"Вкус греха" - читать интересную книгу автора (Папано Мэрилин)

Глава 5

Воскресный ужин закончился. Посуду со стола убрали, и в доме Хантеров воцарилась относительная тишина. Мужчины смотрели по телевизору бейсбольный матч, Аннелиза увела детей во двор. Селина и Викки сидели у кухонного стола, пили чай и рассматривали причудливых глиняных гоблинов — последнее творение своей матери.

— Билли Рей обо мне спрашивал? — наконец не выдержала Викки.

Весь день Селина ждала этого вопроса. С утра она решила не ходить в церковь, дабы избежать объяснения с Викки. Передумала Селина только потому, что Уилл, как и в прошлый раз, остался дома.

— Нет, — отозвалась она. — Не спрашивал.

— Жаль, я забыла назвать ему свою нынешнюю фамилию. Хотя он мог бы и у тебя узнать. Ты же ему скажешь, когда он спросит?

Решительно, но очень тихо, чтобы никто не услышал, Селина ответила:

— Викки, ты замужняя женщина. Ты случайно об этом не забыла?

Викки мученически закатила глаза, потом снова плотоядно улыбнулась.

— Как же я забуду, когда ты мне постоянно об этом твердишь? А так гораздо пикантнее. Порок! — Она взяла фигурку гоблина, поднесла ее к глазам и с гримасой отвращения поставила на место. — Так… ты его видела после четверга?

Селина не стала сообщать, что в пятницу они ужинали вместе, в субботу между ними состоялся весьма интимный разговор во время пикника, а в воскресенье утром он открыто глазел на нее, когда она отправлялась в церковь. Все это не касалось Викки. Отношения Селины с Уиллом — если только это слово здесь уместно — касаются только их двоих.

— Он очень отчужденно держится.

Викки поправила волосы.

— Я думала, он свяжется со мной. Ну да, да, он сообразил, что Ричард в выходные дома. Ладно, Билли Рей найдет способ увидеться.

Селина сжала под столом кулаки.

— В среду в библиотеке начинаются чтения вслух для детей. Приводи своих; им должно понравиться.

— А долго это будет продолжаться?

— Полчаса—час. Все будет зависеть от самих детей.

Викки расплылась в улыбке:

— Ничего не скажешь, заманчиво.

Селина пронзила ее взглядом.

— И не думай! Если ты приведешь ко мне детей только ради того, чтобы встретиться с мужчиной, клянусь тебе, я расскажу Ричарду.

Улыбка Викки не исчезла, но сделалась холоднее.

— А я сделаю так, что он тебе не поверит. Я скажу, что ты все еще тоскуешь по нему. И наговариваешь на меня, чтобы отомстить за то, что я увела его. Ты никогда не простишь то, что он предпочел меня. А это было так, пойми, Селина. Да, тебе хочется думать, что я его соблазнила, не оставила ему выбора, увела его у тебя. Ошибаешься. Как только мы с ним встретились, он разлюбил тебя. И искал способа порвать с тобой.

Селина облизнула губы, но через секунду они опять сделались сухими от ее натужного дыхания. Мало того, что ей приходится выслушать пошлую болтовню Викки про человека, который занимает ее мысли, так теперь еше ей навязывается разговор о том, кого Викки уже увела от нее.

— Викки…

— А ты знала, что мы с ним уже занимались любовью в самую первую ночь? Он пробрался к тебе в три часа ночи, да? Так вот, он пришел к тебе от меня. — Теперь улыбка Викки была довольной. Не злорадной, не издевательской, а довольной, черт побери. — Он, между прочим, из школы ко мне убегал. И мы с ним ложились, пока тебя дома не было.

— Да что же я тебе такого сделала? — процедила сквозь губы Селина. — Чем я это все заслужила?

— Да я выручила тебя, солнышко. — Как это ни удивительно, Викки говорила совершенно искренне. — Ты ведь даже не любила Ричарда. Просто так получилось, что он стал твоим первым парнем. Наверное, ты всерьез тогда воспринимала всякую чушь вроде того, что нельзя ложиться с мужчиной, коли не любишь его, и тому подобное. А тебе хотелось с ним лечь, вот ты и убедила себя, что влюбилась…

Селине больше не хотелось слышать, как Викки оправдывает свое поведение. И понимать, до какой степени эгоистинна, бесчувственна и аморальна ее сестра. Поэтому она встала из—за стола и вышла из кухни, не обращая внимания на удивленный возглас Викки. Коротко попрощавшись с отцом и Ричардом, а также с возившейся во дворе с детьми матерью, она уселась в машину и завела мотор. Однако отъехать от дома Селине удалось не раньше, чем Викки выбежала на крыльцо и что—то прокричала ей вслед.

Итак, все ради счастья Селины — роман Викки с ее женихом, предательство, горечь и боль. Все это — услуга, происходящая от душевной доброты Викки.

От этих мыслей Селину затошнило.

Подъезжая к дому, она заметила в зеркале заднего вида машину Викки и поклялась себе, что скорее задушит сестру или разобьет ее безмозглую голову, чем выслушает от нее еще хоть слово.

Она уже отпирала дверь своего коттеджа, когда колеса резко затормозившего автомобиля подняли облако пыли.

— Селина! Подожди!

Она неохотно повернула голову.

— Что тебе нужно?

— Солнышко, прости меня. Я не должна была так говорить. Я не понимала…

Селина открыла входную дверь и остановилась на пороге, повернувшись вполоборота к сестре.

— Ты просишь прощения за то, что сказала? — отозвалась она. — А как насчет того, что ты сделала? Послушай, тебя это совсем никогда не мучило?

— Селина…

Она выругалась про себя. Лицо Викки выражало то же, что всегда: полное непонимание. Она не чувствует никаких угрызений совести, потому что не видит ничего плохого в том, что совершила. Ей понравился мужчина, и какое ей могло быть дело до того, что у него уже была невеста?

Викки не стала утруждать себя ответом. Ее мысли уже обратились к другому предмету. К Уиллу.

— Билли Рей тут живет? — спросила она, кивая на распахнутую дверь дома для гостей.

— Викки, ты неподражаема.

Нотка неприязни в голосе Селины на этот раз не укрылась от Викки.

— Селина, я же попросила у тебя прощения за то, что наговорила. Но ты сама понимаешь, что все обернулось к лучшему. Вы с Ричардом совершенно не подходили друг другу.

Селина посмотрела сестре в глаза.

— Может быть, все обернулось к лучшему. Может быть, мы не были бы счастливы вместе. Речь не о том. Викки, ведь ты моя сестра. Это должно что—то означать. Я должна была что—то значить для тебя. Боже мой, да всем моим знакомым больше до меня дела, чем тебе.

— Ага. Считается, что нехорошо заводить шуры—муры с чужим парнем. Лично я никогда не видела в этом смысла. Мне понравился мужчина, так что мне до того, с кем он был раньше?

