"Кого будем защищать" - читать интересную книгу автора (Кара-Мурза Сергей Георгиевич)

Постсоветский порочный круг

Недавно в Алма-Ате прошел VII Евразийский форум, посвященный средствам массовой информации. На деле этот форум давно перерос проблему СМИ и обсуждает общие вопросы мироустройства с упором на судьбы постсоветских стран. В этот раз, например, отдельные заседания были посвящены действиям США в Ираке, угрозам Ирану, последствиям операции НАТО в Афганистане.

Выступали видные политики США и Евросоюза, генсек ОБСЕ, экс-министры и даже экс-президент Ирана Хаттами. Обвинения в адрес США были небывало жесткими — бывший вице-министр обороны и председатель комиссии по оборонной политике Ричард Перл США и бывший заместитель госсекретаря и представитель США в ООН Ричард Холбрук один раз даже махнули рукой и покинули зал. Замечательно выступал Е.М. Примаков. Высший класс! Коротко, мудро и с убийственной логикой. Уровень несравнимый.

Много было интересного и поучительного — и в выступлениях, и в реакции зала, и в непрерывных разговорах с казахами и русскими, в основном журналистами и студентами. Но скажу об одном заседании, которому тоже придавалось особое значение. Речь была о свободе СМИ на постсоветском пространстве. Прежде всего имелась в виду Россия. Эта тема постоянно звучит в западной прессе, в Европарламенте, на радио «Свобода» или «Эхо Москвы». Это одна из ударных тем нынешнего «оранжевого» наступления на режим В.В. Путина, нас она касается непосредственно.

Было пять выступающих (я один из них) и пара экспертов, которым тоже давалось слово. Вел заседание известный ведущий российского телевидения А. Архангельский (канал «Культура»). Кстати, вел очень корректно, не пытаясь «подправить» докладчиков. Первым говорил комиссар ОБСЕ по свободе СМИ, задавал тон. Но хотя замысел сводился к тому, чтобы обвинить Россию (да и Казахстан) в отходе от демократии и зажиме свободы прессы, как-то вышли на первый план вопросы фундаментальные, потому-то имеет смысл об этом рассказать. У нас здесь именно по этим вопросам раскол, и это важнее, чем нападки на В.В. Путина или его защита от нападок.

Вторым выступал министр культуры и информации Казахстана (он там тоже объект нападок). Он и стал подводить обсуждение к сути проблемы — строительству нового информационного пространства на руинах той большой системы советских СМИ, которая была разрушена в 90-е годы. Ну как можно к такой неравновесной ситуации подходить с мерками Евросоюза, тем более отвлекаясь от состояния всех остальных систем общества и государства!

Потом выступил О. Попцов, который в 90-е годы был руководителем ВГТРК. Он рассказывал о том, что происходило в СМИ при демонтаже прежней системы, не давая никаких политических оценок, но само описание реальности показывало, на мой взгляд, убожество либерального догматизма. Это, подчеркну, независимо от отношения к идеологической направленности СМИ. Ведь ясно, что СМИ в стабильной благополучной Европе и в переживающей тяжелый затяжной кризис России — это системы, не обладающие важнейшими признаками подобия.

Но ведь это общая установка и у наших, и у западных «демократов» — прилагать к России (или СССР) мерки Запада, при том, что критерии подобия этих систем не выполняются. Тривиальное методологическое мошенничество, а наша интеллигенция этого как будто не замечает. Тут важный сбой логического мышления.

Я, начав доклад, обратил внимание комиссара ОБСЕ, что он дал такую формулу:

«свободные СМИ — это предприятие гражданского общества».

Допустим. Но через пару абзацев он посетовал на то, что «в постсоветских странах нет гражданского общества». Но раз так, то как же вы можете попрекать постсоветские страны тем, что у них нет «предприятия» под названием «свободные СМИ»? Ведь это просто глупо! Вы же сами говорите, что у нас нет того социального субъекта, того «предпринимателя», который создает и содержит «свободные СМИ», — чего же от нас требовать? На нет и суда нет. Давайте говорить о тех СМИ, что порождает наше больное и кризисное, но живое реальное общество.

Я понимаю, что моя придирка формальна, что ОБСЕ всего лишь хочет, чтобы в России господствовали СМИ Гусинского и радио «Свобода». Но почему же такая неряшливость в логике? От наглости и безнаказанности — оттого, что наша интеллигенция долго шла в фарватере этой логики, и они к этому привыкли. Стоит им указать на чудовищные разрушения, которые они произвели в хрупких обществах Ирака и Афганистана, и они оскорбляются. А ведь надо было бы извлечь урок, их безответственность и убожество мысли при большой силе начинают разрушать и их собственные общества.

