"Война 2020. Первая космическая" - читать интересную книгу автора (Буркатовский Сергей Борисович)ДЕНЬ 1 26.08.202012:00 мск (10:00 CET) Париж, штаб-квартира ЕКА[3] Президиум напоминал зверинец. Маленький, уютный европейский зверинец. Дитер Фальке, исполнительный директор лунной программы ЕКА, походил на розовенького поросеночка с аккуратной белесой щетинкой. Министр науки Италии был вальяжен и элегантен, как леопард. Представитель «Роскосмоса» — опять же традиционно, да и в полном соответствии с именем — напоминал отлично постриженного и по-европейски воспитанного медведя. Дружелюбного медведя. Представитель НАСА[4], к сожалению, отсутствовал, так что подобрать ему анималистичную аналогию было невозможно. Ну и наконец, журналисты, как водится, изображали свору жадных до свежатинки волков. Определение «шакалы пера», как насквозь неполиткорректное, оскорбляющее и дискриминирующее индивидуума по признаку принадлежности к профессиональной группе, использовать не рекомендовалось. — Господин Калитников, русская лунная программа является впечатляющим достижением, особенно учитывая экономический кризис, который Россия вместе со всем миром испытала на рубеже десятилетий. Как вам удалось за двенадцать лет, испытывая серьезные экономические трудности, достичь Луны? Медведь пошевелился, улыбнулся — получилось вполне добродушно, — кивнул девочке-белочке у проектора. Картинка на экране за спинами «космического зоопарка» была внушительной, хотя и непонятной для подавляющего большинства собравшихся в зале. Пепельный шар Луны крестили разноцветные орбиты, взлетные и отлетные траектории. На самой Луне и вокруг нее прилепились очень солидные с виду наборы цилиндров, кубов, ферм, колес и иных блестящих штучек. Русский прокашлялся — с еле заметной рычащей ноткой — и начал: — Да, программа осуществлялась в достаточно сложной экономической — а временами, как вы знаете, и политической — обстановке. Прежде всего мы применили комплексный подход. Достаточно весомая часть элементов нашей программы создавалась с расчетом на использование в других отраслях космической деятельности. К примеру, мы не могли по образцу наших партнеров из США разрабатывать гигантскую ракету, имеющую применение только в программах дальних пилотируемых полетов. Наша тяжелая ракета уступает американской по грузоподъемности почти в три раза. Поэтому мы вынуждены отправлять к Луне орбитальные и посадочные корабли по отдельности. Что, в свою очередь, потребовало создания на орбите вокруг Луны пересадочной базы — станции «Селена». Это своеобразный орбитальный терминал, на котором космонавты пересаживаются с орбитального корабля на посадочный, чтобы уже на нем достичь поверхности Луны. Однако в результате такого подхода наша ракета «Урал» оказалась востребованной при запуске новых тяжелых спутников связи на геостационарную орбиту[5]. Герр Фальке встопорщил щетину на загривке и вопросительно повернул голову к русскому коллеге. Тот кивнул и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула. Камеры довернулись на немца. Если русский говорил в основном об истории — то от европейца можно было ждать чего-то более актуального. — Как вы знаете, русская ракета «Союз»[6] выводит спутники с космодрома Европейского космического агентства в Гвиане уже более десяти лет. Могу сообщить вам, господа, что в настоящее время ЕКА и «Роскосмос» рассматривают вопрос о строительстве стартового комплекса «Урала» на этом экваториальном космодроме. Продолжение сотрудничества Европы и России позволит выводить на геостационарную орбиту спутники массой до двадцати тонн. Такие спутники могут располагать мощными передатчиками, которые дадут потребителям на Земле возможность принимать телевизионные трансляции или другую информацию того же объема даже на мобильные устройства с компактными антеннами. Это было интересно, но не настолько — в журналистских кругах ходили слухи о большем, чуть ли не о совместной русско-европейской космической администрации. Но то ли слухи преувеличивали, то ли подковерные схватки вокруг дележа мест, вкладов и бонусов еще не закончились. — Но ракета — это только часть всего комплекса, не так ли, господин Калитников? — Разумеется. Однако мы по максимуму использовали уже готовые к тому времени решения — и наши собственные, и наших европейских коллег. Элли, будьте добры — следующий кадр… 12:20 мск Луна, Океан Бурь База «Аристарх» Жилой отсек — И что же, Сергей? На орбите над нами болтается все тот же самый «Союз»[7], которому уже больше полувека. А к околоземной станции, — Пьетро махнул рукой куда-то в алюминий стенки, — такие же «Союзы» выводит ракета, которой по вашему пенсионному закону уже давно пора на заслуженный отдых. Да и по нашему тоже — «Семерка» — это же «она»? Я верно говорю? — Есть хорошее правило. — Третьяков полулежал в гамаке, обхватив поилку обеими руками, грелся. Ноздри расширены, чтобы ни одна молекула ароматного чайного пара не пропала втуне. — Работает — не трогай. В смысле, не то чтобы не трогать совсем… Но резона менять что-то старое и надежное только потому, что оно старое и не такое блестящее, как у соседей, — он дернул головой в сторону противоположной стенки и едва не треснулся макушкой, — я не вижу. Хотя знаешь — с самого начала планировали сделать капсулу побольше, вроде «Ориона» у американцев. Но тут шарахнул кризис — и решили сэкономить. — Кризис я помню. Я как раз тогда оканчивал университет. Очень боялся, что останусь без работы. Несколько лет очень тяжелые были. — У нас тоже. Но выкрутились. А потом я в Отряд попал — и только знай, работай. Теория, матчасть, тренировки, зачеты. В Москву в первый раз толком как бы не в четырнадцатом выбрался. Глядь — а кризиса как не бывало. — Смешно — нам в университет грант от ЕКА на работу с лунным грунтом тоже как раз в четырнадцатом пришел. И тоже — работы стало столько, что о проблемах как-то сразу забыл. — Во-во. А насчет пенсионного возраста… Открою тебе страшную тайну. Когда мы высаживали десант в Осетии, у некоторых спецов я видел снайперки Мосина. Им вообще больше века. И кстати — моя «вертушка» тоже в шестидесятых годах разработана была. Летала и не жужжала, несмотря на свои сорок с лишним. То есть как раз жужжала, х-хе. — Но это же застой? — Почему застой? Просто развиваться надо с умом. Особенно если сил не очень много. В смысле, биться в стенку головой надо в том месте, где можешь эту стенку пробить. Причем не в соседний чулан, а хотя бы в коридор, по которому можно уйти хоть чуточку подальше. — О, Сергей, вот тут — совершенно никаких проблем. Стенка прямо рядом с твоей головой, а за ней даже не коридор, а бескрайние лунные равнины! Иди — не хочу! — Уел. А если серьезно… Могли бы мы поднапрячься и сменить «Союз» на «Тысячелетнего Сокола», а стандартный… ну, хорошо — почти стандартный модуль орбитальной станции на «Звезду Смерти» — тогда, конечно, стоило вложиться в такую замену. Но если «Икс-винг» на горизонте не просматривается — лучше потратить те же деньги на что-то совсем другое, на что-то, дающее тебе новые возможности. — Например? — Например, на «Козявку». Пьетро закивал. Лунный посадочный корабль любили все — от детей до членов правительства. Не исключая разработчиков и космонавтов. Совершенно не похожий ни на советский лунник шестидесятых, ни на тех же времен американский кораблик, ни на «двухэтажный небоскреб» американского же нового «Альтаира»[8], больше всего он напоминал насекомое. Пузатый баковый отсек — словно брюшко, обманчиво тонкие паучьи ножки посадочных опор, вынесенная в сторону кабина — Или, скажем, на «Бочку» нашу. И, что характерно, в результате мы здесь. — Американцы тоже здесь. Причем на всем новом. — Богатые люди. — Третьяков снова отхлебнул из поилки сладкого до вязкости чая, прищурился, как навернувший сметанки кот. — Хотя не гоняйся они за новьем, продолжи «Аполлон» — могли бы с семидесятых вообще лунный город построить. Луна-сити. Или хотя бы Луна-таун. А мы бы летали к ним только в гости. С коньяком в набедренном кармане. Оба засмеялись. Планшет на коленях итальянца басовито гукнул. Пьетро открыл окошко, кинул короткий взгляд на колонку цифр. — «Верона» сообщает — процесс завершен. Пойдем посмотрим, что там накапало? — Да, пора. Судя по телеметрии — литров десять кислорода. Пора менять дьюар. Пьетро поводил пальцем по экрану, уточняя данные, засунул планшет под резинку на стене. Сергей поставил поилку в держатель, полупрошел-полупролетел в дальний конец «Бочки», скрылся за занавеской. Зажурчало. — До чего приятно, когда есть хоть какая-то тяжесть. Пьетро, смена караула? — Обязательно. Порядок есть порядок! — Они с трудом разминулись в узком проходе. — Иногда мне кажется, что ты не итальянец, а немец. Ordnung muss sein[9] , все дела. Правда, для немца ты журчишь слишком уж мелодично. — Какого черта, Сергей! Еще немного — и тебе пришлось бы мыть туалет! Я чуть не промахнулся! Из-за твоих шуток! — Понял, раскаиваюсь. Но ты же химик, Пьетро! Я думал, настоящий химик попадет струей реактива куда утодно и в каком угодно самочувствии. По крайней мере, тогда на даче ты разливал в абсолютно салатном состоянии. И ни капли не пролил. Уважуха. — В салатном?! — Это когда спят лицом в салате, — и, не обращая внимания на сердитый взгляд напарника, уже совсем друтим тоном, в микрофон: — Orbital Base, Orbital base. Here's Monblan-One. — Monblan-One, Here's Vega-One on Orbital Base[10] Привет, Сергей. — Привет, Настя. Куда Боба подевала? — Роберт спит. Просил передать: ладья а-один — а-три. — У-у-у… да он попал. Ладно, потом отвечу. Выход по Вероне, замена дьюара, начало тринадцать ноль-пять стандартного, предполагаемая продолжительность три тридцать. — Принято. Выход по программе Верона, тринадцать ноль-пять, длительность три тридцать. Ожидаю теста связи скафандров через десять минут. 