"Безопасность Родины храня" - читать интересную книгу автора (Кузовкин Глеб)

Волченко Николай СТРАНИЦЫ ИЗ БИОГРАФИИ



За плечами у Николая Павловича Волченко большая жизнь. Она определяется не только количеством прожитых лет, а и событиями, свидетелем и непосредственным участником которых он был. На груди майора в отставке — ордена Красного Знамени, Отечественной войны, два ордена Красной Звезды, многие медали.

Семнадцатилетним юношей пришел он в 1921 году по комсомольской путевке на работу во Всеукраинскую чрезвычайную комиссию. Двадцать семь лет отдал Николай Павлович трудной, напряженной и опасной чекистской работе. Борьба с политическим бандитизмом, недобитыми белогвардейцами, агентурой империалистических государств, ликвидация гитлеровских шпионов и диверсантов, националистического подполья в послевоенные годы — вот далеко не полный перечень того, чем отмечена биография Н. П. Волченко. И во все времена жизненным идеалом для Николая Павловича был и остается Феликс Эдмундович Дзержинский — пламенный революционер, рыцарь революции, с которым ему довелось дважды встречаться. Об этом и о долгих годах чекистской службы он рассказывает.

* * *

Память моя хранит много ярких воспоминаний о долголетней чекистской службе.

В 1921 году райком комсомола направил меня, подручного слесаря Харьковского проволочно-гвоздильного завода, на работу во Всеукраинскую чрезвычайную комиссию (ВУЧК) в Харькове, тогдашней столице Украины.

У всех нас, молодых и тех, кто прошел горнило гражданской войны, был один образец для подражания — Феликс Эдмундович Дзержинский. И, придя в старинный особняк на Совнаркомовской улице, где тогда размещалась ВУЧК, я не знал, что судьба меня дважды сведет с этим замечательным человеком.

Первая встреча состоялась зимой 1921 года. Находящийся в Харькове Дзержинский оказывал помощь руководству ВУЧК в организации борьбы с политбандами в республике. А когда из-за снежных заносов возникли перебои в движении поездов на Юго-Западной магистрали, Феликс Эдмундович, являвшийся также наркомом путей сообщения, возглавил аварийные работы.

Однажды на субботник вместе с рабочими-железнодорожниками вышли чекисты.

Мои товарищи Владимир Бойко и Иван Чистов обратили внимание на высокого худощавого мужчину в шинели, энергично орудующего лопатой. Он сбрасывал в кучу снег. Мужчина работал нагнувшись, и лицо его было трудно разглядеть. А когда разогнулся, мы с удивлением узнали Феликса Эдмундовича Дзержинского. Человек большой скромности, он выделялся лишь своим азартом в работе, и это несмотря на плохое состояние здоровья, подорванное тюрьмами и ссылками.

Мы, комсомольцы, получили тогда предметный, запоминающийся навсегда урок — каким должен быть чекист.

Вторая встреча с Феликсом Эдмундовичем состоялась в мае 1926 года. Меня вместе с сотрудниками Николаем Кунцевичем и Александром Яковлевым на время прикрепили к группе личной охраны Ф. Э. Дзержинского, прибывшего в Харьков.

Старший группы московский товарищ при инструктаже напомнил нам о том, что в нашем городе на Феликса Эдмундовича пять лет назад было совершено покушение. Мы хорошо знали тот случай. Утром, когда Дзержинский приехал к дому, где он обосновал свой штаб, к нему подскочила молодая женщина и выхватила револьвер. Он успел увидеть только ее лицо, перекошенный рот и смотрящий в упор зрачок пистолетного дула. Феликс Эдмундович мгновенно отбросил голову в сторону. Пуля пролетела мимо. Второй раз выстрелить не удалось, оружие нападавшей уже находилось в руках чекистов…

Закончился инструктаж. Мое сердце радостно билось от предчувствия предстоящей встречи с великим человеком, имя которого уже при жизни было овеяно легендами. Конечно же, не оставляло и волнение от осознания высочайшей ответственности за порученное дело.

Приехав со старшим охраны на вокзал, мы проследовали к вагону, охраняемому часовым. Постучавшись, вошли и застали Феликса Эдмундовича с двумя товарищами за ужином. Тут же последовало приглашение к столу. Скромный ужин состоял из чая, черного хлеба, сыра. Дзержинский строго придерживался принципа жить в тех же условиях, в которых жили массы трудящихся.

Хотя Феликс Эдмундович непринужденно, дружески разговаривал с нами, все-таки было видно, что он устал. Ежедневная напряженная работа не могла пройти бесследно.

