"Аксель и Кри в Потустороннем замке" - читать интересную книгу автора (Саксон Леонид)ГЛАВА XIV. Т-РЕННЕР-ОВКИАксель спешил изо всех сил, с ненавистью волоча за собой тяжёлую кассу. Где Кри? В безопасности ли она? Скорее туда, к Шворку! Ско… — Честно говоря, я проголодался, — сказал ему в ухо знакомый голос перед самой дверью в его комнату. — Ох! Это вы… ты, Отто, — пробормотал мальчик, плюхнув кассу на пол и сев на неё сверху. — Я только переведу дух и… — И наделаю глупостей? Не стоит… Куда ты так спешишь? — Как куда? Проверить, что с Кри! — Никто здесь её не тронет. Сперва расскажи, чем там у вас кончилось. Да поподробней, ничего не упуская! Едва Штрой спросил, не подслушивал ли ты, я на всякий случай сразу же улетучился… — Правильно сделал! — ответил Аксель, приступая к рассказу. Кончив, он нагнулся за кассой, чтобы втащить её в комнату и бежать дальше. Но Хоф удержал его: — Нет, погоди! Твою сестру проведаю я. Тихо и незаметно… А ты должен спокойно оставаться у себя и ждать Фибаха. Но сперва закажи мне поесть! — Ждать Фибаха? А зачем он мне сдался?! — раздражённо фыркнул Аксель. — Чего ещё прикажешь ждать в этой мышеловке? — Восьми вечера. Аксель хмуро упёрся взглядом в стену. — Я тебя что-то не пойму, Отто. То ты стараешься всё выведать до прилёта этого Штроя, а то сам лезешь волку в пасть! Раз им сейчас не до нас, раз у нас появилась отсрочка… — То надо ею воспользоваться и бежать. Да? — Да! — с вызовом сказал Аксель. — Хорошо. Допустим, мы сбежали, — спокойно ответил Хоф и, судя по звукам, сел на кассу сам. — Ох, продуло меня на этом балконе… Я говорю «допустим» из чистой вежливости. Я уверен, что пёс — даже если он решится на второй побег — не сможет этого сделать. Не так Фибах прост, чтобы после случившегося оставить двери настежь… — Так зачем же ты тогда?.. — задохнулся от возмущения Аксель. — Мой мальчик, если ты когда-нибудь вздумаешь стать полицейским… — Никогда! — Не перебивай меня, пожалуйста. Итак, если ты когда-нибудь вздумаешь стать полицейским, никогда не брезгуй даже самым слабым шансом на успех. Но и не переоценивай его. И потом, сидя одна, без дела, в такой вот обстановочке наша Кри просто с ума сошла бы… — Да, — сказал Аксель. — Прости… — Но предположим самое лучшее, — продолжал комиссар, словно читая лекцию слушателям полицейской академии. (И те пообещали себе никогда больше его не прерывать.) — Предположим, что Шворк бежит и путь свободен. Что дальше? — То есть как это «что»?.. — пробормотал мальчик. — Мы летим к родителям… — А я — ловить преступников. Чудесно! Но что ждёт всех нас ещё через несколько часов? Вариант «Зевс»? Вот о чём я всё больше думаю с тех пор, как убедился, что Фибах сказал правду! Молчание. — Я не принуждаю тебя, Аксель, — очень серьёзно сказал Хоф. — Если вы так решили — бегите. Ещё недавно я сам хотел этого. Но я останусь в любом случае, потому что дальше Земли не убежишь. И надо её спасти! Твоих родителей… всех… Останься вы здесь, у меня были бы хоть какие-то помощники… хоть крошечный шанс! — Я тоже останусь! — твёрдо пообещал Аксель. — Думаю, что и Кри… — Правильно сделаете! — подытожил Хоф, копируя недавнюю интонацию Акселя. — Мы должны сорвать планы этих негодяев. Сейчас тот космический дедушка — а, надо сказать, он мне ох как не понравился! — явно возлагает основные надежды на тебя. И необходимо понять, почему! В восемь часов вы всё узнаете. Так вот, что бы это ни было — не спеши отказываться. Выиграй время для разговора со мной. А до тех пор я к тебе на пушечный выстрел не подойду. Ты напрасно решил, что им стало «не до вас». Им очень даже до вас, просто они ещё не готовы… Сидите смирно, не делайте ничего недозволенного, притворяйтесь глупыми и безобидными. И ждите! — К Шворку-то хоть можно сходить? — пробормотал мальчик. — После меня. Когда мы с Кри вернёмся… Главное, не давай ей падать духом. Она — наше слабое место, ей только восемь лет… — Кри выдержит! — уверенно заявил Аксель. — Вы её не знаете! Она — наше сильное место. И всем им покажет… — Буду рад. И всё это каким-то чертовским образом связано с твоим дедом! Если получится, сегодняшнюю ночь я посвящу его тетради. Дай-ка мне её прямо сейчас! Попав мне в руки, она тоже станет невидимой… — Как лёд? — Какой лёд? А… Да, он мне пригодился. Надо же было хоть чем-то походить на духа… Пришлось заказать его самому. — Ты здорово его допрашивал! — восхищённо сказал Аксель. — Я так не сумел бы… — Не завидуй подобным умениям… Ну, я иду к Кри за ширму, а ты принеси мне туда еды побольше. И сам там же побудь — словно бы себе принёс. — А может, ко мне? Сядешь за стол… — А Элоиза нам спляшет? Ещё чего! Четверть часа спустя, накормив комиссара и вручив ему тетрадь дедушки Гуго, Аксель остался один. Сначала он нервно ходил по комнате, затем лёг и закинул руки за голову. Где-то там, наверху, за каменными стенами сейчас решалась его судьба, судьба Кри и всего человечества. Он понимал это, но сосредоточиться на этой мысли по-настоящему уже не мог. Ломило в висках, голова болела всё сильнее, на фоне опущенных век извивались какие-то оранжевые змеи. Потом из них выплыло суровое, сосредоточенное лицо дедушки Гуго и начало что-то шептать. И Аксель слушал и чувствовал, что уже не забудет услышанное… — Вставай! Я-то думала, он меня ждёт, а он… Маленькая рука негодующе трясла его за плечо. Мальчик привстал и открыл глаза. Лицо дедушки исчезло. — Зачем ты мне помешала?! — раздражённо воскликнул Аксель. — Я же работал! — Видела я, как ты работал! Это я работаю, пока вы все спите… — Не спеши с выводами, Кри, — прошептал ей в ухо голос Хофа. — Может быть, твой брат и впрямь не просто спал. — Что всё это значит? — возбуждённо сказала Кри. Она стояла перед ними, раскрасневшаяся и взъерошенная, сверкая голубыми глазами. Явно опьянённая успехом своего поручения. — Ну, ты поговорила? — вяло спросил Аксель. Кри сделала страшные глаза и указала на коридор. Пришлось выйти. — Я с ним говорила! — набрав в грудь воздуху, затараторила девочка. — Он такой умный, и толковый, и несчастный! Сказал, что ему никого не надо, кроме нас, а Фибаха он загрызёт, как только поправится, потому что тот его пытал электротоком и… — Постой, постой! Я так ничего не понимаю… Как это — пытал? Профессор ничего не говорил об этом. — Так он тебе и скажет, вампир очкастый! Дракула! Ненавижу… Думаешь, он его просто так лупил по морде зонтиком? Он отключал ЗОНЫ! И при этом бил бедняжку током! — Какие ещё ЗОНЫ? — Мориц не знает! Знаю я… догадалась. Наш пёсик не слушался этого негодяя давно. И чем умнее становился, тем чаще не слушался! А тот на него визжать… «Ты, — говорит, — неблагодарная скотина! Я тебя сделал лучшим псом в мире, но, если будешь упорствовать и скалить зубы, превращу тебя в беркширского борова, и будешь рыться в отрубях вечно!» А Мориц, бедняжка, даже не знает, что такое отруби. «Дай, — говорит, — попробовать!» А тот его лупить… Когда он бьёт Шворка по морде и бормочет про какие-то центральные зоны, Мориц сразу начинает плохо себя чувствовать, ничего не хочет, ничего не может… — А бежать-то с нами он хочет? — спросил Аксель, сонно мигая. — Хочет! Ещё как хочет! Но не может. — Почему? — Говорит, что здешние стены, окна и двери ничем не прошибёшь, и что всё это почти никогда не открывается. В прошлый раз он сделал из подвала подкоп, но сейчас полы заколдованы тоже! В общем, мы сами должны найти возможность, а уж он… — Ну что ж, это кое-что, — сказал Аксель, подумав. — Ты молодец, Кри. — Я-то да, а вот ты чего как в воду опущенный? Тебе словно бы всё это и не интересно, — надув губы, сказала Кри. — Я так пряталась, так старалась… — Так боялась, — закончил за неё Аксель. — Я за тебя тоже боялся, не беспокойся! Но знаешь, с кем я сейчас разговаривал во сне? — ? — С дедушкой Гуго. — Он же умер, — изумлённо пробормотала Кри. — Ещё до нашего рождения! — Это неважно. Оказывается, он тоже был звёздным духом. — Неправда! Он был страховым агентом. — Ну, при жизни — да, а после смерти — духом. И ещё он сказал, что мы с тобой тоже можем колдовать… — Э-гхм! Брат и сестра резко обернулись. Перед ними стоял их старый друг Этвас Безондерес Георг Обадия Вильгельм Фибах. Но куда делись его ирония, его ненавидящий взгляд? Каждая черта смуглого лица с покатым лбом и широкими хищными ноздрями источала услужливость и веселье. Крупные зубы сверкали в льстивой улыбке, а на носу не менее ярко сверкали возрождённые из пепла очки в золотой оправе. — Гуляем, молодые люди? — с энтузиазмом возгласил профессор. — Обмениваемся сновидениями? Замечательно! А ещё замечательнее, что я могу наконец поздравить господина Реннера с давно заслуженным вознаграждением… — Каким ещё вознаграждением? — неприязненно осведомилась Кри. Но её тон, казалось, не смутил, а осчастливил Фибаха. — Я забыл тебе сказать, — торопливо вставил Аксель. — Мне дали три миллиона. — ТРИ МИЛЛИОНА? — выдохнула Кри. — Три миллиона чего? — Подзатыльников! — буркнул мальчик. — Евро, евро, юная леди! — проворковал Фибах, грозя ему пальцем. — О, эта забывчивость в столь нежном возрасте… Шутка, шутка, уважаемый коллега! — поспешно добавил он, встретив взгляд Акселя. — Ну покажите же их ей… Дальнейшее слилось для Акселя в совсем уже полный бред. Сперва пришлось «ну показать же их ей» и выносить восторженное девчачье уханье — вместо того, чтобы поговорить о том пугающе-странном, что сказал дедушка. Потом надо было успокаивать Кри по поводу восьмичасового приёма у господина Штроя. Потом оказалось, что у неё такая мятая блузка и надо срочно гладить! Потом — что гладить не надо, поскольку милый доктор специальным заклятием отутюжил и надушил эту дурацкую блузку прямо на Кри. И наконец — что почему бы не навестить старину Шворка, а заодно — не заполнить парочку идиотских вопросников для блага науки? — Шворка? — протянул Аксель. Это совпадало с его планами. К тому же было ясно, что настырный докторюга всё равно не оставит их одних ни на минуту. — Что ж, ладно… Вы идите, а мы вас догоним. — попытал он счастья ещё разок. Не тут-то было! Фибах сладко улыбнулся и взял его под локоть. — А я бы предложил прогуляться впереди вдвоём… О, вы не пожалеете! — с придыханием шепнул он в ухо отпрянувшему Акселю. — Вы не питаете ко мне симпатии, дорогой господин Реннер. Я это вижу. Что ж, не могу роптать: я причинил вам немало беспокойства. Но что, если бы я попытался загладить вину? «Очередное предательство, — понял Аксель. — Кого же он хочет предать на этот раз? Штроя — больше некого. Или Тратануза?» — Обоих, милый господин Реннер, — сказал Фибах, видимо, прочитав эти мысли на довольно бесхитростном лице Акселя. — Обоих. Ваши интересы для меня сейчас превыше всего! И ещё — себе в ущерб говорю — вам надо научиться следить за своим лицом. За мимикой, так сказать. — Попробую, — кивнул Аксель. — Неужели вам никогда не хотелось стать лучше? — Если бы мне этого хотелось, — вздохнул профессор, — обо мне никто никогда ничего не услышал бы, поверьте. И людям было бы уже всё равно, какой я… Я ведь вам рассказывал, мой мальчик, как меня били во взрослом мире, даже когда мне НЕ хотелось стать лучше моих конкурентов. Погодите, вы с этим тоже столкнётесь, какое бы скромное место в жизни ни облюбовали… Но — к делу, время не ждёт! Я мог бы устроить вам побег. Сегодня же. Сейчас же! — А смысл? — пожал плечами Аксель. — Через сутки мы всё равно погибнем! — Мудр не по годам, — тихо произнёс Фибах, обращаясь, видимо, к самому себе. — Но дело в том, что я готов открыть вам глаза на ваши истинные возможности. Чтобы вы и ваши близкие могли уцелеть несмотря на… известное нам лицо. — У которого много лиц, да? Кри, дай поговорить спокойно, тебя же просили идти чуть сзади… А насчёт возможностей — спасибо, но я их, кажется, уже знаю. — Что именно вы знаете? — уточнил Фибах. — Что сказал вам сегодня во сне ваш дед? Оба остановились и с минуту в упор глядели друг на друга. — Это не ловушка, — заверил наконец профессор. — Чтобы сделка состоялась, вы тоже должны проявить доверие. — Сперва скажите, что вам нужно от меня! — Не так уж много. Во-первых, ничего не делайте, не посоветовавшись со мной. Я теперь понимаю, почему Вселенная Хас избрала приманкой для моего Шворка именно вас. Хотя и не знаю, как они вас нашли. Но это неважно. Важно — буду откровенен, — чтобы на меня не посыпались неприятности с двух сторон. Одна из сторон, как вы догадываетесь, — лицо со многими лицами. Мне необходимо, чтобы все его надежды были связаны с вариантом «Бионика». А не с вами! Ясно? — Для «Бионики»-то какая разница — здесь мы или нет? — пожал плечами Аксель. — От нас ведь не зависит, выберет это лицо Шворка или Зевса! — Ещё как зависит! Вы будете постоянно напоминать ему о побеге моего пса. Что может сыграть решающую роль при окончательном выборе. Заклятие Семи Смертей — это же страшная вещь… Ничтожная оплошность капризного животного — и весь план рухнет. Но Этвас Безондерес Фибах найдёт выход! Он добьётся того, что в результате вашего побега из замка доверие к Шворку вновь окрепнет, вот увидите… — И как же вы этого, интересно, добьётесь? — О, я обставлю дело так, будто вы предлагали псу бежать вместе с вами, но он отказался. А сам потихоньку отправлю вас с моими цыпочками — их, в отличие от Шворка, никто не хватится. После чего сотру у них из памяти то, что касается вашего побега, чтоб не проболтались. Вот и всё… В действительности это было далеко не всё. Этвас Безондерес Фибах не договаривал многого. Если можно сравнить человеческие страхи со звёздным небом, то на профессорском небосводе прямо-таки пылали две огромных звезды, затмевающих более мелкие! И эти две звезды были связаны не столько со Штроем или Тратанузом, сколько с двумя проклятыми сопляками. Первая: немедленно убрать подальше от Штроя свидетелей его, Фибаха, допроса и предательства. И вторая: профессор не случайно умолчал о намерении Штроя использовать Акселя и Кри для Заклятия Семи Смертей. Ведь если они будут знать, что им сохранят жизнь и надеются на их дальнейшую помощь — то почему бы им не остаться в замке добровольно и не потребовать себе любых наград? Сам-то он на их месте так бы и поступил! Более мелкие страхи сверкали вокруг главных звёздной пылью, но её тоже стоило учесть. Два новых любимца рядом с повелителем. Которые его, Фибаха, ненавидят. И один из которых уже осрамил его в истории с деньгами. Люди, которые оттеснят его на задний план. И, чего доброго, сделают ненужными всех его будущих животных. А значит, и его самого! Взвесив всё это ещё раз, он добродушно улыбнулся Акселю, который тем временем спрашивал: — Но… вы говорили о неприятностях с двух сторон. Вторая сторона — это, конечно, Тратануз? — Тс-с! — зашипел Фибах, озираясь. — Не так громко, прошу вас! Ну да, конечно… Чтобы он не гневался, что я не помог вам бежать. — Ладно, ладно… Но ещё до этого, в самом начале, вы сказали… дали понять… что предаёте и его. Чем же именно? Ведь вы делаете как раз то, чего он хочет? — Делать-то я делаю, — усмехнулся Фибах. — Только уже не для него. А для себя! И для вас… Или вы хотите постоянно жить в когтях какого-нибудь духа — не того, так этого? Жуткие существа! Но ваш Тратануз не учитывает, что стоит вам выйти за пределы замка и при этом знать кое о чём — и вам уже нечего бояться ни его, ни Штроя. Скорее уж им придётся бояться вас… Ясно? — Да какое всё это имеет значение, если наша планета вот-вот погибнет! — с сердцем сказал Аксель, который, к счастью, хоть о мести Тратануза мог не беспокоиться. — Я же вам сказал: планету можно спасти, — таинственно подмигнул Фибах. — Я ведь не отвечаю за провал Заклятия Семи Смертей. Только за Шворка… Но эта услуга — уже платная. Вы дадите мне за неё один миллион из ваших трёх. Всё по-честному! Всем поровну — вам, попрыгунье Кри и тому, без кого вы никогда не увидели бы этих денег. О’кей? — А как же… как же ваши надежды на власть… и месть… и Штроя? — недоверчиво спросил мальчик. — Вы что, отказываетесь от всего этого за один миллион? Странно… Хоть вы нас с деньгами и обманули, вы, я думаю, всё-таки человек не бедный! Верно, Кри? — прибавил он, обращаясь к сестрёнке, которая уже давно самовольно втёрлась между мужчинами. Но тут было уже не до её изгнания! — А может… может, ему духи на всё это денег дали? — с надеждой предположила Кри. Она, как и её брат, была потрясена наглостью Фибаха в денежных вопросах. Но, как и Аксель, страстно хотела бы верить в правдивость его предложений. Чем профессор и не замедлил воспользоваться. — Устами младенца глаголет истина! — торжественно воскликнул он, подняв палец. — Ну разумеется, духи, кто ж ещё? Я и обманул-то вас с чеком, между прочим, не от жадности, а от самой обыкновенной нехватки времени. Ведь вы не стали бы ждать, пока прилетит Штрой и вам заплатит! Вы начали бы скандалить, мешать научному процессу… Что, не так? Ответьте, глядя мне в глаза! Зато теперь всё по справедливости. — По справедливости… — тяжело дыша, начал Аксель. Но оборвал себя. — Ладно, забирайте! Все три миллиона забирайте, только помогите! — Все три? Хм… Ну, с одной стороны, если учесть весь риск, которому я подвергаюсь, это было бы разумно. Но с другой, — профессор великодушно улыбнулся и развёл руками, — доброе мнение о себе тоже чего-то стоит, и не нужно жадничать. Давайте так: два с половиной миллиона мне, пятьсот тысяч — вам. — Но я не скажу, что услышал от дедушки, пока вы мне всё не расскажете, — мрачно предупредил Аксель. — А я и так знаю, что он вам поведал. И вот откуда… — Фибах пересказал детям заключительную часть своего разговора со Штроем. При этом он особо подчеркнул зловещую роль последнего в страшной посмертной судьбе Гуго Реннера и подвёл итог: — Поздравляю! Вы можете колдовать! Вы и, вероятно, ваша сестра, господин Аксель. Достаточно срифмовать любое желание, и при определённых условиях оно не только исполнится, но уже никто и никогда без вашей воли не сможет разрушить чары! Не об этом ли шла беседа с духом покойного дедушки, а? — Почти… — признал Аксель, в котором всё восставало против доверительной беседы с матёрым предателем. (Да ещё без Хофа, который, как назло, куда-то запропастился!) — Только… дедушка не говорил, что никто не может снять… — О, эти старики! — восхищённо воздел цепкие руки Фибах. — Эти титаны духа! Он явно не хотел, чтобы вы становились волшебниками. И открыл вам ровно столько, сколько необходимо, чтобы вырваться отсюда. Он не желал соблазнять вас безднами, мой юный друг! Он… — Мой брат вам никакой не юный друг! — перебила его Кри, у которой тоже давно чесался язык. — Нас бы всех давно уже съели по вашей милости. Заколдуй их всех, Акси! Чтобы ни от кого следа не осталось… — Вот за это я отчасти и прошу у вас денежное вознаграждение, — холодно заметил профессор. — За предостережение! Чтобы вы не наделали глупостей сгоряча. Во-первых, без наших усилителей вы ничего не сможете. И, стало быть, вне стен этого замка или, допустим, вне Шворка вы — самые обычные мальчик и девочка. Во-вторых, очень многое в поединке с настоящими духами зависит от быстроты заклинаний. Получи вы волшебное образование — другое дело, на высшей ступени вы могли бы колдовать с быстротой мысли. А так… если вы рифмуете слишком медленно… «Не знаю даже, — подумал Аксель. — Не пробовал». — Дедушка мне поможет делать это быстро, — неожиданно для себя сказал он. — Он обещал! — Допустим, — кивнул Фибах. — Но любое заклятие — даже ваше! — можно отразить своевременным контрзаклятием. И, будьте благонадёжны, кое-кто это уже сделал! Вы не сумеете ни покинуть этот замок без его воли, ни причинить своим колдовством какой-либо вред ему самому, его слугам и его имуществу. Вы не сможете даже защитить от физической и волшебной угрозы себя и своих близких, пока вы здесь. Для этого вам придётся опять-таки нас покинуть… Можете попробовать и убедиться! Единственное, в чём вам могут солгать сегодня в восемь — это что вы вообще ничего не можете без разрешения Великого Звёздного, ближайшего друга и преемника Гуго Реннера. — Так… что же нам делать? — растерянно пробормотал мальчик. — Принять моё предложение! — торжественно ответил профессор. — Выберись вы отсюда и унеси при этом с собой хоть один усилитель — и вы неуязвимы, вы всемогущи, вы можете начать войну против любой волшебной империи и, вероятно, выиграть её! Вы не будете зависеть ни от кого — ни от Штроя, ни от Вселенной Хас. Хотя отсутствие опыта, конечно, скажется, и не раз… А уж что касается денег — они станут грязью под вашими ногами. И в миг победы, надеюсь, вы не забудете доброго старого чудака-профессора, открывшего вам глаза… Ещё раз предлагаю вам побег и отличный, мощнейший усилитель впридачу! Причём немедленно — до разговора с существом, об уме, хитрости и коварстве которого вы не имеете даже отдалённого представления, уверяю вас. Я дрожу за вас при мысли об этой беседе! Но если нет… — он перевёл дух и вытер пот, — если вы настолько безумны, чтобы своими детскими ручонками лезть в окровавленную пасть голодного льва… — То что тогда? — поторопил его Аксель, прерывая театральную паузу. — Тогда отказывайтесь от любого сотрудничества! Ибо вас заставят совершать страшные злодеяния, как бы безобидно они ни выглядели! И не бойтесь, что Штрой за отказ уничтожит вас — он всё-таки звёздный дух, а не какой-нибудь мстительный и кровожадный Пралине. Он лишь заточит вас в подземном мраке среди чудовищ навечно. Чтобы вы стали его рабами… — Постойте! — перебил его Аксель, дрожа всем телом. — А если мы сбежим с этим вашим усилителем… ведь я тогда смогу спасти всю Землю? И маму с папой… — И он устремил на профессора такой умоляющий взгляд, что Фибах, не выдержав, отвёл глаза. — Ну да… вероятно… попробуйте! Думаю, такого усилителя будет более чем достаточно. — Тогда бежим! — горячо начал мальчик, повернувшись к Кри. Но тут из воздуха раздалось зловещее приглушённое мычание. Все подпрыгнули, а Фибах побледнел и затрясся, срывая с носа новые очки. — Здравствуй, доктор, — раздалось у него над ухом зловещее шипение потревоженной змеи. — Ты, кажется, позабыл про меня? Жаль… Мне так много надо тебе сказать… — Я… я… я только о вас и думаю, Ваша Вечность, — лязгая зубами, выдавил из себя профессор. — Вы же видели, я вас не вы… выдал… — О да, ты придумал кое-что получше, не правда ли? Отпусти-ка этих детей вниз, погладить собачку, а мы с тобой потолкуем. И если после этого ты будешь в добром здравии, то догонишь их… — Только не бейте его, пожалуйста, — попросила Кри. — И, если вы слышали наш разговор, то, может, не стоит терять времени? Надо бежать и всех спасать! — Идите вниз, — сурово сказал Хоф. — И не волнуйтесь за этого мерзавца. Пришлось брату с сестрой отправиться по знакомому уже коридору вниз, то и дело недоумённо оглядываясь. Но привычное доверие к Хофу и недоверие к профессору восторжествовало. — Чего это он? — бормотал Аксель, глядя в каменные плиты пола. — Фибах, конечно, дрянь, каких мало, но ведь на сей раз он явно говорил правду… — А давай проверим! — предложила Кри, когда впереди показался холл. — Сейчас как раз будет парадный вход. Прикажи ему распахнуться этими своими… рифмами! — Почему я? Почему не ты? — Да потому, что, хотя я унаследовала от нашего дедушки куда большую волшебную силу, чем ты, у меня никогда не было времени на всякие там стихи, — заявила Кри с таким видом, словно вновь объявляла себя королевой Альп. — Его Хвастливая Луна… — сказал Аксель с тяжким вздохом. — А у тебя в детстве неплохо получилось с тортом, — продолжала девочка, будто не слыша. — Всем тогда понравились твои стихи. И с этой каменной стенкой сегодня… — С чего же ты тогда взяла, чтоунаследовала больше волшебной силы, чем я? — Ну, это разные вещи, — отчеканила Кри. — Я теперь понимаю, например, почему меня так часто фотографировали совершенно незнакомые люди. Мне, видишь ли, казалось, что дело только во внешних данных… Но, наверное, они чувствовали мою суть! Я ведь буквально ела их глазами… и оплетала их волшебной сетью чар… — Начинается! — застонал Аксель. — Хоть святых выноси! Но где-то в закоулках его взбудораженного мозга ворохнулось изумлённое: «А ведь и правда…» Он действительно никогда не замечал, чтобы кого-нибудь на улице без его на то желания и разрешения снимал хоть один турист. Помнится, и его, Акселя, «щёлкнули» один-единственный раз именно тогда, когда он со злостью подумал: вот бы хорошо, чтобы кто-нибудь сфотографировал его, а не эту воображалу. У неё на глазах! Может, и поубавилось бы спеси… Разумеется, он не признался Кри в своих мыслях. С ней и так проблемы! Остановившись перед парадным входом, мальчик велел сестре следить, не появятся ли поблизости горящие глаза и острые зубы Элоизы. На всякий случай подёргал дверную ручку, потом отступил, в один миг, без малейшего напряжения сочинил заклятие и прошептал: — Парадная дверь, все запоры — долой, чтоб Аксель и Кри вернулись домой! Но дверь не шелохнулась. Аксель попробовал ещё пару других стишков — бесполезно. Тогда он попытался хотя бы заказать эскимо с клубничным джемом, и оно медленно сгустилось из воздуха прямо у него в руке. Хорошо уже то, что нужные слова приходили на ум мгновенно, словно их кто-то подсказывал… Задумчиво лизнув эскимо, Аксель уступил место Кри и сам встал на стражу. Но через пару минут она дёрнула его за локоть: — Я не знаю, что говорить… Не сочиняется! — Ну, скажи вот так: «Парадная дверь, открывайся скорей, терпеть не могу закрытых дверей». — Тут, если честно, мальчик позаимствовал рифму у дедушки Гуго. — Здорово! — с уважением сказала Кри. И повторила заклинание. Дверь с еле слышным лязгом задрожала, но не открылась. Дети накинулись на неё, как бешеные, дёргали её, пинали и чуть ли не кусали. Бесполезно! В утешение Кри тоже заказала себе мороженое. И опять Акселю пришлось сочинять заклятие за неё. Однако, когда она его произнесла, мороженое выскочило у неё из кулака с быстротой молнии, так что она даже уронила его. — Ну вот, я же говорила! — сказала она. — Говорила, что колдую лучше тебя… Но ты тоже необходим! — поспешно добавила Кри, видя, что у брата дёрнулась щека. Они достигли подвала, всё ускоряя ход: Акселю хотелось перекинуться со Шворком парой слов до появления Фибаха. Элоиза по-прежнему не появлялась. Зато, как сразу стало ясно по музыкальному грохоту, доносившемуся снизу, Академия Изящных Искусств работала в полную силу. Только на сей раз художницей была Беттина, а позировала летучая мышь, играющая на крошечном клавесине. Амалия, вися вниз головой, одной лапой держалась за крюк, а другой умудрялась печатать на машинке, которая стояла на крышке её бака. Да так, что клавиши трещали, перекрывая нестройное бренчание! Пёс по-прежнему лежал в ворохе соломы и, несмотря на шум, казалось, дремал. Но, когда дети приблизились, он тут же открыл огромные красные глаза, в каждом из которых отразились взявшиеся за руки мальчик и девочка. И глаза эти были не тупыми и безразличными, как прежде, а умными и живыми, хотя ещё слегка сонными. И виноватыми тоже. Так что всё стало ясно сразу и без слов. Аксель, однако, сразу поднял руку и трижды, через каждые три секунды, шлёпнул пуделя по носу. — Здравствуй, — сказал он тихо. — Здравствуй, — ответил пёс. Голос у него был глухой, хрипловатый и гулкий, как из бочки. — Как тебя зовут — Шворк или Мориц? — подумав, спросил Аксель. — Мориц… — Ну, извини, что я неправильно тебя называл. — А ты извини, что я доставил твою сестру. — Это Фибах так выражается — «доставил»? — Что? — заморгал пудель. Видимо, в его словаре слова «выражается» не было, или оно означало что-то другое. — Фибах говорит «доставил» вместо «украл»? — Да… — отвёл глаза пёс. — Я извиню тебя, — сказал мальчик, — если ты поможешь нам бежать. — Сейчас? — Нет. Когда мы скажем. — И вы останетесь моими хозяевами? — тревожно приподнял Мориц огромную лохматую гору своей спины. — Да. Только это очень нелегко — жить с тобой вместе. — Почему? — глухо выдохнул пёс, моргая. — Я плохой? Я стану лучше. Я не буду доставлять! — Ты очень большой. Мы нигде не сможем тебя поселить, когда вернёмся к нашим родителям. А жить в горах мы больше не хотим. — Я могу стать меньше, — быстро сказал Мориц. — Таким, как когда-то. Ниже твоих колен, А-кси. И ещё… — Что? — Я экономичный. Меня не надо кормить. Никогда. — Это не главное, — улыбнулся Аксель. — Ты уже пришёл в себя? — Что? — Ну… ты выздоровел? — Да. Почти. Он отключил мою пушку. — Что?! — на сей раз не понял уже Аксель. — У меня в носу — лазерная пушка. Я мог из неё убить всю эту дрянь… — Какую дрянь? — Подопытные птичьи существа. Амалию и Тину. И меня… нас не поймал бы Мудрый Дух. — Какой ещё Мудрый Дух? Фибах? — Да. Он