12:40 мск (10:00 CET) Париж, штаб-квартира ЕКА — …таким образом, сотрудничество России и Европы позволило нам наконец перейти от коротких миссий с ограниченным набором экспериментов к планомерному изучению возможностей промышленного освоения Луны. — Вы имеете в виду «Гелий-три», господин Калитников? — Корреспондент явно был из подкованных. — Увы, пока нет. Да, использование этого редкого изотопа гелия в термоядерных реакторах позволило бы решить проблему экологически чистой энергетики на сотни лет вперед. Однако лунные условия столь суровы, а содержание нужного изотопа в грунте столь мало, что в настоящее время это лежит за пределами наших возможностей. Пока мы решаем более скромные задачи. Но об этом вам лучше спросить господина Кальдеролли. — С удовольствием, господа. — Итальянец перетек из позы ожидания в позу охоты, теперь жертвами были журналисты. По крайней мере, так казалось со стороны, а журналисты опровергнуть впечатление не спешили. — В рамках совместной программы исследования Луны группой итальянских химиков была разработана опытная установка по переработке лунного грунта. В настоящее время итальянский астронавт доктор Тоцци, сотрудник министерства, которое я имею честь возглавлять, проводит на Луне исследования по получению из лунного грунта такого важного за пределами Земли ресурса, как кислород. Естественно, с помощью российского коллеги, — снисходительный кивок в сторону русского. — Кислород может быть использован для дыхания астронавтов? — Разумеется — как только установка будет отлажена. И, что еще более важно, открывается возможность для применения кислорода в качестве компонента ракетного топлива. К сожалению, расчеты на нахождение в полярных областях Луны залежей льда, по-видимому, не оправдались, иначе мы могли бы добывать на месте и горючее — жидкий водород, и окислитель — жидкий кислород, используя более простые и эффективные процессы. Но увы. — Итальянец развел руками и снова почти мгновенно принял величественную позу. — Установка спроектирована очень элегантно. — Многим показалось, что министр хотел сказать «не менее элегантно, чем я выгляжу». — Для разогрева грунта наши инженеры предложили использовать дневные солнечные лучи, а для сжижения получившихся газов — холод длинной лунной ночи. 12:45 мск Луна, Океан Бурь База «Аристарх» В шлюзовой камере было довольно тесно. Громоздкие скафандры занимали почти все пространство, оставляя людям минимум места — только чтобы повернуться. Экраны диагностики слепо пялились в столь же слепые бельма гермошлемов двух оставшихся на ночевку с экипажем «Кречетов»[11]. Остро пахло Луной — сухой, «пороховой» запах бодрил куда более приятным образом, чем надоевшая за девять ночных суток промозглость модуля. Еще было холодно — шлюз, только отчасти укрытый шатром дополнительной теплоизоляции, остывал очень быстро. А реактор они ждали только днем. Лунным днем. Сергей развернул свой скафандр на подвесе, между делом бросив взгляд на мониторы. Красняка не было, сплошная зелень. Отлично. Связь с орбитой шла с еле уловимой задержкой — станция сейчас была над дальней, невидимой с Земли стороной Луны. Стандартные чеки, никакого балагурства. Изредка, невпопад из-за более солидной, трехсекундной уже задержки, вмешивалась Земля — дело было новое, операторы к лунной специфике привыкнуть не успели. Были, конечно, зубры той еще, старой школы, умудрявшиеся на наитии просчитывать разговор наперед, но таких в ЦУПе осталось мало — уж больно глубоким оказался провал между старым и молодым поколением. А эти — пока еще насобачатся… Впрочем — не ему ворчать. Сам всего второй раз в космосе, и то первый раз — почти не в счет, всего неделя. Обкатывали, так сказать, молокососа поближе к мамкиной титьке. Сергей закончил проверку, развернул скафандры на подвесках спинами к проходу. Открыл обе дверцы. Пьетро, уже в костюме водяного охлаждения, как и Сергей, повернул рычаг, задраивая проход в относительное тепло жилого отсека. — Ну, пошли! — Оба сцепили ладони «крабом», немного постояли. Пьетро слегка подпрыгнул, уцепился за перекладину на потолке и забросил ноги в черный провал люка на спине скафандра. Сергей проконтролировал консоль диагностики еще раз — все в норме — и заскочил в свою «одежку». Так. Подключить шланги жидкостного охлаждения, загерметизировать перчатки. Крышка ранца с чмоком встала на место, щелкнули замки. В затылок повеяло ветерком — включилась вентиляция. Сергей уцепился за поручень, развернулся лицом к Пьетро. Тот уже корчил рожи из-за прозрачного забрала. Насосы ухватывали последние молекулы воздуха, тревожно мигнула желтая лампа. Уши заложило — давление в скафандре меньше половины нормального атмосферного. Сергей несколько раз сглотнул, приноравливаясь. Пьетро было полегче — повезло парню с организмом. Все, можно выходить. Третьяков ухватился за поручни и развел их в стороны, освобождая громоздкий костюм из зажимов. Несмотря на то что даже со скафандром он был легче своего обычного «земного» веса раза в два — ходить было не так чтобы сильно приятно. Впрочем, он уже приноровился. Наружный люк пополз вверх, открывая еле освещенную дежурным светом лестницу, уходящую в серую пыль. Выход «на улицу» представлял собой зрелище совсем уж непафосное. Развернуться спиной к проему. Встать на карачки — и медленно, задним ходом, спускаться через проем вниз. Очень не героически, очень. Хотя со стороны, надо сказать, смотрится не так позорно, как изнутри. Даже где-то величественно. Слегка. С последней ступеньки лестницы Пьетро спрыгнул — что, в общем, было запрещено инструкцией, но практиковалось космонавтами постоянно. В том числе и штатовскими, если судить по видеорепортажам. Одновременно с прыжком включились основные прожекторы базы, ранее вырубленные из экономии. Пейзаж в их свете казался почти двумерным, резким до боли в глазах. Только слабый нежно-голубой свет Земли высоко над горизонтом смягчал серо-белый эстамп. Они постояли, традиционно глядя на почти полную Землю в черноте космоса. Красиво, черт возьми. Ради этого — ну, не только ради этого, но и за этим тоже — они сюда и прилетели. На решетчатой мачте закрутилась оранжевая, как у снегоуборочной машины, мигалка маяка (два раза «Ку!») — все, теперь можно и в путь. До площадки было метров сто. Дорога нахоженная, неоднократно притом. Посадочный корабль, действительно напоминавший присевшее в серую пыль огромное пузатое насекомое, остался чуть в стороне. Маячок на нем был зеленый — все, типа, в порядке, ребята, я вас жду, если что. Чуть дальше за ним — посадочная площадка грузовиков, на которую через неделю или около того должен был сесть реактор. Будем надеяться, это «около» не затянется. Все-таки ночью, блин, прохладно, аккумуляторов хватает впритык. В первую ночь еще ничего — выходов почти не было. А в эту работы уже хватало, так что энергия была в дефиците. Они подошли к «Вероне» — мешанине баков, кубов и панелей на решетчатых луноходных колесах. Солнечная печь была сложена, чтобы пылью не повредило зеркала, зато радиатор охладителя, напротив, топорщился, как гребень у варана. Вообще все это безобразие напоминало Третьякову скульптуры Вадима Сидура — есть на востоке Москвы, в Перове, такой забавный музей. Да, пожалуй, и у Пьетро в Италии пара-тройка скульпторов того же стиля найдется. Рядом, на таких же, как у «Вероны», колесиках, присоседилась транспортная тележка от «Рено». Из всех признаков жизни на ней был только мигающий