"Гарем" - читать интересную книгу автора (Хикман Кэти)

Глава 2

Оксфорд, нынешние дни

— Что же тебе удалось обнаружить?

Эва сбросила с плеча ремень, и сумка с книжками отправилась на соседний стул, а сама девушка уселась рядом с Элизабет. Они договорились встретиться здесь, в кафе на первом этаже «Блэквелла», книжного магазина на Бродстрит.

— Одно из тех свидетельств о людях, захваченных в плен пиратами, о которых я тебе рассказывала.

— Ты это серьезно? Неужели вправду? — Эва торопливым движением стянула с головы шерстяную шапочку, отчего кончики ее коротко стриженных темных волос встали торчком. — Где же?

— В читалке библиотеки восточной литературы. По крайней мере, я положительно уверена в том, что нашла его. У меня не было возможности прочесть пергамент весь целиком. Я наткнулась на него случайно, буквально за две минуты до закрытия библиотеки. Но я обязательно должна была поделиться этим известием хоть с кем-нибудь.

И Элизабет подробно рассказала подруге о пергаменте, который она нашла сложенным между страницами одной из книг.

— Но с чего ты взяла, что на нем записан рассказ о пленниках? Этот пергамент может быть чем угодно, хоть списком покупок.

— Нет, не может быть. Он о Селии Лампри. Я уверена.

— Не говори ерунды, Шерлок Холмс ты несчастный. — Глаза Эвы, обрамленные черной широкой оправой очков, смотрели на Элизабет чуть по-совиному. — Одно из твоих очередных интуитивных прозрений. — Обеими руками она изобразила в воздухе кавычки. — Так?

— Примерно. — Элизабет поставила чашку на стол. — Эва, сходи за кофе и поскорей возвращайся. Хорошо? Мне хочется досказать тебе остальное.

Она проводила глазами приземистую, но энергичную фигурку подруги. На той были высокие ботинки от фирмы «Док Мартенс» и красно-белое платье в стиле пятидесятых.

— Манускрипт или печатный текст? — деловито осведомилась та, вернувшись к столику.

— Манускрипт, — не колеблясь, быстро ответила Элизабет, но потом все-таки добавила: — Я так чувствую.

Повисла долгая пауза.

— Тебе ведь известно, что таких вещей, как экстрасенсорика, объективно не существует? — помедлив, спросила Эва. — Причем особенно резко ее существование отрицают авторитеты, распределяющие гранты на исследовательскую работу. — Сейчас она говорила увещевающим тоном, каким говорят с ребенком.

— Ох, пожалуйста, не надо. — Элизабет рассерженно округлила глаза. — Что за чушь ты несешь иногда.

— Чушь? Выбирай выражения, пожалуйста. И имей в виду, я не сомневаюсь в том, что тебе иногда действительно удаются разные счастливые догадки. Готова спорить на полсотни фунтов, что ты права с этим пергаментом.

— Вот! А я тебе что говорю?

— Что говоришь? Ты сказала, что даже не успела взглянуть на него. Следовательно, откуда берется твоя уверенность?

— Откуда?

Элизабет пожала плечами.

«Бог знает откуда, — подумала она. — Но я ее чувствую. И такое не в первый раз».

Ей припомнился почти неуловимый запах, исходивший от пергамента, и то странное ощущение в кончиках пальцев, когда она чуть потерла ими старый лист. На что оно было похоже? Ну, примерно на то, как ерошит иногда ветерок гладкую поверхность моря, как пробегают мурашки по коже. Так… по-настоящему, так реально.

— Интуиция, и все тут. По-другому даже не скажешь.

— Очень жаль, что твоя интуиция отказывает тебе, когда дело касается настоящего момента.

— Что ты разговариваешь со мной, как испанский инквизитор? Можем мы не касаться сейчас моих настоящих моментов? Пожалуйста.

Еще один совиный взгляд, затем Эва смягчилась.