— При чем здесь «раньше»? Тебе понравился мужчина, который собирался жениться на мне. И ты, недолго думая, прыгаешь к нему в постель. У тебя даже не хватило совести поговорить со мной. Ребята, да если бы вы сказали мне, что у вас такая великая любовь, я бы отошла в сторону. Я бы вернула ему кольцо и разорвала помолвку. Вы этого не сделали. Вы хороводились у меня за спиной, обманывали меня, скрывали, что между вами что—то происходит, пока… ты не залетела. И даже тогда ты не попросила у меня прощения.

Ответ Викки сразил ее наповал:

— Селина, может быть, ты все еще любишь его? Наверное, в этом дело?

Селине захотелось закричать от ярости. Нет, ее сестру ничем не прошибешь.

Но она просто тяжело вздохнула.

— Ничего ты не понимаешь, Викки. И никогда не поймешь. — И прибавила, тряхнув головой: — Уезжай домой. И оставь меня в покое.

Несколько секунд Викки не трогалась с места. Сейчас она была похожа на ребенка, который искренне недоумевает, за что его наказали.

— Послушай, солнышко, мне правда жаль, что я тебя расстроила.

Селина молча смерила ее взглядом. И тогда Викки повернулась и отошла. Возле машины она остановилась и крикнула:

— Мы потом поговорим, хорошо? И детей я к тебе в среду приведу. Останусь в библиотеке и помогу тебе управиться с ними. Ладно, Селина? Договорились?

От искренней нотки надежды в ее голосе у Селины заныло в груди. Тем не менее она предпочла не отвечать.

Уилл наблюдал со своей веранды за отъездом Викки. Его качалка располагалась так, что он мог увидеть Селину, лишь вытянув шею. А она, постояв, вдруг наклонила голову и с глухим стуком ударилась лбом о белый дверной косяк.

Несколько минут назад, когда она подъехала, Уилл хотел подойти к ней, заставить ее уделить ему время — и немного помучить. Но когда неожиданно появилась ее сестра, он решил, что его появление будет неуместно. Наверное, не стоило ему показываться и сейчас. После непродолжительной беседы с Викки Селина явно была не в лучшем настроении.

Но она подняла голову и заметила его. Он откинулся на спинку качалки, и все равно она не отвела взгляда. Тогда он понял, что должен заговорить.

— Колотиться лбом в стены — самое бесполезное из всех занятий.

— По опыту знаешь? — сухо отозвалась Селина.

— Несколько раз мне попадались люди, которым нравилось приводить мой лоб в соприкосновение с разными предметами, например, стенами и автомобильными капотами. Мне не понравилось.

Селина медленно сошла с крыльца и приблизилась к Уиллу. Дверь коттеджа хлопнула за ее спиной.

— Давно сидишь?

— Довольно-таки.

Уилл убрал ноги со стоящего напротив стула, чтобы Селина могла сесть. Сегодня на ней было хорошенькое платье в цветочек с кружевным воротничком. Как всегда благодаря своей одежде она казалась невинной и юной. И очень положительной. Наверное, именно поэтому его так раздражала ее манера одеваться. А не потому, что она скрывала полные груди и длинные ноги. Ее простые и строгие платья каждый раз напоминали ему, что он не должен к ней приближаться.

— Я все твержу про себя, что люблю сестру. И я ее действительно люблю. — Селина села, положила руки на колени и невесело рассмеялась. — Но временами я чувствую, что способна ее убить.

— Значит, временами она этого заслуживает.

Ему захотелось спросить, кто же тот человек, которого она любила настолько, что готова была выйти за него замуж и который изменил ей с ее сестрой. И еще в ушах у него звучал вопрос Викки: «Селина, может быть, ты все еще любишь его?»

Не здесь ли таится разгадка? Не из—за этого ли Селина, самая красивая женщина из всех, кого встречал Уилл за долгие годы, в двадцать восемь лет все еще одинока, похоронила себя в библиотеке, а свободное время проводит в обществе мисс Роуз? Не потому ли, что до сих пор не может забыть изменившего ей жениха?

Но Уилл удержался от расспросов. Если он заговорит на эту тему, ей будет неловко. К тому же у него нет права вторгаться в ее жизнь, поскольку он не предлагает ей ничего взамен. Поэтому он заговорил совсем о другом:

— Ну как, все добрые люди в Гармонии сегодня замаливали свои грехи?

— Все, кто обычно. Тебе бы самому стоило сходить и посмотреть. И показать им, что господь все еще творит иногда чудеса.

— Религия — это не мое. Я никогда не понимал, каким образом поход в церковь в воскресенье избавляет человека от ощущения вины за те мерзости, что он творил с понедельника до субботы.

— Не все они творят мерзости, — возразила Селина.

— Не все, но многие. Они уравновешивают существование таких, как ты и мисс Роуз. — Уилл вдруг добавил с улыбкой: — Мисс Роуз утверждает, что в Гармонии ты больше всех похожа на святую.

Это замечание не развеселило Селину, как Уилл рассчитывал; напротив, она даже помрачнела.

— Наверное, мне бы больше понравилось быть грешницей.

Улыбка Уилла исчезла. В чем другом — неизвестно, а вот в грехе он мог бы оказать Селине содействие. О, он мог бы научить ее грешить лучше, чем кто—либо. Но будь он проклят, если пойдет на это.

Селина сбросила туфли и вытянула перед собой длинные стройные ноги.

— Почему ты вернулся в Гармонию?

— Меня попросила об этом мисс Роуз.

— Но ты-то почему согласился? Ты бежал отсюда и не появлялся шестнадцать лет. Так в чем же дело?

Он мог бы ответить уклончиво или вообще уйти от ответа. Но почему-то решил сказать правду:

— Она растила меня восемь лет. Она пригрела меня, когда никто не хотел смотреть в мою сторону. Я в долгу перед ней.

— Неужели она позвала тебя только для того, чтобы ты занялся восстановлением старого дома? — удивилась Селина.

— Нет, о доме она заговорила только затем, чтобы я был занят делом и не искал приключений. — Уилл вспомнил, что в прошлый раз он отказался отвечать на вопрос о цели своего приезда, отказался даже признать, что ему самому неизвестны планы мисс Роуз. Теперь пришла пора откровенности. — Она не говорит мне, что ей от меня нужно. Повторяет, что я все узнаю в свое время.

— Может быть, ей было одиноко без тебя.

Уилл задумался.

— Она не производит впечатление старухи, страдающей от одиночества.

— Одно дело — быть просто одинокой, и другое — тосковать по кому-то.

Да, Уилл знал, что это правда. В десять лет, и в двенадцать, и в четырнадцать, да порой и в тридцать четыре он тосковал по отцу, которого ему никто в целом свете не мог заменить. Потом он тосковал без мисс Роуз. А теперь появилась Селина. Он нуждался в ее присутствии, желал слышать ее голос. Только она была ему нужна, и больше ни одна женщина в мире.

Но он не стал признаваться в глубине своих чувств, а бросил небрежно:

— Да, за словом ты в карман не лезешь. Первый раз встречаю женщину, которая так здорово умеет формулировать свои мысли. — Качалка скрипнула под ним. — А тебе кого не хватает, а, мисс Селина?