огонек диагностики — желтый. Переохлаждение. Ладно. Не переживет ночь — следующим днем французы все равно сбросят новую, вместе с припасами. Пьетро колдовал над установкой. Наконец, закончив танцы с бубном, ухватился за что-то в недрах «Вероны» обеими руками. — Сергей, принимаю груз, подстрахуй, — ну да, сцепление с грунтом хилое — вес как у козы, а масса как у хорошего бычка. И наддув штанин-рукавов быстрым движениям конечностей не способствует, так что восстановить равновесие, если уж умудрился потерять, весьма проблематично. А подъем из положения «лежа на спине» в скафандре, не дай бог что, — операция шибко нетривиальная. — Понял, страхую. — Готов. — Пьетро чуть распрямился — даже не повело, но порядок есть порядок — и повернулся, держа в обеих руках небольшой дьюар. — Отлично. Хлора нет. Совсем нет. При желании можем использовать для дыхания. Жаль, что клапанов для залива местных ресурсов в танках станции не предусмотрено. — Говорят, на следующей «Бочке» будут. А потом и на следующей «Козявке» — для дозаправки. И вот тогда наступит у нас полная благодать. Но вообще ты молодец. — На самом деле — обидно. Для того чтобы заменить две прокладки ценой в двести евро за штуку, даже с учетом нестандартности, понадобилось два пуска «Уралов», один «Ариан»[12], космический корабль, внеплановый грузовик… Четверть миллиарда. — Ну что поделать — неизбежные в космосе случайности. — Откуда это? — Это из глубины времен. У Ллойда в старые времена была официальная формулировка — «вследствие неизбежных на море случайностей». Понятно, применялась она по случаю всяческих неприятностей в основном. Ну а тут — не море, тут круче. — Понятно. Подай, пожалуйста, пустой дьюар. Сергей повернулся к тележке, соображая, где на ней может быть свалено хозяйство Пьетро. Ага — ящик с надписью «Verona», похож на снарядный, замки отщелкнуты. Что у нас под крышечкой? Через перчатки пробрало холодом. Ага, оно самое — ряд дьюарчиков лежал, чуть отблескивая, как самые натуральные снаряды. Сергей ухватил один за приделанные к внешнему кожуху кем-то предусмотрительным — Европа! — ручки и передал «снарядик» Пьетро. Тот уже пристроил заполненный и закрытый крышкой дьюар в гнездо рядом с полудесятком таких же. Принял у Сергея пустой, склонился к установке. Двинул локтями — Сергей подсознательно ожидал щелчка, но откуда щелчок здесь, в вакууме? В общем, из такого вот несоответствия различных органов чувств и ощущаешь себя временами как во сне. Бывает, во сне довольно малоприятном — особенно из-за холода ночью и жары днем, — но дико интересном. — Все? Закончил? — итальянец действительно оторвался от мешанины труб, панелей и округлостей, глядел он, естественно, в сторону Земли. — Да, все в порядке. До утра ей этого хватит, так что можем отдыхать. — Тебе не кажется странным, что самая интеллектуальная работа, выпадающая на нашу долю в мире сем, — это поменять больному утку? — Утку? — Ну… Это посудина для сбора… выделений. В больницах. — А… Понял. Горшок? Ночной горшок? — Типа того. И иногда бонус — чисто армейские развлечения — бери больше, кидай дальше. Круглое тащить, квадратное катить, ну и так далее. — Ничего удивительного. В обычной земной лаборатории все точно так же. Как правило. Особенно человек становится нужен, если что-то идет не так. — Да уж… Чудеса науки. Лететь на Луну, чтобы работать сантехниками. Бездна романтики. — Сколько есть. Но мне нравится. Тут… просторно. — Да, в конце концов — я бы на твоем месте только радовался. Не было бы проблем с этой дурой — не понадобился бы на Луне химик. Так что благодаря этим двум прокладкам ты попал в самый дорогой тур в мире. Да еще и кормят тебя круче, чем в самом навороченном московском ресторане. — Это как? — Московские рестораны Пьетро посещал неоднократно, благо, занимался вместе с нашими кислородной темой уже лет пять. Почему и полетел. Да и русский за время совместной работы выучить успел, что тоже сыграло. — Ну, сам посчитай. Двадцать тысяч евро за килограмм — если «Арианом», если «Ангарой» — пятнадцать. — Оба заржали. 13:20 мск (11:20 CET) Париж, штаб-квартира ЕКА — Чэнь Юншэн, агентство Синьхуа. Прошу прощения, не могли бы вы прокомментировать возможное подключение Космического агентства Китая к лунным усилиям других стран? — Пожалуй, я отвечу. — Калитников еще раз вызвал неудовольствие несчастного стула. — Известно, что в космической области, в том числе и в области изучения Луны, Китай проводил и проводит независимую политику. Хотя китайские спутники связи, как и спутники других стран, используются всеми нашими странами для передач и научной, и служебной информации. Что же касается пилотируемых полетов — насколько я знаю, программа полета корабля «Шеньчжоу—23» «Шеньчжоу»[13], ожидающего в настоящее время запуска разгонного блока, который должен доставить его на орбиту Луны, не предусматривает стыковки с «Селеной». Однако в случае какой-либо необходимости такая операция возможна. По имеющейся у меня информации, наши коллеги из Китая планируют вывести свой корабль на орбиту, совпадающую с орбитой лунной станции. Системы китайских космических кораблей «Шеньчжоу», в том числе и системы стыковки, также соответствуют международным стандартам, что было продемонстрировано в ходе посещения китайскими космонавтами станции «Мир-2» в прошлом году. — Я хотел бы добавить, — стул под немцем тоже был на последнем издыхании, — что после решения ряда политических вопросов мы могли бы объединить наши усилия. К сожалению, наш коллега из НАСА вынужден был срочно вернуться в США, так что мы не сможем услышать его комментарий. Но я не вижу ничего невозможного в таком развитии событий. 13:30 мск Окололунная орбита Лунная орбитальная станция «Селена» Настасья свернула окно мониторинга выхода. Параметры скафандров Третьякова и Тоцци были в норме, а в случае чего ей придет оповещение. Вернулась к грузовому манифесту «Альтаира». Станцию запустили два года назад, а разрабатывать начали намного раньше, когда окололунная орбита еще не была таким бойким местечком. Изначально предполагалось, что максимум, что будет висеть на двух ее причальных узлах, — пара (в самом пиковом случае) «Козявок» и один-два «Союза». Как бы не так На причале командно-жилого модуля, «Луны-Пассажирской», как ее окрестил первый же экипаж, плотно прописались американские «Орионы»[14], дожидающиеся своих «moonwalker» -oв. К другому модулю, служебному, регулярно стыковались взлетные ступени американских же «Альтаиров», возвращавшие астронавтов с поверхности Луны к «Леди Оу», «Мамочке», «Экспрессу Луна — Дом» — прозвищ у «Ориона» было много. Переговоры с американцами об их собственном модуле, на который можно было бы перекинуть и «Орионы», и «Альтаиры», а заодно навесить комплекс связи помощнее, тянулись уже второй год. Но пока модуль был только в эскизных проектах и, как подозревала Настя, не дойдет до металла еще пару лет. А расшивать ситуацию нужно было уже сейчас. Через считаные сутки должен был стартовать с Луны «Альтаир» с Гражински и Альварезом. И оба осевых причала оказывались заняты. Соответственно, нужно было либо переводить один из двух кораблей на боковой узел, либо выпинывать американцев как можно скорее, чтобы иметь резервный причал на случай, если китайскому кораблю все же придется стыковаться. А еще контроль посадки стартующего вечером реактора… Нет, положительно, в плане плотности движения Луна скоро догонит Тверскую в час пик. Земля заваливала ее и Кэбота схемами, вариантами, графиками. За четыре часа сплошной нервотрепки они успели возненавидеть узкоглазых. Прорвалось уже перед отбоем Кэбота, на вечернем — Ты просто не умеешь их готовить. — Бобби поперхнулся соком. — Не обращай внимания. В оригинале это анекдот про кошек. Ой, извини. Больше не буду. Да, ребята они, конечно, высокомерные и неприятные. — Не в этом дело. Просто, когда я еще был пилотом, мне приходилось сталкиваться и с вашими, и с китайцами. Конечно, ваши могут и умеют действовать жестко — как, например, зимой девятого над Никарагуа. Причем не то чтобы предсказуемо, но логично. Цивилизованно, если можно так выразиться. То есть если «Флэнкер»[15] в острой ситуации перевел радар в режим наведения — это серьезный сигнал, что игры на нервах заходят слишком далеко и стоит подумать, как разрядить ситуацию, если ты не хочешь действительно устроить очень маленькую, но вполне настоящую войну. Мы отвечали тем же. Видимо, поэтому тогда все и ограничилось парой «опасных сближений». — Мне казалось, что как раз тогда вы только и делали, что задирали друг друга. — Конечно, задирали. Но, как это сказать… мы всегда контролировали ситуацию. С