"Аксель и Кри в Потустороннем замке" - читать интересную книгу автора (Саксон Леонид)ГЛАВА VI. БЕГСТВОБрат и сестра поужинали булочками с клубничным йогуртом, а потом заночевали в креслах, и даже не без удобств. Аксель, ни слова не сказав Кри про телевизор, остальных своих открытий не утаил, попросив только кое-какие вещи без него не заказывать. Ну, еду или там одежду — это ещё куда ни шло, стиральную машину и пылесос — на здоровье, а больше никаких электроприборов (позже Кри поймёт, почему). Кри и не пыталась спорить. То, что Шворк не дал ей телефон, она объясняла просто: пёс, мол, боится, что она позвонит родителям. Аксель же думал про себя, что причина может быть не только и даже не столько в этом. Собака Шворк, или машина, или помесь собаки и машины — в любом случае, он едва ли умеет врать и вряд ли станет запугивать Кри придуманными опасностями. Нет, уж если ему, Акселю, вместо нормального телевизора подсунули ТАКОЕ, то и телефон, скорее всего, ответит на его попытки позвонить вовсе не маминым голосом, а злобным рёвом; и если приключение с телевизором закончилось удачно — хотя закончилось ли? — то очень может быть, что адский телефон окончательно выведет кого-то из терпения. Аксель просмотрел на своём веку, конечно, меньше полицейских боевиков, чем Кри, но всё-таки достаточно: засекут дьявольские рожи, откуда звонок, — и тут как тут… Итак, они заночевали не без удобств. Кресла раскладывались в удобные кровати одним нажатием на боковую пружину, и Шворк ночами не бегал и не летал, а спал, и даже не ворочался — по просьбе Кри. Ему ничего не стоило часами сохранять полную неподвижность. Бельё у Кри уже имелось: и полотенца, и простыни, и наволочки, и подушки, и тёплое стёганое одеяло, да ещё и в цветочек! Мало того, она и Акселю заранее заказала такое же бельё. Всё это — и, как выяснилось позже, многое другое — она успела затребовать у Шворка в первый же вечер, и он выплюнул заказ прямо из «камина». Откуда берёт всё это он сам, Кри не интересовалась: украл её — пусть заботится. Аксель опять-таки не стал её настораживать, но про себя решил завтра же потолковать со Шворком насчёт его хозяев. Новый безумный план — хотя ничуть не более безумный, чем прежний его план найти Кри — вырисовывался перед ним во мраке ночи! Он немножко поболтал с сестрёнкой на сон грядущий, стараясь всячески отвлекать её от мыслей о маме и папе, и заказал ей плюшевого белого медведя, чтобы она уснула довольная (строго велев при этом не делать игрушке страшную морду). Повезло ли ему, или понятия о страшном у неведомых хозяев всё-таки совпадали с его собственными, но медведь получился курносый, весёлый и приятно улыбался. Аксель заподозрил, что его просто позаимствовали из магазина игрушек, и внимательно осмотрел мишку. Действительно, на брюхе у него была этикетка «Мюллер и Штир». Наклейка почему-то уменьшила страхи Акселя, хотя он подозревал, что господа Мюллер и Штир не стали богаче, расставшись со своим изделием. Так он и думал: рожи не всё производят сами, и не на всё ставят свой мерзкий фирменный знак; человеческие дети явно не входят в число их клиентов… Он в сотый раз заверил сестру, что завтра всё уладит, и уже хотел ложиться, когда Кри вдруг сморщилась, и из глаз у неё закапали слёзы. — Ну что ты… не надо… — неловко утешал её Аксель, чувствуя своё бессилие. — Ты же видишь, я нашёл тебя… и выход найду… — Да зна-а-ю я… — ещё горше заплакала Кри. — Потому и пла-а-чу… — Тебе не хочется к папе с мамой? — Мне… его… жалко. — Кого? — Морица… Он такой добрый… и заботливый… и столько раз летал за тобой в Мю… Мю… и, наверное, его всё время обижали эти страшные птички, про которых ты рассказывал… а он лета-а-ал… Я бы умерла здесь, если бы не он… а мы его броса-а-а-ем… — Да ведь это он виноват, что ты здесь! — в сердцах сказал Аксель. — Ты лучше о папе с мамой подумай. Их тебе не жалко? — Жа-а-алко! — разревелась Кри в три ручья. — Может, мы возьмём его с собой, — обнадёжил её Аксель, сам себе не веря. Но Кри, как ни странно, поверила и даже попыталась улыбнуться. Аксель вытер ей слёзы салфетками, оставшимися после ужина, и уже повернулся было к ней спиной, чтобы уснуть, но услышал требовательный голос: — Поцелуй меня на ночь! — Ты никогда меня об этом не просила… — пробормотал мальчик, опешив. — Но мамы-то нет, и папы тоже, — объяснила Кри. Аксель охотно расцеловал её, а ложась спать, не без самодовольства сказал себе: «Вот я и папа!» А что? Ещё вопрос, нашёл бы Детлеф Реннер дочку так же быстро… Заснул он сразу и видел разные сны. Легко сказать — лечь спать! Это такая работёнка, за которую детям стоило бы брать с взрослых хорошие деньги и которая всегда неизвестно чем кончается. Может, ты сладко отдохнёшь, если не очень вымотался за день; но если вымотался, тебе почти наверняка что-нибудь приснится… И хорошо, если привидится торт-мороженое, а если за тобой по мрачному подвалу будет гоняться мумия или паук? И всё это в угоду неразумным папашам и мамашам, их будильнику и подъёму в школу! У свободного, как ветер, и в то же время пленного Акселя в эту ночь было ещё ничего, терпимо. Сначала пришёл, как обычно, дедушка Гуго с открытой тетрадью и долго что-то читал ему вслух, время от времени хмурясь и потирая левую бровь ладонью. Аксель уже знал, что он делает так, когда доходит до особо важного места, которое могло бы ему, Акселю, помочь. Мальчик старался слушать внимательно, но слова во сне ускользали и разбегались в стороны. Ему удалось удержать в памяти лишь несколько: «Иди… закрытых… гаснет… сова… проснись…», и последнее слово — «звёзд». Потом налетела стая тех самых «страшных птичек», как выразилась Кри, которые долго развлекались тем, что глотали друг друга и бегали кругами. Когда им это надоело, они сами себя ощипали, попрыгали на большую сковородку, полив её почему-то вместо масла клубничным йогуртом, а затем подали себя Акселю на обед. Чувствуя, что его тошнит от такого блюда, он попробовал вежливо отказаться, но не тут-то было! Жареные птерокуры применили силу и полезли ему в рот. Положение спас Шворк, появившись в белом фартуке и поварском колпаке. Он в два счёта сжёг шаровой молнией всех этих тварей, да заодно прожёг большую дыру в сковородке, лукаво подмигнул и, извиваясь, как змея, протиснулся в эту дыру и исчез. Вскоре он показался снова и выжидающе поглядел на Акселя: иди, мол, сюда. Но Аксель решил дождаться дедушку Гуго, который хотя бы скажет, куда дырка ведёт. Дедушка уже был тут как тут: в жилете, тёмных полосатых брюках, с часами-луковицей. Вид у него был будничный: ни за что не догадаешься, какие поэтические миры его слушаются, на диво отчётливо, словно бы и не во сне, подумал Аксель. Может быть, хотя бы по глазам видно, что он поэт? Аксель