не велит звать себя «Фибах». — Плевать мне на то, чего он не велит! А зачем он отключил твою пушку? Чтоб ты лучше слушался? — Да. Ещё до моего побега. Мудрый Дух боялся, что я сбегу. И тогда со мной трудно справиться… Она нам пригодится. — Может быть, я смогу включить? — Нет! Это сложно. Только он сам. — Хорошо, я попрошу его, — быстро сказал Аксель, оглядываясь. И увидел в дальнем конце подвала приближающуюся фигуру профессора. — Слушай, а почему же ты сразу… ну, картинками или ещё как-нибудь… не сознался нам, что умеешь говорить? Ведь я тебя спрашивал! Не любишь разговаривать? — Люблю. Очень! Но я… я боялся. — Боялся? Чего? — Вы бы ещё чаще стали просить, чтобы я вас отпустил. А я не мог больше оставаться один…, — вновь отвёл глаза пудель. — Да и он не любит, когда я говорю. Мудрый Дух. Потому и сделал мне такое сложное включение речи! — Его теперь зовут не «Мудрый Дух», а «Клетчатый Балбес», — торопливо сказала Кри, высунувшись из-за плеча Акселя. — Запомни, пёсик! — Я запомню, — сказал Мориц, мигнув. — Он и меня девятнадцать раз называл балбесом. Что такое «Балбес»? — «Балбес» — это… — охотно начала девочка, но Аксель шикнул на неё: — Кри, не надо! Этот мерзавец опять его изобьёт… И нам нагадит. Хватит с тебя твоего собственного прозвища! Тем временем герой обсуждения уже подходил к ним вплотную. Вид у него был кислый, даже напуганный, глазки бегали. Видно, Хоф и на сей раз произвёл на него незабываемое впечатление. Вероятно, поэтому герр доктор наотрез отказался продолжить разговоры о побеге, как ни приставала к нему Кри. Аксель перебил её, не без труда подавив сопротивление, и вежливо попросил Фибаха включить псу лазерную пушку. — Пушку? — поднял брови тот. — Нет. Это ни к чему. Здесь нет ни гор, ни скал, ни врагов… А если вы насчёт побега… я же сказал, стены замка сейчас не прошибёшь НИЧЕМ. Раньше, раньше надо было всё это делать! — добавил он с таким раздражённым видом, словно дети вломились сюда силой, а он с первой минуты умолял их о побеге. Аксель и Кри переглянулись. Вообще мысли профессора явно витали где-то далеко. Он рассеянно выдал брату и сестре анкету с многочисленными и довольно странными, на взгляд Акселя, вопросами. И, усадив ребят в кресла внутри пса, попросил заполнить. Взял он эти листочки из запертых шкафов с книгами и папками. Не все вопросы, правда, были такими уж дурацкими. Например: «Как часто вы знаете, где сейчас ваш кот (пёс, морская свинка, малозаметная черепаха)?» Правда, у мальчика никогда не было даже обычных домашних животных — не говоря уже о малозаметных. Но вопрос: «Случалось ли вам мысленно беседовать с вашей электропроводкой?» — поставил Акселя в полный тупик. Хоть убейте, этого ему было не вспомнить! Может, когда и беседовал… вот только о чём? Мама говорит, он ещё в ранней молодости любил разговаривать со своими игрушками. А Кри никак не могла решить, что ответить на вопрос 121: «Радостно ли вам услышать, что лопнул банк, где никто из ваших близких и друзей не держит своих денег?» Вообще-то она понимала, что ничего тут радостного нет, если кто-то разорился или остался без работы. Но, может, составители анкеты хотят от неё, Кри, другого: чтобы она, наоборот, порадовалась за своих близких и друзей, избежавших такого несчастья? Однако следующий, 122-й, вопрос был уже о радости по поводу лопнувшего банка, где держали деньги лучшие друзья Кри. Девочка растерянно перечитала название анкеты — «Я решил стать духом», — которое ничего не объясняло. Наконец они кое-как одолели все 154 вопроса. Тогда Фибах, вызвав заклятием на одном из столиков телевизор, показал им короткий учебный мультик. Назывался он «Круговорот Жизни и спальня Смерти». Экран был поделен на две половинки — цветную, где двигались фигурки, и чёрную, застывшую. На чёрной стороне кто-то сидел в темноте и, слабо светясь, лукаво улыбался. На цветной стороне хохотали и резвились два глуповатых существа, одно — с чёлочкой, другое — с косичками (видимо, мальчик и девочка). А под травой и цветочками, по которой они беззаботно прыгали, в мрачном подвальчике сидела Смерть — скелет с косой — и зорко следила за ними. Пока дети резвились и играли, их лица покрылись морщинами, а волосы поседели. Превратившись в старичков, эти существа бросили мячик, ведёрко с песком и совок, сели и заплакали. Тогда Смерть грозно выросла из-под земли и замахнулась на старичков косой. Но тут с чёрной стороны экрана протянулась когтистая лапа и удержала косу. Дети-старички на коленях протянули руки к нежданному спасителю. Носато-ушастая голова старшего духа, показавшись им вслед за лапой, начала издавать приятные, курлыкающие звуки. Старички опрометью кинулись в её царство, а Смерть, оставшись на детской площадке без добычи, с досадой провалилась сквозь землю. Очутившись у себя в подвальчике, она поставила заржавевшую косу в угол, легла в кровать под траурным балдахином и задёрнула шторы. Затем по экрану замелькали полосы, и всё исчезло. — Старая плёнка, — пробормотал Фибах. — Этими фильмами давно никто не занимался. И вообще, хватит на сегодня! А вам стоит поужинать, пусть вы ещё и не очень голодны после нашего пиршества… — О, сыты по горло! — заверил Аксель несколько двусмысленным тоном. — …ибо после беседы с моим звёздным другом вас могут ждать любые события и даже потрясения, — невозмутимо закончил профессор. С этим спорить не приходилось, и дети засобирались к себе. На их удивление, Фибах не потащился следом. — Сами, сами, всё сами, — скороговоркой ответил он на вопрос Кри, которая ещё питала слабую надежду вернуться к разговору о побеге. — Да, и к Штрою — тоже сами! Дорогу ваш брат знает. А у меня — хм-хм — дела… И он повернулся к телевизору, чтобы выключить его. Но вдруг в «салоне желудка» раздался голос Морица. — Мудрый Дух! — Что тебе? — скривившись, ответил тот. Затем, спохватившись, метнул косой взгляд на Акселя и Кри и сладко улыбнулся. — Слушаю внимательно, пёсик! — Что такое «Клетчатый Балбес»? — громко и глухо прогремел пудель на весь подвал. Дети заткнули уши. Бросив взгляд в иллюминатор, Аксель увидел стойла Академии. Из них, словно змеи из травы, немедленно и любопытно поднялись плешивые головы на длинных шеях и уставились на Морица. Мальчик выразительно глянул на Кри. Та потупилась. — Чего ты разорался? — с ненавистью процедил Фибах. — И где ты это слышал? — ледяным голосом продолжал он. Но Мориц явно и ухом не повёл. — Я не слышал. Я составил. Из моего словаря. — В твоём словаре нет бранных слов. Ты лжёшь! — Извините, это я… — пискнула Кри, виновато разводя руками. — Я назвала Морица балбесом. — Да? И за что же? Ты на него вроде не надышишься… — всё тем же голосом сказал профессор, буравя её глазами. — За то… за то, что он вас не любит! — выпалила Кри первое, что пришло ей в голову. — И… и не объяснила, что балбес — это дурак. — А ты, значит, меня любишь? — ещё пронзительнее сощурился на неё Фибах, как филин на мышонка. — И потом, с чего это ему вздумалось присоединять к существительному «балбес» прилагательное «клетчатый»? Животные так не мыслят! Они бы сказали: «Клетчатый пиджак». Может быть, просто-напросто кое-кто, принадлежащий к миру людей, решил поиздеваться надо мной? Кое-кто, забывший про моё терпение и гостеприимство? — Животные и вправду бывают много лучше иных людей, — тихо и очень зло сказал Аксель, которого слово «гостеприимство» вывело из себя. — Но почему вы приняли это на свой счёт, профессор? Может, у кого-нибудь ещё в этом замке есть клетчатая одежда? — Здесь больше нет людей! — А может, ваш дух носит клетчатые пиджаки? — невозмутимо продолжал Аксель. — И даже полосатые носки в придачу? В следующий раз, когда он будет ГОСТЕПРИИМНО угощать нас чаем, мы у него спросим! — ЕСЛИ Я ХОТЬ НЕМНОГО ЗНАЮ СВОЕГО ДРУГА ШТРОЯ, СЛЕДУЮЩЕГО РАЗА НЕ БУДЕТ! — прогремел Фибах, снова сузив глаза. Он явно хотел сказать ещё что-то, но, видимо, вспомнил инструкции быть вежливым с детьми и лишь ядовито добавил: — Приятного аппетита! Резко повернулся и исчез в глотке у пса. И, проходя мимо Академии Изящных Искусств, рявкнул: — Опять помётом разит, плешивые твари! За лопаты! Брат и сестра довольно понуро отправились восвояси. — Извини, — сказали они наконец друг другу хором. И невольно засмеялись. — Не огорчайся, Акси, — робко утешила брата Кри. — Он уже всё равно не хочет побега. Струсил! — Точно, — согласился Аксель. — А ты заметила, что Ночной Дозор больше не появляется в коридоре? — Это из-за Штроя, — уверенно сказала девочка. — При нём наш Балбес не смеет корчить из себя волшебника… Я уверена, что и дух в полосатых носках остался без кабинета. А то и без Чая Грусти! Аксель был рад, что Кри больше не боится профессорских штучек и говорит о них с насмешкой. Вот только, если план Штроя сработает, вряд ли придётся ещё когда-нибудь над чем-нибудь смеяться. Но всё-таки любопытно, почему Фибах пошёл на попятный… Долго гадать не пришлось. Перед последним поворотом к комнате Акселя кто-то сзади кашлянул и опустил детям на плечи невидимые руки. — Ох, это вы… ты, Отто! А нам скоро идти к Штрою… — пожаловалась Кри. — Знаю. Жаль, что не могу быть с вами, — угрюмо ответил Хоф. — Главное, ни на что сразу не соглашайтесь и ни от чего сразу не отказывайтесь. Как бы на вас ни давили и чем бы вас ни пугали! Сперва обсудите всё со мной… — «Забудь своё отчаянье — оно»… — процитировал Аксель. И, оборвав себя, спросил: — Зачем ты помешал Фибаху устроить нам побег, Отто? — Аксель, — серьёзно сказал комиссар, немного помолчав, — я понимаю, как тебе сейчас нелегко. Но