли нам когда-нибудь нормально поесть›, – подумал он про себя.

Найдя свободное место за одним из длинных столов, он положил брусок в миску и легонько провел по нему большим пальцем. От его прикосновения упаковка тотчас сползла и растворилась, а ее содержимое вступило в контакт с воздухом.

Упаковки нанопайков, которые им сейчас раздавали за неимением лучшего, представляли собой спрессованный сухой порошок, герметически запечатанный в тонкую оболочку. Стоило вскрыть такую упаковку, чтобы ее содержимое соприкоснулось с воздухом, как в течение трех минут сухой порошок превращался в нечто такое, что стыдливо именовалось кашей. Дегидрированный порошок впитывал влагу из окружающего воздуха. Кроме того, каждый паек был запрограммирован на саморазрушение, в результате чего выделялись кванты теплоты, при помощи которых и разогревалось это с позволения сказать ‹блюдо›.

Что ж, оно было горячим и питательным, и все равно внешне напоминало комок глины.

Поковырявшись в тарелке с неаппетитным содержимым, Гарроуэй занялся другим делом: проверил бронекостюм и табельное оружие, после чего вышел на улицу. Затем, перейдя через плац, зашагал к монументу. Как и на протяжении всех предыдущих тридцати восьми дней, по-прежнему шел дождь, лишь с той разницей, что за последнюю неделю ливни сменились противной промозглой изморосью. Сегодня утром температура упала до пяти градусов и, судя по всему, продолжала снижаться.

Еще немного, и с небес посыплется снег.

Гарроуэй на ходу проверил лазерный карабин и перебросил его через плечо. Прошлой ночью в лагерь снова наведывались мародеры, пытались штурмом взять склад с оружием у южных ворот, буквально в двух шагах от Гендерсон-холла. Так что надо быть начеку, вполне возможно, что здесь по-прежнему засели снайперы.

Этим утром ожидался рейс с ‹Небесными драконами› с Западного побережья. Хотелось бы надеяться, что ничего не случится. Несколько таких ‹драконов› пригодились бы им, чтобы усилить охрану по периметру комплекса.

Дойдя до плаца рядом с казармой, он остановился. Было восемь утра, и специальная команда под звуки гимна поднимала под моросящим дождем самый звездно-полосатый флаг. Гарроуэй замер на месте и вытянулся по струнке, отдавая ему честь.

Эта короткая церемония была для него чрезвычайно важна, особенно если учесть, что, судя по всему, никаких Соединенных Штатов больше не существовало, равно как и Федеративной Республики Америка. В этом крошечном уголке рассыпавшегося осколками мира морпехи первой дивизии жили между памятью о цивилизации и темной, варварской реальностью.

Гарроуэй перешел тропу – некогда широкую дорогу для колесного транспорта, а теперь усаженную с обеих сторон Деревьями дорожку – и оказался на священной земле.

В конце двадцать первого века над этой священной парковой зоной возвели стовосьмидесятиметровый купол из прозрачного стекла, чтобы защитить монумент от губительных последствий кислотных дождей. Сейчас от купола ничего не осталось – пять недель назад его сорвало ураганом, налетевшим с Атлантики во время космического Армагеддона. Однако знаменитая бронзовая статуя – более двадцати трех метров в высоту, включая флагшток, – выстояла. Пять фигур стояли рядом, поднимая флаг – точная копия двухмерного фото, снятого Джо Розенталем. В бронзе были запечатлены пятеро морпехов и морской санитар, каждый десять метров в высоту: сержант Майкл Стрэнк, капрал Харлон Блок, рядовой первого класса Франклин Р. Саусли, рядовой первого класса Айра Хейз и матрос второго класса санитар Джон Брэдли. Розенталь сделал снимок – который позднее принес ему Пулитцеровскую премию – на вершине горы Сурибачи, самой высокой точке крошечного вулканического атолла под названием Иводзима, 23 февраля 1945 года. Из шести изображенных на нем людей, трое – Стрэнк, Блок и Саусли – позднее погибли во время боев у этого самого атолла.