Она ответила не задумываясь:

— Не кого, а чего. Я хочу уехать отсюда. Повидать другие города. Пожить среди людей, про которых я не знаю всю подноготную. Мне надоела Гармония, штат Луизиана.

Я всю жизнь скучаю, сказала она накануне. Наверное, ее тоска и опустошенность имеют отношение к тому человеку, о котором говорила Викки. Наверное, у нее в двадцать восемь лет нет ни мужа, ни детей, потому что когда—то сестра предала ее. А ей нужен мужчина, при виде которого ее бросало бы в жар. Который знал бы, что делать. Такой, как Уилл.

Он был уверен, что с ним она получит такое наслаждение, какого не знала и не узнает ни с кем другим. Между ними уже идет ток такой силы, что они оба могут долго не выдержать. Но дать Селине он может только это. А также избавление от романтических иллюзий. Разочарование. Боль.

— Так чего же ты ждешь? Собирай вещи, и вперед. Это легко.

Селина долго не отвечала, потом сунула ноги в туфли и поднялась со стула. Уже у двери она остановилась и печально улыбнулась.

— Для меня — трудно.

Воздав должное превосходному обеду, приготовленному Мэй, Реймонд провел мать и жену в гостиную, где налил им шерри, а себе — бурбон. Он был доволен, что сумел подавить нетерпение и не выложить старухе то, что ему стало известно насчет Билли Рея Бомонта.

Неожиданно мисс Роуз заговорила в своей обычной резкой манере:

— Я полагаю, это, — она кивнула на бокал шерри, — прелюдия к очередной порции гадостей насчет Уилла.

Френни бросила на мужа предостерегающий взгляд и погладила старую даму по плечу.

— Вы несправедливы, мисс Роуз, — мягко возразила она. — Вы говорите так, словно Реймонд за что-то мстит Билли Рею.

— Точно.

Реймонд сжал свой стакан.

— Мама, я не люблю Билли Рея и всегда его не любил. И никогда этого не скрывал. Ты должна понять, почему я тревожусь по поводу его приезда. Взять на воспитание десятилетнего сироту и привести в дом взрослого человека с очень сомнительным прошлым — это разные вещи.

— У меня нет сомнений относительно прошлого Уилла, — отрезала мисс Роуз.

Реймонд с трудом сдержал негодование.

— У тебя, может быть, и нет, а у меня есть. Как и у шерифа Франклина.

Мисс Роуз подняла на сына глаза.

— Подозревать — работа Митча Франклина. А тебя я прошу не лезть не в свои дела.

Снова вмешалась Френни:

— Мисс Роуз, мы просто беспокоимся, вот и все. Вы живете уединенно. Если вы не хотите подумать о своей безопасности, подумайте о Селине.

Реймонд едва не застонал. Френни, получившая превосходное воспитание, обычно знала, что, когда и кому следует говорить. Но брякнуть, что Билли Рей может представлять опасность для Селины, когда старуха не может не догадываться, что эти двое, возможно, уже спят вместе, — чистый идиотизм.

— Единственное, чем Уилл может повредить Селине, — упрямо возразила мисс Роуз, — это разбить ей сердце. Думаю, Селина уже достаточно взрослая, чтобы пойти на такой риск.

Реймонд пошел в атаку.

— О да, Уилл прихватит с собой ее сердце, а также все, что найдет в ее карманах. Кстати, раз уж мы заговорили… Помнишь, как он обокрал нас? А ты убеждала шерифа не сажать его за решетку, потому что ты, мол, знаешь: он все вернет? — Он помолчал, но не дождался от матери ответа. Мисс Роуз только выпрямила спину. Тогда Реймонд заговорил опять, уже другим, более мягким тоном: — Мама, он тебе что-нибудь вернул? Твои серьги, брошь, браслет? Может быть, он хотя бы извинился? Или он делает вид, что ничего не произошло?

— Это было давно.

— Давно? — издевательски повторил Реймонд. — Так давно, что он позабыл, как обокрал женщину, которая относилась к нему как к сыну?

— Ему очень нужны были эти вещи, иначе он никогда бы их не взял.

— Хорошо, ему были нужны деньги, которые лежали у меня в столе. Но твои драгоценности? Отцовское кольцо?

Мисс Роуз отставила шерри, к которому так и не прикоснулась, и переплела пальцы.

— Это было давно, — еще раз повторила она.

Реймонд знал, что означает эта поза, этот взгляд. Дискуссия окончена. Она выслушала достаточно и больше слушать не желает. Она не видит ничего страшного в том, что Билли Рей ее обокрал, и точка.

Только напрасно она считает, что он не скажет ей ничего нового.

Как было условлено заранее, Френни извинилась и вышла из комнаты. Реймонд присел на диван рядом с матерью.

— Ну да, мне не нравилось, что ты смотрела на Билли Рея как на члена семьи. Я и сейчас думаю, что он этого не заслужил. Но я даже не об этом.

— Тогда о чем?

— Дело не в деньгах, украденных у меня. Я бы отдал их, ему стоило только попросить. Но остальное… Серьги, которые родители подарили тебе к свадьбе, брошь, которая переходила из поколения в поколение двести лет, папино кольцо… Он знал, что для нас эти вещи бесценны, и все-таки стащил их и, наверное, спустил за несколько баксов. И мы их никогда не увидим…

Мисс Роуз чуть-чуть расслабилась, и Реймонд погладил ее по руке.

— Ты нашел правильное слово, Реймонд. Вещи. Да, с ними связаны сентиментальные воспоминания, не говоря уже о том, что это дорогие вещи. Но, по большому счету, это всего лишь вещи. Неодушевленные. Металл и камни. Для меня важнее люди. Ты утверждаешь, что отдал бы Уиллу деньги, если бы он попросил. А я отдала бы ему свои драгоценности. Если они помогли ему в нужде, чего еще я могу желать?

Реймонд терял голову от ярости. Он встал на ноги и прошелся по выцветшему персидскому ковру. Да с чего он взял, что сможет спокойно и рассудительно поговорить с матерью про Билли Рея? Она же совершенно слепа и готова закрыть глаза на самые серьезные его преступления! Она помнит, что он изнасиловал Мелани Робинсон и сбежал, чтобы не выполнить долга по отношению к сыну, но это для нее ничего не значит. Она знает, что он украл фамильные драгоценности, и это тоже ничего. И даже опасность, которая угрожает ее милой Селине, ее не беспокоит. Ладно, надо выкладывать на стол козыри.

Он остановился у каминной полки, на которой стоял собранный Френни старинный хрусталь, и глубоко вздохнул.

— Что ж, я рад, что ты так милосердна. Сомневаюсь, что так же снисходительны будут старые леди из Алабамы.

Тяжелое молчание, наступившее в комнате, ощущалось физически.

Реймонд взял в руки колокольчик, при помощи которого в былые времена высокородные предки Френни звали прислугу, и тряхнул его. Раздался чистый, мелодичный звон. Реймонд поставил колокольчик на место и повернулся к матери. По ее лицу было понятно, что хотя она и разыскала Билли Рея каким—то образом, но понятия не имеет о его похождениях. Разумеется, сам Билли Рей счел неблагоразумным посвящать ее в эти подробности.

