"Помпеи" - читать интересную книгу автора (Сергеенко Мария Ефимовна)

Глава III КАМПАНИЯ И ПОМПЕИ

Если читатель взглянет на карту древней Италии, то он увидит к юго-востоку от Лация узкую равнину (рис. 1), прилегающую к морю; с восточной стороны она граничит с Луканией,[8] от гор отделена рекой Силаром. Высокие отроги Самнитских гор заслоняют ее от холодных северных ветров. В древности этот край назывался «Кампанией», т. е. «луговой» или «равнинной» страной («campus» значит «поле», «равнина»), и получил прозвище «счастливого»: «счастливая Кампания» — «Campania felix». Когда у античных историков и географов заходит речь об этой области, то в рассказ их, обычно спокойный, врываются ноты такого восторга, что деловито-сухое повествование превращается в одушевленное славословие: они говорят, что холмы Кампании покрыты виноградом, дающим вино, прославленное во всем мире; там земля, оставленная под паром, одевается розами, пахнущими слаще, чем садовые, а маслины так щедро снабжают людей маслом, что его остается для приготовления ароматов больше, чем по другим местам для еды. Один из замечательнейших историков древности, Полибий, человек острого и трезвого ума, заговорив об этих краях, вспомнил древние легенды о том, как боги спорили между собой за отдельные области и города: «скорее всего об этих равнинах мог быть спор у богов — так они прекрасны и плодородны». Почва Кампании — вулканического происхождения — отличалась неистощимым плодородием. Встречались места, где круглый год снимали жатвы, одну за другой: ячмень сменяло просо, за ним шла репа, после нее сеяли опять ячмень или пшеницу. Лучшие итальянские вина приготовлялись в Кампании, и к старым знаменитым сортам, прославившимся на весь мир, кампанские виноделы, прилежно следившие за требованиями и вкусами рынка, прибавляли с течением времени еще новые сорта, которые, правда, уступали Фалерну и Массику, но были, по оценке знатоков, отнюдь не плохи. Города были опоясаны огородами и садами: кампанцы исстари славились как превосходные садовники, умело ходившие за садовыми и декоративными растениями. По всей Италии были известны их каштаны и вишни, их спаржа, дыни и особенно капуста — любимый итальянский овощ, обязательное блюдо на столе у богача и у бедняка. Разведением капусты занималось несколько кампанских городов, выведших каждый свой особый сорт. Лучшее оливковое масло шло опять-таки из Кампании. Море у ее берегов изобиловало хорошей рыбой. Прекрасный климат, теплый и мягкий, обилие солнца и здоровое дыхание моря — все это давало древним основание считать, что «не было страны прекраснее Кампании не только в Италии, но и во всем целом мире» (Флор[9]).

Рис. 1.

Путешественник, едущий с севера вдоль берегов Кампании, обогнув Мизенский мыс, попадает в залив, который теперь называется Неаполитанским, а в древности именовался Кумским (от ближайшего города Кум) или «Кратером» за свое сходство с чашей (греческое «crater» значит «чаша»), Везувий делит равнину, прилегающую к заливу, на две неравные части: восточная оказывается как бы запертой между ним, между высокими, круто обрывающимися к морю горами Соррентского полуострова с юго-востока и цепью горных отрогов с севера. Сама природа указывала жителям этой страны на море, как на самый удобный путь для общения с остальным миром. К морю приводил Сарн — единственная река этого района, которая и в наше время обильна водой, а тогда была судоходной.

В какие-то незапамятные времена поток лавы, текший от Везувия на юго-восток к морю и постепенно застывавший на своем пути, образовал метрах в 500 от моря довольно высокий холм (42,53 м в самой высокой точке). На этом холме тогда и были основаны Помпеи.

