"Аборт. Исторический роман 1966 года" - читать интересную книгу автора (Бротиган Ричард)

КНИГА 1:ДЕВЧОНКИ-ПАСТУШКИ, ПОШЛИ ПОГУЛЯЕМ?

Библиотека

Прекрасная библиотека, своевременная, соблазнительная, очень американская. Время — полночь, и библиотека глубока, таинственна, ее уносит во тьму этих страниц, точно уснувшее на руках дитя. Хотя она «закрыта», мне не нужно идти домой — она и есть мой дом — уже много лет мой дом здесь, и я должен быть в нем все время. Это моя обязанность. Не хотелось бы казаться мелким чиновником, но я боюсь даже подумать, что случится, если кто-нибудь зайдет, а меня на месте не окажется.

Я сижу за этим столом уже несколько часов и смотрю на сумеречные полки с книгами. Мне очень нравится их соседство, нравится, как они почитают доски, на которых нашли покой.

Я знаю — пойдет дождь.

Весь день тучки заигрывали с синим изяществом неба — развешивали по нему свои тяжелые черные наряды, но дождя пока не случилось.

Я «закрыл» библиотеку в девять, но если кто-то принесет книгу, на двери имеется колокольчик, и я открою, что бы ни делал: спал, готовил еду, ел или занимался любовью с Вайдой, которая скоро сюда придет.

Она заканчивает работу в 11:30.

Колокольчик привезли из Форт-Уорта, Техас. Человек, который его нам привез, уже умер, и никто никогда не узнал, как его зовут. Он просто принес колокольчик и поставил его на стол. Ему было неловко, и он сразу ушел — просто чужой человек, много лет назад. Колокольчик невелик, но он задушевно путешествует по серебряной тропинке, которой известна карта к нашему слуху.

Книги приносят поздно вечером и рано утром. И я должен их встречать. Такова моя работа.

Я «открываю» библиотеку в девять часов утра, а «закрываю» в девять вечера, но сам остаюсь внутри и круглые сутки, семь дней в неделю встречаю книги.

Пару дней назад одна старушка принесла книги в три часа ночи. Во сне я услышал звон колокольчика, точно мне в ухо с большой высоты вылили небольшую шоссейную дорогу.

Вайду он тоже разбудил.

— Что это? — спросила она.

— Колокольчик, — ответил я.

— Да нет же — книга.

Я сказал ей не вылезать из постели и уснуть снова — все сделаю сам. Я встал и оделся, как подобает для встречи новой книги.

Одежда у меня не дорогая, но приветливая, аккуратная, и внешний вид мой располагает. Людям становится лучше, когда они на меня смотрят.

Вайда снова уснула. Она красивая — длинные черные волосы разметались по подушке веером темных озер. Я не смог удержаться и приподнял покрывало — полюбоваться на нее.

Над этой невероятно странной штукой — ее телом, лежащим сейчас недвижно и драматично, — воздушным садом парил цветочный аромат.

Я вышел и зажег свет в библиотеке. Стало довольно жизнерадостно, несмотря на три часа ночи.

Старушка дожидалась меня за тяжелым стеклом парадной двери. Библиотека у меня очень старомодная, и эта дверь вызывает у посетителей какое-то истовое почтение.

Женщина отчего-то волновалась. Она была очень стара, лет восьмидесяти, я бы сказал, и одета так, как обычно свойственно беднякам.

Но — неважно… богатые, бедные… принимаю я всех одинаково, по-другому никогда и быть не может.

— Я только что закончила, — произнесла она через толстое стекло еще до того, как я открыл дверь. Хотя стекло сильно замедляло голос, из него рвались веселье, выдумка и чуть ли не молодость.

— Я очень рад, — ответил я через дверь. Я просто не успел еще ее открыть. Радость через стекло у нас была общей.

— Всё! — сказала она, войдя в библиотеку в сопровождении восьмидесятилетней старушки.

— Поздравляю! — сказал я. — Написать книгу — это так чудесно.

— Я всю дорогу пешком прошла, — сообщила старушка. — Вышла в полночь. Была бы моложе — дошла бы и быстрее.

— Где вы живете? — спросил я.

— В отеле Кита Карсона^[1], - ответила она. — И я написала книгу. — И она торжественно вручила ее мне, точно самую драгоценную вещь на свете. Так оно и было.

Тетрадь с отрывными листами — их в Америке можно найти повсюду. Нет такого места, где бы их не продавали.

К обложке была приклеена большая этикетка, и поперек нее толстым зеленым карандашом значилось:

МИССИС ЧАРЛЬЗ ФАЙН АДАМС

ЦВЕТОВОДСТВО ПРИ СВЕЧАХ

В НОМЕРАХ ГОСТИНИЦ

— Какое изумительное название, — сказал я. — Я уверен, во всей библиотеке у нас не найдется такой книги. Ваша — первая.

