"Голос из прошлого" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Глава 12

Надо было решать эту проблему как можно скорее и эффективнее. Деньги. Маргарет знала, что для определенного сорта людей они важнее всего на свете. Деньгами можно купить их молчание, верность и то, что они считают своими принципами. К предстоящей встрече она оделась особенно тщательно, остановив свой выбор на новом костюме благоприличного темно-синего цвета, а на шею надела нитку жемчуга, унаследованного от бабушки. Потом, по заведенному ежеутреннему обычаю, она села перед зеркалом, но не для того, чтобы скрыть следы возраста, — возраст она считала своим преимуществом, — а чтобы подчеркнуть свойственное ей выражение лица и положение в обществе. Они были ее оружием и защитой.

Она вышла из дома ровно в восемь пятьдесят, сказав Лайле, что у нее назначено раннее деловое свидание и что потом будет встреча за ленчем в Чарлстоне. Ожидать ее возвращения следует в три тридцать. Она рассчитала, что свидание займет не больше получаса, самое большее — минут сорок пять, а это даст ей возможность сделать еще кое-какие покупки до ленча. Конечно, можно было не самой садиться за руль, а вызвать шофера и поручить кому-нибудь из слуг сделать покупки, однако это все было бы потаканием лени, то есть слабости, а она такого себе позволить не может. Хозяйку "Прекрасных грез" должны видеть время от времени в городе. Ее долг — патронировать определенные магазины и поддерживать надлежащие отношения с нужными торговцами и муниципальными чиновниками. Никакие соображения собственного удобства не могут служить причиной пренебрежения чувством долга и ответственности перед обществом.

Более чем за тридцать два года своего положения хозяйки «Прекрасных грез» она ни разу не позволила себе манкировать обязанностями. Не собиралась и сегодня.

Она и глазом не моргнула, проезжая мимо поросших мхом деревьев, которые закрывали путь к болоту, не сбавила скорость. Упорно стремясь вперед, она проехала мимо того места, где погибла ее дочь. Если она и почувствовала укол в сердце, на лице это не отразилось. Таким же невозмутимым оно оставалось и в тот день, когда Хоуп похоронили, хотя сердце ее кровоточило и разрывалось от боли. Таким же спокойным и невозмутимым ее лицо оставалось и тогда, когда она свернула на проселочную дорогу к Дому на болоте. Она припарковалась сзади универсала Тори и взяла сумочку.

Маргарет вышла из машины, закрыла дверцу и заперла ее.

Шестнадцать лет она не бывала в этом доме. Кейд его отремонтировал, несмотря на ее молчаливое неодобрение. На ее взгляд, свежая краска и цветущий кустарник сути дела не меняли. Это по-прежнему лачуга. Одно время, когда скорбь по дочери была невыносима, Маргарет хотела даже сжечь дом и место гибели Хоуп и наблюдать, как пожирает это место огонь мщения. Неразумное желание. А она была женщиной разумной. Дом был собственностью Лэвеллов, и, несмотря ни на какие обстоятельства, его следовало сохранить и передать по наследству следующему поколению. Она поднялась по ступенькам крыльца и коротко постучала в деревянный косяк стеклянной двери.

Тори, в этот момент потянувшаяся за чашкой, замерла на месте. Она опаздывала на работу. Она не выспалась, чувствовала себя разбитой и надеялась, что кофе вновь оживит ее силы.

Она никого не желала сейчас видеть, ни с кем не собиралась говорить. Больше всего на свете ей хотелось бы снова лечь в постель и заставить себя заснуть сном без видений, чего никак не удавалось ночью. Однако она подошла к двери.

Увидев на пороге мать Хоуп, Тори сразу почувствовала себя виноватой, маленькой, беспомощной.

— Миссис Лэвелл, — пробормотала она, смутившись.

— Виктория.

И Маргарет окинула ледяным взглядом ее с головы до пят; голые ноги, распахнутый халат, взлохмаченные волосы. Впрочем, ничего другого от этой паршивки Боден и ожидать не приходится.

— Прошу извинить. Я полагала, что ты уже давно поднялась и привела себя в порядок.

— Да, да, надо бы. — И Тори, мучительно сознавая свой неприглядный вид, затянула пояс потуже. — Я… проспала.

— Займу всего несколько минут твоего времени. Можно войти?