— Ладно.

В зале было полно народу. В основном предусмотрительных покупателей, которые любят загодя позаботиться о рождественских подарках, в кафе же забежавших только для того, чтобы согреться. В воздухе витал сильный запах мокрой шерсти и жареных кофейных зерен.

— Договорились, — продолжала Эва. — И ты хочешь обо всем мне рассказать?

— Ну да. Это был самый непредсказуемый оборот колеса удачи. Сама посуди. — Элизабет придвинула стул поближе к подруге и взволнованно начала рассказывать. — Ты ведь знаешь, что для соискания ученого звания по философии я разыскивала свидетельства пленников пиратов?

В течение нескольких месяцев Элизабет знакомилась с рассказами, составленными со слов европейцев, захваченных в плен корсарами Средиземноморья. По крайней мере тех из пленников, которым удалось избежать печальной судьбы и не погибнуть.

— В общем, однажды я сама лично читала показания одного из таких людей, его звали Френсис Найт. Этот Найт был торговцем, которого захватили у берберийского побережья алжирские пираты и продержали семь лет у себя в плену.

— И когда это случилось?

— В тысяча шестьсот сороковом году. Эта книга имеет посвящение, в котором сказано, что «автор посвящает ее сэру Полу Пиндару, бывшему английскому послу при Оттоманском дворе». Мне это показалось довольно странным. С чего бы английскому послу питать особый интерес к участи пленников? — Элизабет минуту помолчала, размышляя. — Затем я наткнулась на нечто еще более интригующее. Это была короткая надпись, сделанная карандашом на странице, с которой начинается предисловие, прямо рядом с именем того, кому посвящается книга. Надпись гласила: «Смотри также повествование о судьбе Селии Лампри».

Прочтя это, я буквально похолодела, потому что не известно ни одного из рассказов пленников, написанных ранее восемнадцатого века, автором которого была бы женщина. Да и после этого времени они были чрезвычайно редки. Но другое имя — имя Пола Пиндара — звенело у меня в ушах и не давало забыть об этом человеке.

— Ты нашла что-нибудь о нем?

— Да. Ему посвящена довольно большая статья в Национальном биографическом словаре. Этот Пиндар был торговцем, и при этом необыкновенно удачливым. Семнадцати лет от роду он был отдан в ученики к купцу по имени Парвиш, и в следующем году тот послал его в Венецию в качестве своего фактотума. Пиндар провел в Венеции почти пятнадцать лет и приобрел состояние, которое словарь назвал «весьма и весьма обильным».

— То есть он разбогател?

— Да, очень. Как раз в конце шестнадцатого столетия купцы стали получать баснословные прибыли от иностранной торговли, в то время возникают такие же огромные состояния, какие впоследствии приносила торговля Ост-Индской компании, и Пиндар был среди самых везучих. Он стал до такой степени богат и влиятелен, что компания, ведавшая торговлей с Левантом, направила его в Стамбул секретарем нового английского посланника. Интересно, между прочим, что этот посланник тоже был купцом, звали его сэр Генри Лелло. Это случилось в тысяча пятьсот девяносто девятом году. С тех пор Пол Пиндар выполняет различные дипломатические поручения, служит консулом в Алеппо, снова возвращается в Стамбул, теперь уже в качестве посла короля Иакова Первого. Но ни одно из этих поручений не представляется достаточно значительным, самой важной для Пиндара была миссия тысяча пятьсот девяносто девятого года, когда для того, чтобы получить возможность вести торговлю на Средиземном море, Великобритания послала новому султану сказочной красоты подарок. Это были необыкновенные механические часы…

— Но какое отношение все это имеет к Селии Лампри?

— Самое прямое. Но документальных свидетельств о ней я не смогла разыскать. Обычная история — уйма информации о мужчинах и ни слова о женщинах. Так было еще до недавних пор.

— Продолжай. — Теперь в глазах Эвы читалось нетерпение. — Рассказывай о самом главном.