— Что ты имеешь в виду, Реймонд?

— Письмо, в котором ты просила его приехать, должно было найти адресата в окружной тюрьме. В юности он приобрел кое-какие полезные навыки. Например, он научился втираться в доверие к добрым, доверчивым пожилым женщинам. Они принимали его в своих домах. А затем он грабил их.

— С чего ты это взял?

— Мне рассказал шериф Франклин. Он счел полезным навести справки о Билли Рее.

— И докопался до краж.

— Помимо всего прочего. — Реймонд подошел к дивану и опять сел рядом с матерью. — Билли Рей побывал в тюрьмах почти всех южных штатов. В Алабаме его выпустили только потому, что прямых улик было недостаточно, и к тому же он намеревался покинуть пределы штата. Мама, ошибки никакой нет. За эти годы его множество раз обвиняли в разных преступлениях. Как видишь, он не терял даром времени.

Взглянув на мать, Реймонд пожалел об этом разговоре. Мисс Роуз была сильно расстроена. Да, она не винила Билли Рея за то, что он обворовал ее. Но Реймонд знал, что она не простит вреда, причиненного другим людям. Но он не ожидал увидеть ее настолько огорченной. И такой старой.

Осторожно, словно каждое движение давалось ей с трудом, она поднялась с дивана.

— Мне сейчас лучше поехать домой.

— Я отвезу тебя.

Всю дорогу она молчала и казалась измученной и подавленной. Когда Реймонд затормозил возле ее дома и помог ей выйти, то сказал на прощание:

— Мне очень жаль.

Ему в самом деле было жаль, но он не сомневался, что поступил правильно. Все, что угодно, лишь бы Билли Рей исчез с их горизонта навсегда.

Шины велосипеда шуршали по тротуару.

Джеред Робинсон привык ездить на велосипеде — водительские права ему предстоит получить только в следующем году. Конечно, в летнюю жару велосипед — не самый приятный способ передвижения, но сейчас солнце уже село и стало несколько прохладнее, хотя воздух по-прежнему оставался удушающе влажным.

Дома он сказал, что хочет навестить своего приятеля Джоя. Бабушка не хотела отпускать его на велосипеде поздним вечером, тем более что дом Джоя всего в трех кварталах, но дед сказал: «Ничего страшного. Много ли машин встретится ему по пути?»

И он действительно заехал к Джою — чтобы не быть обманщиком. Родителей Джоя дома не было; они посещали церковь Пятидесятницы в западной части города, а службы там тянутся бесконечно. Джой хотел уговорить Джереда остаться подольше, а когда тот отказался, согласился прикрыть его на случай, если бабушка Джереда станет расспрашивать.

Джеред миновал последний на улице дом. Асфальтированная дорога в этом месте заканчивалась. Джеред проехал несколько ярдов по грунту, остановился на обочине и оттащил велосипед подальше в высокую траву. С дороги его не должно быть видно, да и едва ли кто—нибудь проедет здесь в поздний час. Мисс Роуз не пошла в этот раз на вечернюю службу, а мисс Селина почти никогда не ходит в церковь по вечерам. А до ближайшей фермы четыре или пять миль.

Городские огни остались позади, и на дороге было темно, но Джеред был к этому готов и предусмотрительно захватил с собой фонарь.

Он и сам не знал, с какой целью приехал сюда. Двери дома мисс Роуз всегда закрыты, так что если только он выйдет…

Он.

Уилл Бомонт.

Билли Рей Бомонт.

Мать Джереда считала, что у него красивое имя, мужественное, и оно подходит ему как нельзя лучше. Она часто говорила о Билли Рее, когда Джеред был маленьким, но он мало что запомнил, кроме имени. А когда он стал старше и начал проявлять интерес к отцу, Мелани уже отказывалась рассказывать про Билли Рея.

Впрочем, когда он вырос и стал проявлять интерес, его мать потеряла всякий интерес к нему. Она оставила сына родителям, пообещав скоро вернуться за ним, изредка наезжала, но не выказывала намерения забрать его с собой. Жилось ему, в общем-то, неплохо. Бабушка и дед любили его, у него были хорошие друзья, такие, как Джой, и каждое лето он проводил две недели на ферме двоюродного деда на другом берегу Миссисипи. Да, можно сказать, что жил он хорошо. Пока в городе не появился Уилл Бомонт.

Некоторые ребята принялись насмехаться над ним. Они называли его Джередом Бомонтом и громко хохотали над этой шуткой. Они изводили его вопросами о том, пришел ли папочка к сыну, хи—хи—хи, не опоздал ли, часом? Его лучший друг Джой понимал, как тяжело ему приходится, и старался, как мог, поддержать его.

Неужели Джеред хочет слишком многого? Чтобы отец познакомился с ним наконец, заметил его? Неужели он не имеет права спросить, почему отец ни разу за всю его жизнь не вспомнил о его существовании?

Джеред считал, что он имеет на это право. Дед его, однако, заявил, что если Бомонт хоть на милю приблизится к его внуку, то будет убит на месте. Бабушка сказала, что подаст на Уилла в суд. Но они напрасно сотрясали воздух. Уилл не изъявлял желания приблизиться к Джереду и на милю.

Он медленно пробирался среди деревьев, стараясь ступать как можно тише, и через пятнадцать минут оказался на лужайке за домом мисс Роуз. Света у старухи не было. Окна мисс Селины были освещены, но занавески мешали заглянуть внутрь.

А еще горел свет в окнах ветхого сооружения, именуемого домом для гостей. Мисс Селина рассказывала как-то, что дом для гостей был построен одновременно с главным домом и служил в те времена семейным храмом Кендаллов и школьным помещением.

А теперь в нем поселился Уилл Бомонт.

Из открытых окон доносились звуки радио. Кто-то пел, кажется, по-французски, под аккомпанемент аккордеона и флейты. Джеред часто слышал эту мелодию на ферме двоюродного деда.

Судя по мелькающим теням лопастей, в доме работал вентилятор. Здесь, должно быть, очень жарко, но Бомонт, судя по всему, не особенно страдал от этого. Бабушка сказала как-то, что таким людям нужно привыкать к жаре, коль скоро им суждено вечно гореть в аду.

Джеред устроился под сосной и принялся наблюдать. Какое-то время он ничего не видел. Потом свет в угловой комнате погас, и в соседнем окне показался Бомонт — в джинсах, с мокрыми волосами. С его плеча свисало полотенце. Что-то, похоже, не давало ему покоя; он мерил шагами комнату, время от времени подходил то к одному окну, то к другому и всматривался в темноту.

Что он мог разглядывать? Только дом мисс Селины. Неужели он положил на нее глаз?

Джеред содрогнулся. После своих родных он любил мисс Селину, пожалуй, больше всех в городе. У нее всегда находилось для него время, когда он приходил в библиотеку, помогала ему подбирать интересные книги, отвечала на его вопросы, развлекала его. Она понимала его лучше, чем большинство взрослых. Она была красивая, почти такая же красивая, как мать Джереда в юности, и добрая. Джеред искренне ее любил, и ему противно было представлять ее себе рядом с Бомонтом. С его отцом.