— Да, разумеется. — Вся выдержка Тори испарилась в одно мгновение. Руки тряслись, и она неловко открыла дверь. — Боюсь, и дом в том же беспорядке, что я сама.

Она уже купила большое уютное кресло в мягких голубых тонах и маленький инкрустированный столик, но в комнате не было ни занавесок, ни ковра на полу, ни лампы. У Тори появилось такое чувство, словно она приглашает королеву войти в хлев.

Маргарет уничтожающим взглядом окинула гостиную.

— Я была очень занята устройством своего магазина и не успела…

Тори спохватилась. Черт возьми, ей уже не восемь лет, она не ребенок, который до дрожи в коленях пугается при виде царственного величия матери своей подружки.

— Я только что сварила кофе, — вежливо сказала она, — не хотите?

— В доме есть стулья?

— Да. Я обитаю главным образом в кухне и спальне.

«Перестань суетиться, — приказала себе Тори, направляясь в кухню. — Тебе не за что извиняться».

— Пожалуйста, садитесь.

По крайней мере, она купила солидный обеденный стол и стулья. В кухне было чисто, а травы в горшках на подоконнике придавали ей почти жизнерадостный вид.

Она налила кофе, поставила сахарницу, но, открыв холодильник, снова почувствовала смущение и неловкость.

— Боюсь, у меня нет сливок для кофе. И молока тоже.

— Неважно, — и Маргарет отодвинула чашку на дюйм. Легкий и намеренный щелчок по самолюбию. — Не будешь ли ты так добра присесть? — И Маргарет на мгновение замолчала. Она знала цену внезапным паузам и умела их использовать.

Тори села, Маргарет положила руки на стол и, глядя на нее в упор, ровно и мягко начала:

— До меня дошло, что ты вступила в отношения с моим сыном. — И снова повисла пауза, во время которой Маргарет отметила искру удивления, промелькнувшую в глазах Тори.

— Миссис Лэвелл…

— Позволь. — И Маргарет оборвала ее мановением указательного пальца. — Ты долго отсутствовала в городе. Хотя у тебя есть родственники в Прогрессе, ты здесь чужая. Фактически… Я буду с тобой откровенна и скажу, что не одобряю поступок сына, сдавшего тебе в аренду и помещение для магазина, и этот дом. Однако Кейд — глава семьи и принимает решения самостоятельно и единолично. Все же в тех случаях, когда его решения и их последствия влияют на положение семьи в обществе, дело принимает совсем другой оборот.

Чем дольше Маргарет говорила своим мягким, проникновенным и неумолимым голосом, тем больше Тори успокаивалась.

— А каким образом, миссис Лэвелл, мой бизнес и выбор местожительства влияет на положение вашей семьи?

— Не слишком приятно терпеть твой бизнес и твое присутствие в городе, но личные отношения с моим сыном совершенно недопустимы.

— Значит, если вы еще способны терпеть мои деловые отношения с вашей семьей, вы просите не поддерживать с Кейдом личных контактов? Я правильно вас поняла?

— Да.

Но кто же перед ней, размышляла Маргарет. Кто эта женщина с таким холодным взглядом, такая спокойная и сдержанная? Где та вертлявая девчонка, что старалась держаться всегда в тени?

— Это проблематично, так как ваш сын является хозяином и помещения для магазина, и этого дома.

— Я готова компенсировать тебе затраты на переезд и устройство в новом месте. Может быть, ты снова вернешься в Чарлстон или во Флоренс, где у тебя тоже есть родные.

— Компенсировать? — С мертвенным спокойствием Тори подняла чашку. — Будет ли это невежливо с моей стороны спросить, какую компенсацию вы имеете в виду? — И слегка улыбнулась, увидев, как Маргарет стиснула челюсти. — Ведь, в конце концов, я деловая женщина.

— Этот разговор кажется мне неприятным и достойным сожаления, но у меня нет иного выбора, как опуститься до твоего уровня в надежде охранить свою семью и ее репутацию.

И Маргарет открыла сумочку.

— Я собираюсь выписать тебе чек на пятьдесят тысяч долларов, если ты обязуешься порвать все связи с Кейдом и с Прогрессом. Я дам тебе половину этой суммы сегодня, а остальное будет тебе переведено на новое место жительства. Я даю тебе две недели на сборы.