— Оказалось, что Пол Пиндар был другом Томаса Бодли,[7] который как раз тогда начал формировать свою знаменитую библиотеку и просил всех своих друзей приобретать для него в разных странах книги. Пол Пиндар с его путешествиями в самые экзотичные места, должно быть, оказался первым, к кому Бодли обратился с таким поручением. Как бы то ни было, если говорить кратко, Пиндар действительно завещал библиотеке свои книги, и сегодня я там побывала, чтобы посмотреть на них. Этих книг не так уж много, примерно двадцать экземпляров, в основном на арабском и сирийском языках. Похоже на собрание медицинских и астрологических текстов. И лишь по чистой случайности, по самому невероятному везению, уже собираясь домой, я вдруг раскрываю наугад одну из книг и обнаруживаю среди ее страниц сложенный лист пергамента. Я сразу же поняла…

Внезапно Элизабет замолкла на полуслове.

— Что ты сразу же поняла? — нетерпеливо переспросила Эва. Но, взглянув в лицо рассказчицы, изменила вопрос: — Что с тобой? Почему ты замолчала?

При этих словах девушка сделала попытку обернуться и проследить за взглядом подруги, но Элизабет остановила ее.

— Не смотри туда, пожалуйста. Продолжай о чем-нибудь говорить.

— Там Мариус?

— Эва, пожалуйста, не молчи. — Элизабет прижала руку к сердцу.

— Понятно. Он самый.

Тон Эвы стал кислым. Не оглядываясь, она сняла очки и принялась отрывистыми мелкими движениями протирать стекла подолом платья. Ее глаза, лишенные очков, явили миру свой миндалевидный разрез, темный, почти черный цвет и яркий любопытный блеск.

— С кем он в этот раз?

— Не знаю. С кем-то новеньким, — прошептала Элизабет.

Она снова бросила взгляд в ту сторону, где за одним из столиков сидел Мариус. Девушка не видела его больше недели.

Спутница мужчины сидела спиной к подругам, и они могли разглядеть лишь светлые волосы этой особы. Неожиданно что-то внутри Элизабет резко сжалось, как при внезапном приступе болезни.

Затем они перекочевали в кофейню «Королевские доспехи», и там Эва заказала по двойной порции водки каждой. Ей удалось отыскать в дальнем уголке столик на двоих, подальше от остальных посетителей, отмечавших окончание рабочей недели.

— Очень благородное молчание с твоей стороны, — заметила Элизабет, пригубив водки. Она отлично видела, что усилия подруги быть тактичной на исходе и Эва готова взорваться негодованием. — Продолжай в том же духе.

— Не стану. Я давно сказала тебе по этому поводу все, что собиралась, и даже не один раз.

Эва порылась в сумке и извлекла на свет бандану того же красно-белого рисунка, что и платье, и принялась сосредоточенно повязывать голову в стиле «я — прачка».

— Ты имеешь в виду собственные утверждения о том, что он использует меня, что я для него слишком хороша и что все мужчины сволочи?

Эва не отвечала.

— Перестань возиться со своей банданой.

— Почему это я не могу возиться с нею?

— Потому что ты напяливаешь ее на себя только тогда, когда злишься.

— Глупости, — возмутилась Эва.

— Ты сердишься на меня?

— Ради бога, Элизабет, помолчи! — Эва отбросила сумку в сторону. — Из-за этого типа ты становишься по-настоящему жалкой. Он всего лишь забавляется твоим сердцем. Когда вы вместе, вокруг тебя начинается… ну, концентрируется такое огромное количество негативной энергии, что я просто слышу, как потрескивает в воздухе. От этого можно, наверное, заболеть. И ты непременно заболеешь по-настоящему.

«Но я уже больна, — хотела поправить ее Элизабет. — Те чувства, что я сейчас испытываю, и есть самая настоящая болезнь. „Он забавляется твоим сердцем“. Эти слова могла бы произнести моя бабушка. Эва и вправду так сказала или мне показалось?»