Он почти услышал веселый голос Джоя, который не отличался деликатностью: «Мисс Хантер и твой отец? Слушай, если они поженятся, она станет твоей мачехой! Вот будет здорово!»

Да на ком бы ни женился Уилл Бомонт, эта женщина не станет мачехой Джереда по той простой причине, что, даже если Уилл и назовет наконец себя отцом своего сына, Джеред не признает его отцом. Ни за что.

Окна в доме для гостей погасли одно за другим, и только из ближайшего лился тусклый свет. Было ясно, что Бомонт раздевается. Потом и это окно погасло. Пора спать?

Джеред подождал еще несколько минут. Он не знал, который час, и опасался зажечь фонарь, чтобы взглянуть на часы. Наконец он решился включить его, предварительно повернувшись лицом к лесу. Пора возвращаться. Здесь он уже ничего не увидит, и ни к чему заставлять стариков волноваться. Достаточно того, что им причинил в свое время Уилл Бомонт.

Уилл постучал в заднюю дверь дома мисс Роуз в понедельник, когда солнце начинало клониться к горизонту. Потом он осторожно скользнул внутрь и негромко окликнул мисс Роуз по имени. Ответа не последовало. Тогда Уилл прошел в кухню и двинулся дальше по коридору, прислушиваясь.

В другой день он решил бы, что она чем-то занята или легла вздремнуть, и не стал бы ее разыскивать. Но накануне вечером она показалась ему очень усталой и расстроенной. Она предложила ему забрать ужин к себе, так как ей хотелось побыть в одиночестве. Когда час спустя он принес посуду, она уже спала, хотя не было еще и восьми часов вечера.

— Я здесь.

Он вошел в маленькую, залитую солнцем комнату в восточном крыле дома. В детстве он больше всего любил эту комнату, так как здесь не было ценной старинной мебели и всегда было светло и тепло. Здесь стояли цветочные горшки и находился маленький черно-белый телевизор, единственный во всем доме.

Мисс Роуз поливала цветы. Уилл подождал, пока она закончит, отставит лейку и предложит ему сесть.

— Спасибо, но я собирался в город и заглянул узнать, не нужно ли вам что—нибудь.

— Сядь, Уилл.

Он повиновался, вновь почувствовав себя десятилетним мальчиком.

Мисс Роуз села напротив него — очень прямо. Лицо ее было сурово.

— Вчера я обедала у Реймонда.

Уилл кивнул.

— Он рассказал мне кое-что, и у меня испортилось настроение. Естественно, я не хотела верить, но сегодня утром я беседовала с шерифом Франклином, и он подтвердил информацию Реймонда.

При упоминании о шерифе Уилл напрягся, и ему сразу сделалось неуютно.

— Когда ты получил мое письмо, ты был в тюрьме?

Его ладони вспотели, и он с трудом перевел дыхание. Нужно было предупредить ее в тот же день, когда пришло письмо. Нужно было позвонить ей из Алабамы и сказать, что он уже не тот мальчик, которого она когда-то воспитывала. Надо было дать ей знать о своем образе жизни — о деньгах, получаемых от женщин, о проделках, за которые его иногда ловили, а иногда нет. Об арестах. Он помнил подробности каждого задержания — даты, города, предъявленные обвинения. Подробности его позора.

Но он не позвонил. Не предупредил. Не признался, потому что ему хотелось домой. Он хотел увидеть ее. И он не мог допустить, чтобы она перестала доверять ему, верить в него. Чтобы она отвергла его.

— Да, мэм, — мрачно подтвердил Уилл. — Я был в тюрьме.

— Тебя подозревали в том, что ты совершил ряд краж из квартир старых женщин, у которых работал?

— Совершенно верно, мэм.

— И ты был в тюрьме не в первый раз?

— Да, мэм.

Он ждал, ждал с болезненным напряжением самого главного вопроса: «Ты это делал?» Он ждал этого последнего доказательства веры, он, которому не верил никто на протяжении шестнадцати лет. «Ты виновен?»

Прошла минута, вторая, третья. Мисс Роуз сидела неподвижно, опустив голову. И молчала. Уиллу было страшно от ее молчания.

Он начинал дрожать от напряжения. Она не спрашивает. Она поверила в его виновность. Даже не спросив его, она осудила его и прокляла. Последний человек, кто еще верил в него. До этого дня.

Уилл поднялся:

— Дайте мне пятнадцать минут на сборы, и меня здесь не будет.

Она подняла голову, и потускневшие старческие голубые глаза взглянули на него.

— Я не гоню тебя.

Но ему уже не было смысла оставаться. Нельзя оставаться, когда ты обманул единственного человека, который тебя любил. Нельзя оставаться, если всякий ее взгляд будет напоминать ему о его позоре. Нельзя каждый день читать на ее лице разочарование и презрение.

И Селина отныне будет так же смотреть на него.

— Уилл, я по—прежнему на тебя рассчитываю, — тихо произнесла мисс Роуз. — Прошу тебя, не уезжай.

— Простите меня, мисс Роуз.

Он повернулся, вышел, бесшумно прикрыл за собой заднюю дверь дома и отправился к себе.

Уилл провел в доме для гостей десять дней. За это время он прибрал в комнатах, подмел, вымыл полы, расставил мебель. Все свои вещи он разложил в зеркальном шкафу, стоящем возле кровати.

Сейчас он взял стоявший в углу чемодан, положил его на кровать и стал укладывать одежду.

Вещей было совсем немного. Уилл не преувеличивал, когда говорил Селине, что все его личное имущество можно сложить в чемодан и забрать с собой. Джинсы, несколько рубашек и маек, вторая пара теннисных туфель и кожаная куртка. Он упаковал все это, положил в тот же чемодан старую дешевую Библию, еще более старые и дешевые часы, принадлежавшие когда-то его отцу, измятый конверт с детскими фотографиями и дорогие золотые часы, которые мисс Роуз подарила ему на восемнадцатилетие. Впоследствии часы сломались, ремонт обошелся бы недешево, но Уилл по-прежнему дорожил ими.

Закончив сборы, он сдвинул чемодан в сторону и уселся на кровать. Как и в прошлый раз, когда он покидал Гармонию, в глазах у него щипало, а в горле першило. Тогда он плакал. Ему было восемнадцать лет, он сидел в номере дешевого мотеля и плакал. А наутро отправился автостопом в Новый Орлеан.

Проведя в этом городе шесть часов, он внезапно осознал, что денег Реймонда ему надолго не хватит. Если он не найдет работу, то очень скоро окажется на улице.

Деньги Реймонда были элементом того самого соглашения, которое так заинтересовало Селину. Когда дела приняли совсем скверный оборот, когда Джок Робинсон пригрозил уголовным преследованием за совращение его шестнадцатилетней дочери, Реймонд приехал к Уиллу. Он выбрал такое время, когда мисс Роуз не было дома, и потребовал сохранить свой визит в тайне от нее.