хотел поглядеть ему в глаза, но дедушка, покачав головой, тихо произнёс: «Ты уже глядел мне в глаза». — «Как? Когда? Где?» — начал спрашивать Аксель и проснулся. Кругом было темно и тихо. Рядом — ох, хорошо-то как! — мерно дышала Кри, уткнувшись носом в подушку. В окошко лился лунный свет: видимо, Шворк предпочитал ночевать на свежем воздухе и улёгся на склоне горы. Аксель вытер покрытый испариной лоб и откинулся на подушку, размышляя над тем, что ему только что привиделось. Дедушка хочет ему помочь, это ясно. Но почему именно он? Почему не мама и не папа? Разве они любят его меньше, чем дед, который его даже никогда не видел? Да нет, дело, конечно, не в этом, а просто дедушка может помочь лучше. Чем же таким он отличается от родителей? Аксель вынужден был сознаться себе, что родители ни разу после его рассказа о несчастье не заговорили с ним о Шворке. А по некоторым словам, которые они осторожно роняли в беседе друг с другом, мальчик понял, что им звонил полицейский врач. Наверно, сказал им, что у него, Акселя, не все дома. Но и без этого папа наверняка бы не поверил. А мама? Может быть… Вот дедушка, тот поверил сразу, и знает, как выручить их из беды. Аксель не мог объяснить, откуда у него такая уверенность: главное, что она была. Он спрыгнул на дорожку, сбегал босиком к рюкзаку и нашёл в просторном накладном кармане дедушкину тетрадь. В брюхе у Шворка стояла темень, полоска лунного света была на сей раз чересчур узкой, но какие теперь проблемы? Аксель даже не стал доставать карманный фонарик, а быстренько наколдовал себе низкий торшер с длинной изогнутой шеей и чёрным абажуром, специально для чтения в постели, и, удобно подоткнув себе подушку за спину, открыл тетрадь. На первой странице выцветшими чернилами было выведено: «Гуго Реннер. 2 августа 1965». Пониже мелким витиеватым почерком стояло: «Я умру ровно через двадцать пять лет». А ещё пониже был перечёркнутый крест-накрест рисунок, да такой, что у Акселя захватило дух: он боязливо оглянулся и, как маленький, укрылся с головой одеялом, надеясь, что всё это сон, и жить с этим открытием дальше не придётся. Но он не спал, и через минуту пришлось откинуть одеяло и поднести страницу поближе к беспощадному свету торшера. На него опять смотрела морда из телевизора, и то, что она была перечёркнута, не делало её менее выразительной и страшной. Дедушка был мастер рисовать, а сама морда пылала яростью: скалила зубы, топорщила стручковидные уши и явно пыталась сказать что-то вывернутым наизнанку кончиком носа. Никакого экрана вокруг неё не было, она просто была нарисована посреди чистого листа. Потрясённый Аксель ещё раз оглянулся вокруг, но кругом была только тишина и темнота. Он покосился на Кри: та лежала тихо, как мышка. Вот это да! Что дедушке знакомо такое исчадие — это ещё, пожалуй, не так удивительно: видно, подобные существа давно вяжутся к людям. Но как можно точно знать дату своей смерти? Память услужливо подсунула мальчику единственно возможное объяснение, идущее из множества прочитанных и услышанных сказок: дедушка Гуго продал душу чёрту, и тот отмерил ему жизненный срок, а платить-то, конечно, не хочется, вот дедушка с горя и нарисовал своего врага униженным и обманутым. Только вот не очень похож Гуго Реннер на человека, который способен стакнуться с чёртом… «Я разберусь, в чём тут дело, — твёрдо пообещал себе Аксель. — Я прочту эту тетрадь от корки до корки. Но позже. Завтра мне понадобятся силы. Сейчас я хочу только узнать, что говорил мне дедушка этой ночью. Я должен всё пролистать и найти стих, который начинается со слова „Иди“». Долго искать не пришлось. Это была страница четырнадцать: — Хм… — тихонько сказал Аксель себе под нос. — Хорошенькие дела. Легко ему сказать: «догадайся»! О чём? Как найти Кри? Так я её уже нашёл! Нам бы теперь выбраться отсюда, ты вот о чём пиши. Думаешь, нам твои стихи помогут? Держи карман… Или… помогут? «Иди стеклянной стеной…» Но где она, когда кругом сплошной камень? «Как всё, что ты шёл встречать…» Ага, это вот ясно. Я шёл встречать Кри. Она, значит, эту стену уже прошла? А если прошла, почему же не рассказала? Завтра будем разбираться! «На диво смешон и прост…» Ну, прост, так и написал бы попроще! Что за люди эти поэты? Почему им нравится морочить голову своим внукам? Вопрос был явно из тех, каким один дурак мог бы поставить в тупик семь мудрецов. Аксель безнадёжно поразмышлял над ним и уснул. Утром он так заспался, что Кри с трудом его разбудила. Её щекотания были отвратительны! — Ну что тебе надо? — простонал Аксель — в испарине, взлохмаченный, чувствуя себя разбитым. — Что? — Как что? — сказала Кри, усевшись на него сверху, в ночной пижаме. Она обожала будить и не собиралась упускать такой случай, особенно после долгого перерыва. — Пора вставать! — Уйди… — Не получится, — вздохнула Кри и попыталась установить, на какую длину можно вытянуть уши Акселя, пока они не окажутся на грани отрыва. Аксель смахнул её, как муху, но через секунду она опять была на нём. — Уйди, говорю, пока цела!! Я устал… Я не спал из-за тебя всю неделю! — А Шворк? — нашлась Кри. (Ну конечно! Уже готова переименовать своего душку-Морица, лишь бы добиться своего.) — Ты о нём подумал? Он же не может кувыркаться, пока мы из него не ушли! И наверняка сердится… — Кувы… что? — Ах, ну да… Ты же здесь новичок. Мо… Шворк… — Знаешь что, — ядовито перебил её Аксель, уже понявший, что больше ему не спать, — давай назовём его окончательно, и чтоб никому не было обидно: «Швориц». По крайней мере, пока не узнаем, как его зовут по-настоящему. Идёт? — Да, — согласилась Кри, тщательно взвесив, нет ли во всём этом ущемления её прав. И добавила для порядка: — А хоть бы и узнали! Во-первых, ты сам говорил, что нам незачем лезть во всё это, надо поскорее «делать ноги», и ничего мы в таком случае не узнаем. Во-вторых, плевала я, как его зовут по-настоящему, если мне это не понравится! Захочу — буду звать по-старому. А в-третьих… — Так что там с кувырканиями? — деликатно напомнил Аксель. — Не задерживай пёсика… — Он по утрам кувыркается! В снегу, — уточнила Кри таким тоном, каким обычно говорят: «Он по утрам слушает радио». — В первый раз он про меня не подумал, и я была бы вся в синяках, если бы здесь можно было ушибиться… Но стоило мне сказать, и он — такой внимательный! — всегда ждёт теперь, пока я не встану, не умоюсь и не позавтракаю шо… — Чего ж ты замолчала? Шоколадом! — уверенно закончил за неё Аксель и мстительно добавил: — Ну, теперь-то ты у меня будешь питаться как следует! Овсяными хлопьями! — Акси, — проворковала Кри, прильнув к нему, — если ты ещё не встал, то я не буду тебе мешать… Хорошо? Но Аксель уже натягивал одежду. Действительно, не надо злить пса