обеих сторон контролировали. Я хочу прощупать, как далеко к «Кузнецову» ты пропустишь меня, а ты прощупываешь, как далеко я могу зайти. Но все в рамках правил. — А вы были уверены, что за режимом наведения последует пуск? — Да. Такое случалось. Правда, довольно давно, еще при Советах. Впрочем, из пушек постреливали. Очередь впритирку, патронов на пять, не больше. Понимаешь, настоящие военные хорошо знают, что если серьезный парень достал пистолет — то не для того, чтобы попугать, а для того, чтобы выстрелить. Это знак: «Стоп, приятель, дальше могут быть проблемы». — Похоже на ухаживания на вечеринке. Надо завести себе для таких случаев радар. И переключать его в режим наведения. Кэбот захохотал, потом выломил из блистера двадцатиграммовую буханочку «Бородинского» (почему-то перед сном он предпочитал русскую черняшку), закинул в рот. Крошки — летучий кошмар орбитальных станций, ужас, летящий на крыльях воздушных потоков. Поэтому и делают хлеб так — каждая буханочка на один укус. Хорошо делают: дочка, если Насте удавалось достать «на работе» такой блок, уминала его в секунды. Боб тоже прожевал с видимым удовольствием, усмехнулся. — Так вот, о китайцах. Они совсем другие. Разная культура. Разная логика. Разные понятия о том, что должно делать, а что нет. Может быть, друг с другом они отличные парни — но мы воспринимали их как полных психопатов. Они могли выдавать кучу предупреждений, но не предпринимать никаких действий, если ты плевал на эти предупреждения с тридцати тысяч футов. А могли молча вертеться в отдалении, но когда ты давал им серьезный повод, например, залетал в их пространство, просто пустить ракету. — Они были в своем праве, нет? — Формально да. Но у нас и у вас было принято предупреждать — сначала о том, что ты вот-вот пересечешь красную линию, потом — жесткое предупреждение, потом — радар в боевой режим. Следующим шагом был бы тот же самый пуск ракеты — но до него на моей памяти не дошло ни разу. Хотя такими играми занимались и вы, и мы. А может быть, именно поэтому. Большой опыт — с «холодной войны». А китайцы… Понимаешь… Если вернуться к упомянутому тобой флирту… Это вроде того, как если кто-то оказывает тебе знаки внимания, ты не выказываешь недовольства, потом он лезет… на запретную территорию — и ты всаживаешь в него пулю из револьвера, даже не вынимая его из сумочки. — О, Бобби, da-arling[16]. Если ты вдруг забудешься и примешься искать приключений на стороне… на Роберт коротким шутливым поклоном выразил крайнюю признательность, собрал пустые упаковки в контейнер и отправился в каюту, баиньки. Настя снова вывела на планшет согласованную наконец-то схему и начала покусывать кончик стилуса, еще раз прокручивая в уме график предстоящих работ. Если китайцы обоснуются на станции — это станет проблемой. Другая история, другой уклад, другая логика. Но, в конце концов, они же тоже рвутся туда, где нет ни риса, ни свинины в кисло-сладком соусе, да, собственно, и вообще ничего из необходимых для жизни вещей. Луна (пока?) не имеет, в отличие от околоземных орбит, ни экономического, ни даже военного значения, на которое еще Сергей Павлович Королев списывал как свое, так и общее человеческое любопытство — а что же там, на самом дальнем видимом нам горизонте? По крайней мере, любопытство у них такое же, как у нее, Боба, Пьетро, Сергея, — в зловещие планы по захвату Луны и переселению на нее «пиццотмильенов» китайцев она не верила. На ближайшие лет двадцать минимум. Значит, им есть о чем поговорить, хотя бы об этом самом любопытстве. Значит, есть и шанс поработать с ними, а заодно и понять их получше. Может быть, Боб и его пилоты просто не принимали или не разбирали сигналов того, что у китайцев заменяло включенный в режим наведения радар? Когда-то она читала, что специалистов по контактам с иными цивилизациями надо тренировать на японцах (на ком тренировать японских спецов по инопланетянам, автор идеи не уточнял). Китайцы, наверное, тоже подойдут. Было бы интересно с ними поработать, в порядке практики — ведь наверняка где-то в паре десятков или сотен световых лет, 14:00 мск (12:00 CET) Париж, штаб-квартира ЕКА — Еще один вопрос к господину Калитникову, если не возражаете. — Симпатичная дама, под сорок, но с девчачьим хвостиком, скорее всего американка, ну да. — Энн Бартон, «Ньюсуик». Насколько я знаю, первоначально русско-европейская и американская программы развивались независимо, однако сейчас на орбитальной станции находится совместный русско-американский экипаж? — Видите ли, Энн… Мы, если я не ошибаюсь, говорили с вами три дня назад, перед началом конференции? Так вот — я уже упоминал, что программа реализовывалась не только в сложной экономической, но и в сложной политической обстановке. Сам старт программы был объявлен вскоре после конфликта в Южной Осетии… — Вы имеете в виду грузинский конфликт? — Я имею в виду конфликт в Южной Осетии, полагаю, что сейчас не время вникать в тонкости политических формулировок. В любом случае этот конфликт вызвал серьезное охлаждение отношений между Россией и США, еще более усилившееся со сменой администрации. Однако со временем и, возможно, не без влияния кризиса, который здесь уже упоминали, даже президент Маккейн был вынужден признать, что освоение столь сурового фронтира, как Луна и ее окрестности, невозможно без совместных действий всех заинтересованных стран. Нынешний полет американского астронавта в рамках программы «Лунного партнерства» — уже третий, и мы полагаем, что это партнерство будет продолжено. — Еще вопрос — господину Фальке. За время совместной деятельности США, Европы и России на орбите и на поверхности Луны отношения России и Запада портились как минимум один раз — три года назад. Влияло ли это на взаимоотношения внутри экипажей? И может ли повлиять на них… — Фальке встрепенулся, как учуявший особо вкусного жука белесо-розовый брат Пумбы из мультика. — Я понял ваш вопрос, мисс Бартон. Нет, разумеется, не влияет. Мы рассматриваем Россию как надежного партнера в космической деятельности еще со времен Советского Союза. Даже во время войны в Грузии на международной космической станции находился совместный экипаж — и так оставалось и в период сложных отношений между Россией и США. Никаких проблем между нашими астронавтами не возникло и в период украинских событий. Что же касается влияния на нашу программу ситуации вокруг Калининграда — насколько я знаю, Европейский союз призывает Россию прислушаться к обеспокоенности парламентов Польши и прибалтийских государств относительно размещения ракет вблизи их границ. Однако в том, что касается космоса, мы считаем, что эта сфера человеческой деятельности настолько важна для будущего всей цивилизации, что земная политика должна иметь на нее как можно меньше негативного влияния. 15:10 мск Луна, Океан Бурь База «Аристарх» Индикатор зарядки аккумуляторов уже горел желтым у обоих, еще час-полтора — и пора топать обратно. Этот час решили угробить на осмотр грузовой посадочной площадки. Все-таки садящийся реактор — это не ежемесячная посылка с едой и кислородом. Вдоль линии вешек с оранжевыми маячками дошли до «Козявки». Третьяков потратил пару минут на чек внешней консоли. Машина держалась молодцом — ночь она переживала в соответствии с расчетами. Конечно, когда посадят реактор, будет проще: пробросить кабель к прикрытому крышкой разъему — и подогрев обеспечен. Но и изотопные генераторы пока справлялись. За кораблем открылось широкое — с пяток футбольных полей, — относительно ровное пространство, испятнанное проплешинами от реактивных струй и исчерканное колеями луноходов. Один из них, сдохший еще две ночи тому, стоял метрах в ста от «Козявки». Оттащить его в сторону руки так и не дошли. — Кран бы, — Сергей вздохнул, — а то утром возни будет… Обещали еще в прошлую смену закинуть, и где он, этот кран? — Где-то в Тихом океане, ты же знаешь. — Ну да, Сергей знал. Увы, полеты «за бугор» — традиция давняя и не сказать чтоб изжитая. И у нас, и у франков. Только американцам везло уже пять лет подряд. Итальянец вздохнул. — А новый когда пришлют? — Думаю, через год минимум, мы уже пятки греть на Земле будем. — Жалко. Теперь придется откатывать maledetto carrello[17] вручную. — Ну а что делать-то. К тому же ничего страшного — открутим четыре болта, разблокируем колеса и откатим вручную. Всего двести килограмм, нетрудно? — Сейчас нетрудно. — Пьетро повернулся вправо-влево, осматривая поле. — Трудно будет, если у посадочной ступени не сработают эвакуационные двигатели. Тонну мы с тобой даже на Луне не утащим. Как тогда принимать грузовики? — Ну, я бы подсунул под две крайние опоры по