Помедлив, она поднесла к губам стаканчик с водкой.

— Ты влюблена в него? — Внимательный взгляд Эвы пронзил ее.

— Думаю, да.

— Но он обращается с тобой совершенно по-свински.

— Не всегда же.

Элизабет выдавила из себя жалкую улыбку.

— Ах, вот как. — Теперь Эва нашла другой повод злиться. — Тебе бы только веселиться. Однако кое-кому уже не до смеха, Лиз.

— Вот и неправда. — Водка обожгла ей горло. — Я только что смеялась.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

— Он ведь не моя подружка, Эва. — Она пыталась говорить как можно мягче. — И никогда ею не был. Мариус мой любовник.

— Понимаю. Любовник. Это согласно его версии. Как шикарно звучит. Но хочешь, я переведу это с языка Мариуса на язык реальности? Это означает, что он подбирает тебя, как только у него появляется желание, и бросает, когда захочет. Ф-фу! — возмущенно фыркнула она. — Я не понимаю, почему он никак не даст тебе уйти…

В сумочке зажужжал мобильный телефон, Элизабет жадно схватила его, и, когда увидела, что пришло сообщение от Мариуса, ее сердце подпрыгнуло.

«Привет, моя красавица. Почему ты такая грустная?»

Она тщательно обдумала ответ, прежде чем послать его.

«Я? Грустная?»

Почти тут же телефон снова зажужжал.

«И даже пьешь водку, крошка».

Она стремительно вскинула голову, но он уже был рядом, скользнул за столик и опустился в соседнее кресло.

— Привет, красавица.

Мариус завладел ее рукой. Давно не стриженные волосы доставали до плеч, куртка, которую он все время носил, издавала — жутко эротичный, по мнению Элизабет, — запах табака и влажной кожи.

— Добрый день, Эва. Собираетесь на развеселую костюмированную вечеринку?

— Добрый день. — Миндалевидные глаза Эвы сузились до того, что превратились в две черные щелочки. — Мариус.

Он беззаботно рассмеялся:

— Какой улыбкой меня одарили. Или показали зубки?

Мариус бросил на Элизабет взгляд соучастника, и она, не сдержавшись, рассмеялась. Ему так легко было развеселить ее, так легко внушить чувство, что именно она является центром его вселенной. Он взял со стола стаканчик с водкой и залпом выпил его содержимое.

— М-м, «Grey Goose». Тоже превесело. Но не тревожьтесь, девочки, я не намерен разрушать ваш tête-à-tête. Подошел только для того, чтобы поприветствовать милых леди.

Он наклонился и коснулся поцелуем шеи Элизабет. Его запах, его волнующее прикосновение… Она почувствовала дрожь удовольствия.

— Твоя подруга только со мной полностью непробиваема или она всегда такая? — прошептал он ей на ухо, и девушка едва сумела удержаться от улыбки.

— О, не уходи, — начала она, — останься, выпей с нами.

Но Мариус уже торопился прочь.

— Извини, дорогая. Совершенно некогда. Через полчаса на факультете совещание.

— Это в пятницу вечером? — скептически поинтересовалась Эва. — Какая феноменальная загруженность, доктор Мариус.

Он даже не обратил внимания на ее слова.

— На днях позвоню, обещаю, — бросил он Элизабет и с прощальным взмахом руки исчез в густой толпе посетителей.

— Обязательно нужно было напомнить о своем существовании. — Эва проводила сердитым взглядом удаляющуюся фигуру. — Как же без этого? Почему он не может оставить тебя в покое? На самом деле ты ему не очень-то и нужна, но он органически не способен выпустить из рук свою добычу… Черт побери, пойду принесу нам еще выпить. — Она поднялась на ноги. — Мне вообще-то нет дела до чужих пересудов, но кое-кто на редкость справедливо заметил, что он уже несколько староват для того, чтобы щеголять в кожаных брюках, — добавила она презрительно.