понапрасну и мешать его привычкам. Ведь спасение без его помощи невозможно! Брат и сестра наскоро умылись, запихали бельё под кресла, и Кри, подойдя к глотке Шворица, позвала: — Пёсик! Выпускай нас. Тут же справа на стене вспыхнула картинка на светлом экране, как от диапроектора: две фигурки — мальчик и девочка — внутри большого пуделя, показанного в продольном разрезе, подходят поближе к его горлу и суют головы в «камин». Затем там, где они стоят, проскакивает сноп голубых искр, и фигурки исчезают, а через миг возникают рядом с собакой и, взявшись за руки, весело куда-то бегут. — Это он специально для тебя! — торжествующе сказала Кри. — Он ведь знает, что я и так всё знаю. Говорю же: внимательный! Три секунды — и они были проглочены и выплюнуты. И вот они стоят под ослепительно голубым небом, в каменистой проплешине среди ослепительно-белых снегов, а вокруг них — громады горных хребтов до самого горизонта. Они находились где-то в самом сердце Альп (неизвестно даже, Баварских или Австрийских), высоко над лугами и далеко от перевалов и деревень. Сколько ни вглядывался Аксель в окружающий их дикий, хотя и сказочно красивый ландшафт, — никакого дымка человеческого жилья, никаких дорог и долин. Если бы даже он держал сейчас в руках настоящий человеческий телефон, а на другом конце провода был комиссар Хоф, Аксель не сумел бы объяснить ему, где их искать. Шворк хорошо спрятался! Он, похоже, и сам это знал, и вид у гиганта был довольный и бодрый. Шворк сидел перед детьми на задних лапах, свесив язык и поблёскивая жуткими, но в то же время очень добродушными глазищами. Затем он вдруг опрокинулся на бок и, суча лапами на манер вчерашних «птичек», с сумасшедшей скоростью покатился по снегу вниз, в километровую пропасть. Аксель охнул и шагнул вперёд, но Кри вовремя ухватила его за локоть: — Разобьёшься! А ему ничего не будет… Гляди! Шворк медленно падал вниз чёрной косматой глыбой. Казалось, он парит здесь, в бело-голубом мире из снега и льда, с доисторических времён, когда ледники сковали половину бескрайних просторов ещё безлюдной тогда планеты. Всё то же ощущение заброшенности и забытости, как вчера в парке, словно он по невероятному стечению обстоятельств подсмотрел то, чего не может уловить человеческий глаз, охватило Акселя при виде этого полёта. Вчера? Но прошла ведь уже целая вечность! А что, в мгновенном ужасе подумал он, если всё это — вообще не Альпы? И не Земля? Что, если пёс унёс их куда-то в космос, на чужую планету? И они никогда больше не увидят родных, а только небо, сугробы, пропасти и лёд? Пока он приходил в себя, косматая глыба превратилась в кляксу и, наконец, в каплю чернил. Пёс мчался сейчас, словно горный дух, в самом центре снежной лавины, вызванной им самим, и, наверно, поскуливал при этом от удовольствия. Перед самым дном пропасти он огромным прыжком, недоступным даже леопарду или обезьяне, вырвался из лавины и завис над снежным вихрем, как вертолёт. Снежный вал прокатился по дну ущелья, сметая всё на своём пути, погромыхал и замер. Замешкайся пёс хоть на секунду, его бы погребло под многометровым слоем снега, из-под которого, вероятно, даже ему нелегко было бы выбраться. Но пудель, видно, считал всё это обычной утренней зарядкой. Поджав под себя лапы и распластав хвост, словно бобр или пингвин под водой, он стрелой понёсся вверх и через какие-то секунды плюхнулся в сугроб перед восторженными детьми. Глаза его сверкали, язык был вывален из пасти, передние лапы — перед грудью. Ни дать ни взять — комнатная собачка покувыркалась на коврике перед камином и ждёт одобрения хозяина. Аксель и Кри дружно зааплодировали. — Снежный сёрфинг! — сказал Аксель, крутя головой. — Ему бы в цирк, знаешь… Пёс, казалось, ничего не имел против этой идеи. Кри — тоже. — Класс! — закивала она. — Представляешь, какая была бы афиша… — Ну да, — вздохнул Аксель, вспомнив, что они в неволе. — Труппа «Чокнутые Альпы», прыгообмен и снегокувыркания… Дай-ка я лучше спрошу у этой псины кой-чего: она, видно, в хорошем настроении. Он подошёл к Шворку, откашлялся и сказал: — Ты говоришь по-немецки? Пудель молчал, щурясь то на Акселя, то на вершины далёких гор. — А на других языках? Молчание. — Кто твой хозяин? Пёс вздохнул, повернулся к детям боком и, улёгшись на брюхо, включил картинку: Аксель и Кри — теперь уже не просто две фигурки, как на дверях какого-нибудь общественного туалета, а именно Аксель и Кри, — словно на хорошей фотографии, стоят в своих лыжных костюмах, взявшись за руки, и улыбаются. Кри восхищённо заахала, но Аксель не был уверен, что этому следует радоваться. — Ты у нас, значит, фотограф, да? — медленно сказал он. — Спасибо, конечно, но, знаешь, мне прежние фигурки больше нравились… На экране что-то мигнуло, и вместо двух живых детей возникли два безликих человечка. — Я тебе потом объясню… — шепнул Аксель Кри, которая уже набрала в грудь воздуха. — Дай я спрошу! — возмущённо прошипела она. — Почему всё ты? Думаешь, я глупее? — Да пожалуйста, только осторожно… С умом. — Я всегда с умом! Кри обогнула туловище пса, лежащего в позе сфинкса, и, остановившись у него перед носом, дождалась, пока он поднял глаза и без особого удовольствия уставился на неё. Видно, он не любил лишних вопросов. Не обращая на это внимания, Кри нагнулась и с нежной улыбкой погладила Шворку нос (он благосклонно заурчал), а затем, нагнувшись ещё ниже, прошептала ему в гигантское ухо: — Пёсик, кто тебя сделал? Он скоро придёт? В глазах у Акселя вдруг потемнело, в уши ему ударил пронзительный, звенящий ужасом вопль Кри, и лицо мальчика залепила лавина снега… Сметённый вихрем, как пушинка, он покатился по склону горы вниз, к пропасти. Ещё немного — и всё было бы кончено, но в последние секунды его пальцы уцепились за какой-то камень. Почувствовав, что вихрь стих, и весь дрожа, мальчик поднялся на ноги и стёр с лица снег. На миг ему почудилось, что он опять в Нимфенбургском парке, и Кри только что опять унесли. Но Кри была здесь, в пяти метрах от него! В толстом шерстяном свитере, лыжных штанах и шапочке с помпоном, в неуклюжих лыжных ботинках она отступала перед огромным, страшным чудовищем, которое ничем не походило на сонного, добродушного пуделя. Шворк сверлил её горящим взглядом, скалил клыки и, казалось, сдерживался изо всех сил, чтобы не разорвать её в клочья. Схватив камень, который спас его самого, Аксель бросился вперёд и загородил собой сестру. Увидев его, пёс опомнился и, казалось, устыдился. Шерсть на его загривке улеглась, он перестал рычать и, отвернувшись, побрёл по снегу к пещере со слабым глухим ворчанием. Дойдя до входа, он просунул внутрь морду, затем плечи и извивающееся, как змея, делающееся всё тоньше и уже туловище. Наконец исчез и