раз уж ты нашёл в себе мужество вступить на свой путь вместо того, чтобы спокойно сидеть дома, в Недерлинге, — ты мог бы больше прислушиваться ко мне. Разве не ты сам позвал меня на помощь? И разве я не сказал вам обоим сразу, что каждое слово этого негодяя — ложь? — Так уж и каждое… — пробормотал мальчик. — Он правда хотел, чтобы мы сбежали. И помог бы нам… — …погибнуть, — закончил Хоф. — Нашли кому поверить! Человеку, который обманул вас на триста тысяч, хотя ещё день-два — и они всё равно превратились бы в пустые бумажки! Но на всякий случай, из чистой жадности, этот тип тянет с вас миллионы, данные вам за то, что он же вас и обжулил. Ну, деньги ещё ладно… в конце концов, они не достались бы никому. Но история с фальшивой мамочкой могла бы научить кое-чему даже грудного младенца! — Да, — вздохнул Аксель. — Это правда. — Конечно, он помог бы вам сейчас, — продолжал Хоф, словно не слыша. — Ещё бы! Он ведь ясно сказал, что, пока вы здесь, его повелитель не может на него положиться. Не говоря уже о том, что вы — свидетели его предательства… Ему хочется, чтобы вариант «Бионика» был главным, но почему, чёрт возьми, он так этого жаждет? А? Забыли? — Н-нет… — пробормотали дети, переглядываясь. — Поймите же, что чудо-пса и чудо-птичек он сделал не сам! И каких-то серьёзных милостей добьётся лишь тогда, когда его питомцам будет где развернуться. А где есть такое место? На далёких планетах, где всё для них чужое? Да нет, конечно: здесь, на очищенной от людей Земле. От людей и ненужных свидетелей… И вы думаете, что при таком раскладе он впрямь даст вам с собой хороший усилитель, который сорвёт все планы духов? А может быть, даже позволит вам перейти в наступление на империю Штроя? — Ну что ты… — вяло запротестовал Аксель. — Какое уж тут наступление… Ты сам часто говоришь — мы ведь только дети. — Но Фибах-то судит о людях — и о детях, и о взрослых — по себе, — усмехнулся Хоф. — А сам он на вашем месте наверняка попытался бы подмять под себя весь мир. Вспомните-ка повадки этого королевского наследника! Его цыпочки давно обижаются, что им, в отличие от духов, нельзя никого терзать… Вот он бы их и побаловал. Вами… А даже если бы и нет — они скинули бы вас с сёдел в первом попавшемся ущелье, и там вы карабкались бы по отвесным скалам, страдая от голода и холода. Пока с неба не обрушилась бы смерть… Аксель и Кри молчали. — Но… он не рискнул бы нас погубить из страха перед тобой… — неуверенно вымолвил наконец мальчик. — Сомневаюсь! — фыркнул Хоф. — Иначе с чего бы ему так беспокоиться о том, чтобы «Бионика» не разонравилась Штрою? В глубине души — точнее, душонки — он не верит, что я справлюсь с его хозяином! Иначе он никогда не посмел бы вам сказать, что предаёт и меня тоже… Ему бы только выиграть время. И дети вновь не нашли, что ответить. — Впрочем, я думаю, что и исправный усилитель вам не помог бы, — «утешил» их комиссар. — Вы же слышали показания этого мерзавца на допросе! Даже при сверхмощном Заклятии Семи Смертей, после которого вся Вселенная должна пятьсот лет «отстаиваться», словно кружка пива, — заклинаемое тело должно быть видно целиком. То есть из космоса. А у вас ведь нет ракеты! И вряд ли бы вы сами додумались наколдовать себе её… — Так это же при уничтожении, — запинаясь, сказал Аксель. — А не при защите! — Кто тебе сказал?.. Молчишь? Вообще, судя по всему, иметь прямую видимость того, что хочешь заколдовать, для них тут очень важно. Иначе зачем все эти телемосты и колодцы? Неужто дух без колодца не может пройти сквозь пол? А вы заметили, кстати, что все усилители — и в Шворке, и у вас в комнатах — всегда стоят у какого-нибудь колодца или прохода? И не на этом ли держится весь Свёрнутый Мир — Свёрнутый там, где его некому видеть?.. Ну ладно, ужинайте, вам скоро идти! — А что ты сказал Фибаху на этот раз? — лениво поинтересовался Аксель, направляясь к себе. — Что в новых очках он просто Людвиг Третий… Поужинав «впрок» на случай бурной ночи (хотя есть не очень-то хотелось, сытный обед ещё давал о себе знать), все трое немного отдохнули. Впрочем, отдых ли это был? Аксель ведь ещё толком не рассказывал Кри о своём разговоре с дедушкой, о встрече с Великим Звёздным и о подслушанных новостях. Но, чтобы не утомлять бедную девочку, у которой и так голова шла кругом, он передал ей лишь самую суть всего этого. И наконец все отправились наверх, в обсерваторию. У последнего поворота Хоф простился с детьми и ещё раз напомнил об осторожности. — Как жаль, что тебя не будет с нами! — с чувством сказала Кри. — Ну… вряд ли я, конечно, решусь… это было бы очень неосторожно! Но если тот страшненький малютка отлучится, может, я и подобрался бы поближе. — А как ты узнаешь, что его нет? — тревожно спросил Аксель. — Знаешь, пожалуй, не надо! Что мы будем делать без тебя? Впрочем, я, кажется, придумал… Попрошу установить телемост между моей комнатой и обсерваторией. Тревожусь, мол, за кассу… И подам тебе знак! Если мальчик рядом — почешу нос, к примеру. — Лучше я почешу! — потребовала Кри. — Ну конечно, так будет лучше. Только не переусердствуй, — согласился Хоф с улыбкой в голосе. — Может, я и по телевизору вас услышу… Постой, ты что, хочешь взять это с собой? — указал он на подводное ружьё, висевшее у Кри за спиной. — Почему нет? — ощетинилась та. — Это моя игрушка! А если ваш хвалёный дух её испугается, так он ещё трусливее Фибаха — тот её вообще не заметил. Ясно? — Кри, как ты разговариваешь с комиссаром полиции? — возмутился Аксель. «Пожалуй, так даже лучше, — подумал Хоф. — Чем большим ребёнком она выглядит, тем меньше с неё спрос. Да ведь она и есть ребёнок…» А вслух сказал: — Ничего, ничего… Идите. Желаю вам удачи! Сворачивая за угол, Аксель невольно оглянулся, хотя знал, что ничего не увидит. «Бедный Отто! — вздохнул он. — Как ему, наверное, надоело быть невидимкой. Но от скольких ошибок он уже спас нас благодаря этому…» — Нет! Не благодаря этому. Просто он умный, — шепнул ему в ухо голос Кри. — Тьфу ты чёрт! Я что, опять думал вслух? Вот напасть!.. — изумился Аксель. — Я мог бы поклясться, что ничего не произносил. — А откуда же я тогда знаю?.. Ой, как красиво! Они уже были на балконе, и над ними в проёме раздвинутой крыши сверкало звёздное небо. И как сверкало! Аксель и Кри впервые видели ночные светила в чистом горном воздухе. Но ни холодом, ни сыростью не тянуло сверху, словно бы дети не находились под открытым небом. Налюбовавшись этим зрелищем, брат и сестра подошли к винтовой лестнице. Вскрикнули — и отшатнулись. На середине лестницы, опершись о перила, стоял мальчик в белом атласном наряде и, устремив вверх пустые тёмные глаза, явно ждал гостей. — По очереди, — старческим голосом сказал он. — Прошу господина Реннера. «Господин Реннер» ободряюще погладил Кри по руке и начал спускаться. — А я? — дрожащим голосом спросила девочка, беспомощно отступив на шаг. Она вовсе не жаждала оставаться наедине с этим нарядным чудовищем. — Прошу в коридор. Кресло ждёт. Кри гневно развернулась и затопала назад. Тем временем Аксель уже стоял перед Великим Звёздным. Точнее, сидел. От блестящих инструментов и всего торжественно-волшебного облика обсерватории Штроя отделяла уютная шёлковая ширма в цветочек. На круглом столике чёрного дерева всё было приготовлено для вечернего чаепития: дымящийся чайник, японские фарфоровые чашечки, пирожные. Да и сам Многоликий выглядел сейчас весело и уютно. Вместо космических бездн на Акселя глядели добрые, смеющиеся стариковские глаза, похожие на два василька. — Так вот и выгляжу, — вздохнул господин Штрой. — Увы, только по вечерам. Когда нет особых дел… Тебе к чаю каких пирожных? — Вот этих… — ткнул Аксель пальцем, не глядя. — Но, дорогой, это же скатерть, — поднял брови радушный хозяин. — Тогда… вот этих! — И, чтобы не показать, как он напряжён, Аксель спросил: — А зачем вам те… космические глаза? — Это как бы живые телескопы. Не самые мощные, конечно, — улыбнулся Штрой. — Я могу с их помощью детально разглядеть любой предмет — ну, как тебя — на расстоянии нескольких тысяч миль. Но пользуюсь ими, как правило, в космосе. — Вы звёздный дух? — Да. — А… этот мальчик — ваш сын? — У нас не бывает детей. Скорей уж я его сын. Аксель поперхнулся чаем и долго кашлял со слезами на глазах, пока Штрой виновато суетился вокруг него с салфеткой и носовым платком. — Извините, — сипло выговорил мальчик. — Ничего-ничего, это я виноват. Я бы и сам подавился, услышав такое… Штрой откинулся на спинку кресла и отхлебнул чаю. — Попробую объяснить… Видишь ли, я когда-то тоже был человеком. «Знаю», — чуть не ляпнул Аксель. Но вместо этого сказал: — А потом умерли, да? — Вроде того. Если хочешь, я и тебе устрою то же самое. На сей раз Аксель был начеку и не поперхнулся. — Нет, спасибо, — сказал он, отодвинув чашку. — Я ещё поживу. И при чём тут ваш мальчик? — Ну, после того, как я умер, во мне остались некоторые чисто человеческие качества. Само по себе это даже хорошо. Люди в принципе колдуют лучше, чем духи, потому что у них больше фантазии. Духам фантазия нужна не очень: у них и без того огромные возможности. И это… как бы тебе объяснить… не всегда идёт им на пользу. А с другой стороны, человеческие черты звёздному духу мешают, да ещё как! Появляются сомнения, ненужная жалость и прочее… Каждый человекодух решает проблему по-своему. Мне в конце концов удалось отделить всё лишнее, человеческое от остальных мыслей и чувств, и заключить в отдельном существе. И в знак того, что это — моё прошлое, прошлое, которого я не могу себе больше