ручной тележке, они все равно без дела валяются. Примотать их к опорам пустотным скотчем. А противоположный конец подхватил бы «реношкой» и уволок подальше. — Русская смекалка? — Она самая. Голь на выдумки хитра. Эту поговорку Пьетро знал еще со времен работы с русскими на Земле. И относился к ней довольно скептически — конечно, недостаток денег она компенсировала, но за счет ужасающего количества совершенно непроизводительно потраченного времени. — Лучше не быть голью. — Разумеется. Быть богатым, но здоровым, а не бедным, но больным — оно завсегда лучше. Но, как говорят братья-хохлы, «шо маемо, то маемо». Хорошо американцам — скачут по Луне аки зайчики. Сегодня здесь покопали, завтра там. Оборудование каждый раз новое. Ремонта никакого. Не работает — на следующий «Альтаир» вешают уже проапгрейженную версию, со всеми наворотами. — А почему вы не можете так же? — Ракета хиловата. И экипаж, и припасы на месяц, и установку каждый раз новую — все вместе за один пуск не утащить. Вот и пришлось городить «Бочку», чтобы «посылок» дожидаться. Впрочем, Штаты тоже к нашей модели переходят — только у них «бочка» побольше и поуютнее. Раза в три. — Ну, зато наш дом — первый. — В голосе Пьетро прозвучала нотка нежности. Мигающий огонек на мачте действительно был символом уюта, относительного, но уюта. Впрочем, Сергей предпочел поворчать: — Дом… Дом — это когда ты приходишь, тебя встречает жена, борща тарелочку насыплет… Дети шум поднимают. Это когда кто-то тут родился, пеленки обоссал, вырос, наконец. А у нас пока избушка на курьих ножках и свалка на заднем дворе. Сергей указал черным пальцем в сторону еле заметного в рассеянном свете Земли гребня кратера чуть поодаль. Даже отсюда была заметна впилившаяся в вал посадочная ступень грузовика, немного не долетевшая до места штатного захоронения. — Ну почему, скажи на милость, первое, что образуется рядом с человеком, — это свалка? Ты в Антарктиде был? — Нет. — А я был. В самом конце службы, перед Отрядом, сходил в командировку. Куча бочек для жилья, чуть побольше нашей, — и рядом свалка, здоровенная, какую и под Москвой не увидишь. Баллоны, доски, бочки — нормальные бочки, из-под горючего, трактора битые… даже самолеты хвостами вверх торчат. И все. Душераздирающее зрелище. — И что, кроме домов и свалки — ничего? Ни жен, ни детей? Ни — С детьми? — Бывает, и с детьми. Кстати, у чилийцев дети точно есть. Вроде даже родился кто-то там. А у нас только кладбище, с пятидесятых еще. Тьфу-тьфу-тьфу. — Сергей постучал перчаткой по задранному по ночному времени на темя светофильтру. — Ну, вот видишь. Значит, свалка — просто необходимый этап. Сначала кладбище и свалка, потом дети и дом. — Ну, ты логик. Ладно, про кладбище не стоит. Это я по дури сморозил, а ты не повторяй. Все, резерв десять минут, пора двигать на базу. А то, как прихватит холодягой, будем мы с тобой основателями именно что местного кладбища. Как еще одного необходимого этапа по превращению Луны в дом. Они двинулись на свет маяка плавными скачками. Не очень длинными — сантиметров семьдесят, но скорость была лишь немного ниже, чем у пешехода (само собой, без тяжелого панциря) на Земле. Такой черепаший галоп, конечно, требует практики — хотя бы в пару выходов, но зато потом получается практически без проблем. Главное, не навернуться на скаку. 15:10 мск (13:10 CET) Париж, штаб-квартира ЕКА Пресс-конференция давно закончилась. Калитников вздохнул было свободно — говорить с прессой он не очень любил, как всякий уважающий себя российский чиновник. Но когда тебя перехватывают по дороге к лимузину и нацеливают десяток камер — лучше, если есть возможность все-таки не прятаться за широкие (хотя и не столь широкие, как у него самого) спины сопровождающих. Слишком частое беганье от прессы вредно влияет на бюджет — уж это-то за семь лет работы с европейцами он усвоил. Хотя эти явно готовят какую-то пакость — слишком много камер для случайной встречи. — Извините, господин Калитников. Исихиро Томонага, «Киодо Цусин»». Господин Калитников, насколько я знаю, в России готовится к запуску ядерный реактор, предназначенный для лунной базы. Не является ли запуск этого реактора угрозой для экологии? Тем более что трасса выведения проходит в непосредственной близости от территории Японии, и это вызывает законную озабоченность японского правительства. — Ни в коей мере. Во-первых, реактор будет активирован только после установки в предназначенном для его размещения кратере. До этого — и при выводе на орбиту, и в течение перелета к Луне, и во время посадки, и при его перегоне с посадочной площадки на место стоянки — он будет заглушён. Соответственно, никакой ядерной реакции, приводящей к образованию опасных изотопов, в нем идти не будет. — Но если запуск завершится аварией — разве обломки реактора не будут представлять опасности? — Я еще раз хотел бы подчеркнуть, что реактор во время выведения заглушён, ядерная реакция в нем еще вообще не стартовала. Так что опасных в плане радиации элементов в нем просто не успело накопиться. Кроме того, трасса выведения проходит значительно севернее территории Японии. Однако на случай нештатной ситуации на участке выведения капсула реактора снабжена системой спасения, аналогичной той, что используется для спасения экипажей. Отмечу, что эта система использовалась при выводе реакторов прикладного назначения, начиная с две тысячи семнадцатого года. — Не могли бы вы рассказать подробнее про эти реакторы? Эта система уже применялась при их запусках? — Все запуски прошли штатно, и применения системы спасения не потребовалось. Однако эти реакторы не имеют никакого отношения к лунной программе, и мне бы не хотелось углубляться в этот вопрос. 16:00 мск Луна, Океан Бурь База «Аристарх» «Бочка» встретила их мягким светом из полускрытого шатром теплоизоляции люка. Пьетро поднялся по лесенке первым, Сергей выждал, пока облепленные реголитом подошвы скроются в глубине шлюзового отсека, и двинулся за ним. Люк беззвучно встал на место, цвет индикатора сменился на зеленый — контакт есть. Итальянец нажал кнопку на пульте у внутреннего лаза. Скафандры приопали, через шлем начал пробиваться свист заполняющего шлюз воздуха. Тоцци уже пристраивал свой «Кречет» к «вешалке». Еще минут лять — и через отщелкнутую спинную дверцу в скафандр ворвался пахнущий Луной воздух тамбура. Воздух в скафандре сразу же показался прокисшим — пот. Хотя и не жарко, да, не жарко. Днем будет хуже. Сергей присел в проем наспинного люка, облокотившись на штангу крепления. Пьетро уже вытаскивал из ниши шланги «пылесоса». Точнее, «Многофункционального агрегата обдува скафандров», но кто же в здравом уме и трезвой памяти такое выговорит? Пылесос — он и есть пылесос. Совок с отсосом под ступни, подводящий шланг чуть выше. Пылесос загудел, сдувая с подошв лунную пыль, мгновенно исчезавшую в раструбе. — Правильно! Сапоги надо чистить с вечера, а утром надевать на свежую голову! — Пьетро только отмахнулся от изрядно уже приевшегося юмора из русских армейских арсеналов. В Италии такой юмор называли «карабинерским». В принципе «сапоги» везде одинаковы, как и отношение к ним, особенно в научной среде. Но русские военные, оказывается, даже гордились репутацией дуболомов, вплоть до того, что собирали и цитировали особо тупые шутки к месту и не к месту. Чаще, к сожалению, не к месту. Сергей спрыгнул на дырчатый настил, шланги просунули в дверцу скафандра Пьетро — первым вошел, первым сушишься — и дали теплый воздух. Костюмы и перчатки сушили уже в главном отсеке. Сменив белье (одноразовое, по комплекту на выход), Пьетро обернулся. Командир стоял в интересной позе — рабочий костюм одет только наполовину — и разглядывал пыльно-серую полосу на штанине. Накинул наконец куртку, взял из полувыпотрошенной пачки салфетку, провел по стене туалетной кабинки. Крякнул и обернулся к Пьетро. Задумчивый взгляд командира ничего хорошего не сулил. — А скажи-ка, дорогой товарищ… В смысле — уважаемый господин доктор. Ты ведь в армии не служил? — Нет, мне повезло, у нас призыв отменили, начиная с четвертого года. А мне тогда восемнадцати еще не было! — Пьетро воссиял. А зря. — Жаль. Очень жаль. — Почему? — А вот почему. Что такое белоснежный носовой платок старшины, — взмах салфеткой, ставшей вдруг серо-бурой, в тон равнине и скалам там, за стенкой, — и, главное, как он применяется, вы, господин доктор, наверное, не знаете? Переходы с «ты» на «вы» и обратно тоже изрядно нервировали. Во-первых, у итальянцев так не принято. А во-вторых, никогда не поймешь — то ли это переход от шуточек к серьезному разговору, то ли это очередная ступень той же