хвост. Мальчик и девочка остались одни в бело-голубом мире, глядя друг на друга с отчаянием и страхом. — Он… он… — еле выговорила Кри дрожащими губами, — он вдруг взлетел… Высоко, на высоту нашего дома! А потом рухнул вниз, и ослепил тебя, и чуть не сбросил в пропасть… Что я ему сделала? Противное, мерзкое чудище! Я хочу домой, Акси! Сейчас же! Уведи меня отсюда! — Я уведу тебя, Кри, — медленно сказал Аксель, — но сразу не выйдет. И потом… он ведь нам ответил. — Ответил? Хорошенький ответ! Что он ответил? — Он ответил, что ненавидит того, кто его сделал. Разве нет? Кри молчала. — Он ответил, — продолжал Аксель, не сводя глаз с пропасти, в которую он чуть не рухнул пять минут назад, — что сбежал от этого кого-то. И никогда к этому злодею не вернётся. — А может, и не злодею… — робко предположила Кри. — Я не знаю, — всё так же мрачно промолвил Аксель. — Знаю только, что от доброго хозяина собаки не бегают. От нас, например, твой Мориц-Швориц бежать явно не собирается. И нам не даст. Мы должны найти путь к бегству сами. — Сами? Да ты погляди кругом! Нам отсюда в жизни не выбраться, разве что на крыльях! — Это я понимаю. У меня есть план. Кри поглядела на него с уважением. Она всегда знала, что у него есть план. Она никогда в этом не сомневалась! Всё будет хорошо, если рядом Акси… Знала бы она, сколько сомнений вызывает в нём собственная полубезумная затея! Но чутьё у неё было превосходное. Она тут же взяла брата за руку и тихо спросила, как мама у папы, когда тот бывал угрюм и мрачен: — Акси, а кроме этого твоего плана… нет других способов? Может, мы попросим Мо… Шворица взять нас погулять куда-нибудь в людное место и сбежим? — Догонит, — отрезал Аксель. — И ещё, глядишь, какую-нибудь девчушку прихватит за компанию. — Тогда… давай всё-таки выпросим у него телефон. Мне он не дал, но ты же старше, может, тебе разрешит… — А чем он тебе поможет, телефон? — уклончиво сказал Аксель. — Как чем? Мы всё расскажем маме! Она позвонит в полицию, и… — И скажет: «Моих детей украл летающий пудель. Он живёт в Альпах и держит у себя в животе ресторан. Сейчас он дал моим крошкам телефон, чтобы вы прислали за ними вертолёт туда, не знаю куда». Её же за сумасшедшую примут! Как меня! — А пусть… пусть мама не говорит, что это пудель, — нашлась Кри, которая в свои восемь тоже не считалась самой последней глупышкой. (Тем более, что в гостях у Дженни, которая не ведала запретов, она просмотрела больше полицейских боевиков, чем иная пятнадцатилетняя девчонка). — Пускай скажет, что нас украли гангстеры. Помнишь этот чудный фильм «Идеальный мир» Клинта Иствуда, где украли мальчика? Ах да… — картинно вздохнула она, — тебе же не разрешают смотреть такое… — Не поможет нам твой Клинт! — рявкнул Аксель. — Говорю тебе, забудь про телефон! Пойдём лучше помиримся с псом. Теперь всё зависит от него… Примирение состоялось быстро и без проблем. Шворка они нашли в Пещере Тысячи Глаз, где он преспокойно лежал на краю бассейна и, казалось, дремал. Заслышав их, пёс вскочил, приветливо свесил язык и завилял хвостом как ни в чём не бывало. Аксель погладил его по сухой тёплой шерсти, покалывающей кожу лёгкими электрическими разрядами. И получил в ответ такой взрыв нежности, что еле успел отскочить, не то его облизали бы с головы до ног. Пора было приступать к мужскому разговору. — Я буду звать тебя Швориц, — солидно сказал мальчик. — Идёт? Пёс заурчал. — Теперь вот что, — откашлявшись, произнёс Аксель, — мы… мы, в общем, не возражаем быть твоими хозяевами. Но… — Мы согласны! — торопливо пискнула Кри, просунувшись Акселю чуть ли не под мышку. — И без всяких «но»! Брат шикнул на неё и оттёр назад. — Но мы не проживём здесь одни, — продолжал Аксель. — Ты, конечно, помогаешь нам, но этого недостаточно. Мы часто болеем, а Кри любит, чтоб ей по вечерам рассказывали сказки, а я ни одной не знаю… — Какая ложь! — возмутилась Кри. — Я уже два года… Но Аксель шикнул на неё и оттёр назад. — Извини, Швориц… Так вот, я не знаю никаких сказок и ни одной игры с собаками. Ты же любишь играть? — Пудель мечтательно зажмурился и встал на задние лапы, утонув головой в полумраке сводов. — Нет-нет, не сейчас… да я, повторяю, и не знаю, чем бы тебя развлечь! Но у нас есть взрослый друг. Он весёлый и умный, знает все собачьи игры на свете и все сказки для Кри… — Спасибо! — прошипела Кри. — Мог бы начать с сестры! Но Аксель шикнул на неё и оттёр назад. — Он будет хорошо заботиться о тебе и о нас. Привези его сюда, и мы чудесно заживём здесь все вместе! Ты согласен? Шворк чёрной косматой пружиной вскочил и весело рявкнул. Было видно, что он не просто согласен, а прямо-таки рвётся исполнять. — Вот и отлично, — сказал Аксель, отводя глаза. Он понимал, что иначе нельзя, но всё же врать доверчивой собаке было совестно. — Фамилия нашего друга — Хоф. Имени я не знаю, но это и не так важно. Теперь скажи: ты сумеешь найти его в Мюнхене по номерам его телефонов и домашнему адресу? Учти, его надо… забрать так, чтоб он не успел в тебя выстрелить! Он иногда ходит с пистолетом, знаешь ли… И лучше, чтобы он был один, а то у его друзей и знакомых тоже есть пистолеты… — Чудный дружок! — мстительно прошипела Кри. — Милашка! Но Аксель шикнул на неё и оттёр назад. И уставился на Шворка. Пёс снисходительно улыбнулся (если только можно выразиться так в отношении собаки, однако Аксель готов был поклясться, что Шворк сделал именно это). Затем он медленно повернулся к детям своим большим мохнатым боком и включил экран. На нём возникла огромная карта Мюнхена — вроде той, какую Аксель видел в криминальной полиции, только куда подробнее. И Изар на ней тёк как настоящий и был не голубым, будто на обычной карте, а тёмно-зелёным. Он плавно нёс свои воды, по которым двигались крошечные суда, мимо набережных, дворцов и соборов. Когда Аксель пригляделся ещё получше, то увидел, как по Людвигсбрюке движутся крохотные машины, а на Розенхаймерштрассе возникла транспортная «пробка». Мальчик как зачарованный глядел на красавец город, в котором он родился и вырос, и который сейчас был для него так же недоступен, как если бы он раскинулся на Луне. Но вот Шворк щёлкнул зубами, и карта на экране обрела объём, плавно повернулась вокруг своей оси и легла горизонтально. Стало видно небо над городом в лёгких кучевых облаках, и силуэты крыш и шпилей. — Прямо кино! — восхищённо сказала Кри. — А может, он нам будет фильмы крутить? Посмотрели бы вечерком «Шестое чувство»! — Постой… Он хочет нам что-то показать… чтобы мы поняли… — пробормотал Аксель, напряжённо вглядываясь. Вот по обеим концам карты зажглись окошки квартир, а в них возникли чёрные силуэты двух человечков, почти одновременно прижавших к уху силуэт телефонной трубки. Один из этих двоих явно