Такой благодатный край, как Кампания, должен был, конечно, издавна привлекать людей. Древнейшее население Кампании, которое известно под именем «осков», мы знаем мало и плохо. В VIII в. до н. э. сюда заехали греческие поселенцы, гонимые неурядицами на родине, жаждой наживы, безудержной любознательностью и такой же страстью к приключениям. Недалеко от нынешних Пуццол, на крутой скале, одиноко подымающейся среди прибрежной равнины, вырос город, названный по имени далекой родины — Кумами. Поселенцы возделывали землю и занимались торговлей; для местного населения город их стал школой, куда в науку пошли ближайшие соседи, а затем и дальние: Лациум и Этрурия. О том, чему выучились в этой греческой школе итальянские племена, есть много красноречивых свидетелей: прежде всего алфавит, заимствованный из Кум, а затем ряд греческих слов, которые местному населению пришлось взять у пришельцев, чтобы обозначить ими предметы и явления, дотоле не известные. Греки обратили внимание туземцев на невысокое дерево с особой серебристо-серой листвой, крупные черные ягоды которого обладают своеобразным острым вкусом и дают прекрасное масло, и научили их уходу за ним: латинские слова «oleum» («масло») и «oliva» («маслина») — греческого происхождения. Греки же показали им, как управлять кораблем: слова «ancora» («якорь») и «gubernare» («править рулем») — тоже греческие. Познакомили они их и с монетой, и с весами, с театром и театральными представлениями: «театр», «сцена», «трагедия», «комедия» — все эти слова заимствованы латинским языком из греческого, а из латинского перешли к нам. Известны слова Горация о том, что побежденная Греция покорила своим культурным влиянием Рим, победивший ее. Это влияние проникло в Италию в те отдаленные времена, когда о Риме еще и слышно не было, и его форпостом была как раз Кампания.

Обжившись на новой родине, греки повели оживленную торговлю не только с местным населением, но и с этрусками, которые, по-видимому, являлись частыми гостями на этих берегах. Вскоре, однако, мир был нарушен: в VI в. «владыки моря», как называли этрусков того времени, выступают в Кампании уже не в роли купцов, а в качестве завоевателей: они захватывают всю равнину между Кумами и Капуей и утверждаются еще в нескольких городах. Греки не сдавались; завязалась упорная борьба, и в 524 г. этруски были разбиты под Кумами, а в 474 г. потерпели у тех же берегов тяжелое поражение в морской битве. Но воюющие стороны не ожидали грозы, надвигавшейся совсем с другой стороны.

В горах, закрывающих Кампанию с северо-востока, жил ряд родственных между собой племен, объединяемых под общим именем «самнитов» или «сабеллов». Суровые горцы, едва тронутые культурным влиянием своих соседей, живущих на равнине, были лихими воинами и бедными людьми, которым часто не хватало пропитания на их бесплодных скалах, между тем как внизу, у подножия этих скал, расстилался край, дышащий изобилием. Волна за волной самниты начинают спускаться с гор, и города Кампании один за другим переходят в их руки. В 445 г. они захватили Капую, этрусские основатели которой, по словам Ливия,[10] «устав от войны, приняли их в гражданство и наделили землей». Новые граждане, улучив удобный момент, перебили старых хозяев и стали полновластными господами богатого цветущего города. Семнадцать лет спустя под их напором пали Кумы, а Неаполь продолжал сохранять свою свободу только по имени. Вся Кампания стала оско-самнитской (самниты и оски между собой родственны).

Новые завоеватели были щедро одаренным, восприимчивым народом, быстро освоившимся с греческой культурой, которая прочно утвердилась в этом крае. От греков они заимствовали многое, но, как всякий сильный народ, бережно сохраняли и свое национальное достояние. Господствующим языком по всей Кампании стал оскский. Греческие надписи на монетах сменились оскскими, но изображения богов, которые на них выбивались, остались греческими. Греческой была архитектура храмов, и италийская планировка частных домов начала обогащаться греческими элементами. Молодежь увлекалась спортом на греческий манер; в кампанских городах строили палестры. Римское завоевание Кампании проложило сюда в III в. до н. э. дорогу латинскому языку и римским обычаям, но не нанесло ущерба этой богатой и своеобразной культуре: оскский язык остается по-прежнему господствующим, города сохраняют свое самоуправление и живут своей жизнью^{7}.