Возражать Элизабет не стала. Внезапно она почувствовала подступающую усталость. Возбуждение от неожиданной встречи с Мариусом теперь стремительно покидало ее, словно вытекало, оставляя после себя пустое пространство.

И тут опять пришло сообщение.

«У меня, через полчаса. Идет?»

Она сунула телефон обратно в сумку.

«Знаю, что не следовало б этого делать, но я пойду к нему».

Лицо ее пылало волнением. А сердце, то сердце, которым он «забавляется»? Оно просто трепетало от радости.

— Извини, Эва. Мне пора.

— Надеюсь, оно того стоит.

— Что «оно»?

— То счастье, которое подарит тебе Мариус.

Элизабет лишь чмокнула подругу в макушку.

— Пока, дорогая.

В этот же день, но уже несколько позже, Элизабет наблюдала за тем, как Мариус одевался. Молчаливый, сосредоточенный, он казался целиком погруженным в это занятие. Умиротворенная и благодарная, она не упрекала его, к тому же Элизабет давно уже полюбила смотреть на Мариуса, поглощенного процессом одевания. Его тело, хоть и принадлежало человеку сорока с лишним лет, всегда казалось ей прекрасным. Ей нравились его узкие бедра, курчавая поросль вокруг пупка. Когда он наконец натянул поношенные джинсы, она подумала о том, до чего он в них красив. Скрипнул кожаный ремень.

Девушке хотелось поделиться с ним своими впечатлениями о неожиданной находке, рассказать о поиске свидетельств людей, побывавших в плену у пиратов. Она лениво прикидывала, как бы ей лучше начать.

«Я сегодня разыскала такую потрясающую штуку… — начала она составлять в уме фразы. — Я считаю, что подобные находки…»

При мысли о происшедшем ее охватило волнение, тут же угасшее. Нет, она не может представить себе реакцию Мариуса на этот рассказ. Лучше вообще ничего не говорить, подождать, пока она не уверится полностью в ценности сделанного открытия.

— Куда ты должен идти?

— На то факультетское собрание, о котором я тебе рассказывал.

— Ох.

— Ну, это не совсем собрание. Я должен кое с кем встретиться и обсудить некоторые дела. — На его лице мелькнула быстрая улыбка. — Извини меня, пожалуйста.

Что бы это значило? Мариусу лучше, чем кому бы то ни было, удавалось избегать прямых ответов на задаваемые ему вопросы.

«С кем ему на самом деле нужно встретиться? С другой женщиной? С той, которую я видела с ним в магазине Блэквелла сегодня? И кто, черт ее возьми, она такая?»

Элизабет поежилась, инстинктивно догадываясь, как бы ее возлюбленный разозлился, задай она эти вопросы. Лучше уж не спрашивать.

— А какие у тебя планы?

Он присел на краешек кровати рядом с ней.

Она взяла его ладонь и поднесла к губам. Так не хотелось отпускать его от себя.

— Можно, я останусь здесь? — Она постаралась выговорить это как можно небрежней.

— Ну… если тебе так хочется, — протянул он.

В его голосе звучало явное нежелание, но Элизабет предпочла этого не заметить.

— Буду греть постель к твоему возвращению.

— Ладно, грей. — Он потянул ладонь из ее руки. — Но имей в виду, я могу вернуться поздно.

— Пусть.

Спустя несколько минут хлопнула входная дверь и доктор Мариус исчез.

А она осталась в его кровати и теперь лежала, уставившись в потолок. Комната, в которой она находилась, была, на ее взгляд, прекрасна. По крайней мере, в архитектурном отношении. Высокие сдвоенные окна смотрели поверх старинного здания колледжа, и летними утрами ее щедро заливали солнечные лучи. Элизабет стала припоминать, как в их первые встречи, в июне прошлого года, они оба любили подолгу оставаться в постели, позволяя преломленным лучам рисовать радугу на их обнаженных телах. Сумел ли он тогда сделать ее счастливой? Кажется, да.