Он никогда не пытался скрыть своей неприязни к Уиллу, своего желания, чтобы Уилл исчез из Гармонии и из жизни его матери. Теперь у него появился шанс добиться своего. Если Уилл остается в городе, сказал Реймонд, у него выбор небогат: или он женится на Мелани Робинсон, принимая на себя ответственность за нее и ребенка, либо надолго отправляется в тюрьму. Шериф в приятельских отношениях с Джеком и ни в чем ему не откажет. То же самое можно сказать и о городском судье.

А вот если он покинет город (и пообещает никогда не возвращаться), то получит от Реймонда пятьсот долларов. Такой огромной суммы Уилл никогда в жизни не видел. На эти деньги он вполне сможет уехать куда—нибудь подальше и еще жить довольно долго — во всяком случае, так ему тогда казалось. А поскольку было ясно, что мисс Роуз не верит ему, то ничто уже не держало его в Гармонии. Поэтому весенним вечером он приехал к Реймонду, взял деньги и дал обещание навсегда покинуть город.

Деньги закончились через несколько месяцев. За это время Уилл привык спать под открытым небом, добывать еду на чужих огородах и браться за любую работу, посильную для восемнадцатилетнего парня. Он привык ходить голодным и грязным. Он утратил последние остатки гордости. Гордость — слишком большая роскошь для голодного.

Уилл со вздохом закрыл чемодан и затянул ремни. И вдруг услышал стук в дверь. За стеклянной дверью стояла Селина — вспотевшая, разгоряченная, желанная. Обеспокоенный тем, как напряглось его тело при ее появлении, он грубо велел ей уходить.

Разумеется, она не оставила его в покое. Разве может что—нибудь быть в порядке в этот день?

Она попросту открыла дверь и вошла.

— Я только на минуту. Принесла тебе кое—какие книги. — Селина заметила чемодан, и холщовая сумка соскользнула с ее плеча на пол. — Куда—то собираешься? — с неодобрением поинтересовалась она.

Он глянул в сторону открытого шкафа и поднялся.

— Как видишь.

— В чем дело?

— Мне не сидится долго на одном месте.

— А как же мисс Роуз?

— Что — мисс Роуз?

— Она в курсе?

Уилл пожал плечами.

— А как же работа?

— Мы с тобой прекрасно знаем, что она выдумала эту работу для того, чтобы дать мне занятие. Рабочие отлично справятся без меня.

Селина смотрела на него, не находя слов. Ему было бы, пожалуй, приятно видеть это выражение на ее лице, если бы только он был в состоянии радоваться чему-либо. Она не просто изумлена, она шокирована. Она не в восторге от его отъезда, от того, что в ее маленький тихий городок вернутся мир и согласие.

— Она объяснила, что ей от тебя нужно? И ты из-за этого уезжаешь? — настойчиво продолжала Селина.

Уилл не ответил.

— Вчера ты говорил, что в долгу перед ней. Сейчас ты больше так не думаешь? — В голосе Селины слышался нарастающий гнев. — Как так можно, Уилл? Ты чувствуешь себя обязанным только тогда, когда это тебе удобно? Когда от тебя ничего не требуется? — Она помолчала, давая ему возможность ответить, но он молчал. — Ты приехал, когда она позвала тебя. Она поверила, что ты поживешь здесь какое-то время. Ты обещал ей заняться восстановлением дома. И вдруг сегодня на тебя что-то находит, и ты уезжаешь. Ты опять убегаешь из-за своей трусости.

— Ты сама не знаешь, о чем говоришь, — пробормотал Уилл и взял чемодан.

— Так почему ты передумал?

— Не твое дело.

— У тебя неприятности?

Он горько усмехнулся. Ну правильно, она подумала то, что должна была подумать. Все ждут, что рано или поздно он вступит в конфликт с законом.

— Дорогая моя, у меня ни одного дня не обходится без неприятностей.

— Это связано с Робинсонами?

Он угрожающе навис над ней.

— Я уже говорил тебе: мои дела тебя не касаются.

Селина глубоко вздохнула, стараясь расслабиться. По дороге из библиотеки домой она думала только об одном: она скоро увидит Уилла. «Может быть, размышляла она, — стоит пригласить его поужинать вместе?» Селина даже всерьез рассматривала мысль о том, чтобы попытаться его соблазнить. Ей не могло прийти в голову, что она придет лишь для того, чтобы навсегда с ним проститься. Селина не представляла себе ближайшее будущее — несколько недель, а то, чем черт не шутит, и месяцев — без него. Конечно, она знала, что в один прекрасный день он уедет. Но не так же внезапно.

И ничего не сказать… Вообще… ничего.

— Значит, ты бежишь от неприятностей? В прошлый раз тебе было восемнадцать, так что это можно было понять. Но сейчас тебе тридцать четыре года, Уилл. Ты когда—нибудь повзрослеешь? Ты когда-нибудь научишься решать свои проблемы по-мужски? Ты когда-нибудь перестанешь убегать от трудностей?

— Ты сама не знаешь, о чем говоришь, — еще более мрачно повторил он.

Селина вздохнула. Он прав. Она не может даже гадать, в чем состоят его неприятности и какая сила гонит его прочь.

Но она не хочет, чтобы он уезжал. Она хочет уйти с ним. Но даже если он позволит ей, у нее недостанет смелости.

Да. Она в самом деле не знает, о чем говорит.

— Но… — Селина сделала шаг вперед. — Без тебя тут все пойдет по-другому.

Уилл не отвечал, лишь зло и отчужденно смотрел на нее.

— Подожди…

Торопливо, чтобы он не успел догадаться, чтобы самой не потерять мужество, она подбежала к нему, положила ладони ему на плечи и поцеловала его.

Поцелуй вышел неловким из—за ее робости и его холодности. Но и этого поцелуя было достаточно, чтобы Селину пробрала жаркая дрожь. Она почувствовала, какое горячее и греховное наслаждение может он ей дать. Если захочет.

Селина опустила руки, шагнула назад, повернулась на каблуках и вышла. Пересекая двор, она чувствовала на себе тяжелый взгляд Уилла.

Войдя к себе, она включила кондиционер, потом прошла в ванную и плеснула себе в лицо холодной водой. Только после этого взглянула в зеркало и солгала себе, что глаза ее блестят из—за холодной воды. Слезы тут ни при чем.

Как все это глупо. Она едва знает Уилла. Неужели взаимное притяжение имеет такую неодолимую силу? Любой мужчина, столь же агрессивно—сексуальный, повлияет на женщину точно так же, в особенности на женщину, столько времени остававшуюся одинокой.

Нет, бесполезно обманывать себя. Она не хочет, чтобы он уехал. Ей будет не хватать его. И истина заключается в том, что такого влияния на нее не оказывал ни один мужчина.

Селина не стала раздергивать занавески и открывать жалюзи, прошла на кухню, перекусила, потом села у включенного телевизора. Только приняв душ и переодевшись в легкую ночную рубашку, она открыла жалюзи на окне возле кровати.