Американский флаг, развевающийся на слегка наклонном флагштоке согласно президентскому декрету от 1961 года двадцать четыре часа в сутки, был сорван ураганом. Однако три недели назад, вскоре по прибытии на базу, морпехи подняли новый – семьдесят две звезды, расположенные концентрическими кругами на синем фоне, тринадцать красных и белых полос, символизирующих тринадцать первых штатов. Сейчас этот флаг уныло повис под мелким противным дождем, словно тоже пал духом.

Гарроуэй снова вытянулся по стойке ‹смирно›, отдавая флагу салют.

После чего с трепетом в сердце приблизился к монументу. Основание из серого шведского гранита; на золотых табличках выгравированы названия и даты всех боевых операций, в которых принимал участие корпус морской пехоты. Здесь же надпись: ‹В память о солдатах корпуса морской пехоты США, которые отдали свои жизни родной стране начиная с 10 ноября 1775 года›. Была и вторая надпись – слова флотского адмирала Честера Нимица, сказанные им по поводу высадки на черные пески Иводзимы: ‹Редкостная доблесть была обычной вещью›.

Правда, мемориал был посвящен не только тем, кто штурмом брал атолл. Он был в честь всех до последнего морских пехотинцев, которые погибли, служа родине, – начиная со времен Американской революции и до тех восьми морпехов, которые отдали свои жизни, сражаясь против сепаратистов на Эридане во время восстания Эостре 2301 года.

Гарроуэй посмотрел на последнюю табличку в этом длинном списке. Интересно, добавят ли к ней новую? Сколько славных морпехов отдали жизни, защищая Землю вдали от нее в Поясе астероидов.

Нет, кто-нибудь наверняка это сделает. Не сейчас, так позже. Гарроуэю вспомнилось, что, когда над Сурибачи подняли флаг, Джеймс Форрестол, находившийся на борту американского военного транспорта в нескольких милях от этого места, якобы сказал своим офицерам: ‹Поднятие флага над Сурибачи – это гарантия существования морского корпуса еще на пятьсот лет вперед›.

Гарроуэй выполнил при помощи вживленного в мозг процессора кое-какие вычисления. Сражение при Иводзиме состоялось триста шестьдесят девять лет назад. Что ж, если предсказание Форрестола верно, то у них в запасе еще сто тридцать один год. И возможно, теперь от них, от морских пехотинцев, зависит, будет ли в ближайшие несколько столетий существовать такая страна, как США, или нет.

Обойдя монумент, Гарроуэй подошел к лазерной пушке на высоком берегу реки Потомак. Сидевший позади баррикады из мешков с песком сержант Хатауэй поднял на него взгляд.

– Эй, привет! Что принесло тебя сюда в дождь?

– Проверка периметра базы. Ну как, все тихо?

– Пока вроде бы да. Думаю, мародеры махнули на это дело рукой и отправились по домам.

– Замечательно, лишь так оно и было. Не советую расслабляться. Особенно когда вместо родной страны мы вернулись в кучу дерьма.

– Понял.

Гарроуэй обвел взглядом прилегающую местность. Мемориал стоял на возвышенности, с которой открывался вид на остров Теодора Рузвельта посреди Потомака – вернее, то, что еще недавно было островом. На противоположной стороне располагался центр Вашингтона, округ Колумбия. Правда, сейчас его было практически не видно из-за завесы мелкого дождя и тумана. Из-за густой облачности ранние утренние часы казались почти сумерками – та же темень, то же уныние.

К счастью, приливные волны, дошедшие сюда с Атлантики, растеряли часть своей разрушительной энергии, пока катились по Делавэру и Мериленду. К тому времени, когда они достигли столицы, их мощь уже порядком иссякла, но и этого хватило, чтобы разрушить не только здания, но и защитный стеклянный купол над парком между зданием Капитолия и монументом Джорджу Вашингтону. Кроме того, под натиском волн резко поднялся уровень воды в Чесапикском заливе и реке Потомак. В результате все, что располагалось ниже Джорджтаунских высот, оказалось под многометровым слоем ила.