Тори промолчала. Она тоже была знакома с оружием безмолвия.

— Эта сумма, — продолжала Маргарет все более пронзительным тоном, — позволит тебе устроиться со всеми удобствами после переезда.

— Без всякого сомнения. — Тори снова пригубила кофе и аккуратно поставила чашку на блюдце. — Но у меня есть вопрос. Я хотела бы знать, миссис Лэвелл, почему вы решили, что я стерплю оскорбление?

— Не надо напускать на себя деликатную чувствительность, ты ею не обладаешь. Я тебя знаю. — И с этими словами Маргарет наклонилась вперед. — Я ведь знаю, кто ты и откуда. Ты думаешь, что можешь спрятаться за спокойствием и маской напускной респектабельности, но я-то знаю тебя. Твои родители были отребьем, они не смотрели за тобой, ты всюду рыскала, как дикая кошка, ты вечно висела на шее моей девочки. Ты ее уговорила бежать из родительского дома и в конечном счете довела до смерти. Ты уже лишила меня одного моего ребенка, и я не допущу, чтобы ты украла у меня другого. Ты возьмешь деньги, Виктория, так же, как взял твой отец.

Тори была сражена, однако держалась спокойно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Он удовольствовался всего пятью тысячами. Пять тысяч, чтобы исчезнуть с моих глаз. Муж не хотел их выгонять, хотя я умоляла его об этом.

Губы ее задрожали, но она справилась с собой. Да, это был первый и последний раз, когда она его о чем-то умоляла.

— В конце концов пришлось этим заняться мне самой. Так же, как приходится и сейчас. Ты уйдешь, ты возьмешь в собственные руки свою жизнь, которую должна была тогда потерять на болоте, именно ты, а не Хоуп, и продолжишь ее где-нибудь в другом месте. И будешь держаться подальше от моего сына.

— Так вы заплатили отцу, чтобы он уехал, — сказала Тори, — пять тысяч. Любопытно, на что он их употребил. Да ладно, это неважно. Мне вас неприятно огорчать, миссис Лэвелл, но я совсем другой человек, чем мой отец. И он ничего не мог со мной поделать, чтобы я стала его подобием. Я вернулась сюда, потому что это мой долг. Мне было бы легче, будь это иначе. Вы не можете этого понять, но это действительно так. А что до Кейда…

И она подумала, как он отдалился от нее после вчерашнего эпизода.

— Между нами совсем не такие близкие отношения, как вы полагаете. Он был добр ко мне, вот и все. Кейд вообще добрый человек. И я не собираюсь платить ему черной неблагодарностью, разорвав нашу дружбу или рассказав об этом разговоре с вами.

— Если ты пойдешь мне наперекор, я тебя погублю. Ты все потеряешь, как уже было однажды, когда ты убила ребенка в Нью-Йорке.

Тори побледнела как полотно, у нее задрожали руки.

— Я не убивала Джонаса Мэнсфилда… Я не смогла его спасти.

Тори дала слабину, и Маргарет сразу ею воспользовалась:

— Но семья винит тебя в его смерти, и полиция тоже. И пресса. Второй погибший ребенок на твоей совести. Если ты останешься, здесь тоже об этом заговорят, и это будут очень неприятные для тебя разговоры.

«Ну как же глупо, — подумала Тори, — как глупо было предполагать, что здешние жители не свяжут ее теперешнюю с той женщиной, которой она была в Нью-Йорке. Не будут судачить о тогдашней ее жизни, которую она там создала, а потом разрушила».

И ничего нельзя изменить. Изменить нельзя, и придется смириться с правдой, смотреть ей в лицо.

— Миссис Лэвелл, меня всю жизнь преследуют досужие разговоры. Однако я усвоила одну истину: нельзя терпеть их в собственном доме. — И Тори встала. — Вам лучше уйти.

— Во второй раз я не сделаю тебе такого предложения, — предупредила Маргарет.

— Я на это и не рассчитываю. Я провожу вас.

Плотно сжав губы, Маргарет встала и взяла сумочку.

— Я знаю дорогу.

Тори подождала, пока их не разделило пространство гостиной.

— Миссис Лэвелл, — сказала она тихо, — вы не знаете Кейда. И Хоуп вы тоже не знали.

Оцепеневшая от ярости, Маргарет схватилась за дверную ручку.