За все это время мы не знаем в жизни Помпей ничего, что выделило бы их среди остальных городов: их история растворяется в общей истории Кампании. Мы не знаем времени, когда Помпеи были основаны, и не можем с полной уверенностью объяснить самое имя их. Его производят от оскского слова «pompe», которое означает «пять» и соответствует латинскому «quinque», означающему тоже «пять». Как от «quinque» образовалось имя видного римского рода Квинтиев, так в Кампании от «pompe» пошло прозвище рода Помпеев (имя «Помпей», между прочим, было очень частым в тех местах). Если это объяснение верно, то Помпеи первоначально могли быть поселением, принадлежавшим роду Помпеев: так Тарквиниями[11] владел когда-то могущественный этрусский род Тарквиниев. Так почти повсюду в Кампании, и в Помпеях, последовательно хозяйничали оски, этруски и самниты. Вот все, что известно нам о Помпеях за период времени в несколько веков. Впервые имя Помпей упоминается Ливием под 311 г. — в разгаре войны самнитов с Римом, но это голое упоминание одного имени ничего не дает. Помпеи продолжают оставаться в тени и в мирную пору, и во время войн. Мы не знаем, как вели они себя, когда Ганнибал[12] вторгся в Италию: переметнулись ли, по примеру Капуи, на его сторону, или остались верны Риму, подобно соседним городам: Нуцерии, Ноле, Ацеррам. И только Союзническая война (90–88 гг. до н. э.) вписала в жизнь города страницу, повествующую о событиях, не имевших решающего исторического значения, но благородную и героическую. Причины Союзнической войны общеизвестны. Италийские племена, не вынося больше того угнетенного положения, к которому привел их «союз» с Римом, поднялись против притеснителей. В 89 г., когда италики добились от Рима значительных уступок и большая часть их, получив права гражданства, уже сложила оружие, в Кампанию, упорно дравшуюся против Рима, послано было войско под начальством Суллы.[13] Сулла разорил Стабии и осадил Помпеи. Город, видно, держался крепко; правда, ни один историк не рассказывает об этой осаде, но воспоминание о ней сохранили до нашего времени городские стены и дома Помпей: Сулла вел осаду, как обычно, с помощью разных стенобитных машин, и на довольно большом пространстве крепостной стены (между Везувиевыми и Геркуланскими воротами) видно и посейчас много выбоин и круглых дыр диаметром от 1,2 до 1,5 см — это раны, которые некогда нанесены были помпейским стенам каменными ядрами Суллы. Много таких ядер разного размера найдено было и в различных местах города; их подбирали, очевидно, на память, так же как в блокаду ленинградцы подбирали осколки неприятельских снарядов.

Помпеи, по-видимому, были центром, куда из окрестных мест стекались восставшие: в целях лучшей их ориентировки в незнакомом городе красной краской выведены были на углах домов надписи на оскском языке, указывавшие направление и помогавшие защитникам находить дорогу к своим военным постам. Таких надписей сохранилось шесть. Вот перевод одной их них: «по этому обходу [очевидно, главные улицы были предусмотрительно забаррикадированы, и движение шло кругом, переулками и узкими уличками] идти к месту между десятой и одиннадцатой башней, где стоит Тит Фисканий [вероятно, начальник данного участка]».

Помпеи стойко сопротивлялись, и Сулла в конце концов предпочел снять осаду. В 87 г. до н. э. он отплыл в Азию для борьбы с Митридатом[14] и вернулся в Италию только спустя четыре года. Зиму 83/82 года он провел вместе со своим войском в Кампании; можно представить себе, что приходилось выносить населению от его солдат. Последнее сопротивление италиков было, таким образом, сломлено.