позволить, хотя прекрасно знаю ему цену, я одел своего человечка в нарядный, но старинный костюм. Понимаешь? — Да. А зачем он вам вообще? Такой человечек? — Я и сам часто спрашиваю себя об этом, — хмыкнул Штрой. — Кто уничтожает своё прошлое, тот боится его. А настоящий дух ничего и никогда не боится! Наверное, вот так… Кроме того, он меня охраняет. И тоже получше любого духа. Прошлое должно охранять нас, иначе его и заводить не стоило… Тебя, к примеру, охраняет от бед твоё прошлое? — прищурился он. Аксель подумал и твёрдо кивнул. Как ни странно, он не вспомнил сейчас о дедушке Гуго. — Когда у меня дела, — продолжал Штрой, — я отключаю его сознание. Тогда он спит наяву, хотя при этом может неплохо работать. Но когда что-нибудь вокруг не так — угроза, опасность и так далее, — он проснётся и придёт мне на помощь, если заранее велеть ему это. Всё равно что завести будильник. — Это вы здорово придумали, — мрачно признал Аксель. — Тебя что-то беспокоит? — Да. Вы не могли бы установить телемост между нами и моей комнатой? — Без труда, но для чего? — Я волнуюсь за мою кассу… Телевизор возник мгновенно, на отдельном столике, и на его экране Аксель увидел свою каморку. — Со звуком или без? — уточнил Штрой. — Со звуком, конечно! Знаете, все эти Элоизы… То и дело какая-нибудь шатается поблизости, а потом и не поймёшь, кто украл, потому что они все одинаковые! — врал Аксель, ёрзая в своём кресле. — Сороки, говорят, воруют блестящее, — с убедительным видом добавил он, почесав нос. — Сороки — да. Но не птеродактили… А насчёт твоей смерти — ты меня не так понял. И Штрой произнёс небольшую, но содержательную речь. Всё в ней плавно вытекало из того, что он, Штрой, — ближайший друг и даже преемник покойного Гуго Реннера. Посмертная воля которого священна. Старина Гуго был бы счастлив узнать, что его внуки стали волшебниками. Вероятно, он уже являлся Акселю и Кри во сне, требуя этого. Возможно, даже сегодня. Ведь так? — Являлся, — кивнул Аксель, внимательно выбирая следующее пирожное и удивляясь, как он может сидеть, спокойно слушать такое и с аппетитом жевать. — Только, наверное, один из нас неправильно его понял — или вы, или я. Мне кажется, он больше всего хотел, чтобы я поскорее уехал из вашего замка. И увёз Кри. А сделать не так, как он хотел — значит оскорбить его память. Ведь так? — Конечно! — воодушевился господин Штрой и даже привстал. — А чтобы уехать, тебе придётся сделать одну вещь… И он объяснил Акселю, подливая ему чаю, что в волшебном мире существуют некоторые… м-м… условности. Которые надо соблюдать. Собака Шворк почуяла волшебную силу — большую, наследственную! — скрытую во внуках Гуго Реннера, и перенесла их в замок. Чтобы покинуть его и вернуться в мир людей, придётся убедить здешних духов, что Аксель и Кри уже сейчас — неплохие чародеи. А то эти злые, упрямые существа не захотят отпускать детей! Словом, надо пройти небольшой экзамен, и, как только всё закончится, он, Штрой, немедленно доставит детей в Мюнхен. «Или в его развалины», — подумал Аксель. И сказал: — А если я не сдам этот экзамен? — Тогда духи убьют вас обоих, — спокойно ответил Штрой, кладя чайную ложечку на блюдце. — «Смерть чужакам!» — таков закон. И он будет исполнен, если вы не последуете некоторым советам, которые я вам дам потихоньку. Способностей-то у вас хоть отбавляй, но нет никакого опыта. А здешнему народцу плевать, успел ваш дед передать вам этот опыт или нет… Он подался вперёд, гипнотизируя мальчика пристальным взглядом. — Прежде всего, и ты, и Кри — вы оба должны очень хотеть, чтобы ваши заклинания удались. Полностью сконцентрироваться! Главное оружие волшебника — не знание заклятий, а вера в их силу. И я открою вам этот главный секрет успеха! Спасти внуков Гуго Реннера — самое меньшее, что я должен сделать в память о покойном учителе и друге. — И какие же заклинания войдут в экзамен? — Так, ерунда… для бывалых магов. Что-то вроде минутного затмения — только не Солнца, а Земли. «Вот лгун! — почти восхитился Аксель. — Если б я не знал того, что знаю, — я бы наверняка ему поверил. Да, это не Фибах…» — А… где будет сам экзамен? — уже зная ответ, и всё же напрягшись, спросил он. — О, это будет незабываемо! Все дети мира были бы счастливы оказаться на твоём месте, — заверил Штрой. — Умные дети, — добавил он после секундной паузы. — Экзамен на волшебника принято держать в космосе, среди звёзд. Так, чтобы был виден весь земной шар! Ты только представь себе это зрелище, которого никогда не увидят твои сверстники и которое тебе самому прежде было доступно разве что по телевизору… Сосредоточитесь изо всех сил, зная, что от этого зависят ваши жизни, произнесёте с Кри каждый по заклинанию, всё у вас при такой собранности наверняка получится, и я на той же ракете отвезу вас обоих в Мюнхен. — Я должен подумать, — сказал Аксель. — Думай, — охотно разрешил Штрой. — Ещё чаю с пирожными? — Вы меня не поняли! Подумать до завтра. — Но не дольше! — поднял палец Штрой. — Экзамен состоится не позже, чем завтра вечером. Приготовления уже идут… Хотя я вообще не понимаю, какой у тебя выбор. Если вы откажетесь сдавать экзамен, вас просто растерзают. Вы ведь знаете Пралине? — Да. Это наш… младший дух. — Ну, какой он дух… Так, прислуга. Я могу устроить тебе с сестрой экскурсию на Пятый Ярус, чтобы вы убедились, как здесь любят людей. Не будь вы внуки Гуго Реннера, вас бы уже давно… — Он сделал многозначительную паузу, и на сей раз Аксель поверил каждому его слову. — Ладно, приходи сюда завтра в девять утра с ответом. Да, вот что… Мой старый друг Фибах ещё не предлагал устроить вам побег без всяких там экзаменов? — Нет, — твёрдо и быстро сказал Аксель. Может быть, даже слишком твёрдо и быстро. — Странно… Если предложит и в награду попросит, к примеру, половину твоих капиталов, то мой совет — не давай ничего. Во-первых, он и бесплатно поможет вам бежать… — Х-хорошо, — растерянно пробормотал Аксель. — Ну конечно, хорошо! А во-вторых, у него ничего не выйдет… Я, знаешь ли, не глупей его. В последнее время, — добавил Штрой, вкладывая в свои слова какой-то особый, не очень ясный мальчику смысл, — ему вообще часто кажется то, чего нет. Разные катастрофы и так далее… Словом, чем бы он вас ни стращал, всегда проверьте у меня, так ли это. Иначе зря останетесь без денег, которые всегда найдётся где потратить. Аксель взглянул на мерцающий экран телевизора, ещё раз почесал нос, попрощался и уныло побрёл наверх. Мальчик в белом стоя дремал у винтовой лестницы. А на самом её верху, прижав кулачки к груди, переминалась Кри с блестящими от возбуждения глазами. — Не волнуйся. Проси подумать до завтра, — неслышно шепнул ей брат, проходя мимо. — У тебя что-то на носу… Кри машинально поднесла руку к носу, но потом поняла и слабо кивнула. И начала спускаться, поправив на плече ружьё. К её приходу дедушка Штрой успел обновить запас пирожных и добавил конфеты. — Ну как? — спросил он вместо приветствия, широким жестом указав на стол. — Спасибо, — с достоинством произнесла Кри. Она была приятно поражена: вместо чудовища с космическими глазами, которым пугали девочку, её ждал ласковый старичок. Но Кри была умна и, напомнив себе о последних событиях, решила не расслабляться. Со своей стороны, господин Штрой делал всё, чтобы она расслабилась. Осмотрел и похвалил её замечательное подводное ружьё. (Он, кстати, знает поблизости подводные гроты, где полно крупной рыбы и нестрашных чудовищ, на которых стоит поохотиться.) Сам набрал для неё блюдце сладостей. Поворчал на дураков-взрослых, боящихся какого-то там кариеса, который они же сами наверняка и придумали. (С этим Кри, заглянув в свою совесть, не могла не согласиться.) Похвалил Кри за редкостную красоту. (С чем тоже спорить не приходилось.) Спросил о её видах на будущее. Да-да, он сразу именно так и подумал! Киноактрисой или фотомоделью. Для любого другого существа этого было бы достаточно, чтоб навсегда завоевать сердце Кристине Реннер. Однако, к несчастью для Штроя, Хоф успел хорошо поработать, и Кри уже слишком много знала о планах и повадках обитателей замка. Хорошо, что Многоликий не припас для неё парочки кинокамер и юпитеров. Тут бы она, пожалуй, сдалась… А так Кри слушала, кивала, энергично ела и, поглядывая на телеэкран, усердно почёсывала нос. — Что с твоим симпатичным носиком? У меня есть детский крем, — предложил Штрой. — И, кстати, где-то даже завалялась коробка с настоящим театральным гримом… Завтра отыщу для тебя! — Спасибо, — ещё раз сказала Кри, облизнув ложечку. — А что будет сегодня? — Одно предложение… Твой брат поведал тебе о своих ночных разговорах с дедушкой? — Д-да… — нерешительно произнесла Кри. — И ты знаешь, что можешь колдовать? — Да, — твёрдо сказала Кри. — Уже колдовала, а? Признавайся… — Да! — в третий раз кивнула Кри. — Ну и как? — Штрой аж приоткрыл рот в приступе доброго любопытства. — Получается? — Не очень, — призналась девочка. — То есть, конечно, получается, и даже получше, чем у Акси… — Так я и думал! — обрадовался Штрой. — …Но я не умею сочинять стихи. — Нет проблем! Смотри-ка, что я тебе дарю… И он указал на нарядную коробку конфет, выскочившую из скатерти у самого локтя Кри. — Спасибо, я уже и так объелась сладким… — пробормотала девочка. — Но не таким. Открой! Кри открыла коробку, и там оказались вовсе не конфеты, а оформленный под них блокнот. На каждой его странице было напечатано несколько двустиший. — Что произнесёшь, то и сбудется, — посулил Штрой. — Попытаемся? Кри кивнула. Выбрала и прочла, стесняясь: И перед нею на