Вода по-прежнему стояла высоко, подпитываемая непрекращающимися дождями, хотя ее уровень понемногу начинал снижаться. Потомак все еще был на десять метров выше своего обычного уровня. Прямо под памятником корпусу морской пехоты, там, где когда-то находился остров Теодора Рузвельта, сейчас виднелась лишь бескрайняя водная гладь. Центр имени Кеннеди на другом берегу реки также ушел под воду. Над водным пространством по-прежнему высились лишь уцелевшие каким-то чудом башня Уотергейт и монумент Джорджу Вашингтону. В пяти километрах двухстах метрах отсюда, если верить датчику на дисплее шлема, окруженный со всех сторон водой и обломками, на крошечном острове все еще поднимался полуразрушенный купол Капитолия.

Многие из массивных сооружений этого ‹города памятников›, как вот уже несколько веков называли Вашингтон, выдержали натиски воды и остались стоять. Теперь их некогда белые мраморные стены несли на себе грязные пятна; по ним можно было судить, какой высоты достигал уровень воды три недели назад и насколько он снизился с тех пор. А ведь этот белый мрамор некогда был лицом американской столицы – чистый, гордый, сияющий. Именно таким город представал миру начиная с девятнадцатого века. Более скромные районы Вашингтона, особенно в южной и восточной его части, приливная волна сровняла с землей, и теперь до самого горизонта над бесконечным водным пространством, словно сломанные зубы, торчали остатки зданий. Здесь встретили смерть миллионы людей. Однако многие успели скрыться от стихии. Они нашли спасение в северной и западной части города и теперь обитали на крышах многоэтажных музеев, отелей и прочих внушительных строений.

В последующие недели многие из тех, кто остался в живых, лишились средств к существованию. Вооруженные банды устремились в глубь континента, грабя на своем пути фермы, поселки и города, пострадавшие, в отличие от прибрежной зоны, гораздо меньше. Любые запасы продовольствия, которые чудом уцелели во время Армагеддона, были разграблены в считанные дни. В последние дни все чаше и чаще начали просачиваться слухи о случаях каннибализма

Отчаяние переросло в массовое безумие. Воздушный транспорт, доставлявший продукты, питьевую воду и медикаменты в район американской столицы, не раз подвергался обстрелу. На подлете к Арлингтону грузовой самолет типа С-980 был сбит ракетным огнем к юго-востоку от старой морской обсерватории. Экипаж перебили, содержимое трюмов разграбили. Мародеры оказались хорошо вооружены. Самолет сбили при помощи противовоздушной лазерной пушки, украденной из бывшего арсенала береговой охраны.

Пехотинцы первой морской дивизии были слишком малочисленны, чтобы чувствовать себя в безопасности, поэтому по периметру базы возвели укрепления и огневые точки. Сама база раскинулась на высоком участке берега

Потомака, от командного штаба, расположенного в здании Гендерсон-холла, на юге до монумента погибшим морпехам на севере, словно оберегая с двух сторон священную землю Арлингтонского национального кладбища.

Оборонительная позиция была выбрана на редкость удачно. Все подходы к базе отлично просматривались, что при необходимости давало возможность вести прицельный огонь. Топкое болото, в которое превратился теперь Пентагон, лежало всего в каких-то полутора километрах к востоку. К сожалению, Пентагон располагался в низине, на высоте всего каких-то десяти метров над прежним уровнем моря. Западнее берег резко уходил вверх, так что штаб уже стоял на высоте почти пятидесяти метров. В данный момент предпринимались все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы расчистить проходы среди жидкой грязи. Командование морским корпусом не оставляло надежды добраться до нескольких тысяч мужчин и женщин, как военных, так и гражданских лиц, пойманных, словно в западню, в подземных лабиринтах военного ведомства. Глубокие туннели позволяли также проникнуть на нижние уровни Белого дома, в Капитолий и другие правительственные учреждения. Это было первостепенной задачей, ведь запасы продовольствия и воздуха там явно были на исходе. Раньше нередко говорилось о том, что глубоко под землей своей обособленной жизнью живет еще один город. Оставалось только надеяться на то, что его обитателей удастся спасти.