В 80 г. Сулла отправил в Помпеи в качестве колонистов некоторое число своих выслужившихся ветеранов, которым он и отдал в собственность часть земли и домов, принадлежавших до того местным жителям. Устройством всех этих дел и улаживанием споров с населением ведал родственник диктатора — Публий Сулла. Из речи, которую лет 20 спустя произнес в его защиту Цицерон (Публия обвиняли в том, что он был причастен к заговору Каталины), можно извлечь кое-какие подробности, касающиеся совместной жизни на первых порах коренного и пришлого элементов города.

Выводя колонию в Помпеи, Сулла рассчитывал не только наградить своих старых солдат и обеспечить их на чужой счет. Его ветераны должны были стать отныне крепким оплотом новой власти; вместе с ними в старый самнитский и эллинистический город входил Рим, входил со своим языком, обычаями, со всем строем и складом своей общественной и государственной жизни. Встреча отнюдь не была дружественной: сразу же начался затянувшийся на несколько лет спор относительно права голоса, а попутно и относительно места, отводимого для общественных прогулок. Последний пункт остается неясным: по всей вероятности колонисты желали использовать это место для каких-то целей, важных и близких только им; вряд ли можно предположить, чтобы та или другая сторона притязала на исключительное право прогуливаться по этому месту. Зато спор о праве голоса для нас более понятен: Рим желал сделать своих людей достаточно влиятельными в управлении городом, а исконное население изо всех сил этому противилось. Мы не знаем, чем этот спор решился, но можно не сомневаться, что Рим не дал своих колонистов в обиду.

Уже в первые годы после выведения колонии во главе городского управления становятся римские выходцы — Квинктий Вальг и Марк Порций.

Надо отдать справедливость колонистам, видимо стремившимся не обострять положения. Старые вояки, много повидавшие на своем солдатском веку, быстро сообразили, сколько выгодных возможностей предлагает им новая родина и как важно для осуществления этих возможностей жить в мире с ближайшими соседями. На первых же порах стремятся они, как об этом свидетельствует хотя бы мемориальная надпись об упомянутых римлянах, показать, что город помпейцев только выиграл, приняв в число сограждан деятельных, богатых и благожелательных людей. Вальг и Порций «на собственные деньги в благодарность за оказанную им честь построили для колонии [Помпеи, после введения сюда колонистов, получили официальное наименование «колонии»] место для зрелищ и отдали его навеки колонистам» — так гласит надпись, в двух экземплярах поставленная в амфитеатре. Надо вспомнить, какими увлекательными зрелищами для италийца тех времен были гладиаторские игры, чтобы понять, как высоко должны были оценить жители Помпей постройку амфитеатра в их городе. Те же Вальг и Порций и примерно в то же самое время по распоряжению городского совета построили крытый театр. Тогда же были вымощены улицы в Помпеях. Около 70 г. до н. э. отремонтировали и переделали наново старые Стабиевы бани. Если, по выражению Цицерона, «благо колонистов было несовместимо со счастьем коренных жителей Помпеи» и если старому населению пришлось действительно многим пожертвовать в пользу пришельцев, то все же мало-помалу обе враждующие стороны притерпелись одна к другой и сжились: для пришельцев новое место стало настоящей родиной, интересами которой они жили, которую стремились возвеличить и украсить.

Старые раны постепенно затягивались, забывались старые обиды и счеты. Ежедневные встречи на рынке, в термах, в заседаниях суда и совета, общие дела и веселые встречи на досуге, нередко возникавшая взаимная приязнь, дружба и брачные связи — все это постепенно и неуклонно уничтожило рознь между пришельцами и старожилами и ко времени империи от этой розни не осталось и следа. Помпеи зажили тихой жизнью маленького провинциального городка, где выборы магистратов приводили в волнение всех жителей, а драка в амфитеатре представлялась событием исторической важности.