звонил другому, потому что от него потянулась в голубом небе над крышами золотая пунктирная ниточка со стрелкой на конце — прямо к его приятелю, а рядом с ней высветились золотые цифры телефонного номера. Затем вспыхнули ещё окошки, ещё — и в каждом человечек, которого во всей его квартире интересовал только телефон. Всё новые золотые нити и номера перечёркивали в небе друг друга, и скоро самого неба стало толком не видать. — Так. Это мы поняли. А дальше? — нетерпеливо спросил Аксель. Пёс фыркнул: не спеши, мол, — и слева от карты города вспыхнула отличная цветная фотография Акселя: лицо крупным планом, льняные волосы взлохмачены, плечи в шерстяном свитере. И подпись: «Аксель». — Ну почему всегда ты! — чуть не заплакала от злости Кри. — Я тоже хочу такую! Со мной! И в короне! — Она тут же метнулась к валуну, сняла с его верхушки корону и надела себе на голову, явно забыв вчерашние страхи. Шворк мгновенно исполнил её желание, и, хотя в пещере царил полумрак, фото вышло не хуже, чем в лучшем ателье со вспышкой. А затем рядом с фотографиями детей возникла ещё одна пустая рамка с подписью «Хоф». Но вместо изображения в ней мигал рубиновый вопросительный знак, напомнивший Акселю подвал с полицейской картотекой. — Ясно… — вздохнул Аксель. — Ты хочешь знать, как выглядит Хоф. Но у меня нет его фотографии, понимаешь? Как же нам быть? Пёс не раздумывал ни секунды. Он щёлкнул челюстями, и лица Акселя и Кри на фотографиях плавно повернулись друг к другу. Потом голова Акселя (на экране) вдруг стала прозрачной, и стало видно его мозг, как в анатомическом атласе. — Фу… — сказала Кри. — Это у тебя всё внутри, да? — Да, — огрызнулся Аксель. — Не волнуйся, у тебя в голове ничего такого нет… А фотографии детей жили своей жизнью, уже не зависящей от натуры. Вот из глаз фото-Акселя брызнули золотые пунктиры и, словно паутинки, охватили лицо фото-Кри. И тут же её изображение — в короне и свитере, только уменьшенное — возникло в мозгу фото-Акселя. Тот сразу же отвернулся от самой фото-Кри — словно, сняв с неё копию для своего мозга, он потерял к девочке всякий интерес. Затем перед самым носом фото-Акселя возник фото-Шворк, развернув к нему бок с пустым экраном, на котором мигал уже знакомый вопросительный знак. Разумеется, изображение фото-Кри с помощью золотых пунктиров немедленно перекочевало на бок пуделя! — Ах вот что… — облегчённо вздохнул живой Аксель. — Значит, я должен представить себе Хофа и посмотреть на пустую рамку, да? Пёс торжествующе залаял. От этого лая, который дети услышали впервые, у них заложило уши (наверное, так стреляют дальнобойные орудия!), а у сов и летучих мышей случилась настоящая истерика. — Нет проблем, — улыбнулся мальчик. — Алле… оп! И на боку у пса возникла неплохая фотография Хофа: непримечательное лицо мелкого служащего, далеко не орлиный нос, никакой трубки в зубах… просто высокий, морщинистый лоб с залысинами да маленькие, очень подвижные глазки. — Он похож на герра Циппозе, — заметила Кри, уже знавшая, кто такой Хоф. — А кто это? — Как кто? Я же тебе рассказывала! Учитель математики у Дженни! Между прочим, её любимый… — Между прочим, мне плевать, кто у Дженни любимый, — отрезал Аксель. — Сравнила тоже… Циппозе… Это же сам комиссар Хоф! — выпалил он и, опомнившись, с опаской глянул на Шворка. Но псу, видно, было всё равно, кто перед ним — герр Циппозе или герр Хоф — и чем они зарабатывают себе на жизнь. — Ну, старина, объясни же нам что-нибудь, — напомнил ему Аксель. — Зачем ты нам показывал всяких там человечков? Пёс удивлённо глянул на него: дескать, и глуп же ты, ну да ладно…, — и на карте Мюнхена вспыхнуло окошко, где человечек с лицом Хофа говорит по телефону. От него в голубое небо тут же потянулась сквозь золотой клубок чужих пунктирных нитей его собственная, с его личным номером. Но, в отличие от них, эта нить была кроваво-красной. Затем в небе возникла чёрная мохнатая точка, вскоре оказавшаяся понятно кем. Шворк поймал красную нить открытой пастью и, как паук, поехал по ней мордой вниз, неотвратимо приближаясь к Хофу сквозь золотой лабиринт небесных пунктиров. Аксель смотрел на это паучье скольжение со смешанным чувством. Ему и хотелось, чтоб пёс не сплоховал, и в то же время было стыдно натравливать такое чудовище на беззащитного, ничего не подозревающего человека. Тем временем комиссар положил трубку и выскочил из своего крошечного домика на крошечную улочку, напоминающую кадр из чёрно-белого мультфильма. По ней тут же заспешили ещё человечки с живыми лицами, разными, но одинаково непохожими на Хофа. Не успел он сделать и трёх шагов к своей игрушечной машине, как сверху его накрыла тёмная клякса с хвостом и лапами, безошибочно выбрав его в толпе прохожих, причём ни один из них даже головы не повернул! Тень взмыла в небо, описала в нём плавный круг и исчезла. Экран погас. — Да, умеешь… — протянул Аксель с непонятным выражением. — Похоже, похищения — твоя главная работёнка, а? В самом деле, а что ты ещё можешь? Это разрешается спросить, надеюсь? На сей раз пёс и не подумал скандалить, а даже воодушевился. Экран тут же вспыхнул снова, и на нём замелькали бесконечные ряды формул, чертежей и непонятных значков, ничего Акселю не сказавшие. Зато Кри сообщила: — Это компьютерные программы. Я такое видела у старшеклассников на уроке информатики. — А что они значат? — Долго рассказывать! — Ясно, — сказал Аксель. — Ты нам попроще объясни. Картинкой, — обратился он к Шворку. — Покажи нам свою Самую Главную Работу. А потом мы быстренько перекусим, я тебе скажу адрес и телефоны нашего друга, и лети. О’кей? Того, что возникло на экране в этот раз, ни Аксель, ни Кри не ожидали! Они увидели непроглядную тьму космоса с колючими иглами далёких звёзд, и на её фоне — висящий голубоватый диск. Из-за белых разводов трудно было разобрать на нём хоть что-нибудь, хотя дети сразу поняли, что это их родная планета. Но ведь в натуральном виде она совсем не похожа на школьную карту полушарий… Тёмная, уже хорошо знакомая точка плыла на фоне голубого диска, постепенно удаляясь от него и заслоняя его на экране. Шворк летел среди звёзд, не поджимая лап и не распластывая хвоста, с таким спокойствием, словно делал это каждый день перед обедом. Вот он подлетел совсем близко к зрителям, и его бок стал прозрачным, словно распахнулся. Аксель и Кри увидели такой знакомый, обжитый и уютный прежде салон. Но как он изменился! Теперь весь он был залит мертвенным зелёным светом с чёрными длинными тенями предметов, и кресел в нём было не меньше, чем в настоящем самолёте. В каждом кресле неподвижно, будто статуя, сидел астронавт в пузатом белом скафандре и белом же рогатом шлеме с тёмным стеклом, закрывающим лицо. Стекло это, да и вся передняя