Что с самого начала обещало быть нелегким делом. На старых чертежах военные инженеры обнаружили место выхода на поверхность нескольких вентиляционных труб и теперь пытались выстроить вокруг них леса. Как только их сооружение будет закончено, аварийные бригады приступят к откачиванию грязи. Это позволит вскрыть вентиляционные шахты и через них вызволить из подземных глубин тех, кто оказался на нижних уровнях. Правда, ход операции замедляло отсутствие необходимого тяжелого оборудования, что в свою очередь означало, что часть работ придется проделать вручную, то есть с использованием технологий двух- и даже трехсотлетней давности.

Леса обваливались уже дважды.

Что еще хуже, большую часть работ приходилось производить под непрекращающимся обстрелом, который велся с крыш многоэтажных башен, расположенных к югу от места работ, служивших штаб-квартирой агентства по контролю за оборотом наркотиков. Четыре раза за прошедшую неделю морпехи штурмом брали эти башни, но внутри никого не оказывалось. Поскольку башни были наполовину затоплены водой разбухшего Потомака, командование решило, что оставлять людей для охраны объекта слишком опасно.

И всякий раз, стоило морпехам покинуть пределы базы, как снайперы тотчас давали о себе знать. Если верить слухам, когда к ним на подмогу прилетят ‹Небесные драконы›, первое, что подлежит уничтожению, это башни.

‹Впрочем, это уже не моего ума дело›, – подумал Гарроуэй. Его подразделение получило приказ нести вахту по периметру базы на участке рядом с мемориалом, в двух с половиной километрах к северо-западу. Здесь мародеры были не столь многочисленны и не столь агрессивны, но все равно склады с продовольствием – его доставка теперь осуществлялась воздухом – притягивали к себе магнитом. Каждую ночь те, кого называли десперадос, отчаянные, пытались пробраться через оградительные сооружения по периметру базы на высоком западном берегу Потомака – несмотря на пушки-роботы, несмотря ни на что.

А ведь за внешней линией укреплений их ждали такие люди, как младший сержант Хатауэй.

– Уже почти десять часов, – сказал ему Гарроуэй. – Будь начеку.

– Уж об этом можешь не волноваться. Не знаю даже, буду ли я теперь когда-нибудь спать или нет. Сам понимаешь, сны… Кстати, тебе они не мешают?

– Еще как. Отлично тебя понимаю. К врачу обращался?

Хатауэй поморщился за забралом шлема.

– Обращался. Говорит, чтобы я воспользовался ЭК. Мол, как рукой снимет. Ничего подобного.

Хатауэй был не одинок в своем несчастье. Многие из его морпехов страдали расстройством сна, в том числе и он сам. Даже валясь с ног от усталости, спать они не могли. Стоило закрыть глаза, как их начинали одолевать кошмары.

Каждый морпех был снабжен ЭК – набором программ по контролю за эмоциональным состоянием, закачанным в его личный имплантат. Это были довольно примитивные программы, позволявшие держать в узде простейшие эмоции. Они также повышали бдительность в боевых условиях, а при необходимости выступали в роли транквилизаторов. Увы, психологическая травма, пережитая морпехами первой дивизии, по своим масштабам не шла ни в какое сравнение с теми, которые были заложены в программу. День за днем они заново переживали один и тот же бесконечный кошмар. Считалось, что загруженное в имплантат программное обеспечение защитит их от постбоевого синдрома и воспоминаний о пережитом ужасе, но, судя по всему, нужные связи еще не были установлены. Пока у них работала лишь локальная сеть, и лишь изредка удавалось выйти на связь с внешним миром.

Тем не менее Гарроуэй не оставлял надежды, что со временем все образуется, что каждый из них научится бороться с ночными кошмарами, не прибегая к помощи компьютерных программ. Ведь пока еще никто из них, в буквальном смысле ни единая душа, не осознал масштабов трагедии, постигшей Землю. А это значит, что эмоциональная травма, ужас, отчаяние и злость, чувство одиночества, которые подспудно терзали каждого из них, будут давать о себе знать только ночью.