В Харькове Дзержинский посещает предприятия, беседует с рабочими, хозяйственниками, советуется с ними о путях подъема производства. Мне посчастливилось лично слышать речь Ф. Э. Дзержинского, выступавшего на Всеукраинском съезде горнорабочих, на совещании директоров металлургических заводов, на заседании Центральной межведомственной комиссии УССР по снижению розничных цен.

«Вся страна должна знать и верить, что мы ничего не замазываем, — говорил Феликс Эдмундович в одном из своих выступлений, — и боремся за поднятие и улучшение промышленности рабоче-крестьянского государства. Надо уметь видеть правду и воспринимать ее от масс и от всех участников производства».

В первые дни пребывания Ф. Э. Дзержинского в Харькове мне казалось, что он больше занимается народнохозяйственными вопросами и меньше времени уделяет чекистской работе. Но вскоре я убедился, что Феликс Эдмундович ежедневно осуществляет личное руководство деятельностью органов госполитуправления. До глубокой ночи он принимал и беседовал с начальниками оперативных отделов, приезжавшими сюда со всех концов страны.

На долгие годы программой по пресечению деятельности контрреволюции явилось выступление Дзержинского на расширенном оперативном совещании сотрудников ГПУ УССР. Оно закончилось в час дня. Мы вместе с Дзержинским последовали на обед. Он, казалось, задремал, откинувшись на заднее сиденье автомашины «Паккард». На переднем сидел я, рядом — водитель, начальник нашего гаража моряк-балтиец Горюнов. Слышу, Феликс Эдмундович, обращаясь к нам, говорит: «Желательно, товарищи, вначале поехать на природу, подышать свежим воздухом».

Я посоветовал отдохнуть в расположенном неподалеку от города лесопарке. Во-первых, туда ведет хорошая мощеная дорога. Во-вторых, там редкий лес, который хорошо просматривается, — подумал я.

День выдался отличный. Дзержинский прохаживался по тропинке между деревьями. Остановился, сорвал полевой цветок.

Мое внимание в этот момент привлекли три женщины, собиравшие грибы, и поэтому вопрос Феликса Эдмундовича прозвучал неожиданно:

— Здесь приятные места, красивые поляны и сухо. Вы раньше бывали здесь, какие тут грибы растут?

— Извините, — несколько смущаясь и торопясь, начал отвечать я, — грибами не увлекаюсь, рыбалка совсем иное дело. А сюда приезжаем с ребятами на велосипедах, но не часто — времени маловато. Кроме службы, учусь на вечернем рабфаке.

— Похвально. В молодые годы надо укрепляться физически и духовно. Чека не может состоять из калек и неучей, — заметил Феликс Эдмундович. Затем снял с себя пальто, разостлал его на траве, сел и, достав из кармана газету, начал ее просматривать. Через несколько минут он прилег и задремал, закрыв лицо газетой. Мы берегли его сон. Кто-кто, а мы знали, как он нужен Феликсу Эдмундовичу. Через двадцать минут Дзержинский проснулся и, посмотрев на часы, сказал: «Пора, пожалуй, нам в город. Спасибо вам за прогулку».

Ф. Э. Дзержинский, посвятивший всю свою жизнь борьбе за счастье трудового народа, всегда стремился к товарищескому контакту с людьми. За несколько дней до отъезда в Москву он присутствовал на отчетном докладе секретаря нашей комсомольской организации о состоянии политической работы среди членов союза. Внимательно слушал, время от времени задавал короткие вопросы, делал заметки в блокноте. После доклада сказал: «Неплохо, совсем неплохо. Ваш комсомольский огонек, храбрость и достаточно ясный ум открывают хорошую перспективу для продвижения на оперативную работу».

Слова Дзержинского, его высокая оценка, данная комсомольцам, побудили меня выступить. Набравшись смелости, я высказал свое мнение о том, что, к сожалению, наше руководство не выдвигает комсомольцев-чекистов по службе, ссылаясь на отсутствие вакантных должностей.

Феликс Эдмундович, слушая меня, чуть улыбался, кивал головой, потом сказал: «Вот вы как защищаете свою братию! Конечно, все, что вы сообщили, мы проверим. Мне кажется замечание справедливым. Попробуем посодействовать».

Дзержинский не забыл о своем обещании. Сразу же после его возвращения в Москву был издан приказ, согласно которому во всех оперативных отделах были введены по две-три должности стажеров. В управлении на эту должность я был назначен одним из первых.

