"Я, сын трудового народа" - читать интересную книгу автора (Катаев Валентин Петрович)Глава XVI ЗАРУЧЕНИЕСофья дожидалась решения своей судьбы во второй из двух комнат. Это была чистая, нежилая половина, со свежевымазанным глиняным полом, с ярко выбеленной печкой и припечкой, размалеванной цветами в горшках и птицами в коронах, как у павлинов. Вокруг бедной иконы киевского письма и по стенам висели на гвоздиках пучки и мешочки сухих, сильно пахучих трав и цветов: чернобривцев, чабреца, васильков, тмина, полыни. На печи была навалена груда прошлогодних маковых головок. Тут же стояли две волнисто расписанные поливенные миски: одна с горкой голубого мака, другая - налитая до краев темным медом, в котором плавали крылышки пчел. И до того была не похожа эта горница на комнату, где помещался хозяин, до того была она милой и простодушной, так славно, так прохладно пахло в ней Украиной, что трудно было поверить, что находятся они рядом, в одной хате, и покрывает их одна крыша. Софья, в козловых башмаках на резинках с торчащими ушками и в калошах "Проводник", и ее мать, босая, сидели на полу возле сундука с приданым, открытого впопыхах. (Едва только сваты вступили в дом, женщины бросились сюда, крестясь и роняя шпильки.) Софья успела надеть новые башмаки, калоши и коленкоровую кофту. Мать не успела ни во что принарядиться. Ткаченко вошел и запер за собой дверь. - Ну? - сказал он. - Пожалей свою дочку, Никанор Васильевич. - С тобой не разговаривают, - прошептал он придушенно, чтобы в соседней комнате не услышали скандала, и пнул сапогом старуху. - Тебя спрашиваю, Сонька! Ну? Софья проворно вскочила на ноги и прислонилась к припечке, вздернув вверх лицо - белое, в красных пятнах. Ее сухие, полопавшиеся губы дрожали. - Я согласная! - крикнула она сорванным голосом и закрыла лицо рукой, как бы обороняясь от удара. - Тшшш, - зашипел отец, - тшшш, дура... Убери с лица руку. Не моргай. Тшшш. Слышу, что ты согласная. А ты сварила своими мозгами, на что ты согласная? За кого собираешься идти? Какого мне зятя устраиваешь? Может быть, ты мечтаешь, что этот тарарам будет продолжаться в России еще десять лет? Так я тебе говорю - не мечтай. Позабирали клембовскую землю, поделили клембовский скот, клембовский дом стоит на горе пустой, с забитыми окнами, и они себе радуются, песни играют. Советы депутатов сделали. Думают без хозяина обойтиться. С одними каторжанами. Вряд ли. Я тебе говорю, через какой-нибудь, может быть, месяц все обратно станет - и что ты тогда будешь робыть со своим лядащим Семеном, и с теми крадеными клембовскими коровами, и с тою нахально посеянной клембовской землей? Под суд вместе со всеми хотишь попасть? На каторжные работы? Под расстрел? И меня через это на всю жизнь замарать? Софья стояла перед отцом, неподвижно устремив на него выпуклые глаза. Он смягчился, приняв ее молчание за согласие. - Слышь, - сказал он, - ты ему не верь, что он тебе поет. Я лучше его понимаю дело. Слава богу. Сюда скоро до нас немцы вступят, а за ними и государя императора недолго будет дожидаться. Верные люди говорили, с Балты, которые знают. Трошки подожди. - Он еще более понизил голос. - Если даст бог, то найдется тогда для тебя один человек... Испуг мелькнул в ее глазах. - Не треба мне от вас никакого другого человека, - скороговоркой сказала она и вдруг опять крикнула с отчаянием и дерзостью: - Отчепитесь от меня, папа, бо я все равно ни за кого другого, кроме Семена, не пойду, и годи! Он подошел к ней вплотную. Она уперлась ладонями в его грудь и изо всех сил оттолкнула. - Скаженная! - Сами вы скаженный! Последней совести человек решился! Не трожьте меня, идите, вас там сваты дожидаются. Он смотрел с изумлением на ее бешеное лицо с закушенными до крови губами. Но Софья не помнила себя. В беспамятстве она билась за свое счастье. Он никогда не предполагал, что она может быть такая. Он испугался. - Тшшш, ну тебя к черту! Не делай мне тут в хате шкандал. Сполосни морду водой и зайдешь до нас. Он вернулся к старостам, всем своим видом стараясь показать, что ничего особенного не произошло. - Женские слезы, - сказал он, с иронией кивнув на дверь. - Обыкновенное дело, - подтвердил матрос. - Одна соленая вода. Как у нас, в Черном море. Не больше. Явилась Софья с матерью. В ушах у старухи болтались большие серебряные серьги, похожие на кружочки лука. На ногах скрипели новые чеботы, причинявшие страдание. Лицо Софьи было бесстрастно. Женщины поклонились гостям. - Кланяется вам молодой князь, - с легким раздражением сказал матрос, известный вам человек Семен Федорович, под фамилией Котко. Какой будет ваш ответ? - и при этом посмотрел на Ременюка: - Так? - Нехай так. Ткаченко исподтишка посмотрел на дочь яростными глазами на усмехающемся лице. Он еще надеялся. Ей стоило только спеть: Не ходи ко мене, Не суши ты мене. Коли я тоби не люба Обойди ты мене. Это бы означало отказ. Софья сделала угловатое движение плечом, поправляя неудобную кофту, и стала перед отцом и матерью на колени. - Благословите меня за Семена. - Сеанс окончен, - сказал матрос и поставил на стол штоф. |
||
|