Отрешенность удовлетворения медленно оставляла ее. Было еще не поздно, всего половина десятого вечера. Печальный дождь барабанил в стекла. Элизабет рассеянно огляделась. В отсутствие Мариуса комната показалась заброшенной и неожиданно приобрела до удивления неприятные черты. Для человека такого огромного интеллекта Мариус был весьма неряшлив: одежда грудами разбросана на полу; грязные кружки со свисающими хвостиками чайных пакетиков громоздились в шкафчике рядом с мойкой; а по соседству с ними валялась картонка из-под молока, в которой, как из предыдущего опыта прекрасно знала Элизабет, наверняка плещется нечто давно прокисшее. К тому же в комнате было холодно, как в могиле.

Все ее тело болело.

«Надеюсь, оно того стоит», — сказала Эва.

«Для него, может, и стоит, — обиженно подумала девушка, — но не для меня. Даже близко этого нет».

Она поплотней закуталась в пуховое одеяло, стремясь вновь почувствовать его запах, ощутить на теле прикосновения его рук. Чувство глубокого унижения владело ею.

«Зачем я это делаю? Он забавляется моим сердцем, Эва права. Это вовсе не любовь, а какое-то непрерывное мучение, которого мне больше не вынести», — теснились у нее в голове горькие мысли. В душе была такая пустота, что Элизабет казалось, в ней можно утонуть.

Много позже, наверное через несколько часов, она проснулась от того, что кто-то стоял рядом с кроватью и смотрел на нее.

— Мариус, это ты?

— Ты не ушла? — В его голосе явно читалось удивление. Он присел рядом, бережно закутал ее плечи одеялом. — Ты была такой смешной, когда спала. Похожа на соню, мыши такие есть. Ты не заболела?

— Совсем нет. — Она сонно перевернулась на другой бок, довольная тем, что в темноте ему не видно ее припухших век. — Мне очень хорошо. Который час?

— Уже поздно. Не ожидал, что ты останешься у меня.

— Послушай, Мариус. — Темнота, из-за которой она не видела его лица, будто придала ей смелости. — Я больше не выдержу этого.

— Ты о чем? — Он неторопливо пробежал пальцами по ее плечу. — Мне казалось, тебе хорошо со мной.

— Ты понимаешь, о чем я говорю.

Она обернулась и заглянула ему в лицо.

— Ничего не понимаю. — Он спокойно начал раздеваться, скинул с ног башмаки, стал расстегивать рубашку. — Ты опять вдосталь набеседовалась со своей Розой Клебб?[8]

— Не говори так о ней. Эва — моя лучшая подруга. — Как правило, его шутки смешили ее, но не сейчас. — Она считает, что ты вовсе не нуждаешься во мне, просто не хочешь выпустить добычу из рук, — продолжала Элизабет, глядя в темноту комнаты.

— У-у. — Мариус издал нечленораздельный звук. Звякнула пряжка, падая на пол, и вот он уже забирается под одеяло рядом с ней. — Иди сюда.

Он обнял ее плечи, и девушка уютно прижалась головой к впадинке на его шее. Потом вытянулась, стараясь следовать всем изгибам его тела, желая каждым дюймом быть поближе к Мариусу, чтобы согреться.

— Извини меня за то, что я тут наговорила.

— Эву я попрошу впредь исключить из обсуждаемых нами тем. — В его дыхании ощутимо чувствовался запах виски. — Ты же знаешь, что я люблю тебя. — Его губы защекотали ее лоб.

— Правда? — Она опять обращалась к темноте.

— Правда, женщина. Еще какая правда. — Голос его звучал нежно. И потом, уже отворачиваясь: — А теперь мне позволят ненадолго вздремнуть?