— И ты смеешь говорить со мной о моих детях?

— Да, — еле слышно проговорила Тори, и дверь захлопнулась, оставив ее в одиночестве. — И посмею впредь.

Она заперла дверь. Никто и ничто не войдет сюда больше, если она этого не захочет. И ничто, проникшее в ее душу, больше ее не поранит. Она прошла в ванную и торопливо сорвала с себя халат. Она встала под горячий душ, почти кипяток. И разрешила слезам течь. «Это необходимо», — сказала она себе. Горячая вода снова сделает ее чистой снаружи. А со слезами истечет вся горечь, накопившаяся в душе. Тори плакала до тех пор, пока вода не стала холодной, а затем подставила лицо под ледяную струю. Обсохнув, она вытерла полотенцем запотевшее от пара зеркало. И отчужденно, сурово стала себя разглядывать. На лице отражались страх, растерянность, стремление бежать и спрятаться. Да. Она вернулась. И спряталась. Зарылась в работе, повседневных мелочах. И ни разу не открыла душу для Хоуп. Ни разу не была там, в тени деревьев, на месте, которое они выбрали и устроили для своих игр. Ни разу не была на могиле своего единственного, настоящего друга.

Ни разу не призналась себе, почему и зачем она здесь.

Она трусиха. Кейд назвал ее трусихой. И он прав.

Тори снова надела халат, вошла в кухню и набрала номер.

— Доброе утро. Соедините с фирмой «Биддл, Лоренс и Уилер». Это Виктория Боден. Можно попросить мисс Лоренс?

— Пожалуйста, подождите минуту, мисс Боден. Через минуту она услышала голос Абигейл.

— Тори, как приятно слышать тебя. Как ты? Устраиваешься?

— Да, спасибо. В субботу открытие магазина.

— Так быстро? Ты, наверное, работала день и ночь. А я как раз собираюсь побывать в твоих краях.

— Очень надеюсь на это. Абигейл, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Проси. Я тебе очень признательна за мамино кольцо.

— Что? О, я и забыла.

— Потребовались бы годы, чтобы его найти, если бы не ты. Я практически не заглядываю в эти старые папки. Что я могу для тебя сделать, Тори?

— Я… надеюсь, что ты сможешь связаться с полицией. С кем-нибудь, кто имеет информацию по одному старому делу. Я не хочу — ты понимаешь, я не хочу сама с ней контактировать.

— Да, я кое-кого знаю и сделаю все, что в моих силах.

— Это было изнасилование и убийство. — Тори бессознательно стала потирать правый висок. — Жертва — молодая девушка по имени Элис. Фамилия. — Она сильнее надавила на висок. — Тут я не вполне уверена: или Лоуэлл, или Поуэлл. Она добиралась на попутных машинах по, шоссе… э… пятьсот тринадцатому, на восток, на побережье Миртл-Бич. Ее затащили в заросли, изнасиловали и задушили. Руками.

И Тори глубоко вздохнула, словно с груди сняли тяжелый груз.

— Я ничего не слышала об этом в новостях.

— Это было давно. Может быть, десять лет назад, может, больше. Летом. Было очень жарко. Даже ночью. Это немногое, что мне известно.

— Это уже кое-что, — откликнулась Абигейл. — Посмотрим, что мне удастся отыскать.

— Спасибо. Спасибо большое. Запиши номера домашнего телефона и магазина. Все, что ты сумеешь узнать, все будет кстати.

***

Тори возилась в своем магазине почти пять часов подряд, но Абигейл не звонила. Прохожие время от времени останавливались у витрины и восхищались выставленными в них товарами. Она уже не знала, чем себя занять, и, когда кто-то постучал в дверь, даже обрадовалась, но радость быстро испарилась при виде Фэйф. Неужели Лэвеллы не могут оставить ее в покое?

— Мне нужно купить подарок, — выпалила Фэйф, едва Тори открыла дверь, и ворвалась бы внутрь, если бы та не загородила вход.

— Магазин еще не открыт.

— Черт побери, но вчера он тоже был закрыт, не так ли? Мне нужен лишь один предмет, и это займет всего десять минут. Я забыла, что у тетушки Рози завтра день рождения, а она только что позвонила и сказала, что едет. Я же не могу оскорбить ее лучшие чувства. — И Фэйф попыталась умильно улыбнуться. — Она почти полоумная, и, если я не подарю ей чего-нибудь, она совсем свихнется.