часть шлема сильно выдавались вперёд, словно рыцарские забрала или тёмные молотки на белых рукоятках. Сначала Акселю показалось, что это силуэты людей, но потом он заметил: слишком уж длинные у них руки и ноги, и чересчур горбатые спины… А это что за уродливые твари сидят у ног каждого пассажира? Какая-то помесь макаки и крокодила с длинной зубастой пастью, бр-р! Но вот бок начал медленно закрываться… — Так ты — космическая ракета? — с уважением сказал мальчик. — А я-то думал — простой авиапудель… Стой! Стой! Пусть они снимут шлемы! Но экран уже погас. И Акселю почему-то не захотелось, чтобы малоприятное зрелище повторилось. Покончив с переговорами, дети заторопились в «салон желудка», где быстро, но основательно позавтракали гамбургерами и кока-колой. («Ешь побольше! — наставлял Аксель сестру, которая по утрам не отличалась аппетитом. — Денёк будет — ого-го!» И сам не щадил себя.) Ещё один большой пакет гамбургеров дети припасли в дорогу. Напоследок они заказали два полных термоса чаю и, подумав о грядущих испытаниях, из последних сил съели ещё по три вишнёвых пирожных. И уложили вещи. Покидая Недерлинг, Аксель догадался прихватить из дому пустой рюкзак Кри. Куда теперь, не слушая его протестов, она запихала всё их постельное бельё — не ночевать же, если что, на голой земле! — и своего нового медведя. — А если мы ждём этого твоего комис… — вяло начала осоловевшая Кри. — Тише ты! — Твоего Хофа, — поправилась девочка, которая явно предпочла бы сейчас посидеть на солнышке, а не заниматься альпинизмом, — то куда же мы бежим? Он тут без нас пропадёт! — Попробуем всё-таки, — шепнул Аксель в подставленное ему ухо. — Я, если честно, не думаю, что мы далеко уйдём, но, может, хоть разведаем что-нибудь! Эх, жаль, нет у нас сейчас ничего: ни альпенштоков, ни канатов, ни крюков… — Кто же тебе мешает всё это заказать? — Ты, представь себе! — огрызнулся Аксель. — Так ты и спустишься в пропасть по верёвочке! Да и Шворк… кхм… Швориц может насторожиться. — Ещё посмотрим, как ты-то сам спустишься! Тоже мне, герой… — Я не герой. Но я мужчина, — не очень уверенно заявил Аксель, с ужасом вспоминая пропасть перед пещерой. — А уж втроём с Хофом у нас бы точно что-то вышло… Ладно, — закончил он, подавляя страх. — Пойдём… И они пошли. Попрощались со Шворком, которому Аксель продиктовал телефоны и адрес Хофа, проверив по экрану, что пёс всё «записал» верно. Потом Кри для виду попросила пуделя устроить ей «прыгообмен», а Аксель, дескать, холодостойкий и ляжет спать в уголке пещеры, пока Шворк не вернётся. (Дети надеялись, что, поверив всему этому, пёс не станет заваливать вход в пещеру камнем.) — А вот и хороший, тёмный угол, — добавил Аксель. — Но тут лёд. Можешь его растопить? — И он указал на ледяной натёк, в котором застыли обломки древнего оружия. — Стой! Хватит! Расплавишь! — три последних крика вырвались у мальчика после того, как из переносицы пуделя с треском вырвалась голубая молния, и метровый ледяной панцирь за считаные секунды превратился в пар. К счастью, обломки, кажется, не пострадали. Аксель не стал разглядывать их при Шворке. К тому же его отвлекло ещё какое-то слабое потрескивание сзади. Он оглянулся: два пуделя со слабо горящей надписью «ГАВ» на боках уже стояли на боевом посту у валуна. Чуть поодаль от них, мерцая глазами и поводя драными боками со словом «МЯУ», вытянулись зелёные кошки, а пустое пространство между ними явно поджидало Кри. — До свидания, пёсик! — вздохнула девочка, пригорюнившись и гладя Шворка по кончику хвоста. Но, переборов себя, тряхнула волосами и энергично запрыгала в своём кошмарном, по мнению Акселя, танце, тут же погрузившись в сон. — Пока! — буркнул Аксель, отводя глаза. — До встречи… Шворк приветливо тявкнул, легонько ткнул мальчика в грудь своим огромным носом, чуть не сбив его с ног, змеёй скользнул в расщелину и исчез. Аксель тут же склонился над размороженными реликвиями и, осторожно вытянув их из распаренной почвы, перенёс на хорошо освещённое место. — И не подумали заржаветь… — пробормотал он. — Да-а… Королевское оружие, не иначе! В самом деле, то, что вчера показалось ему ржавчиной, было лишь игрой света в тёмной толще льда. Перед ним лежал детский, судя по размерам, но явно настоящий, сломанный напополам меч из блестящего, как зеркало, металла; издали он даже казался стеклянным. Края изломов тлели на свету красным огнём, словно горящие угли. Рукоять меча была отлита в виде растопырившей крылья летучей мыши — эти крылья защищали руку воина от вражеских ударов. Видимо, воин был не из простых: вместо глаз у мыши сверкали крупные сапфиры. Щит тоже оказался расколот надвое страшным ударом в центр. На его узорчатой поверхности из того же металла, что и меч, можно было различить ничуть не потускневший герб. Cова в короне, сильно смахивающей на ту, которая сейчас сверкала на валуне, и вокруг её зубцов движется — именно ДВИЖЕТСЯ, а не просто вычеканен — хоровод летучих мышей. Щит был живой! — Да-а… — ещё раз сказал себе Аксель. — Хотел бы я знать… и сразиться… в другой раз. Сейчас — бежать! Он взял полуметровый обломок меча за рукоять, твёрдо решив не расставаться с ним никогда, прикрылся половиной щита. И, испустив воинственный вопль, от которого все дремлющие во мраке рукокрылые заметались по стенам, врезался в ряды врагов. Враги тут же трусливо рассыпались искрами, а Кри очнулась и испуганно завизжала, да так, что летучим мышам вопль Акселя показался просто подарком. — Я это, я… — сказал юный рыцарь, отводя щит. — Извини, Кри… Я не подумал… — Дурак! — в сердцах выпалила Кри. — Ой, какие милые человечки… как смешно они пляшут! — Какие ещё человечки? — проворчал Аксель. — Это же летучие мыши… — Разуй глаза… Аксель фон Реннер! Аксель ещё раз глянул на щит, и если не разул, то, по крайней мере, широко открыл глаза: вместо мышей хоровод вокруг коронованной совы и впрямь водили крохотные гномы. Правда, некоторые из них были с мышиными головами и крыльями за плечами, явно готовясь к обратному превращению. — Вот это мастера… Но нам некогда! Бежим! — поторопил он. Они похватали рюкзаки, пролезли в расщелину и по почти полной тьме сразу же поняли, что вход в пещеру завален. — Ничего! — сказал Аксель приунывшей сестре. — Попробуем! Он взмахнул мечом, навалил друг на друга пару камней, встал на них, велев Кри придерживать пирамиду, и начал обломком меча ковырять край пролома — выхода из пещеры, — перекрытого огромным валуном. Успех превзошёл все его ожидания: даже от такого обломка камень крошился, как чёрствый хлеб! Поняв, что через считаные секунды они вырвутся на свободу, мальчик решил чуть повременить, но зато испытать меч до конца. На сей раз он взял верхний обломок лезвия, обернув его своей лыжной