"А что же завтра?" - читать интересную книгу автора (Саутолл Айвен)ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕВ открытую дверь упала массивная тень и загородила проникавший снаружи свет. Испуганный шепот Мэри сложился в одно слово: — Папа. Одно-единственное слово, вспыхнувшее пламенем у Сэма внутри. — Ты же сказала, еще целый час. — Это он. — Почему это дверь открыта, а? Мэри, ты там, что ли? Не голос, а рык. Ну и силища. Кажется, сейчас со стен пыль от страха посыплется. — О гос-поди, — шепотом простонал Сэм, а Мэри рванулась к лестнице, но не попала на ступеньку и, барахтаясь в темноте, хватаясь за Сэма, за край антресолей, ускользнувший из-под ее пальцев, с громким криком грохнулась на пол. Как это все быстро случилось. За одну секунду. За одну секунду изменился весь мир. Мэри лежала внизу и стонала, будто невесть сколько времени уже вот так лежит. Человек переступил порог. Слон вошел в дверь. — Где ты тут? Да что тут происходит? Мэри лежала и стонала. — Ты что, упала с антресолей? Ты что там делала, а? — Ой, нога, моя нога! Сэм распластался на досках, прижался к ним, боясь дышать, боясь оставаться живым, мечтая превратиться в ящерицу, в соломину. Что, если край одеяла свисает вниз? Что, если снизу видны его ноги? А ведь она сказала, еще целый час! Что там сейчас делается, внизу? Сэму ничего не было видно. Он прижался лицом к доскам, распластался и глаза закрыл — как страус. А Мэри плакала, жаловалась на ногу. — Так и знал, что ты шкоду задумала. На место не сидела, вся искрутилась. Если этот мальчишка Каллен здесь, я ему голову отрублю. — Да нет там никого, па. Сколько раз уж ты убеждался. — Она плакала — от страха, от боли, от неожиданности. — Ой, нога! Ой, она вся изломалась, я знаю! — Если ты посмела… — Да нет же там никого. Нет никого! Все этот страшный опоссум! — Сказано тебе было, не выходить из дому. — Это все он, опоссум! Убирать-то не тебе приходится. Вот ты и не понимаешь. Ты знаешь, как меня испугал? Из-за тебя я упала. Ну чего ты на меня так рявкнул, скажи? — Из-за своей дури ты упала, дурная девчонка. Нечего тебе там было делать. Дома должна была сидеть. Для чего у нас собаки тогда? Ну что теперь с тобой делать, если ты сляжешь на месяц, а то и больше? — Поставить капкан на опоссума, вот что тебе делать. Придется тебе теперь самому убирать, так живо капкан поставишь. А то прошу, прошу. А тебе горя мало. Теперь вот ногу сломала. — Нога у тебя как новенькая. Нога у тебя в полном порядке. Мэри зарыдала еще громче прежнего. — Ты что, не умеешь отличить перелом от подвернутой лодыжки? — О-ой, да не крути ты так!! — Столько переполоху из-за пустяка. — Сэм услышал вздох. Глубокий вздох облегчения. — Столько переполоху, голубка. — Какая нежность в голосе, ласка, забота. Разве ожидаешь от такого человека? — Обопрись об меня, — говорит тот. — Глупышка ты, Мэри. Ишь как меня напугала. Он, верно, взял ее на руки, и Сэм поднял голову, чтобы посмотреть им вслед. Мэри, Мэри. Вот ты и уходишь. Не подняла ли она руку? Не махнула ли ему на прощание от порога? Он припрятал одеяла под соломой и кубарем скатился по лестнице. Ночь за дверью черным-черна. Куда же теперь? А посуда, с которой он ел? Нельзя же ее так оставить. Она может выдать его — и Мэри! — с головой. Сэм бросился со всех ног, ему казалось, бросился, спасая жизнь. Минуты через две, или через пять, он зашвырнул тарелку, кружку и ложку с дороги в кусты и зашагал дальше быстро, как мог. В лицо ему моросил мелкий дождь, и мир вокруг вставал такой черный, мокрый, огромный. Куда теперь? Ох, куда же, куда теперь? Бог весть. Он шел посередине дороги, шел по бровке, шел, петляя, наугад, ощупью прокладывая себе путь и не видя никого, ни живой души. То была длиннейшая ночь во всей мировой истории. И всю ночь напролет Сэм шагал и шагал вперед, шагал, потому что негде было остановиться и надо было не замерзнуть, потому что он знал, если он приземлится здесь, то не выживет. Всю ночь напролет шагал, упрямо переставляя ноги, всю ночь совершал беспосадочный перелет через полюса. А когда рассвело, он передохнул немного, присев в развилке поваленного дерева у обочины узкой дороги, которая петляла над оврагами, через леса и горы. Вокруг росли папоротники, высокие, как пальмы, и десять тысяч птиц распевали оглушительным хором, из земли, звеня, сочась, играя, бежали ручьи, и запах стоял древний, как миллион лет назад. — Я иду в Гипсленд, — вслух сказал Сэм. — Я иду. Иду! Мама получит мое письмо. Через несколько часов получит. И будет знать. Наступает время человеку уходить, и надо идти, вот и все. Где-то в лесу, словно колокол, звенел топор. Где это? Там внизу? Слышно было, как кто-то поет. |
||
|