Перед отъездом в Москву Феликс Эдмундович сфотографировался с группой харьковских чекистов. Долгое время я не мог достать этот снимок. И лишь спустя несколько лет нашел эту драгоценную фотографию, которую бережно храню.

Иногда, вглядываясь в лица запечатленных на ней товарищей, с кем делил и краюху хлеба, и патроны для нагана, кто прикрывал меня от бандитской пули, вспоминаю те далекие и близкие двадцатые годы.

Многие боевые друзья-товарищи не перешагнули тридцати-сорокалетний рубеж жизни. Они пали смертью храбрых в борьбе с врагами Родины. В их числе заместитель председателя Киевской губернской чрезвычайной комиссии И. Кравченко и начальник оперативного отделения Д. Янковский. Они были убиты при ликвидации петлюровской организации «Казачья рада». Мученической смертью погибли под Киевом от рук кулаков Ф. Николаенко и М. Филькенштейн. Предательски был убит оперуполномоченный Житомирского погранотряда Потажевич на конспиративной встрече с агентом-двурушником. На могилах героев мы клялись с достоинством продолжать их дело.

Мужество и отвага старших товарищей, их опыт помогали нам становиться достойными их, овладевать методами чекистской работы.

Однажды во время моего дежурства пограничники доставили под конвоем 13 перебежчиков из панской Польши. Они ночью пришли на погранзаставу, сдали дежурному оружие и, отказавшись назвать себя, потребовали доставить их в ГПУ УССР.

Я по внешнему виду перебежчиков, загорелых крепких парней со шрамами на руках и лицах, догадался, что они побывали в боевых переделках. Их вожак, крупный сорокалетний мужчина, также отличался своей наружностью. Грубое лицо с колючим жестким взглядом широко поставленных глаз и татуировка на груди довершали известный стереотип бандитского атамана. На вопросы задержанные отвечать отказались, требуя встречи с высоким начальством.

Главаря мы привели на допрос к заместителю председателя Комиссии ГПУ УССР К. М. Карлсону. В сопровождении меня и коменданта секретно-оперативной части П. П. Устьянцева неизвестный переступил порог кабинета.

— Проходите, — сказал Карл Мартынович. — Вы хотели говорить с председателем комиссии ГПУ Украины. Я его заместитель — Карлсон. Если вы согласны говорить, готов выслушать.

Вожак, переступая с ноги на ногу, несколько секунд постоял в нерешительности. Он, конечно, не знал, что ему предстоит беседа с одним из соратников Дзержинского, большевиком с солидным стажем подпольной партийной работы, прошедшим через горнило империалистической и гражданской войн, чекистом, глубоко постигшим тайны человеческой психологии.

— Я Задов Лев Николаевич, — произнес наконец он охрипшим голосом. — Был в 20-е годы в махновской повстанческой армии заместителем начальника штаба по разведке. Явился с повинной.

— Чем вызван ваш нелегальный переход границы с оружием в руках спустя четыре года после разгрома махновской банды?

— Тоска но родному краю была настолько сильной, что хотел даже покончить жизнь самоубийством, но решил добровольно предстать перед Советской властью.

— Но вы могли вернуться и официальным путем, через консульство.

— Когда я советовался с Махно, он высказался против моего возвращения, пригрозил расстрелом. Установил слежку, пришлось ночью бежать из лагеря. Чтобы запутать следы, вначале отправился в Польшу, а уже затем сюда.

Такова была история перехода махновского палача. Его руки были обагрены кровью многих невинных жертв. Но Советская власть, учитывая чистосердечное раскаяние Л. Задова, решила ограничиться лишь условным тюремным заключением. Но он и его брат Даниил не оценили этого. Спустя два года они связались с контрреволюционерами, совершили новое тяжкое преступление. После этого суд приговорил их к исключительной мере наказания.

За годы чекистской деятельности мне приходилось не раз рука об руку работать с пограничниками. Хорошо запомнилась одна операция по задержанию иностранных агентов, проведенная начальником отделения Н. В. Сарсковым вместе с воинами 25-го погранотряда в Молдавии. Тогда государственная граница проходила по реке Днестр.

Чекисты, ведя «игру», установили конспиративную связь с одной из зарубежных контрреволюционных организаций, так называемым «русским объединением военнослужащих» активного ее члена, полковника царской армии, бывшего помещика Саратовской губернии.

Его-то и поджидали на поросшем кустами берегу Днестра.