шапочкой, чтоб не порезать руку, и воткнул остриё уже не в стенку пещеры, а прямо в валун-преграду. Невероятно: лезвие вошло в камень с такой лёгкостью, словно это было масло! — Я могу резать валун ломтями! — завопил Аксель. — Ну, держись! Хватит царапать! И он прорезал глыбу пятиметровой толщины насквозь — аккуратным прямоугольным тоннелем, куда легко можно было протиснуться друг за дружкой. — Ты и вправду великий рыцарь, — сказала Кри, вылезая на свежий воздух и чуть не ослепнув от яркого солнца. — Да здравствует Аксель фон Реннер! — Обойдёмся без «фонов», — улыбнулся Аксель, выбравшийся следом. — Но лучше мне потерять голову, чем этот меч! — И, обмотав острие клинка носовым платком, сунул его за пояс, чтоб было под рукой, а обломок на рукояти и обломки щита упаковал в рюкзак. (Будь он бывалым скалолазом, то хотя бы щит точно оставил в пещере; но такого опыта мальчик не имел.) Близился полдень. В небе и на склонах гор не было ни малейшего движения, ни ветерка. И эта неестественная тишина показалась Акселю зловещей: Альпы словно ждали чего-то. Но он отогнал мрачные мысли: надо было спешить. — Куда теперь? Где тут тропинка? — повернулся он к Кри. — Только там… — неуверенно ткнула она пальцем влево. — Но она никуда не ведёт… — Что за ерунда! Разве так бывает? — упрямо заявил Аксель, однако, пройдя от пещеры метров двадцать, увидел, что Кри права. Тропа упиралась в ту же гигантскую пропасть, куда недавно падал Шворк, и дно её терялось в белом мареве. Больше ходу никуда не было: кругом сплошные скалы да сугробы. — М-да… — осторожно разгибаясь от края обрыва, попытался утешить себя мальчик. — Что ж, вернёмся назад и будем ждать Хофа. Уж он-то обязательно что-нибудь придумает — на то он и комиссар! У него наверняка при себе «хэнди». Вызовем помощь, а не то выпросим у Шворица альпинистское снаряжение: он ведь любую выдумку проглотит! И помина-а-а… а-а-а!!! Заслушавшись великолепных планов Акселя, Кри подошла слишком близко к краю бездны, и вдруг огромный пласт снега стремительно и беззвучно поехал вниз под её ногами, увлекая девочку в пропасть. Следом за ней, взмахнув руками, рухнул и рванувшийся на выручку Аксель. Тут бы им обоим и конец, но, к счастью, Кри, пригибаемая к земле рюкзаком, шлёпнулась на живот и, скользя вниз по пологому склону, цеплялась за малейшие его выступы. За ней, вращаясь юлой, падал брат, а повыше, метрах в пятнадцати, с грозным ворчанием катился чудовищный снежный вал, с которым даже Шворк едва ли стал бы шутить. Но, как ни странно, именно он спас детей от гибели. В своём скольжении Кри, как по трамплину, пролетела по довольно крупному камню, имевшему у своей подошвы глубокую выемку, куда девочка и угодила, словно бильярдный шар в лузу. Благодаря тяжести битком набитого рюкзака она не только сумела там удержаться, но и вцепилась в рукав летящего мимо Акселя и задержала мальчика на пару секунд. Этого ему хватило, чтобы выдернуть из-за пояса клинок и всадить его глубоко в снег. Затем Аксель подтянулся, ступив на клинок ногой, и тяжело рухнул под каменный навес рядом с Кри, когда в лицо ему уже дул ветер смерти. Через секунду их накрыло: лавина прогрохотала над обоими и, увлекаемая собственной тяжестью, помчалась дальше. Снежная масса была так велика, что на дне ущелья мигом вздыбилась целая гора, верхушка которой громоздилась теперь в каких-то двадцати метрах под Акселем и Кри. Грохот, затем шум, затем шорохи раздавались ещё несколько минут, и наконец всё стихло. — Ух… — Аксель вытер рукавом снежную пыль с лица и неуверенно поморгал седыми ресницами. — Спасибо… — Не за что! — гордо ответила Кри. И добавила немного невпопад: — Теперь мы квиты! Давай подумаем, как спуститься вниз. Аксель повёл взглядом по склону. Кончик клинка всё ещё торчал в снегу чуть ниже их нового убежища. — Нам бы не вниз… — горько вздохнул мальчик. — Нам бы наверх… Ты хоть понимаешь, что наделала? Мы не сможем вернуться! И должны до заката либо найти людей, либо замёрзнуть! — Но ведь наверх взобраться невозможно? — Невозможно… Ладно! Держи меня за ноги, Кри… — Он свесился вниз и, рискуя вывалиться из ложбины, еле дотянулся кончиками пальцев до клинка. Аксель ожидал, что у него не хватит сил выдернуть лезвие из снега. Но оно словно само прыгнуло ему в ладонь — а ведь целая лавина не смогла сбить его вниз! «Буду жив — непременно заставлю Хофа и Трёх Костлявых узнать, кто сделал этот меч», — твёрдо пообещал себе юный рыцарь. — Я готова! — с мученическим видом объявила Кри, когда клинок был добыт. — К чему? — Пожертвовать постельным бельём! Рви его на полосы! — Ты любишь спать на мёрзлой земле? — А как иначе мы спустимся вниз? — На верёвке, — терпеливо улыбнулся Аксель. — Но у нас нет верёвки! — Кто тебе сказал? — Аксель пошарил в своём рюкзаке и достал большой клубок бельевой верёвки — как сразу поняла Кри, из запасов фрау Ренате. — Ты же говорил, что у нас ничего нет! — Ну да, говорил. Потому что для гор это не верёвка. Это — на крайний случай. Вот он и наступил… Теперь слушай: я сейчас привяжу верёвку к лезвию, а его воткну поглубже в каменный навес… вот так… Ещё разок глотнём горячего, спрячем термосы в рюкзаки, а рюкзаки сбросим вниз! Пей, пей, ты вся в снегу… Минут через пять, переведя дух и сбросив поклажу, они начали спуск. Аксель обвязал Кри верёвкой вокруг талии и сделал ещё две петли, куда она продела ноги. Затянув всё это узлами и упаковав Кри не хуже почтовой бандероли, он со страхом приступил к её отправлению. — Держись за верёвку крепче и упирайся ногами в склон. Устанешь — виси и отдыхай, как будто ты на парашюте, но верёвку всё же старайся не выпускать… На земле отвяжешь узел, а я подниму верёвку и спущусь к тебе. Кри глянула вниз и задрожала. — Вниз не смотреть! — сердито крикнул Аксель. — Готова? — Да… И он начал медленно спускать сестру за край ложбины. Первый десяток метров она прошла молодцом, перебирая ногами по бугристому склону, потом поскользнулась и зависла. Но, повисев немного и отдохнув, Кри храбро продолжила спуск, тем более что вниз всё же косилась и видела, что до верхушки снежной горы осталось немного. Увы, верёвка оказалась коротковата, и Кри беспомощно заболтала ногами в пустоте метрах в пяти от земли. — Распутай узлы и спустись на руках до края верёвки! Тогда её хватит! — крикнул Аксель. — Не бойся, там мягко… — неуверенно добавил он. Легко сказать — распутай! Озябшие пальчики Кри никак не могли справиться с узлами, которые Аксель затянул изо всех сил. А он не подумал дать ей с собой перочинный нож или ножницы, хотя и то и другое у него, конечно, было. — Что же мне делать? — в панике заметалась Кри. — Спустись ко мне, Акси! — Ладно… Но сперва попробуй всё же выпутаться, не развязывая узлов! Вдруг верёвка нас