Электронные транквилизаторы – это, конечно, нужная вещь, однако хотят этого бойцы или нет, им придется рано или поздно взглянуть правде в лицо, сколь бы суровой она ни была.

Двигаясь по часовой стрелке, Гарроуэй обошел территорию мемориала, проверяя одну за другой огневые точки. Моральное состояние упало, отметил он про себя, однако еще не достигло той критической отметки, когда воинское подразделение становится небоеспособным. Ну продержитесь, ребята, хотя бы еще немного, но продержитесь…

Удостоверившись, что территория мемориала надежно защищена от неприятных сюрпризов, он отправился по тропе в сторону казарм. На плацу Гарроуэй просигналил воздушному катеру, который направлялся на пункт раздачи гуманитарной помощи на краю Ринг-Сити, чтобы тот взял его на борт.

Когда-то это было оживленное, бойкое место, торговый центр и транспортный узел, где пересекались людские потоки, и оно как магнит притягивало к себе тех, кто искал работу. В свое время города вырастали, как правило, на торговых путях. Сначала на водных – на судоходных, полноводных реках, – а затем вдоль железнодорожных веток.

Увы, в двадцатом и двадцать первом веке что-то пошло не так. Резкий рост населения и не менее резкий рост преступности, напряженные межрасовые отношения и, что самое главное, рост городских налогов на торговые и промышленные предприятия вытеснили людей и рабочие места из городов в пригороды. Тогда-то и начали возникать так называемые города-спутники.

В последующие столетия старым городам удалось более или менее вернуть былое значение, главным образом за счет того, что промышленность и энергетика постепенно переместились на околоземную орбиту. Пришествие нанотехнологий также изменило полуразрушенную инфраструктуру. Повсюду начали возводить гигантские многоэтажные жилые комплексы, этакие вавилонские башни – благо что их сооружение обходилось относительно Дешево, – в результате чего люди вернулись в города.

Правда, там, где раньше жили считанные тысячи, теперь обитали сотни тысяч.

Тем не менее города-спутники выжили – как правило, как независимые административные единицы. К западу от Вашингтона, уже на территории Виргинии, Александрия-Фэйрфакс начинался с десятка торговых центров, которые постепенно слились в городскую агломерацию, растянувшуюся вдоль старой вашингтонской окружной дороги.

Сидя на заднем сиденье воздушного катера с десятком других морпехов, Гарроуэй наблюдал, как на экране грузового отсека постепенно меняется пейзаж – деревья лесопарковой зоны вскоре уступили место внушительным белым башням. Расположенный выше Вашингтона, этот бывший город-спутник американской столицы пострадал от Армагеддона значительно меньше. Приливная волна, прокатившаяся вверх по течению Потомака, залила большую часть старой Александрии, а вот многоэтажные жилые комплексы устояли. Значительная часть города выгорела с приходом мародеров, однако большинство жителей решили остаться на месте. Совместными усилиями они превратили город в неприступную крепость, что позволяло сдерживать беспрестанные нападения со стороны орд мародеров.

Увы, запасы продовольствия у горожан были ограничены, но еще хуже дело обстояло с питьевой водой. Когда две недели назад морпехи первой дивизии сошли с трапа в Арлингтоне, они обнаружили толпы голодных горожан, которые отчаянно нуждались в продовольствии, чистой воде, медицинской помощи и, что самое главное, в защите от мародеров.

Воздушный катер влетел в специальное отверстие в гигантской стене спортивного комплекса, титанических размеров сооружения под огромным куполом, предназначенное для восьми тысяч зрителей. Комплекс высился над старым городским центром Арлингтона примерно в километре к западу от монумента павшим морпехам. Воздушный катер приземлился внутри главного стадиона. Морпехи, образовав живую цепь, принялись из рук в руки передавать ящики с нанопайками. Гарроуэй поблагодарил пилота за то, что тот взял его на борт, и принялся искать взглядом Кроум.