Солнце уже зашло, и на темном небе мерцали первые звезды. В домике для гостей было темно и тихо. Даже в сгустившихся сумерках Селина видела, что дверь дома закрыта. Куда же теперь отправится Уилл? Знает ли он обычно, куда едет? Или просто бредет куда глаза глядят, пока ему не понравится какое—нибудь местечко?

Что он постоянно ищет? Что именно может заставить его задержаться? Работа? Кров над головой? Возможность провести несколько дней или недель без преследования полиции? Красивая женщина?

Себя Селина давно привыкла считать «довольно хорошенькой» — как ее часто называли другие. «Младшая дочка Хантеров довольно хорошенькая, да, а сестру ее вы видели? Вот Викки…» Селина никогда не могла равняться с Викки ни миловидностью, ни живостью и легкостью нрава. Викки была прелестной юной девушкой, потом привлекательной молодой дамой, потом просто красивой женщиной. Селина же очень долго оставалась гадким утенком. Она была долговязой, костлявой, неуклюжей и плоской столько времени, что уверовала, будто такова уж ее судьба.

Ей всегда хотелось стать Викки, пусть на время. Вечные отцовские реплики не давали ей забыть о том, что она — умница, а ее сестра — красавица. Для Ричарда она была хорошей, а Викки — желанной.

А Уилл решил, что она чопорна, наивна и невинна; ее интересно поддразнивать, а в постель с ней ложиться незачем. Теперь, покинув Гармонию, он без проблем найдет себе женщину. Красивую. Желанную. Не такую, как Селина.

На востоке молния прорезала небо, и спустя секунду донесся раскат грома. На мгновение все за окном затихло, даже древесные лягушки и козодои прервали свои неумолчные песни. А потом подул ветер, и звуки возобновились.

Селина отошла от окна, взяла в ванной щетку для волос и шелковую ленточку и вышла на крыльцо. В детстве ее завораживала буря. Ее отец, ученый до мозга костей, пытался объяснить ей физическую природу грома и молнии, но ей не хотелось слушать. Ей нравилось видеть в природе колдовство. Она спустилась с крыльца, присела на низкую кипарисовую скамейку и принялась расчесывать волосы. Покончив с этим занятием, она собрала их, чтобы перехватить лентой.

— Оставь так.

Селина вздрогнула, повернула голову в ту сторону, откуда послышался глухой голос, и увидела около угла дома силуэт Уилла. Она была рада видеть его, несказанно рада, но ничем себя не выдала. Спокойным, естественным движением она перевязала волосы.

— Жарко.

Он отделился от темной стены, обошел скамейку сзади и убрал ленту так осторожно, что она почти не почувствовала.

— Это мне жарко, — пробормотал он, собрал ее волосы в ладони и уткнулся в них лицом.

Она смотрела прямо перед собой, боясь шевельнуться.

— Значит, ты решил не уезжать.

Ей очень хотелось, чтобы ее голос звучал нормально, но он подвел ее. Радостный, взволнованный, он выдал Селину.

Уилл выпрямился, но волос ее не выпустил. Он пропускал их сквозь пальцы, гладил, перебирал, ласкал.

— Да, чтобы надменная мисс Хантер-младшая больше не обвиняла меня в бегстве.

Селина не могла сдержать вздоха облегчения. Такого Уилла она знала. Насмешливого, наглого, порой безжалостного. С таким Уиллом она умела обращаться, и он нравился ей куда больше, чем зловещий темный человек, что стоял перед ней пару часов назад.

Уилл присел напротив нее, и колени их соприкоснулись в тот момент, как новая молния осветила небо.

— Время пришло, Сели, — промурлыкал он. — Мы сбросим одежду, обнимемся и зажжем эту ночь ярким пламенем.

Она пристально, серьезно посмотрела ему в глаза.

— Что тебе от меня нужно, Уилл?

Он ответил, не колеблясь ни секунды:

— Твое тело, и только. Ничего больше.

Ничего больше. Ему не нужны ее сердце, любовь, верность, преданность. Только тело.

Что ж, она научится с этим жить.

— Хорошо.

Не дожидаясь ответа Уилла, Селина начала расстегивать ночную сорочку. Как правило, она не возилась с этими маленькими розовыми пуговицами, а попросту стягивала рубашку через голову. Но в эту ночь она не могла позволить себе в один миг предстать перед ним голой.

Она расстегнула больше половины пуговиц, прежде чем Уилл перехватил ее запястья и крепко сжал. Он не говорил ни слова, и в темноте она не видела его лица, но знала: его предложение — очередная насмешка, и ей следовало реагировать иначе.

Но она хотела раздеться перед ним и хотела, чтобы разделся он. Желала, чтобы он вошел в нее. Тогда она обхватит ногами его торс и удержит его. Тогда единственный раз в ее жизни ночь разгорится ярким пламенем.

Селина высвободила руки, откинулась назад, забросила ноги на скамью и обхватила колени, покрытые подолом рубашки, руками. Теперь груди ее оказались самым скромным образом прикрыты.

— Почему ты решил уехать? — спросила она и поспешно добавила: — Только не говори, что тебе не сиделось на месте.

— А если я скажу, что это не твое дело?

— А если я стукну как следует тебя в одно место?

Она махнула ногой в его сторону, и ее нога — на короткую долю секунды — коснулась его бедра.

Уилл подхватил ее ступню и положил себе на колено. Селина убрала ногу, Уилл потянулся за ней, но Селина остановила его взглядом.

— Не надо играть в игрушки, Уилл. Не начинай того, что не намерен заканчивать.

Молния осветила небо, и последовавшие раскаты грома дрожью отозвались в стенах дома, в скамейке и в теле Селины. И эта вспышка осветила лицо Уилла, сосредоточенное и печальное. А передумал ли он ехать? Что, если он всего лишь задержался из-за темноты и близкой грозы?

— Уилл?

Он поднял голову. В темноте ничего не было видно, но Селина чувствовала его взгляд.

— Я остаюсь, — ответил он на ее невысказанный вопрос.

Она расслабилась.

— Так почему ты хотел уехать?

— Тебе не надоело каждый раз слышать, что это не твое дело?

— Нет.

— А мне до тошноты надоело повторять.

— Тогда скажи еще что-нибудь.

Он молчал.

Ветер обдувал их, даря приятную прохладу и бодрящую дождевую влагу. Но даже холодный дождь не погасил бы тот огонь, что сжигал ее.

А Уилл слегка отодвинулся, наклонился вперед, уперся руками в колени и наконец

заговорил невыразительным, бесстрастным голосом:

— Иногда события развиваются не так, как нам бы того хотелось.

Глаза Селины округлились от неожиданности. Уилл ответил на ее вопрос. Он сказал ей, что причины его отъезда ее не касаются, только другими словами. И сказал так, что Лишь вызвал новые вопросы. Какие события развивались не так? Чем он так расстроен, что бежит очертя голову? На что он рассчитывал, возвращаясь в Гармонию?

— Какие события? — тихо спросила она, надеясь не выдать себя.

— Любые. Всякие. Никакие. — Он помолчал. — Скоро начнется ливень.