двоих не выдержит? Кри начала барахтаться и биться. Во время одного из рывков верёвка выскользнула из её рук, девочка опрокинулась на спину, выпала из всех своих петель и полетела в снег головой вниз. Аксель в ужасе закрыл глаза. Поэтому он не видел, что у самой земли Кри перевернулась, врезалась в снег ногами и… исчезла. — Кри! — отчаянно завопил он. — Кри-и-и-и-и!!! Горы грозно заворчали, и слабые шорохи наверху напомнили Акселю, что лавин на свете много. Но тут внизу послышался ещё один шорох, и из сугроба вынырнула лыжная шапочка Кри. Она шевелилась, как живая, потом дёрнулась вверх, и из недр обвала вылезла вся её владелица, похожая на замороженную жертву Снежной Королевы. — Пфу! — сказала она глухо. — Пфы-фыф-фаф! Фуф фаф-фо! — Что?! — Я сказала: «Фу! Ты был прав! Тут мягко!» — сообщила Кри, выплюнув снежный кляп. — Ну, долго тебя ждать? — Иду! — радостно, но не очень громко сказал Аксель. — Эй, Кри! Не шуми там! — Чего?! — крикнула она во всё горло. — Не шуми! — зашипел Аксель. — Будет новый обвал… Молчи, даже если я сорвусь! Кри испуганно затихла. Но Аксель не сорвался. Через несколько минут он уже приблизился к узлам и петлям и даже сумел распутать их в воздухе. Однако вместо того чтобы воспользоваться этим и спуститься почти до земли, он выжидающе глянул вверх, раскачался и приник к склону горы, ослабив верёвку. — Чего ты ждёшь? — пискнула снизу Кри. — Ставлю опыт… — И Аксель легонько подёргал за верёвку, ДАВАЯ ЗНАТЬ КЛИНКУ, ЧТО ОНА БОЛЬШЕ НЕ НУЖНА. Ещё вчера он ни за что не догадался бы сделать это, считая, что волшебство не имеет к нему, Акселю, никакого отношения. Но уж если даже родная сестра посвятила тебя в рыцари и ты заполучил свой первый заколдованный меч, стоит ли так легко с ним расставаться? Поэтому он почти не удивился, когда там, вверху, серебристая полоска металла выскочила из камня, чтобы вместе с верёвкой и Акселем рухнуть вниз. Упал мальчик плашмя, поэтому, видимо, не провалился, а только весь измазался в снегу. И тут же у него на шее повисла хохочущая от радости, мокрая и холодная Кри. — Мы выбрались! Выбрались! — шёпотом кричала она. — И я помогала тоже! — Ты не просто помогала. Ты нас спасла, — сказал Аксель, отряхивая её от снега. — Взмокла? — Да… Аксель с тревогой огляделся. Развести бы костёр, срочно обогреть Кри и себя! Но в ущелье — ни кустика… «Эх, Шворка бы сюда!» — невольно вздохнул он… и спохватился. — Пойдём скорее! — решил он. — Может, тут деревня недалеко… Замёрзнешь — сразу говори! Кри весело кивнула, видимо, не отдавая себе отчёта в том, насколько отчаянно их положение. Что, если ночь застигнет их в горах? Тогда утра им, скорее всего, уже не увидеть… Аксель вскинул на плечи рюкзак, провалившись при этом по пояс, но не забыл, конечно, припрятать верёвку и сунуть за пояс меч. — Ты, должно быть, ещё многое можешь, — сказал мальчик, нежно погладив металл ладонью. — Поживём — увидим… Дно ущелья было свободно от снега, если не считать обвала. Брат и сестра двинулись под уклон, где между двумя высоченными каменными стенами зиял просвет. Но когда они добрались до поворота, им открылась точно такая же картина. И у следующего — тоже… В конце концов Аксель перестал их считать. Час шёл за часом, а они всё шли. Аксель уже давно отобрал у Кри рюкзак и понёс сам, меняя руки и всё чаще волоча его по снегу. Дважды останавливались на отдых и пили чай с гамбургерами. Кри не жаловалась, но её разрумянившееся от горного воздуха лицо осунулось, она шла всё медленнее и дышала всё тяжелее. А кругом по-прежнему простиралась дикая горная страна без деревца, без кустика — видно, пёс занёс их на самые вершины Альп. Счастье ещё, что царило полное безветрие, но Аксель с тревогой заметил, как небо затягивает огромная свинцовая туча, а солнце приобретает красновато-медный оттенок. Однажды, когда они приближались к очередному повороту, Аксель вдруг метнулся к большому валуну, таща за собой Кри, и присел за него. — Что случилось? — испуганно выдохнула она. Но брат не ответил, напряжённо глядя в небо. Кри проследила за его взглядом и увидела, как не слишком высоко над ущельем им настречу летят две голенастые птицы, похожие на отвратительную помесь страуса, птеродактиля и курицы. Шеи их были вытянуты, они хрипло каркали и явно высматривали что-то или кого-то внизу. Ещё минута — и, тяжело взмахивая крыльями, они скрылись за поворотом. — Это те самые? — дрожа, спросила Кри. Аксель мрачно кивнул. — Ты же говорил, что одна погибла… — умоляюще сказала Кри. — Это не они… — Они. И я не знаю, сколько их тут! — Но кого они ищут? Нас? — Не думаю. Скорее — Шворица… Кстати, когда он должен вернуться? Не напоролся бы на них! — Трудно сказать… — устало вздохнула Кри. — У меня не было часов. Но, судя по солнцу, Акси, он оборачивался где-то часов за пять… Как раз ему пора… Было уже пять. Начал задувать ветер, метя позёмку, — хорошо ещё, что в спину. Мальчик поёжился и оглянулся на Кри, в лице у которой теперь не было ни кровинки. — Нет сил? — спросил Аксель. Кри кивнула и понурилась. — Тогда слушай! Главное — не падать духом. Если у следующего поворота мы не увидим… ничего нового… дальше не пойдём. — Но мы здесь замёрзнем! — Не забудь про это! — помахал Аксель мечом. — Я вырежу в скале глубокую пещеру, укроемся бельём и заночуем… Ещё есть чай. И еда. А утром или мы найдём людей, или Швориц — нас. — Как же он нас найдёт, если мы забьёмся ещё в одну гадкую пещеру? — М-м… оставим в снегу один из рюкзаков. Да погоди сдаваться! Может быть, там, за поворотом, — лес! Если у нас будут дрова, мы продержимся ещё долго. И убежим! Кри покорно двинулась вперёд, свесив голову на грудь и явно ничего кругом не видя. «Пусть будет лес! Пусть будет лес!» — шептал про себя Аксель, подгоняемый всё усиливающимся ветром. Должна же, наконец, начаться растительная зона! А он-то ещё думал, что Альпы — это ерунда, а не горы: так, для воскресной прогулки… Его мысли прервал отчаянный писк Кри: — Акси! Акси! Там! Там! Мальчик вскинул голову и обомлел: каменные стены разошлись. Перед детьми открылась уходящая вдаль горная долина, поросшая там, за снежной поляной, густым хвойным лесом. А за ним… поднимался к небу дымок! Человеческое жильё! — Мы спасены, Кри! Через час будем у огня… Вперёд! Но не успел он это вымолвить, как сверху на детей упала чья-то огромная тень. Они подняли головы и оцепенели: над ними парил Шворк, сердито рыча и яростно сверкая красными глазами. Вот он мягко сел на снег между детьми и таким недосягаемым теперь лесом и оскалил зубы. Весь его вид, казалось, говорил: «Как вы смели меня обмануть?!» Пёс разинул пасть и так страшно зарычал, что Аксель и Кри мысленно уже попрощались с жизнью… — Шворк! — прогремел над ними чей-то голос. |
||||
|