Вскоре он нашел ее. Она отвечала за безопасность на пункте раздачи гуманитарной помощи в секторе С-Д.

– Эй, Кроум! – крикнул он ей по закрытому каналу связи. – Как дела?

– Триггер!

Она стояла на высокой платформе, своего рода сцене, над которой был развернут голографический транспарант с надписью ‹Центр оказания гуманитарной помощи›. Ниже были перечислены правила: не толпиться, стоять строго по одному, друг за другом, поддерживать порядок и не пытаться пролезть без очереди.

– Что ты здесь забыл? Я думала, что утром у тебя свободное время.

– На фиг оно мне, – ответил он, забираясь к ней на платформу. – К тому же дел невпроворот. Да и вообще настроение хреновое.

– Понимаю. – Кроум обвела взглядом стадион. Он быстро наполнялся людьми, как гражданским населением, так и людьми в военной форме. Сцена была поднята над уровнем пола на добрых три метра, что давало отличную возможность для обзора. – Ты не один такой. Главное – понимать, где законный боевой мандраж, а где нормальная, здоровая паранойя.

Этот самый мандраж – вещь хорошо знакомая любому ветерану боев, начиная со времен Саргона Великого. Военные психологи теперь принимали как факт обострение всех экстрасенсорных способностей и даже работали над их развитием посредством ментальных дисциплин, таких как вейджи-до. Но, как верно заметила Кроум, провести разграничительную черту между ним и обыкновенным страхом было довольно трудно.

Для Гарроуэя боевой мандраж означал прежде всего неприятное ощущение внизу живота, предчувствие чего-то зловещего. Гнетущее, тревожное чувство внутренней опустошенности, неотличимое от страха. Обычно в таких ситуациях – как и сейчас – он пытался найти для себя какое-то полезное дело. И если его экстрасенсорным антеннам не хватало чувствительности, чтобы уловить сигналы реальной опасности, например откуда и когда ждать нападения, то следовало просто быть готовым к чему угодно.

Он поднял глаза на крышу купола, раскинувшегося на целых двести метров. В одном месте зияла зубчатыми краями дыра, сквозь которую с серых небес на голову капал противный мелкий дождь. Восточную часть купола снесло полностью, однако даже того, что осталось, хватало, чтобы укрыться от непрекращающегося дождя. Что еще важнее, спортивный комплекс легко превратился в надежный бастион, откуда можно осуществлять раздачу гуманитарной помощи. Каждое утро сюда приезжали представители местного населения – кто на грузовиках с водородным двигателем, кто по кое-как восстановленной магнитной дороге, даже на запряженных лошадьми подводах, – чтобы получить драгоценную подачку: запас питьевой воды и нанопищи. Приходили и отдельные граждане; в обмен на паек для себя и семьи они по несколько часов добровольно помогали при раздаче гуманитарной помощи.

– Внимание! – донеслось из громкоговорителя откуда-то сверху. – Гражданские лица подходят к пунктам выдачи! Если вы представляете себя лично, свою семью или квартал, пожалуйста, выстраивайтесь в очередь в алфавитном порядке и соблюдайте установленные правила. Если вы здесь для того, чтобы получить помощь для жителей вашего города, проследуйте к пунктам, где обозначен ваш город или район. Внимание…

Это сообщение повторялось снова и снова. Заграждения, отделявшие поле от трибун, убрали, и из аморфной людской массы, толпившейся у главных ворот на стадион, начали отделяться люди и машины, ручейками устремляясь внутрь. Оказавшись на поле, они направлялись к одному из пятнадцати пунктов раздачи в центре стадиона. Гарроуэй на всякий случай отстегнул карабин и встал рядом с Кроум, глядя, как толпа подкатывает все ближе и ближе.

Большинство тех, что пришли сюда пешком, выстроились в очередь перед пунктами раздачи, обозначенными буквами алфавита. Транспортные средства направились туда, где были написаны названия городов – Арлингтон, Александрия, Бетезда, Сильвер-Спрингс и так далее. Дурное предчувствие, владевшее им с самого утра, подскочило на одну отметку выше. Если что-то должно случиться, то уже совсем скоро.