Молнии сверкали чаще, раскаты грома делались все страшнее, ветер уже трепал волосы Уилла и кружевную оторочку рубашки Селины. Ей захотелось вдруг побежать по траве, подальше от крыльца, от укрытия, и пусть дождь промочит насквозь ее развевающиеся волосы и охладит разгоряченную кожу. Но уже через секунду, когда молния сверкнула совсем рядом, идея буйной ночной пляски не показалась ей столь привлекательной.

— Почему ты решил остаться?

Уилл мученически закатил глаза и пробормотал ругательство.

— Сколькими еще способами ты будешь допытываться об одном и том же? — огрызнулся он и продолжал, не дожидаясь ответа: — У меня тоже есть к тебе вопрос, и куда более интересный: почему тебе вздумалось меня целовать?

— А почему ты оттолкнул меня, когда я поймала тебя на твоем предложении?

Он вспомнил, как она начала расстегивать рубашку, и зажмурился. Эрекция, возникшая в ту секунду, когда она появилась на крыльце, не собиралась спадать, а только усилилась. Господи, насколько было бы легче не сдерживать себя, не останавливать ее, позволить ей расстегнуть все пуговицы до последней и усадить ее к себе на колени. И слова «яркое пламя» будут слишком слабым определением для того жара, который охватит их.

— Не верю, чтобы в городе не нашлось мужчин, которые были бы счастливы лечь с тобой в постель. Так какого черта ты обхаживаешь меня? — сердито бросил он. — Хочешь шокировать добрых людей? Ты хоть понимаешь, какой разворошишь улей, если свяжешься со мной? Или тебе понадобилось сменить образ?

— Я спала с двумя мужчинами, и ни один из них до конца не удовлетворил меня.

Уилл взглянул на нее исподлобья. Узнав доподлинно, что Селина знала мужчин до него, он содрогнулся от ревности, но даже ревность распаляла его.

— А ты считаешь, я бы тебя сумел удовлетворить?

В темноте раздался смешок. Не веселый и не насмешливый, как хотелось бы Селине, — зовущий, тихий и нежный.

— Я не считаю. Я знаю.

Он едва сдержался, чтобы незамедлительно не доказать ей, что она права, подарить ей лучшую ночь в ее жизни. Нет. Нельзя. Этого не будет.

— Терпение, Сели, — ответил он, как бы подчеркивая, что он старше и мудрее. — Очень скоро тебе встретится славный парень, который понравится тебе в постели, и у тебя будет свой дом и парочка ребят, а потом тебе до чертиков захочется, чтобы этот добрый малый пошел удовлетворять другую бабу и оставил бы тебя в покое.

И тут же Уилл подумал, что если Селина встретит такого доброго малого, пока здесь он, то он, недолго думая, убьет этого мерзавца. И накажет ее.

«Я наказал бы тебя с удовольствием…»

Он поднялся со скамьи и отошел на ее крыльцо.

Крупные капли со стуком упали на ступени, и через минуту по земле потекли первые ручейки, так как вода не успевала просачиваться в пересохшую почву. Рубашка Уилла мгновенно промокла насквозь. Не прошло и нескольких минут, как шум дождя перекрыл все остальные звуки, за исключением раскатов грома. На жаждущую землю обрушился долгожданный ливень. Он остудил воздух и наполнил его запахом влаги взамен ароматов цветов и горьких запахов, доносившихся от находящихся вверх по реке химических заводов. Ливень—целитель.

Уилл расслышал приближающиеся шаги Селины и предупредил себя об опасности; он с трудом владел ситуацией, когда Селина была рядом, и не мог допустить, чтобы она застигла его врасплох.

— Куда ты собирался ехать?

Теперь он отважился взглянуть на Селину и увидел, что рубашка ее все еще была расстегнута, но Селина тщательно запахнула ее, скрестив руки на груди. Увы, она не намеревалась менять позу. А он желал увидеть ее всю — и так же отчаянно желал, чтобы она была закована в броню.

Он отвернулся и заставил себя сосредоточиться на ее вопросе. Куда он собирался ехать? Не куда, а откуда. Подальше от Гармонии. Может быть, снова на восток, в один из туристических центров на побережье Атлантики; в таких местах летом всегда нетрудно найти работу. Или на север, где прохладнее, или на запад, в сухой климат пустыни. Да какая разница, куда ехать?

Он мог бы даже вернуться в тот маленький городок в Алабаме, явиться к тамошнему шерифу и сесть в тюрьму на долгие годы. Там он будет уверен, что его не потянет к Селине.

— Я никогда не строю планов, — ответил он.

— То есть ты просыпаешься и решаешь, что тебе пора двигать дальше? — Она поднялась на крыльцо и встала напротив него. — И ты голосуешь попутным машинам или идешь пешком до тех пор, пока тебе не покажется привлекательным какой—нибудь город?

— Что—то в этом роде.

На самом деле он редко выбирал города, потому что они казались ему «привлекательными». Все зависело от возможности найти работу, наполнить желудок и устроиться на ночь не на голой земле.

— А тебе нигде не хотелось остаться насовсем? — продолжала расспрашивать она.

— Нет, нигде. Были, конечно, такие места, откуда трудновато было уходить.

Уилл подмигнул Селине, как бы говоря: «Ну, ты понимаешь». Однако он намеренно вводил ее в заблуждение. Да, ему изредка встречались городки, о которых он впоследствии жалел. Но вовсе не из—за женщин. Просто из—за комфорта. Мягкая постель, чистое белье, горячая ванна в любое время дня, завтрак, обед и ужин — при его образе жизни покинуть все это было гораздо труднее, чем покинуть женщину.

Он переступил с ноги на ногу и сменил тему:

— Я просмотрел те книги, что ты принесла…

Холщовая сумка с толстыми книгами, посвященными ремонту старых домов, осталась на полу в доме для гостей, когда Селина вышла оттуда два с чем—то часа назад. Днем Уилл намеревался отправиться в город и зайти в библиотеку, но его планы расстроил разговор с мисс Роуз. Он думал о библиотеке еше тогда, когда не знал, что мисс Роуз верит в него еще меньше, чем шестнадцать лет назад.

— Я подумала: может, тебе что—нибудь из них пригодится, когда ты будешь работать в доме Кендаллов.

— Ты удивительно проницательный библиотекарь. — Уилл улыбнулся. — Тебе хорошо платят за способность предугадывать пожелания читателей?

— Прилично.

— Значит, прилично.

Он повернулся к ней, убрал руки с ее груди и привлек ее к себе. Но не для того, чтобы поддаться искушению обхватить ее, отшвырнуть в сторону светло—розовую ткань, обнажить эти груди… Вместо этого он непослушными пальцами застегнул рубашку на все пуговицы.

— Сели, никакие деньги на свете не помогут предугадать мои желания, — очень серьезно прошептал он. — От меня ты можешь получить только страдание. Помни это.

С этими словами Уилл сошел с крыльца, хотя дождь и не думал ослабевать и молнии сверкали так же непрерывно, и пересек двор. У двери дома для гостей он обернулся.

Селина все еще стояла на крыльце. Одинокая, желанная, недоступная…