столе тут же возникло очаровательное зеркальце в золотой рамке с лилиями и какими-то крылышками. Кри была в восторге, Штрой — тоже. — Ещё, — взмолился он. — Можешь читать не вслух… Так Кри и сделала, и стол начал покрываться разнообразными, но одинаково красивыми и желанными для неё предметами. Пришлось даже наколдовать ещё один столик. Аквариум с китайскими рыбками, многоцветный пляжный халат, громадные ласты и маленький блестящий предмет. — Что это? — взял его на ладонь Штрой. — Так, монетка. Акси потерял недавно… Очень переживал. (Аксель не сказал Кри, что два греческих евро вернулись к нему — он эту монетку теперь видеть не мог.) — Приятно, когда сестра помнит о брате… Ну, а теперь чуть-чуть о делах. Тем более что ты и впрямь колдуешь лучше Акси. И Штрой изложил Кри всё то, что до неё уже слышал её брат. Ей оставалось только сказать, что она подумает, и всё кончилось бы благополучно. Но Кри, как справедливо подчёркивал Хоф, было восемь лет. И она была потрясена тем, что её руками собираются убить её родителей. «Не может быть, — сказала она себе. — Дух он там, или кто, но ОН НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТАКИМ ПЛОХИМ. Тут что-то не так. Разве он посмел бы давать мне чай и пирожные, если бы?..» Её бросило в жар, горло сдавила судорога, и всё вокруг показалось страшным сном — словно она опять стояла на берегу озера и видела, как на неё летит гигантский пёс. — Этого не может быть! — со слезами на глазах сказала она, сметая подарки на пол. Аквариум с хрустальным звоном раскололся на миллион осколков, и китайские рыбки, широко разевая рты, запрыгали по каменному полу. Одна из них угодила прямо на зеркальце и, видимо, решив, что это лужа, пыталась в него нырнуть. Кри в бешенстве ударила по стеклу каблуком, разбив и его. — Что, что случилось? — испуганно спросил Штрой. И все подарки мигом исчезли. — А вот что, — тяжело дыша, сказала Кри, и слёзы брызнули у неё из глаз. — Если вы думаете, что я сама… своими руками… напущу ваши поганые Семь Смертей на моих родителей… «Что я делаю?» — мелькнуло у неё в мозгу. Но отступать было поздно. — …То вы не человек и не дух, а чёрт! — с силой закончила она. — И очень глупый чёрт. — Ну да. Я чёрт, — спокойно сказал господин Штрой. — Но вовсе не глупый. — ЧЁРТ? ВЫ? — Да. — Враки! — сказала Кри, подавляя дрожь ужаса. — У всех чертей — рога и копыта. — Пожалуйста! — И из крутого лба Штроя вылезли кривые бычьи рога, а на ладонь ему легла косматая кисточка длинного облезлого хвоста. — Довольна? — Всё равно вы не чёрт! — упрямо заявила Кри, чувствуя, что у неё немеет лицо. — И я вас не боюсь, и ничего для вас делать не буду. — Не делай, — мирно сказал Штрой, и его хвост с рогами исчезли. Кри облегчённо перевела дух. — Чтобы твои родители, твой брат и ты поскорей погибли. Ты этого хочешь? Девочка в слезах уставилась на него. Штрой нахмурился, мигнул, и его ласковые голубые глаза исчезли. Вместо них возникли огромные, как у стрекозы, полушария с медленно плывущими звёздами, галактиками и туманностями. Кри как заворожённая глядела в них, медленно расслабляясь, и по телу её разливалось блаженное тепло. — Ты успокоилась? — словно издалека донёсся до неё тихий старческий голос. — Да. — Можешь обдумывать то, что я говорю? — Да… — Садись. Пей чай. Кри покорно села и глотнула горячего напитка. — Я хотел облегчить выбор тебе и твоему брату, — медленно сказал Штрой, откидываясь на спинку кресла. — Но теперь вижу, что вы на редкость умны для своего возраста и что с вами лучше говорить прямо. Пожалуй, так даже удобнее… Я дам тебе слово, что ваши родители не погибнут. И сдержу его. Я перенесу их обоих в наш замок — хоть сейчас! А если это успокоит тебя, мы даже возьмём их в космос… — Нет-нет! — задыхаясь, пролепетала Кри. — Как я могу сделать ТАКОЕ у них на глазах? Лучше сразу умереть… — Тебе жаль людей? — Да. Штрой встал и медленно поднял руку. Свет в помещении погас, звёзды в проёме крыши вспыхнули ярче, а над головой духа возник огромный хрустальный шар со знакомыми очертаниями океанов и материков. Шар медленно вращался, заполнив собой почти всё воздушное пространство обсерватории. — Вот наша Земля, — сказал Великий Звёздный, подходя к шару вплотную. — Когда-то я родился на ней человеком, потом вырос и умер. И то же самое ждало бы тебя и твоего брата, если б не мы, волшебники… Только вы уже не воскресли бы. Я могу сравнивать мир духов и мир людей, потому что знаю оба. Потом я видел много миров… выбирал их, переделывал. А ты, Кри, пока ещё не знаешь толком даже один-единственный — тот, которого ты не выбирала и никогда не сможешь изменить. Никогда и ни в чём, запомни это. — А зачем его менять? — тихо спросила Кри. — И потом… даже если мне захочется… я вырасту… я буду работать… — Знаю, знаю, — кивнул дух. — У тебя будет много денег, машина, вилла… что там ещё? Муж и дети, да… И, если повезёт, то же самое будет у твоих детей. И у детей их детей. — Он обернулся и устремил мерцающие глаза на Кри. — Это хорошо? — Да! — вызывающе сказала Кри. — Это хорошо! — Скучно не станет? — Никогда! — Что ж, это твоё дело, и лучше его больше не касаться… А тем временем кто-то… иногда совсем рядом с тобой… Впрочем, лучше взгляни сама. Великий Звёздный прикоснулся к шару, и по его поверхности поплыли рваные тучи. В их разрывах то и дело мелькали поля, города, моря и горы, обозреваемые с высоты десятков метров. Но это были не телекадры, даже не стереокино или виртуальный мир. Кри словно смотрела в колодец, на дне которого мелькала настоящая, живая жизнь. То шелестели джунгли, донося до девочки тёплый ветер с ароматами листвы и фруктов. То она ощущала влажный запах моря. То холод арктических пустынь. И всюду земной воздух был отравлен едким дымом, гарью, кислой вонью пороха и газов. В морях мелькали горящие корабли с мечущимися и тонущими экипажами — и эти корабли кто-то обстреливал с других кораблей или самолётов. В городах рушились здания, мелькали на их фоне окровавленные лица, в воздух взлетали оторванные руки и ноги. Кри в ужасе увидела, как на нарядной улице какого-то восточного города взрыв упавшей с самолёта бомбы оторвал от земли тело маленького попрошайки. Пролетев несколько метров, оно рухнуло на голову другого ребёнка, четырёх- или пятилетнего, которого богато одетая женщина тянула к шикарному автомобилю. Оба упали на мостовую и остались недвижимы, а женщина рухнула рядом с ними на колени и прикрыла лицо руками… — Уберите! Уберите это! — зарыдала Кри, тоже спрятав лицо в ладони. Шар исчез. Штрой сидел за столиком напротив, а перед ним дымилась новая чашка чаю. — Как видишь, иногда лучше быть чёртом, чем человеком, — сказал он, берясь за ложечку. — Вот этот мир ты и увидишь в космосе завтра. Мир Фибахов и их жертв… Обманов и войн, голода и преступлений, а главное — великого, беспощадного и бесконечного Равнодушия счастливых людей к несчастным. Оно больше космоса, поверь мне. Приятно ли тебе будет утопать в роскоши и удаче, зная обо всём этом? Откупаться от этих видений посылками с поношенными, не нужными тебе самой вещами? Протягивать грязному, голодному малышу коробку конфет с розовым бантиком? Это — хорошо? Кри молчала. — Так помоги нам покончить со всеми бедами разом, волшебница Кристине Реннер. Люди — это ошибка. Исправь её и стань такой, как мы. Вечной и справедливой… — Неправда! — стиснула зубы Кри. — Вы, духи, тоже воюете между собой! — А это ты когда успела подслушать? Впрочем, неважно… Да, воюем и будем воевать! Но не так, как вы, люди… У нас, милое дитя, воюет лишь тот, кто сам этого хочет. Меня, к примеру, много раз пытались убить. В том числе и в этом замке. Но никогда мои убийцы не тронули бы какого-нибудь диспетчера или Пралине! Разве что те попытались бы схватить их. Между прочим, у нас даже не принято звать на помощь, если речь не идёт о специальной охране. Мы воюем за волшебное поле, за власть… А тот, кого всё это не прельщает, всегда может уйти. Незаселённых миров сколько угодно! Мы заботимся о самом мелком и ничтожном из младших подчинённых, если он — с нами. Слово духа — алмаз! Я тысячи раз шёл на переговоры к моим заклятым врагам, никогда не беспокоясь о себе, потому что мне была обещана безопасность. Так тебе ли судить меня? То, что я хочу сделать и предлагаю сделать тебе, — хорошо. — Нет! — простонала Кри, отшвыривая чашку. — Всё равно — нет! Я не такая… И Акси не такой! И родители наши — тоже! Мы будем ко всем добры… — Ну, тогда я вам не завидую, — вздохнул Штрой, аккуратно отодвигая свой столовый прибор. — Очередные мученики… Впрочем, это ваши личные проблемы. Вернёмся к нашим. Долой церемонии, если так! И он исчез. Только что-то вроде тёмной молнии мелькнуло и скрылось в светящемся экране телевизора, который на секунду погас. Затем он вспыхнул, опять погас и опять вспыхнул. А рядом с ним уже стоял Штрой, разглядывая отступившего от него на несколько шагов комиссара Хофа. — Очень уж ты полюбила чесать нос, глядя в телевизор, — пояснил Штрой. — Как и твой братец. Правда, я на всякий случай отключил звук, идущий от нас… Кто вы, и что вы делаете в моём замке? — спросил он, повернувшись к комиссару. Тот уже открыл было рот — неизвестно для какого ответа, — но тут Кри, рванувшись вперёд, загородила его от Штроя и завизжала: — Не троньте его! Это наш герр Циппозе! — Какой ещё ваш герр Циппозе? — с интересом спросил дух. — Учитель математики! Гимназия имени Карла Гаусса, Мюнхен! Он учит Акси… — Здесь? Вы прихватили сюда ко мне репетитора? Потрясающе… — задумчиво сказал Штрой. — Таким