Первостепенной задачей, стоящей перед их полком, было спасение военных и гражданских лиц, попавших в западню и находившихся под слоем грязи Потомака, однако полковник Ли стоял за то, чтобы морпехи в первую очередь помогали мирному населению, тем более что последнее крайне нуждалось в такой помощи. Начали с того, что стали заказывать на орбитальной фабрике больше нанопищи, утаив, правда, от начальства, для кого она предназначена. К тому времени, когда обман раскроется, можно будет с чистой совестью заявить, что гражданские лица оказывали морпехам содействие в операции по спасению пленников Пентагона и даже по защите периметра базы. Разумеется, не безвозмездно, а в обмен на продукты и воду.

Правда, если быть до конца честным, Гарроуэю не давала покоя мысль о возможных бунтах. Нет, не потому, что продуктов не хватало. Просто людям вскоре осточертеют полевые нанопайки.

Полевые нанопайки были обычным явлением в армии вот уже более ста лет. Их идея проста. Любая пища, как и организмы, которые ею питаются, по сути дела, состоят из одних и тех же органических молекул, которые, в свою очередь, состоят из одних и тех же химических элементов – главным образом углерода, водорода, кислорода и азота. Нанороботы – мельчайшие, не видимые невооруженным глазом механизмы, каждый размером меньше микрона, – работая в количестве, достигающем несколько миллиардов, с поразительной скоростью манипулировали огромным количеством атомов, переставляя их последовательность. Сырьем для нанопайков служила жидкая грязь, выкачанная откуда-нибудь со дна реки, или даже обычные канализационные стоки.

Морпехам ничего другого не оставалось, как питаться этой гадостью, скажем, во время длительных космических перелетов или на далеких планетах с чуждой биосферой. Разумеется, у них имелось немало своих названий для пресловутых пайков, вроде ‹дерьмо на палочке›, и даже еще более хлестких.

Беда в том, что паек, стерильный и питательный, был абсолютно безвкусным. Причем отнюдь не потому, что ему невозможно придать вкус, а из-за закона об авторских правах на программное обеспечение. Когда в конце двадцать второго века производство нанопищи было налажено в массовых количествах, первое время имела место ожесточенная конкуренция между биоинженерами, своего рода золотая лихорадка в век высоких технологий. Все наперегонки стремились разработать искусственные молекулярные ароматизаторы для придания пище вкуса и запаха. Ресторанный бизнес, специализировавшийся на изысканной кухне, давно уже присвоил себе контроль за нанопроцессами, посредством которых безвкусная масса болотного цвета превращалась в нечто, по вкусу, запаху и внешнему виду неотличимое от Escalopes de Saumon Gigondas или свежего зеленого салата под соусом из синего сыра.

Разумеется, программы для придания пайкам вкуса можно бесплатно скачать из сети, но поскольку сама сеть рухнула, то вместе с ней накрылись и программы. Копии таких программ имелись в локальных сетях на космических станциях и колониях, в том числе такие дешевые, не требовавшие никакого копирайта версии, как цыпленок, шоколад и им подобные. Но даже скачать этот примитивный софт в условиях царивших повсюду хаоса и разрухи не представлялось возможным, тем более что были дела и поважнее.

Так что все действия по оказанию гуманитарной помощи свелись к обеспечению населения незамысловатыми армейскими пайками и пресной водой. Кстати, чистую воду также получали при помощи нанотехнологий. Эти же самые технологии позволяли превратить грязь, металлолом и разного рода мусор во временное нанобетонное жилье, баррикады и даже запчасти для разного рода техники. Простейшая наномедицина была более специализированной, однако и такие программы можно раздобыть в военных сетях. Это позволяло в самое короткое время создать в буквальном смысле полчища микроскопических нанороботов, которые укрепляли иммунную систему, помогали затягиваться ранам и занимались профилактикой старых убийц рода человеческого, что всегда поднимали голову после разного рода несчастий – холеры, брюшного и сыпного тифа, дизентерии, чумы, гриппа и множества других не менее опасных болезней.