— Ну ладно, — ворчливо согласилась Тори и отступила, давая Фэйф дорогу. — Что ей нравится?

— О, ей нравится все. Я могу сделать ей пилотку из газеты, и она будет радоваться. Господи, сколько у тебя тут всего!

Фэйф тронула рукой колокольчик, он качнулся и мелодично звякнул.

— Я хочу сказать, что ей не требуется ничего практичного.

— У меня есть красивые шкатулки. И есть одна, большая.

Чтобы поскорее покончить с делом, Тори выбрала шкатулку с резными сердечками и раскрашенную вручную крошечными фиалками и розочками.

— Это музыкальная шкатулка?

— Нет.

— Ну и хорошо, а то бы она ее заводила день и ночь и свела бы всех нас с ума. Наверное, она наполнит ее старыми пуговицами, но шкатулка ей понравится.

Фэйф взглянула на ценник и присвистнула:

— Да, придется раскошелиться.

— И резьба, и раскраска ручной работы. И это единственный экземпляр. — Тори с удовлетворением поставила шкатулку на прилавок. — Я положу ее в коробку с поздравительной открыткой и завяжу ленточкой.

— Очень мило с твоей стороны. — Фэйф достала чековую книжку. — Мне кажется, что у тебя все уже готово к открытию. Зачем ждать до субботы?

— Осталось доделать кое-какие мелочи. И, в конце концов, суббота уже послезавтра.

— Да, время летит. — Фэйф взглянула на общую сумму и подмахнула чек.

— Выбери подарочную открытку, напиши, и я прикреплю ее к ленточке на коробке.

Фэйф выбрала ту, где в середине красовалась роза, и нацарапала поздравление.

— Чудесно, теперь на несколько будущих месяцев я стану ее главной наследницей.

Она внимательно наблюдала, как Тори обвила коробку белой блестящей лентой, сунула под нее карточку и завязала ленту изящным бантом.

— Надеюсь, ей понравится подарок. — И в тот момент, когда она подавала коробку Фэйф зазвонил телефон.

— Извини.

— Конечно, конечно.

Но что-то во взгляде Тори заставило Фэйф насторожиться.

— Вот только запишу расход, а то я всегда забываю.

Телефон прозвонил опять.

— Да возьми трубку. Я через секунду выкачусь отсюда.

Тори ничего не оставалось делать, как поднять трубку.

— Добрый день. «Южный комфорт» слушает.

— Тори, извини, что так долго не могла перезвонить.

— Все в порядке. Спасибо. Удалось что-нибудь узнать?

— Да, кажется, я нашла, что тебе надо.

— Подождешь минутку? Фэйф, я сейчас открою дверь.

Слегка пожав плечами, Фэйф взяла коробку, но, выйдя, задалась вопросом, почему, когда Тори взяла трубку, ее ловкие, умелые руки задрожали? Кто ей звонил?

— Извини, у меня в магазине был посторонний.

— Неважно. Имя жертвы Элис Барбара Поуэлл, белая. Шестнадцать лет. Ее тело было найдено только через пять дней после убийства. Останки… они стали к тому времени добычей зверей. И зрелище, говорят, было не из приятных.

— А насильника поймали?

Тори уже знала ответ, но должна была его услышать.

— Нет, и дело еще не закрыто.

— А дата? Когда ее убили?

— Это случилось 23 августа 1990 года.

— Господи. — И холодок пробежал по телу Тори, он проник в сердце, до мозга костей.

— Тори, в чем дело? Что с тобой?

— Я сейчас не могу тебе всего объяснить. И должна тебя попросить, Абигейл, снова использовать свои связи. Может, ты выяснишь, не было ли совершено подобного преступления за шесть лет до убийства Элис и десять лет спустя? И можно ли установить дату совершения таких убийств? Примерно тогда же, в августе…

— Хорошо, Тори, я наведу справки, но, когда я так или иначе узнаю, ты должна будешь мне все объяснить.

— Но сначала мне нужен ответ. Извини, Абигейл, но мне этот ответ просто необходим.

И она резко положила трубку на рычаг. 23 августа 1990 года. Ровно за восемь лет до этого была убита Хоуп. В 1990 году, летом, ей бы исполнилось шестнадцать лет.