Дальше я высказал свою точку зрения на проблему. Я не комиссар, ни министр, не служу на телевидении, могу исходить из очевидности и здравого смысла. Первый очевидный факт состоит в том, что «свободных СМИ» в мире нет и не может быть. СМИ — порождение культуры, а культура — это прежде всего нормы и запреты. Иными словами, культура — это цензура, «оковы просвещенья». Я спросил комиссара ОБСЕ: берет ли он на себя смелость призвать нас всех выражаться нецензурно? Он не шелохнулся — наверное, переводчик не смог понятно перевести это простое русское слово. Но нам-то оно должно же быть понятно! Почему же, если в нормальном обществе мы не мыслим обиходной речи без цензуры, надо позволить производить поток нецензурщины в массовом масштабе посредством печатного станка, радио и телевидения?

Ерунда все это, нечего и голову ломать. Цензура необходима, она есть везде. Если всерьез, то имеет смысл обсуждать не наличие или отсутствие цензуры, а типы запрещаемых в той или иной ситуации сообщений и методы осуществления цензуры. Да, на Западе нет Главлита, но 99% сообщений для СМИ готовятся в агентствах, принадлежащих кучке магнатов, сплоченной касте, вросшей в крупный капитал. Менеджеры и редакторы в этих агентствах и в самих СМИ точно знают, что надо, что допустимо и что недопустимо для хозяев, это главный критерий их профессиональной пригодности. Даже крупная и популярная газета, допустив серьезную ошибку, разоряется и закрывается в течение двух месяцев. Комиссар ОБСЕ сам это признал, поучая нас: не надо цензуры, надо иметь ответственных журналистов. Таких, которые сами не допустят ошибки, не напишут и не пропустят того, что недопустимо для хозяев. Это цензура исключительно жесткая, намного жестче советского Главлита, если говорить о сути.

Но это — общее состояние, вещь банальная, и ее не надо забывать. Для нас важнее особенности постсоветского информационного пространства. Что на нем происходило в 90-е годы и что происходит сейчас? Я коротко предложил такую трактовку и здесь ее чуть-чуть разовью.

Во-первых, разрушение сложившейся в советское время системы СМИ было большой и очень болезненной операцией, и она далека от завершения. У нас еще не сложилось новой системы, в ней царит хаос. Например, реформа уничтожила такой важный для современного общества канал информации, как центральная печать. Это разрушило ядро информационной системы народов. Известен афоризм:

«Нацию создал печатный станок».

Благодаря центральным газетам одновременно до всего населения доводились актуальные вопросы национальной повестки дня, что и создавало возможность низового «каждодневного плебисцита».

Печатный текст мобилизует диалогичное мышление — человек, читая газету, «беседует» с ней. Телеэкран такого эффекта не производит, информация с него воспринимается эмоционально. Но сейчас в РФ на душу населения приходится в 7 раз меньше газет, чем до реформы, а в Казахстане — в 40 раз меньше. А общенациональных газет вообще нет. Резко изменились мировоззренческая основа СМИ, их язык, образный ряд, состав «своей» аудитории, тип контактов с обществом, государством, иностранными СМИ. В этом состоянии понятия «свободная» или «несвободная» пресса вообще не имеют четкого смысла. Система разлажена, в ней нет целей, норм, критериев и ценностей. Действуют угасающая инерция общей культуры, кнут и пряник работодателей.

Во-вторых, информационное пространство России (думаю, и Казахстана) в данный момент является ареной информационной войны. Не будем вдаваться в причины того, почему попытки нынешних правящих режимов восстановить после 90-х годов, хотя бы частично, суверенитет над своими ресурсами вызвали столь бурную отрицательную реакцию на Западе. Это факт очевидный. Против администрации В.В. Путина в западных СМИ ведется серая и даже черная пропаганда, а это средства войны. Ничего страшного в этом слове нет, информационные войны нередки, но никакому государству и в голову не придет в момент такой войны оставить СМИ без контроля.

СМИ — инструмент идеологический в первую очередь, информация служит в них лишь упаковкой для переноса сигналов, которые либо укрепляют легитимность политического порядка, либо подрывают ее. Вне контроля государства они находиться не могут и нигде не находятся. Снять этот контроль в момент массированной враждебной пропаганды извне при наличии влиятельных враждебных сил внутри страны было бы просто нелепо. Тем более когда система СМИ как общественный институт еще не сложилась и на «ответственность» владельцев СМИ и журналистов рассчитывать никак нельзя.

Является ли контроль над СМИ в РФ жестким? Нет, конечно, он предельно либерален — достаточно послушать радио «Эхо Москвы», почитать «Новую газету» или посмотреть РенТВ. Скорее всего, обвинения в зажиме свободы СМИ сами являются частью враждебной пропаганды и реального смысла не имеют. Пока социальная база «оранжевых» в их нынешнем формате очень невелика, нет смысла и «глушить» враждебные СМИ, они часто перегибают палку и работают против себя.