‹Не будь нанотехнологий, – подумал Гарроуэй, – ни о какой гуманитарной помощи не было бы и речи›. Надеяться на то, что пищу для прокорма оставшегося на Земле населения можно вырастить на других планетах или космических станциях, было по меньшей мере наивно. Даже при наличии такой возможности в Солнечной системе просто не было нужного количества космических кораблей. Голод и болезни унесли бы еще как минимум пятую часть из нескольких миллиардов выживших, притом еще до того, как наступит долгая зима, которую предвещали планете.

И все равно жаль, что нельзя придать этой мерзкой, болотного цвета массе хотя бы вкус курицы.

Как бы там ни было, с орбиты недавно поступило сообщение, что огромные, работающие на солнечной энергии нанофабрики в точках Лагранжа, которые раньше использовались в военных целях, переоборудованы для массового производства пищи для гражданского населения Земли. Предполагалось, что их наладка займет три недели. После чего нанороботы, запрограммированные на производство пищи, жилья, медицинских препаратов и даже строительного оборудования, будут отправляться вниз в количестве нескольких мегатонн.

Главное – продержаться до этого момента.

Гарроуэй обвел глазами очереди. Взгляд выхватил несколько морпехов на главной площадке перед пунктами раздачи, помеченными буквами алфавита. При помощи вмонтированной в шлем оптики он взял их крупным планом. На вид совсем юные: никаких бронекостюмов, лишь камуфляжная форма и фуражки. Гарроуэю они показались иностранцами – черные волосы, смуглая кожа, пухлые губы. Сначала он принял их за солдат из Южной Индии, возможно, из числа вооруженных сил Всемирного союза. Однако когда запросил сведения о них по внутренней сети, оказалось, что это рекруты с Иштара. Он уже слышал о них неделю назад, но из-за хаоса и неразберихи этот факт вылетел из головы.

– Как там твои космические новички? – поинтересовался он у Кроум.

– Иштарцы? Вроде бы нормально. Правда, за ними нужно присматривать, как за малыми детьми. Ведь они все еще рекруты.

– Это точно. Насколько я помню, их предполагалось направить в тренировочный лагерь на Пэррис-айленд.

– Верно, только с той разницей, что никакого Пэррис-айленда больше нет.

От этих ее слов Гарроуэю стало грустно. Нет, конечно, еще не было такого морпеха, который бы сказал, что ему там нравится, однако стоило получить заветные ‹корочки›, как народ начинал вспоминать учебный лагерь с поистине мазохистской ностальгией.

Сколь многого мы лишились…

– И что нам теперь с ними делать?

– Они уже прошли лагерь предварительной подготовки, – ответила Кроум, – так что совершенно неотесанными их не назовешь.

Секунду помолчав, она пожала плечами.

– Черт, Тригг, хорошо, что есть хотя бы такие.

Гарроуэй кивнул. Разумеется, опытные бойцы им не помешали бы. Сейчас здесь на стадионе, кроме него самого, находилось около двадцати морпехов, следивших за тем, чтобы вода и нанопайки раздавались строго в порядке очереди.

И тем не менее его не отпускало чувство, что что-то не так… но что?

Неожиданно по стадиону прокатился грохот. Гарроуэй присел и вовремя успел заметить, как с северной стороны купола сыплются куски, буквально в пятидесяти метрах справа от него. Раздались крики, люди бросились из очередей врассыпную.

– Они идут сюда! – крикнул кто-то по каналу тактической связи.

– Бандиты! – раздался другой голос. – Бандиты у северных ворот.

– Поддерживать порядок! – прогремел голос из громкоговорителя откуда-то сверху. – Всем оставаться на местах. Не поддаваться панике.

И тогда прозвучал второй взрыв – высоко над головой. Сначала сверху посыпался дождь обломков, после чего где-то снаружи раздался глухой стук, и все надежды на восстановление порядка рухнули в одночасье.