Прошла первая ночь, вторая. Наступила третья. На этот раз небо заволокло тучами, начал моросить осенний дождик. Время перевалило далеко за полночь, когда мы услышали негромкие всплески весел. Три тени неожиданно возникли у старого полуразрушенного рыбацкого мостика. Гребец тут же отогнал лодку в камыши.

Один из них, подойдя к лежавшему невдалеке от кромки воды плоскому камню, достал из-под него пакет. Как потом оказалось, в нем были паспорта и удостоверения личности на имя служащих плодоовощетреста.

Напряжение нарастало. Служебная собака, лежавшая с нами, навострила уши, готовая по первой же команде броситься на гостей из-за кордона. Но замысел операции был другой. Темные фигуры в брезентовых плащах, с низко надвинутыми капюшонами, пройдя мимо нас, углубились в лежавший на их пути овраг. Там их и поджидала группа захвата. Чекисты и пограничники в короткой яростной схватке обезоружили лазутчиков.

На румынском берегу считали, что переход границы прошел удачно…

При обыске у задержанных изъяли оружие. В одежде полковника обнаружили несколько ампул сильнодействующего яда, предназначенного для диверсий.

В ходе дознания была выявлена небезынтересная деталь. При подготовке к переходу границы полковник, желая укрепить себя духовно, посетил в селе Кицканы монастырь. По его просьбе священник отслужил молебен за успех предстоящего тайного мероприятия против большевиков и освятил оружие, в том числе предназначенный для убийства мирных жителей яд.

Но врагу-фанатику ничего не помогло, задуманный кровавый план провалился. Чекисты — участники операции — по приказу председателя ОГПУ были награждены ценными подарками.

С тех пор прошли годы, десятилетия. На мою долю и долю моих соратников по чекистской работе выпало немало сложных дел и трудных испытаний. Мы с честью прошли войну, внесли частицу и своего ратного труда в Великую Победу над гитлеровской Германией. В те огненные дни, выполняя специальные задания, обезвреживали фашистских шпионов и диверсантов, добывали важные сведения о противнике, рискуя жизнью, проникали в стан врага, в его разведывательные органы, активно участвовали в боевых операциях партизанских отрядов.

Во время Великой Отечественной войны я был начальником оперативного подразделения Краснодарского краевого управления НКВД, на фронте руководил специальной разведгруппой 18-й, затем 56-й и 47-й армий.

После войны мне довелось принимать участие во многих чекистско-войсковых операциях по ликвидации националистического подполья и вооруженных оуновских банд в западных областях Украины, в том числе и на Львовщине.

Вспоминаются теперь уже далекие 1945–1946 годы. К тому времени основные военные формирования, крупные банды ОУН—УПА были разгромлены, но не добиты. Борьба, подчас ожесточенная, продолжалась.

Старые, и особенно молодые «кадры», разуверившиеся в авантюристической политике «проводников», а также под влиянием известного обращения правительства Украинской ССР, — приходили с повинной, сдавали оружие и, оформив юридически реабилитацию, приступали к мирному полезному труду.

Оуновская СБ (служба безопасности) жестоко мстила им за «зраду самостийной Украине». Но и СБ крепко доставалось от тех, кто уже не желал проливать невинную кровь. Зная псевдо своих бывших главарей, места явок, схронов, тайных складов оружия, они помогали чекистам наносить ощутимые удары по волчьим логовам, открыто став грозой для бандитов.

Свободнее почувствовали себя селяне, смелее начали вступать в создаваемые колхозы. Примером этого явилось село Трудовач на Львовщине, в котором была создана комсомольская организация из сельской молодежи, насчитывающая в своих рядах девятнадцать юношей и девушек. Отважные комсомольцы смело вели борьбу против жестоких врагов, призывали односельчан вступить в коллективное хозяйство. Шесть юных бойцов Трудовача отдали свои жизни в битве за становление новой, свободной жизни в родном селе.

Верховоды ОУН, бессильные остановить все более возрастающее политическое влияние партийных и советских органов на население, а также процесс разложения и распада националистических низовых организаций на местах, давали указание самыми жестокими способами и методами срывать все мероприятия советских органов и прежде всего коллективизацию.

Закордонный — центральный провод ОУН, узнав о начавшейся подготовке в западных областях к выборам депутатов в Верховный Совет СССР, дал директиву всеми мерами сорвать это важнейшее государственное мероприятие, не допустить местное население на избирательные участки. В директиве предписывалось: тех, кто активно участвует в кампании, считать «зрадныками», запугивать, избивать, терроризировать, поджигать избирательные участки, убивать кандидатов в депутаты и т. д.