шутки, замаскированная под эту самую серьезность. Очень трудно с русскими, особенно с русскими военными… — Знаю, Сергей. — Печальный вздох. Ну почему нельзя было сказать нормально? — Только у нас это — белый халат шефа. — Ох-х, уважаю я химиков. Вам бы еще строем ходить научиться и извилину дополнительную фуражкой натереть — совсем на людей похожи будете. Пьетро опять немного покоробило. Не столько от очередной порции казарменного юмора, сколько от нехорошего предчувствия — такое вот грубоватое фиглярство обычно предшествовало чему-то совсем уж неприятному, намного худшему, чем после простого чесания затылка. — Ну, раз такое дело, раз вы, синьор доктор, в курсе — достаем салфеточки и начинаем все тщательно протирать. Особенно за панелями. — За панелями?! — это, пожалуй, было уже слишком. Даже для настроившегося на неприятности организма. Сколько же этих панелей на базе… А за ними — кабели, трубы, баллоны… Мамма мия… И это постоянное «синьор»… Ну не говорят так в Италии, не говорят! Пьетро попробовал (и в отместку, и чтобы показать командиру всю нелепость такого обращения) каждый раз называть Третьякова «товарищ» — но русский воспринял это как должное. Другая культура. — За ними, за родными, — Сергей, тяжело вздохнув, достал из инструментального ящика отвертку, — ты состав этой пыли знаешь? И свойства — в смысле, скажем, проводимости? Коротнет что-нибудь эдакое, типа контроллера состава атмосферы, — и пишите письма. — Ох… — дополнительных пояснений не понадобилось. Пьетро подскочил и рванулся к шкафчику, забитому гигиеническими принадлежностями. 18:00 мск Окололунная орбита ЛОС «Селена» Сотней километров выше панели не снимали, а, наоборот, ставили наконец на место. К счастью, проблема была не в пыли — попади четверть пылесосного бачка тонко размолотого реголита в невесомость — никакие фильтры не справились бы. Разнесло бы исправно проводящие электричество крупинки серой пудры сквозняками от вентиляторов по углам, по щелям — и у Насти с Бобом были бы серьезные проблемы. Собственно, такое уже случалось. Первый экипаж, не имевший в отличие от американцев того самого опыта, который изучением чужих отчетов не заменишь, надо свой собственный нарабатывать, и хорошо, если потом, а не кровью… Так вот, первый же экипаж притащил на ботинках, в складках скафандров, по углам — по щелям козявочьей кабины этой пыли грамм полета, если не больше. Для полного забития давно не менявшихся фильтров — впрочем, то было не раздолбайство, просто график их замены так лег — хватило половины этого количества. А из того, что осталось, одна крупинка нашла-таки себе уютное местечко в потрохах одного из станционных компов. К счастью, отрубившийся сервер не был критически важен — ключевые комплексы были полностью герметичными. Как раз на такой случай, ну или, тьфу-тьфу-тьфу, на случай резкой декомпрессии. Но вот канал связи с Землей заткнулся почти на сутки. Сколько народу успело поседеть, пока личный ноутбук одного из космонавтов спешно конфигурили под резервный сервак, история умалчивает. Однако справились, и обошлось без инфарктов. Следующий экипаж заменил сервер — но и ноут оставили в качестве горячего резерва, запихав, вместе с блоком питания, за одну из панелей. Потом про него, естественно, забыли. И даже по документам он вроде бы не проходил. Только при смене экипажей, причем почему-то, как правило, в последний момент, новому командиру сообщали — вот, дескать, есть тут электронный «заяц». Начнет глючить — отруби, а пока работает — не трогай. Ну и не трогали. Сейчас, слава богу, дело было не в пыли, но радости это не добавляло. На станции Знаете, какие вопросы из числа задаваемых любопытными школьниками больше всего ненавидят что космонавты, что астронавты? Про тайконавтов разговор особый, у них культурная специфика своя, да и китайские детишки воспитаны несколько по-иному. Правильно. Про туалет в невесомости. И все, что с ним связано. Почему детеныши интересуются именно этой темой — в общем, понятно: «пионерский юмор» после резкого сокращения числа пионеров не изменился. А почему ненавидят… Потому что связаны с этим оборудованием в основном вот такие неприятности. Не смертельные, но жизнь портящие так, что мало не покажется. То электролизер накроется, то труба рекуператора протечет, как сейчас. Причем, по закону подлости, как раз за обшивкой Настиной каюты. Больно уж агрессивная это гадость — человеческие выделения. Короче, график пошел насмарку. Хорошо хоть, личные вещи Настасьи удалось спасти. Жидкости в магистралях было немного — все-таки не стоквартирный дом. Но вот давление в этих самых магистралях… Короче, пока Настя с помощью злого и невыспавшегося Боба ликвидировала утечку, штук сорок мелких вонючих шариков зависли в воздухе — хорошо, вентиляторы успели отрубить, и по всему объему содержимое трубы разлететься не успело. Теперь их предстояло отловить. И заниматься этим предстояло именно ей. Боб методично закручивал крепящие панель винты. Все двадцать четыре винта. Впрочем, на каком-то из «Салютов» в одной из таких вот панелей таких винтиков было аж девяносто шесть. Советское, то есть, простите, российское — значит, надежное. Хм. Иногда надежное. Н-да. 19:00 мск Луна, Океан Бурь База «Аристарх» Пыли в укромных уголках за многочисленными панелями станции оказалась масса. Пришлось опять вытаскивать из шлюзовой пылесос и даже быстренько собирать из скотча и куска пластиковой трубки самопальную насадку для доступа к особо заковыристым местам. Земля такую дотошность, к тайному огорчению Пьетро, горячо одобрила. Правда, предупредила, что заряда аккумуляторов осталось не очень много, так что там, где можно обойтись без пылесоса, лучше собирать пыль подручными средствами. В конце концов, мыться, точнее, обтираться, можно и через день, а вот энергии до рассвета взять неоткуда. Тем не менее пылевой бункер забился до конца, в следующем выходе придется опорожнять. Ну и еще салфеток извели три пачки. Но это-то ладно, душ (да какой там душ, одно расстройство) через день действительно можно перетерпеть. Но вот командирские шуточки… Ну почему, черт подери, эти военные считают себя непревзойденными юмористами? Особенно — когда дело касается гальюнов. «Вы, доктор Тоцци, химик, значит, по части обеспечения чистоты сложного химического оборудования вам и карты в руки». Конечно, командир без дела не сидит — свесился через люк в полу в «трюм» и аккуратно, подсвечивая себе фонариком, убирает остатки пыли из аккумуляторного отсека. Работа ответственная, слов нет. Аккумуляторы — это жизнь. И сам доктор Тоцци в своей лаборатории такую работу стажеру-старшекурснику тоже бы не доверил. Да и туалет чистить было давно пора. Но все равно — обидно. Командир вынырнул из дыры в полу, потряс головой. Недоверчиво посмотрел на «условно белоснежный» лоскуток в руке. Ну да, ни безвестный русский старшина со своим платком, ни маньяк чистоты профессор Киршнер, принимавший у бакалавра Тоцци лабораторные, довольными бы не остались. Конечно, по сравнению с бурыми комками, сваленными в очередной пластиковый мешок, — вполне терпимо. Но все же… На высоком челе Третьякова морщинами отпечатались тяжелые боренья духа — удовлетвориться достигнутым и уронить марку русских ВВС либо признать результат недостаточным и угробить еще часа три и две пачки салфеток из четырех оставшихся. Пьетро следил за мучениями командира со злорадством и помогать ему вовсе не собирался. У него-то все было в порядке — не придерешься. Насчет чистоты химического оборудования командир не ошибся — уж что-что, а это вбивается в подкорку еще на первых курсах. Да и, по правде говоря, полировать «ночную вазу» было попроще, чем возиться с собранными в жгуты кабелями под полом. На выручку Третьякову пришла Земля. С показным сожалением бросив салфетку к остальным, русский нацепил гарнитуру. Разговор был сугубо техническим и, видимо, ничего хорошего не сулил. Так что Пьетро явочным порядком, не дожидаясь «контрольного мазка», закрыл крышку унитаза, добавил свою салфетку к третьяковской и начал устанавливать на место снятую секцию пола. Командир не возражал, глянул даже с облегчением и благодарностью. И по окончании разговора с Центром к шуткам был не склонен. Смотрел оценивающе, словно даже опасаясь начать разговор. Как будто любимая тетушка скончалась. — Что-то случилось? — Угу. На Земле прикинули баланс по энергии. — И что? — И такие дела выходят, что для того, чтобы дожить до утра с необходимым резервом, придется нам температуру еще скинуть. До двенадцати. Пьетро застонал — частью, естественно, в шутку. Но только частью. — Понимаешь, утечка тепла идет. Непредусмотренная. Похоже, через