ученикам нужно памятник поставить! — Я понимаю, что не спросила разрешения… — опустив глаза, промямлила Кри. — Но герр Циппозе такой умный! Мы привыкли с ним советоваться в трудные минуты… И я попросила Морица его украсть. — В свои восемь мне было до тебя далеко, — признал Штрой, усаживаясь и жестом предлагая сесть Кри и Хофу (для которого тут же возникло кресло). — Возможно, далеко мне до тебя и сейчас… Не угодно ли чаю? — вежливо обратился он к комиссару. — Б-благодарю, — с трусливой дрожью пролепетал тот. И, получив чай с пирожным, не посмел к ним прикоснуться. — Посмотрим, посмотрим… — устало сказал Штрой, и в воздухе за плечами Хофа возник огромный послужной список (по-немецки — «Лебенслауф») Альфреда Циппозе, учителя математики, физики и информатики в гимназии Гаусса, Мюнхен. В правом верхнем углу светилась увеличенная, но, к счастью, не очень удачная фотография, которая — если отбросить несколько лет и сильно прибавить волос на голове — вполне могла принадлежать комиссару Хофу. — Ну, допустим… — продолжал Штрой. Хоф тем временем обернулся и, искусно изображая припадок изумления, впился взглядом в послужной список своего двойника. Кри могла поклясться, что такой взгляд достоин моментального снимка. Но Штрой не снизошёл до изучения деталей. Перед ним был не дух — этого было достаточно. — Ну, допустим, герр Циппозе… — повторил он. — Допустим, что вы здесь вопреки своему желанию… — Конечно, вопреки! — бодро завопил Хоф, рванувшись грудью вперёд, так что Штроя вместе с его креслом и столиком отодвинуло назад. — Это же сви… свинство! Девчонка сошла с ума… Я всегда уважал частную собственность!! — Чувствую, вам было не до советов… Как давно вас украли? — Два дня назад! Мерзкое, косматое чудище унесло меня в горы! Теперь меня уволят… — Хоф в ужасе затряс головой. — Понимаете, У-ВО-ЛЯТ! А этот жуткий туалет, где нельзя повернуться… — Вы, стало быть, скрывались в туалете? — сочувственно уточнил Штрой, придвигая к нему чай. — Я там жил, — с дрожью в голосе сказал комиссар, проглотив комок в горле. — Я вижу, вы приличный человек и поймёте меня… хотя как раз приличному человеку это трудно понять. Приличному человеку нечего делать в чужом клозете! — с чувством добавил он. — Но я отсиживался от бандитов. Ну не мог же я принять всерьёз весь этот детский бред про чудеса и волшебников! — Вы не верите в волшебников? — понимающе сказал Великий Звёздный, откинувшись на спинку кресла. — Я верю в высшее образование! — ответил Хоф. И залпом выпил свою чашку, после чего долго кашлял, брызгая слюной. (Штрой деликатно прикрылся салфеткой.) Кри сбоку изумлённо глядела на комиссара, как слушательница театральных курсов смотрит на великого актёра. — В бандитов, впрочем, я верю тоже… — сообщил он, отдышавшись и утирая пот со лба. — Пусть я и видел их, слава небесам, только по телевизору… Но на сей раз, простите, кто-то явно ошибся, — робко добавил он. — Что вы имеете в виду, дорогой герр Циппозе? — тревожно спросил Штрой, не сводя с него мерцающих глаз. — Да я… я просто знаю эту семью, — хихикнул комиссар. — Это небогатые люди, поверьте. У них нет денег! — Вы думаете, мы хотим взять за детишек выкуп? — А зачем же ещё вы их украли? — тупо сказал Хоф. — Он нам не верит, — вмешалась Кри, стараясь подыграть и тем хоть отчасти искупить свои промахи. — Если б я это знала, то не послала бы Морица… — Не надо извинений, дитя моё, — величественно изрёк герр Циппозе, глядя на девочку круглыми рыбьими глазами. — Ты хотела сделать как лучше… для тебя, — сухо добавил он. — А почему ты не послала Морица за отцом или матерью? — спросил Штрой, повернувшись к Кри. (Герр Циппозе тут же энергично закивал и вставил: «Прекрасный вопрос, прекрасный!») И как мог столько времени не заметить вас старина Фибах? Он что, окончательно перепутал этот замок с гостиницей, где вместо номеров — туалеты? — Я… мне… — растерянно пробормотала Кри, опустив глаза. — Не знаю, кого вы называете герром Фибахом, — откашлявшись, провозгласил Хоф, — но я бы и впрямь ни в коем случае не стал сравнивать это, с позволения сказать, животное, а точнее, замаскированный бандитский дирижабль, с гостиницей! А насчёт родителей… Я это объясняю так. Primo, — он поднял палец. — Если со мной что-нибудь случится, меня не так жалко… — Неправда! — воскликнула Кри, выйдя из роли. — И secundo, — неумолимо продолжал Хоф, — завышенное мнение о моей скромной персоне. — Да, пожалуй, завышенное, — согласился Штрой. — Но я хочу сказать вам главное, не заботясь о последствиях! — Вот как?.. Я весь внимание, уважаемый герр Циппозе. — И вот это главное: у меня тоже денег нет! — А мне их от вас и не надо, — огорчённо развёл руками Многоликий. — Как? А что же вам надо? — растерялся Хоф. — Ну, во-первых… это не по-латыни, да ведь я-то и не учитель, знаете ли… Так вот, во-первых, понять, зачем вы пытались подслушать наш разговор с помощью телевизора. — Я говорил им! — взвизгнул комиссар, побагровев, как помидор, и свирепо уставившись на Кри. — Говорил, что это ничего не даст, а только ухудшит наше и без того плачевное положение! Но разве им втолкуешь? Тем более что до меня, поверьте, всё равно не донеслось ни словечка. А то, что они сами рассказывают… большего бреда я ещё не слышал! — Благодарю вас. И во-вторых… что значили все эти носопочёсывания братца и сестрицы перед экраном? И если вы не верите в волшебство, то почему я поймал вас в состоянии невидимости? — Это я его заколдовала! — сердито сказала Кри. Хоф жестом остановил её. — Ну, насчёт носа… это было глупо, признаю. Я просто беспокоился… за детей. Да и за себя немного! Вдруг вы бы не поверили в их бедность и начали их ПЫТАТЬ! — Хоф опять в ужасе подался вперёд и вновь стал похож на большую рыбу, попавшую на отмель. — Вот мы и договорились: кто чешет нос, у того всё в порядке. А невидимость… Необычно, согласен, но наука сейчас так ушла вперёд, что было бы смешно… Я, кстати, всегда считал, что самой передовой техникой владеет мир криминала. За бешеные деньги! — Довольно, — сказал Штрой. — Мне даже не очень интересно, правду вы говорите или лжёте. Я не намерен тратить время, чтобы разбираться в этом. Дело в том, герр Циппозе, что мы тут разводим… ешьте пирожное, не выбрасывать же его… вот так… разводим плотоядных животных. С ценным мехом, чтоб вам было понятнее. А чем их кормить, скажите на милость? Долгий опыт убедил меня, что больше всего они любят мясо учителей математики, физики и информатики… Хоф застонал, закатил глаза и начал медленно сползать со стула. Штрой шевельнул пальцем, и у виска комиссара лопнула голубая молния, заставив его с воплем подскочить. — Не бойтесь… — еле выговорила потрясённая Кри. — Он всё врёт! — Как это — вру? — обиделся Штрой. — А Пятый Ярус? Забыла? Я ведь уже знаю всё, что рассказал вам Пралине… Впредь он не будет таким болтливым, кстати. — Что вы с ним сделали? — с ненавистью спросила Кри. — Убили? — Нет. Просто предупредил… У меня нет времени быть злым. Но этого господина мы съедим, потому что быть добрым у меня нет времени тоже. Если, конечно, милая Кри, мы с тобой не договоримся… И заметь, я мог бы легко заменить герра Циппозе твоими родителями! — Не раздражай… не раздражай этих людей! — взмолился Хоф, бросая на девочку быстрый, как молния, взгляд. — У меня семья… гимназия… Я не выплатил кредиты за дом!!! Кри колебалась. Она и впрямь была на редкость умна для своего возраста и уже знала Хофа. Комиссар тянет время, изображая трусливого тупицу, но что это даст? На Шворке им не сбежать. Штрой не отступится — это она тоже понимала не хуже взрослого. И значит, завтра в космосе ей придётся убить всё человечество, даже если родителей она при этом спасёт! А если нет, их разорвут — всех троих: её, Акси и Хофа. Она должна найти выход — и сейчас же! Но как найти то, чего нет?! Всё поплыло у неё перед глазами. Наверное, она потеряла бы сознание, если бы перед ней, словно в полусне, не возникло вдруг усатое лицо пожилого, смутно знакомого человека. Человек хмурился, потирая левую бровь ладонью, и беззвучно шевелил губами. Кри ничего не услышала, даже не сообразила, что перед ней — дедушка Гуго. Но её, словно молния, пронзила новая мысль, пришедшая словно бы извне. — Постойте! — закричала она. — Что вам важнее: чтобы именно мы с Акси произнесли Заклятие Семи Смертей, или чтоб мы оба стали звёздными духами? Одно или другое! Выбирайте! Штрой секунду молча глядел на неё, затем улыбнулся. — Ты меня радуешь… А! Я чувствую, здесь мой старый друг Гуго. Но всё равно, браво! Конечно, мне выгоднее второе… да и дедушка не оставит вас советами. А ты уверена, что твой Акси согласится? — Уверена! — стиснула зубы Кри. — Куда мы денемся?! — «Куда мы денемся»… — задумчиво протянул Штрой, вставая и прохаживаясь вокруг стола. — А знаешь, ведь это не разговор… Так не пойдёт, дорогие дети! — Что не пойдёт? — испуганно спросила девочка. «Всё пропало!» — мелькнуло у неё в голове. — Мне нравится твоя идея, — продолжал Штрой. — Но мне не нравится, что ты пришла к ней от страха и отчаяния. Мы никого — в том числе и твоего деда — не тянули в звёздные духи силой! Тут нужны особые качества: решительность, жёсткость… порой жестокость. С самых юных лет! А ты собралась в духи, чтоб, наоборот, избежать жестокости. Улавливаешь, о чём я? — Дедушка не был жестоким, — твёрдо сказала Кри. — Да… вот поэтому с ним ничего и не вышло! И я не хочу опять тратить время даром. Тебе придётся доказать мне, что ты действительно способна со временем стать звёздным духом. Доказать прямо сейчас! |
||||
|