Широкая улыбка играла у нее на лице — оно состарилось сорок лет назад, его изъели газы и изгнанная юность.

— На эту книгу у меня ушло пять лет, — сказала она. — Я живу в отеле Кита Карсона, и в номере вырастила множество цветов. Номер у меня без окон, поэтому приходится жечь свечи. С ними получается лучше всего.

Кроме этого, я выращивала цветы при лампаде и под увеличительным стеклом, но им не очень удается, особенно — тюльпанам и ландышам.

Я даже пыталась разводить цветы при свете фонарика, но совершенно разочарована. Три или четыре фонарика истратила на ноготки, а ничего путного так и не вышло.

Самое лучшее — свечи. Цветам, кажется, нравится запах тающего воска — понимаете, о чем я, да? Лишь покажите цветку свечу, и он начинает расти.

Я пролистал книгу. Этим здесь тоже приходится заниматься. На самом деле, никто больше ее листать не будет. Книга была написана от руки красным, зеленым и синим карандашами. В ней были рисунки — гостиничный номер и цветы, что там росли.

Номер у нее был очень маленький, а цветов — много. Они росли в жестяных банках, бутылках, кружках в окружении горящих свечей.

Комнатка напоминала собор.

Еще там имелись рисунки бывшего управляющего отеля и гостиничного лифта. Похоже, лифт в отеле — очень унылое место.

На портрете управляющий выглядел несчастным, усталым, явно нуждался в отпуске. Кроме того, он как бы смотрел через плечо на то, что вот-вот попадется ему на глаза. Видеть ему это совсем не хотелось, но оно вот-вот появится. Под рисунком было написано:

УПРАВЛЯЮЩИЙ ОТЕЛЯ КИТА КАРСОНА,

ПОКА ЕГО НЕ УВОЛИЛИ

ЗА РАСПИТИЕ СПИРТНОГО В ЛИФТЕ

И КРАЖУ ПРОСТЫНЕЙ

В книге было около сорока страниц. На вид — очень интересная, она станет ценным пополнением нашего собрания.

— Вероятно, вы устали, — сказал я. — Присядьте, а я сделаю вам чашечку растворимого кофе.

— Это было бы чудесно, — ответила старушка. — Я пять лет писала книгу о цветах. Я очень старалась. Я люблю цветы. Жалко, конечно, что в комнате нет окон, но я обошлась и свечами. Тюльпаны сильно вытянулись.

Когда я вернулся к себе в комнату, Вайда крепко спала. Я включил свет и разбудил ее. Она заморгала, а в лице ее появилось что-то мягкое и мраморное — как у всех красивых женщин, если их неожиданно разбудить, а они еще не совсем проснутся.

— Что случилось? — спросила она. — Еще одна книга, — ответила она на свой же вопрос.

— Да, — подтвердил я.

— О чем? — машинально спросила она, словно нежный человеческий фонограф.

— О том, как выращивать цветы в гостиничных номерах.

Я поставил воду для кофе и присел рядом с Вайдой, а она свернулась калачиком и положила голову мне на колени, омыв их потоками черных волос.

Выглянула грудь. Просто невероятно!

— Так и что там с цветоводством в гостиницах? — спросила Вайда. — Наверное, не очень просто. В чем суть истории?

— В свечах, — ответил я.

— Угу, — сказала Вайда. Лица ее я не видел, но все равно знал — она улыбается. Смешные представления у нее о библиотеке.

— Ее написала одна старушка, — продолжал я. — Она очень любит цветы, но у нее в номере совсем нет окон, поэтому цветы она выращивает при свечах.

— Ох, мамочки, — сказала Вайда тем тоном, которым всегда говорила о библиотеке. Ей кажется, что здесь жутко, и вообще это место ей не нравится.

Я не ответил. Вода закипела, я зачерпнул ложкой растворимого кофе и высыпал его в чашку.

— Растворимый кофе? — спросила Вайда.

— Да, — ответил я. — Нужно угостить женщину, которая только что принесла книгу. Она очень старая, и ей пришлось пройти пешком долгий путь. Мне кажется, ей нужно выпить чашечку растворимого кофе.

— Судя по всему, да. И, может быть, даже заесть амилнитратом^[2]. Шучу, шучу. Тебе помочь? Я сейчас встану.

— Не надо, милая, — ответил я. — Я сам справлюсь. А мы съели все печенье, которое ты испекла?

— Нет, — сказала она. — Печенье вон там, в пакете. — Она показала на белый бумажный пакет на столе. — Мне кажется, еще осталась пара шоколадных.

— Зачем ты положила их в пакет?

— Не знаю, — ответила она. — А зачем вообще кладут печенье в пакеты? Просто положила.