опоры в грунт. Вроде немного, пять процентов всего, но в результате набегает — мама не горюй. — Креново. — Звук «х» итальянцу не давался, но русские идиомы Пьетро выучил, еще работая в институте, методом, как принято говорить, «глубокого погружения», во время командировок в Москву, довольно частых. И вывел для себя простое правило: чем более цветиста речь, тем серьезнее проблема. — Куда уж хуже. Самому тошно. Ну и программу выходов сокращают. Точнее, просто режут. До утра. Это было логично. И наружное освещение, и перезарядка скафандров, и система шлюзования, и тот же пылесос жрали энергию, как слон брюкву. Кто хоть раз эту картину видел — поймет. Так что ночные прогулки по Луне до утра — роскошь. Самое то слово, кстати. Роскошь — это что-то хоть и дорогое, но приятное, поднимающее настроение. Как яхта в бескрайнем море. Конечно, там, снаружи, никаких «струй светлей лазури» и соленых брызг не наблюдается. «Луч Солнца золотой» — когда есть, когда нет. Сейчас, например, нет, а когда есть — через час уже не знаешь, куда от этого яростного золотого луча спрятаться. Скафандр тяжелый и неудобный, внутри — то жара, несмотря на водяное охлаждение на всю мощность насосов, то (если ночью вынужден стоять без движения, например, страхуя командира) холод, несмотря на водяной же обогрев. И вне зависимости от жары или холода — пот на лбу, который можно смахнуть, только приложившись к подушечке, укрепленной на внутренней стороне шлема. Да и с красотами туго. Серо-черная картинка впечатляет буквально неземным величием, но устаешь от нее уже на пятой минуте. Единственная отрада — бело-голубой диск либо серп Земли на черном бархате. Но стоило ли улетать от этого мягко сияющего диска лишь для того, чтобы получить его как единственную отраду в величественных, но чужих и безжизненных небесах? Стоило. Потому что душа — душа, не внемля усталому телу, поет. Даже несмотря на пот и плюс двенадцать в их маленьком убежище. А тот, у кого она не запела бы, сюда просто не попадает. Пьетро — попал и был, наверное, все-таки счастлив. Несмотря на такие вот, как говорит командир, «обломы». Да и чисто с практической точки зрения… Пьетро не отказался бы еще повозиться с «Вероной» — кислорода можно было бы надоить еще пару литров минимум. А так — наработанный газ придется выпустить в вакуум, чтобы освободить баллоны под переработку новой порции грунта. Голодный ночной паек сильно мешал экспериментам. Ситуация должна была измениться с прибытием реактора — кстати, где он? — Сегодня стартует, через полчаса, — то ли Третьяков обладал недюжинными телепатическими способностями, то ли Пьетро проговорил остаток фразы вслух, причем по-русски. А может быть, они думали в унисон — сейчас быстренько приберемся. И будем смотреть телевизор. Москва дает канал. И — отдыхать. 19:25 мск Московская область Звездный городок Отдыхать оставалось меньше недели — обоим. Алена, которой с первого сентября опять предстояло стать Аленой Михайловной, нежилась в «отцовском» кресле, которое будет в ее распоряжении еще три с лишним месяца, до возвращения Сергея. Сашка в одних трусах стоял за гладильной доской — несмотря на все ее поползновения, доверить матери столь ответственное дело, как глажка парадки перед возвращением из отпуска, было совершенно немыслимо. Хотя первые трое суток дома он буквально купался в ее квохтанье, благосклонно принимал пирожки и прочие домашне-кулинарные изыски. Потом наступил черед забегов по друзьям, включая таковых женского полу. Это Алену нервировало — поднаторевший в училищных самоходах младший конспирацию блюл свято и знакомить ее с подругами (подругой?) не спешил. Одну — рыжую, сантиметра на два выше сына, она случайно увидела с ним в «Востоке». Прошла, само собой, мимо, хотя любопытство просто выжигало изнутри. Деликатный обыск сынулинои комнаты, разумеется, в его отсутствие, результатов не дал — училищная школа и тут оказалась на высоте. Даже по отношению к навыку педагога с двадцатилетним стажем. С Пашкой было проще — тот как влюбился в восьмом классе в девочку из параллельного, так и увез ее в июне с собой на «точку». И если Алена что-то понимала в этой жизни, ждать внука ей оставалось с полгода. Как раз дед (эх-х… А она будет — бабка… Надо же…) со своей Луны вернуться успеет. — Девятнадцать тридцать! — Еще четыре года назад Сашка сказал бы «полвосьмого». — Мам, врубай пятнадцатый! Алена пошарила в глубинах временно, но плотно оккупируемого ею кресла — пульт так и норовил затеряться в дебрях подушек. Чем хороши маленькие городки, растущие вокруг действительно серьезных контор, — так это своей, особой общностью. Пятнадцатый канал был «для своих». Ну да, в Штатах канал НАСА общедоступен — но у наших, как всегда, собственная гордость. Космические сюжеты крайние лет десять давали по центральным программам раза в два-три чаще, чем до перехода Сергея в Отряд, но по «пятнашке» информация проходила с пылу с жару, да и причесать ее под официоз не всегда успевали. Почти никогда, чего уж. Успели как раз вовремя — картинка была, как из сказки. На «Восточном» стояла глубокая ночь, ракета сверкала в лучах прожекторов, как ледяной замок, — что подчеркивалось оседающим в тех же ослепительных лучах кислородным паром. На мгновение тепло летнего вечера продернуло холодом, даже захотелось завернуться в плед, но только на мгновение. Звуковой ряд шел вживую — со всей положенной предпусковой суетой, один деятель даже матюкнулся в эфир, вызвав профессиональное желание сделать замечание. Счетчик в правом верхнем углу отсчитывал минуту до старта, уже отошла башня, реплики в трещащем эфире поднимались до звенящего крещендо, чтобы достичь кульминации в знаменитом: — Пять! — Четыре! — Три! — Два! — Один! 19:45 мск Хабаровский край Окрестности г. Углегорск Космодром «Восточный» — Подъем! — Есть контакт подъема! Эти слова звучали уже бессчетное множество раз, и все равно — каждый из сидящих и стоящих в зале как будто сам отрывался от Земли. Экраны полыхнули белым, через полторы секунды до бункера докатилась первая волна, передавшаяся дрожью пола через подошвы форменных ботинок, щегольских туфель и простецких кроссовок. Еще через пять секунд, как раз под «Тангаж, рысканье, вращение в норме», подошла вторая волна, воздушная. Теперь вибрировали и стены. На главном экране тяжеловесная конструкция из пятерки «сосисок» — центральная подлиннее, боковые покороче — все увереннее и увереннее карабкалась в черное небо, опираясь на ослепительный столб огня. — Красиво, ч-черт! — Из пары десятков толпившихся в зале военных и штатских реально работали только четверо в фирменных черно-синих куртках, в среднем по два монитора и полтора компа на нос. Не пятьдесят седьмой год, чай. Так что остальные — те, чье время еще не пришло, и те, чья работа уже завершилась, — имели полную возможность кто нервничать, кто любоваться. — Угумс, — собеседник был как раз из тех, кто нервничал. Штатский костюм сидел на нем, как мундир — не современное не пойми что, а гусарский, золотого девятнадцатого века. Из разряда «смерть барышням». Глядел гусар через плечо невзрачного мужичка за крайним пультом. У того, помимо стандартной клавиатуры и «мыши», под правой рукой примостилась черная коробка с красной кнопкой под мутноватым оргстеклом. Коробка имела вид совершенно советский — винты под плоскую отвертку, с полукруглыми головками, уходящий куда-то за стол кабель. Тоже явно из запасов «на случай ядерной войны» — толстый, сантиметра полтора. Хороший кабель, военный. Однако ж губчатой резины подушка под запястье была вполне удобной: рука в сине-черном лежала без напряжения, в миллисекундной готовности отбросить крышку и давануть на красный кружок со всей мужичковой дури. — Отсечка первой ступени… десять секунд… минус один, минус два, минус три… Есть отсечка первой ступени! — Хороший запас, — поклонник красоты был спокоен. Мартышка-переросток, прямая противоположность отбивающему дробь по крышке планшета гусару. Однако ж то ли умел излучать уверенность и спокойствие по желанию, то ли действительно нервы имел отнюдь не мартышечьи. А может, и то, и то сразу. — Хороший. Подожди, Абрам… — очередное «в норме» позволило нервному слегка сбросить напряжение. — Ты переживаешь, как будто там живые. — Живые — не живые… Погоди маленько, а?! — Есть увод САС[18]! Есть сброс головного обтекателя! — сообщения сыпались, как из пулемета. Большой нужды в них не было — всякий, кому надо, все видел и так, но — традиция. Мужичок слегка откинулся на спинку кресла, устало, будто мешки ворочал, вздохнул и убрал руку от красного кругляша. — Ну все, Филоныч, расслабься. — Любителя красоты, похоже, самого отпустило только теперь. — В первый раз, что ли? — Считай, в первый. На запуске крайней «Легенды»[19] был, конечно. Но вояки не в счет. — «Вояки», ха. А сам-то кто? — Кто-кто. Дед Пихто. Это, Абрам, хоть и было давно и неправда, но военные дела — это, можно сказать, проза жизни. А Луна — это, понимаешь, для души. — Есть отсечка второй ступени! Есть включение двигателей разгонного блока! Параметры траектории… штатные! — Еще минут через пятнадцать — под почти левитановское «Есть отделение разгонного блока!» — мужичок при красной кнопке обернулся и подмигнул нервному. — Ну и вот, а ты боялась. Все, ребята, улетел ваш камешек. По высшему разряду отправили, как космонавтов. Так что с вас — поляна. Как сядет, конечно! — поспешил он поправиться, натолкнувшись на негодующий взгляд. 