Помню, бандиты дважды пытались напасть на избирательный участок в селе Добринивка, но оба раза их попытки были присечены чекистско-оперативной группой, которой руководил я. Чтобы запугать жителей села, они установили пулемет на горе и вечером, накануне дня выборов, открыли огонь по помещению избирательного участка. Оперативная группа, зайдя с тыла, выбила банду из этой засады. Два бандита были убиты, остальные скрылись в лесу.

Утром в воскресенье голосование проходило нормально. Крестьяне, пожилые и молодые, еще до начала церковного богослужения, куда они направлялись, заходили на избирательный участок и опускали бюллетени в урны. День прошел без происшествий. Очевидно, бандиты извлекли урок из сражений с нами и решили больше не рисковать.

Но рано утром следующего дня, когда я с двумя солдатами возвращался на автомобиле из села Добринивка, везя с собой урны с бюллетенями, нам преградил путь завал из срубленных деревьев. Я понял, что бандиты устроили засаду вблизи завала и ждут нас. Мы первые открыли по ним огонь и бросили несколько гранат. Раздались выстрелы убегавших оуновцев. Мы убрали деревья с дороги и без потерь добрались до райцентра.

Прибыв в Рогатин, мы в присутствии секретаря райкома партии Козюберды передали счетной комиссии запечатанную урну с бюллетенями избирателей, проголосовавших за кандидатов в депутаты.

…В 1946 году центральный провод ОУН усиленно засылал в западные области Украины, в том числе и Львовскую, своих «проводников», требуя от них сбора разведывательных данных, вменяя им в обязанность поддерживать связь с краевым проводом и местными организациями, руководить подрывной деятельностью.

Их обезвреживанием занимался заместитель начальника Львовского областного управления МГБ полковник Козлов. Мне нередко приходилось бывать с ним на операциях. Расскажу об одной из них.

Однажды стало известно, что два члена краевого провода «Буг-2» по кличке Ярема и Вилюс с личной охраной уже двое суток находятся на территории Бобркского и Глинянского районов. С ними был и представитель из-за кордона. В связи с тем, что дороги замело, пришельцы находятся не в схронах, а в хатах. Кроме того, стало известно, что оба проводника и боевики СБ одеты в форму офицеров Советской Армии.

Полковник Козлов вместе со мной наметил план операции с привлечением опытных оперативных работников: капитанов Бельченко, Замихловского, старшего лейтенанта Белянского.

Вечером наша чекистско-войсковая группа под руководством полковника Козлова, с трудом преодолевая глубокие сугробы, добралась до села. Оставив машины в лесу, мы двинулись к тем хатам, в которых вероятнее всего могли находиться бандиты.

Я с командиром взвода и бойцами, зайдя на одно подворье, осмотрел амбар, коровник. И тут неожиданно появился молодой, шустрый ястребок — связной, прибежавший с места засады группы Козлова. Он сообщил о том, что две крупные фигуры, то есть члены краевого провода, которых должен был брать Козлов, перешли накануне нашего прибытия в другую хату, ту, возле которой мы сейчас находимся.

Мы быстро окружили дом. Лишь только залегли, как послышался негромкий разговор и из хаты вышло двое бандитов. Постояв несколько минут, они подождали еще троих, а потом все вместе направились к конюшне и начали седлать лошадей. В эту же минуту я, сняв кольцо с гранаты, встал во весь рост и громко приказал бандитам:

— Сдавайтесь, гады, или бросаю гранату.

Один из них, успевший вскочить на коня, выстрелил из обреза в нашу сторону. И тогда я бросил гранату. Испуганно заржали кони, вырываясь из рук бандитов, среди которых поднялась паника. Они открыли беспорядочную стрельбу и бросились в разные стороны. Но вырваться из нашего окружения им не удалось.

Среди убитых оказались члены краевого провода по кличке Ярема и Вилюс в форме советских офицеров, с орденами и медалями на гимнастерках. При обыске были изъяты автоматы, пистолеты, гранаты, боеприпасы, листовки. Кроме того, оуновская переписка, представляющая оперативный интерес.

Тщательное изучение документов помогло установить место укрытия референта пропаганды краевого провода ОУН и связных закордонного провода. По возвращении с операции я получил задание от полковника Козлова заняться новым делом. И снова началась нелегкая работа…

Закончил я свою долголетнюю службу в должности заместителя начальника оперативного отдела областного Управления МГБ в рядах доблестных львовских чекистов, с которыми дружу и поныне.