Вайда подперла голову рукой и наблюдала за мной. Она была невероятна: ее лицо, глаза, ее…

— Вернее не скажешь, — согласился я.

— Я права? — сонно спросила она.

— Ага, — ответил я.

Я поставил кофейную чашку на небольшой деревянный поднос вместе с консервированным молоком, сахаром и блюдцем для печенья.

Поднос мне подарила Вайда. Она купила его в «Импорте для бережливых», чтобы сделалать мне сюрприз. Я люблю сюрпризы.

— Пока-пока, — сказал я. — Спи дальше.

— Ладно. — Она укрылась одеялом с головой. Прощай, любимая.

Я вынес старушке кофе с печеньем. Она сидела за столом, уткнувшись головой в согнутый локоть, и дремала. На ее лице проступило мечтательное выражение.

Мне очень не хотелось ее тревожить. Я знаю, сколько стоят сны, но, увы…

— Э-эй? — сказал я.

— Ой, здравствуйте, — ответила она, аккуратно разломив сон.

— Пора пить кофе, — сказал я.

— О, как это мило, — сказала она. — Мне как раз нужно проснуться. Я немножко устала — так долго шла пешком. Наверное, можно было бы подождать до завтра и приехать на автобусе, но мне так хотелось принести вам книгу, ведь я дописала около полуночи, а работала над ней пять лет.

— Пять Лет, — повторила она, словно так называлась страна, где она была Президентом, цветы, растущие при свечах в гостиничном номере, — кабинетом министров, а я сам — министром по делам библиотек.

— Я, наверное, прямо сейчас внесу книгу в каталог, — сказал я.

— Чудесно, — ответила она. — Изумительное печенье. Вы сами испекли?

Вопрос показался мне довольно странным. Меня об этом раньше никогда не спрашивали. Я очень удивился. Смешно, что люди могут застать тебя врасплох вопросом о печенье.

— Нет, — сказал я. — Это не я испек. Это мой друг.

— Ну, кто бы его ни испек, этот человек знает, как нужно печь печенье. Шоколад на вкус изумителен. Такой шоколадный.

— Хорошо, — ответил я.

Пришло время регистрировать книгу. Мы записываем все поступления в Гроссбух Библиотечного Фонда. Это перечень всех книг, которые мы получаем — день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Все они оказываются в Гроссбухе.

Мы не пользуемся ни десятичной системой классификации Дьюи^[3], ни любой другой системой учета. Просто вносим каждую книгу в Гроссбух Библиотечного Фонда, а потом возвращаем ее автору, и он уже волен поставить ее на ту полку библиотеки, которая ему больше нравится.

Совершенно неважно, где стоит книга, потому что их никто никогда не берет на руки и никто не приходит сюда их читать. Не такая у нас библиотека. У нас — другая библиотека.

— Мне очень понравилось ваше печенье, — сказала старушка, доедая последнее. — Очень хороший шоколадный вкус. В магазине такого печенья не купишь. Так их, значит, испек ваш друг?

— Да, — ответил я. — Мой очень хороший друг.

— Вот и молодец, — сказала старушка. — Такого сейчас уже не сыщешь, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — ответил я. — Шоколадное печенье — это очень хорошо.

Их испекла Вайда.

Старушка допивала последние капли кофе, выцеживая их снова и снова, хотя в чашке ничего не было. Ей хотелось убедиться, что в чашке не задержалось ни капли — последнюю она выпила целых два раза.

Я понял, что старушка уже собирается попрощаться и уйти, по тому, как она пыталась встать со стула. И я знал, что больше она сюда не вернется. Это ее единственный поход в библиотеку.

— Написать книгу — это так чудесно, — сказала она. — А теперь книга дописана, и можно снова вернуться в номер, к моим цветам. Я очень устала.

— Вот ваша книга, — произнес я, отдавая ей книгу. — Можете поставить ее на любую полку.

— Я так волнуюсь, — ответила она.

Старушка очень бережно понесла свою книгу к той секции, куда какой-то подсознательный след обычно приводит детей, когда те ставят на полки свои книжки.

Я не припомню, чтобы туда ставил книгу кто-нибудь старше пятидесяти лет, но она направилась именно к этой полке, точно ее вели за руку дети, и поставила свою книгу о цветоводстве при свечах в номерах гостиниц прямо между книгой об индейцах (в их защиту) и иллюстрированным, очень симпатичным трактатом о клубничном варенье.

Она уходила из библиотеки счастливая — пешком назад, в отель Кита Карсона, к цветам, которые ее там ждали.

Я погасил в библиотеке свет и отнес поднос к себе в комнату. Библиотеку я знал настолько хорошо, что мог ходить по ней в полной темноте. Обратный путь в комнату мне скрашивали мысли о цветах, Америке и Вайде, спавшей, точно фотография в библиотеке.