В нашем положении, я думаю, гораздо важнее последствия культурной травмы 90-х годов. Народы постсоветских стран пережили социальную катастрофу расчленения страны и разрушения привычного устойчивого жизнеустройства. Это сопровождалось и личными трагедиями, которые коснулись большинства семей. Одним из главных инструментов, которыми наносились эти травмы, были именно СМИ. Правительство Ельцина вело экономическую войну против населения, а СМИ — информационно-психологическую. Трудно сказать, раны какой войны были более нестерпимыми. Не буду ворошить тяжелые воспоминания, но скажу, что СМИ вели свою войну преступными методами и нередко доходили до прямого садизма, находя самые больные точки, чтобы посильнее оскорбить и уязвить людей.

Как нередко бывает, мучитель при виде страданий жертвы приходит в возбуждение и начинает наносить удары уже с бессмысленной жестокостью. За 90-е годы этот маховик раскрутился так, что стал опасной дестабилизирующей силой. Возник глубокий и тяжелый конфликт между СМИ как институтом и большой частью общества (думаю, даже большинством). Ельцину действительно надо было уходить, а новая властная бригада просто вынуждена была затормозить этот маховик.

Это была очень сложная и опасная операция. С ней частично были связаны дела Березовского и Гусинского. Потом последовала акция против НТВ — авангарда тех СМИ, которые вели демонтаж нашего народа средствами психологической войны. Кстати, маховик вовсе не остановили, не рискнули. Только притормозили, но уже за это основная масса населения благодарна В.В. Путину. Накал глумления снизился, люди немного успокоились. Несомненно, морально-психологическое состояние людей от этого улучшилось. Но именно это Запад и наши «оранжевые» ставят В.В. Путину в вину!

На мой взгляд, такое «подмораживание» СМИ администрацией В.В. Путина было на пользу самим СМИ и сообществу журналистов. В своих действиях против населения они перешли красную черту, надо было остановиться, но внутренние тормоза не действовали — профессиональная этика еще не сложилась. Нужна была внешняя сила, и она провела торможение очень мягко. Вряд ли можно было мягче.

Что же дальше? Конфликт СМИ и населения смягчен, но возник латентный конфликт СМИ (во всяком случае, элитарных) с государством. Снова возникла фигура журналиста с фигой в кармане. Это порочный круг, который сыграл фатальную роль в судьбе советского строя.

Конечно, самым эффективным разрешением противоречия было бы дать возможность «оранжевой» оппозиции свободно и пространно высказаться, но в режиме диалога, — так, чтобы общество было судьей. Критика со стороны «оранжевых» стала бы, без сомнения, дестабилизирующим фактором. Но он необходим для развития! Проблема в том, чтобы удержать его стимулирующее воздействие в допустимых рамках. Тут и возникает риск. Допустить дестабилизацию как фактор развития и даже консолидации общества можно в том случае, если есть достаточные ресурсы для удержания «реактора» в заданном режиме. А если пойдет вразнос?

Что мешает сегодня решиться на такой риск? Во-первых, нехватка у государства интеллектуальных и художественных ресурсов. Краснобаи и художники тянутся к деньгам, особенно теневым. А если при деньгах можно еще и быть вольнодумцем, так это идеальная ситуация. Творческая интеллигенция в конфликте порядка и хаоса в большинстве случаев становится на сторону хаоса — на то и творчество, необузданность. При небольшом запасе прочности государству решиться на раскрепощение хаоса трудно — особенно если в дестабилизации заинтересованы мощные внешние силы, с которыми нельзя идти на открытый конфликт.

Во-вторых, и это гораздо важнее, в условиях кризиса власть не может разговаривать откровенно. Она находится между молотом и наковальней, поскольку «выросла» из 90-х годов и не желает (или не может) порвать пуповину, которая связывает ее с ельцинизмом. Что она скажет обобранному в 90-е годы населению? Как ни парадоксально, правду легче сегодня говорить Касьянову и Немцову. Их личная вина в социальном бедствии как-то компенсирована тем, что они не у власти и теперь вовсю жалеют народ.

У нас перед глазами редкий пример власти, которая может объясняться с населением откровенно. Это А.Г. Лукашенко. Он завоевал эту возможность тем, что определенно порвал с «реформаторами» начала 90-х годов, — и против его ясных аргументов оппозиции нечего возразить, ей остается устраивать лишь небольшие уличные спектакли. Но этот шаг Лукашенко обошелся дорого — правящей команде Белоруссии на Западе выдана «черная метка».

Видимо, этой возможности администрация В.В. Путина лишена. Значит, надо идти к диалогу осторожными небольшими шагами, расширяя состав участников и одновременно поднимая понемногу планку «откровенности». Резкие движения ни в ту, ни в другую сторону тут не годятся. Впрочем, предсказать повороты в нынешней политике почти невозможно.


2008г.