20:30 мск (12:30 EDT) Вашингтон Штаб-квартираNASA Специальная группа — Улетели. — Люди в комнате не нуждались в спецканале — одно из преимуществ демократии. Без шуток. Если избиратели, налогоплательщики тож, интересуются, куда именно улетают их налоги, — они получат отчет во всех возможных формах. Включая информацию о конкурентах — то ли для сравнения, то ли за компанию. Есть, правда, нюансы — показывают далеко не все из числа столь же интересного. Вот этих людей, как правило, широкой публике не демонстрировали — разве что на втором-третьем плане. Кстати, абсолютно правильно — иным подводным течениям лучше под водой и оставаться. Хотя люди были интересные — и по сути, и чисто внешне. Особенно фактурными — несбыточная мечта журналиста — были двое. — Если я не ошибаюсь — у «Урала», — прозвучало что-то вроде «Oural», — это восьмой подряд безаварийный пуск? — Один из этой парочки, в неформальном «профессорском» пиджаке с кожаными заплатами на локтях, сидел во главе стола. Наголо бритый череп давал такие блики, что тому же журналисту пришлось бы изрядно повозиться со светом. Однако результат того стоил бы. Аристократизм, причем старый, отнюдь не первого поколения «офицеров и джентльменов», ни под каким пиджаком не спрячешь. — Девятый, Рон. Похоже, они все-таки решили свои проблемы, — второй был то ли заместителем, то ли старым приятелем. А может, и тем, и тем сразу. Плотный, кряжистый, с роскошными пшеничными усами. Пожилой, основательный фермер. «Соль земли». — Да. Хотя стабильности им все-таки пока не хватает. Когда он долетит? — Через трое с небольшим суток реактор будет у Луны, на четвертое сентября намечена посадка на грузовом поле их базы в Океане Бурь. — Увы, господа, это нас не устраивает. Если я не ошибаюсь, в баках посадочной ступени реактора достаточно топлива, чтобы вместо посадки направить его обратно к Земле? — Разумеется. Более чем с двойным запасом. — То есть при желании русские могут использовать его в качестве грязной бомбы. Подожди, Пол. — Жестким скупым движением Рон осадил пытавшегося было возразить усача. — Не нужно меня прерывать. Мы с тобой пашем эту делянку не первый год. Я знаю, что сам реактор еще не пущен и, следовательно, самых грязных изотопов в нем просто еще не успело накопиться. Я знаю, что на орбите у русских еще четыре таких реактора — в составе спутников слежения за океаном. Я читал доклад. Я, наконец, знаю, что если русские захотят сделать какой-нибудь клочок земли радиоактивным — у них есть на порядки более дешевые и на порядки более эффективные средства. Я все это знаю. Но теоретически — чисто теоретически — они могут использовать реактор именно так. И этого достаточно. — Для чего? — Усач повернулся, подобрался и из пожилого фермера превратился в старого, но еще крепкого вояку. Почти совершенно невозмутимого вояку. — Для того чтобы оправдать наши действия перед общественностью. Особенно после инцидента пятнадцатого года. — Все согласно кивнули. Оратор обвел собеседников взглядом. Все хранили молчание. Что это за действия и почему их надо оправдывать — они узнают и так. 21:00 мск Звездный городок «Сегодня в 19 часов 45 минут по московскому времени с космодрома «Восточный» произведен запуск ракеты-носителя «Урал». На отлетную траекторию к Луне выведен мобильный ядерный реактор «Топаз—5Л», предназначенный для снабжения энергией жилых помещений и экспериментального оборудования лунной базы «Океан Бурь», на которой уже полтора месяца работает совместный российско-итальянский экипаж. — Дикторша из «Времени» косила под легендарную Андрееву. Получалось с трудом. — К другим новостям…» — Ну, все, — Сашка вернулся к проглаживанию швов на рукаве кителя, тщательно обходя белую пластиковую прокладку под училищной эмблемой, — улетела батина печка. Глядишь, полегче будет. А то у нас на северной практике весной мазут в котельной местной общаги кончился. Как всегда, внезапно. Так мы тенты с «газонов» снимали, по четыре кровати в ряд — и поверх одеял… Счастья — полные штаны. Этого сыночка не писал и по телефону не рассказывал. Алена взглянула на него с интересом — ну-ка, ну-ка… Впрочем, он и десять лет назад на подобное не велся — молчал как партизан, даже когда приходил с фингалом на половину физиономии. Хотела уже задать ехидно-уточняющий вопрос, как вдруг сын дернул головой и поставил утюг на попа. — Мам, громче сделай! «… продолжаются выступления поляков в связи с размещением Россией ракетных комплексов «Искандер-МТ2» в Калининградской области. Выступления зафиксированы в районе пропускных пунктов Багратионовск и Голдап. Оба этих пограничных перехода блокированы демонстрантами. Протестующие требуют от российских властей немедленного вывода ракетных комплексов из Калининградского региона. В приграничный город Бранево прибывают многочисленные автобусы из Варшавы, Кракова, Гданьска и других польских городов. Вероятно, что и этот пункт пограничного контроля в скором времени будет блокирован. Власти Польши стягивают в приграничные районы полицейские и армейские части, чтобы не допустить нарушения порядка». — Вот же неймется идиотам, не могу понять, то ли у них это еще гонор, то ли уже гонорея. — Са-аша! — Поляков Алена не любила еще с чеченской. Приезжал в их полк один… корреспондент. Потом статейку кто-то нашел и перевел. А уж как они в осетинскую отжигали… Но все равно — сын учительницы блистать армейским остроумием не должен. Хотя бы дома. — А че Саша? Вот из-за таких… гонористых нам весной дополнительный час в неделю навесили — по Калининградскому ТВД. Ну, по театру военных действий. — Это она знала, мог бы и не расшифровывать. — Экстренный спецкурс. В общем, сам Калининград, Польша, Прибалтика. Это после того, как они прошлой осенью такой же цирк устроили. И так же войска подтянули, типа для порядка. Слов-паразитов — «ну», «в общем», «типа» — она тоже не приветствовала и совсем было собралась прочесть очередную лекцию — на столе затрезвонила мобила. Его мобила. — Третьяков… Так точно, тарщ майор… Сегодня в двадцать три двадцать пять, бишкекский. Уже собираюсь. Есть. — Что случилось? — Она уже двадцать с хвостиком лет была замужем за военным и цену таким звонкам знала. — Приказано срочно вернуться в расположение части. — Профиль сына заострился и теперь напоминал привычной к вертолетам Алене атакующий Ми—24, «Крокодил». — Бишкекский поезд через Сызрань в двадцать три двадцать пять, возьму мотор, успею. В груди похолодело. Это было как тогда, как в далеком кошмаре конца прошлого или начала этого века. «Третьяков… Так точно… Есть…» — и ее сердце улетало с ним в ревущей и дрожащей алюминиевой коробке. И вот опять. Тогда — с мужем. Теперь — с сыном. Она встала, пошла на кухню. Завернула в пакет все оставшиеся пирожки — с яйцом и с луком, с картошкой, с рисом и грибами. Две банки сгущенки. Яблоки. Сок. Пакет с конфетами, который купила к ужину. Вернулась. Сын уже затянул ремень, нацепил кепи. — Мам, — сын выглядел смущенным, — я тебе телефон запишу. Это девушка, зовут Марина. Я ей позвоню, оставлю твой номер. Я ее хотел завтра в гости пригласить. А теперь вот… — Понятно, — она заставила себя улыбнуться, — эта рыжая каланча? — Сын пару раз хлопнул глазами — попадание! Надо же — сподобился познакомить, хоть так. Будет что сообщить Сергею на сеансе. А вот про этот внезапный вызов она ему не расскажет. Да нет, ерунда, обойдется. Военным положено быть немного параноиками, через неделю сын позвонит ей, и она в очередной раз поплачется подругам на армейских дуболомов, отнявших у них с Сашкой целых два дня. Да и что может случиться? Сашке учиться еще целый год, а летчиков до сих пор больше, чем вертолетов, так что никаких «выпусков военного времени» не ожидается… «Военного времени»… По сердцу растекался космический холод — наверное, такой же, как у Сергея там, на Луне. |
||
|