Алистер МАКЛИН ПОЛЯРНАЯ СТАНЦИЯ «ЗЕБРА»

Глава 1

На первый взгляд, коммандер Военно-морских сил США Джеймс Д. Свенсон показался мне всего лишь упитанным коротышкой, на всех парах приближающимся к сорокалетию. Смолисто-черные волосы над розовым личиком херувима, глубокие, неизгладимые морщинки-смешинки, огибающие рот и лучами расходящиеся из уголков глаз, – словом, великолепный образчик этакого бодрячка и краснобая, неунывающая душа общества, заводила в любой компании, оставляющей на время вечеринки свои мозги в прихожей, вместе с пальто и шляпами. Но, разумно рассудив, что в человеке, которому доверено командовать одной из самых новых и самых мощных атомных субмарин американского флота, могут таиться и другие достоинства, я взглянул на него второй раз, теперь уже повнимательнее, и заметил то, что мог бы обнаружить и раньше, если бы мне не мешали зимние сумерки и густой влажный туман, нависший над заливом Ферт-оф-Клайд. Его глаза. Что там ни говори, это не были глаза без умолку острящего и суматошно размахивающего руками жизнелюба. Эти серые глаза были самыми холодными и самыми чистыми из всех, какие мне когда-либо встречались, и служили они своему хозяину так же верно, как зеркальце дантисту, ланцет хирургу или электронный микроскоп ученому-физику. Оценивающие глаза. Они оценили вначале меня, а затем и бумагу, которую Свенсон держал в руке. При этом в них не появилось даже намека на то, какие выводы родились в результате этой оценки.

– Мне очень жаль, доктор Карпентер, – учтиво произнес коммандер, вкладывая в конверт и возвращая мне бумагу, – но я не могу принять эту телеграмму как подлежащее исполнению указание, а вас как своего пассажира.

Поверьте, это не прихоть, просто существуют уставы и инструкции.

– Не можете принять как указание? – Я снова вынул телеграмму из конверта и показал ему подпись. – А это, по-вашему, кто – главный мойщик окон в Адмиралтействе?

Шутка получилась неудачной, и, глядя на Свенсона, я подумал, что, кажется, переоценил глубину морщинок-смешинок у него на лице. Он уточнил: – Адмирал Хьюсон командует восточной группировкой НАТО. На маневрах Северо-Атлантического блока я перехожу в его подчинение. Все остальное время выполняю только приказы Вашингтона. Сейчас как раз такое время.

Прошу извинить. Должен указать и на то, доктор Карпентер, что такую телеграмму мог бы отправить из Лондона кто угодно, вам нетрудно было бы это устроить. Она даже не на специальном бланке Военно-морских сил.

Что ж, он не упустил даже такой мелочи. Я заметил:

– Вы можете связаться с ним, коммандер.

– Разумеется, могу, – согласился он. – Но это ничего не изменит. На борт этого корабля допускаются только граждане США, специально на то уполномоченные. И указание должно исходить прямо из Вашингтона.

– От командующего подводными силами в Атлантике или от начальника управления боевыми операциями подводного флота? – уточнил я. Немного поразмыслив, он медленно кивнул, а я продолжал: – Тогда свяжитесь, пожалуйста, с ними по радио и попросите их в свою очередь переговорить с адмиралом Хьюсоном. Времени у нас в обрез, коммандер.

Может быть, следовало ещё добавить, что пошел снег и я начинаю мерзнуть, но я от этого воздержался.

Он на минуту задумался, потом кивнул, повернулся и отошел на несколько шагов к переносному телефону, связанному временной воздушной линией с длинной темной громадиной, протянувшейся вдоль пирса. Коротко переговорив с кем-то вполголоса, он повесил трубку, но не успел даже вернуться ко мне, как по виднеющемуся поблизости трапу торопливо поднялись на берег три фигуры в теплых бушлатах. Подойдя к нам, они остановились. Чуть впереди других стоял самый высокий из этих трех великанов – долговязый мускулистый верзила с пшеничными волосами и ясным взглядом ковбоя, проводящего полжизни в седле.

Коммандер Свенсон махнул рукой в их сторону.

– Мой старший помощник Хансен. В мое отсутствие он о вас позаботится. Коммандер определенно умел выбирать подходящие выражения.

– Мне не нужна никакая забота, – мягко возразил я. – Я давно уже взрослый и к тому же предпочитаю одиночество.

– Постараюсь управиться побыстрее, доктор Карпентер, – ответил на это Свенсон.

Он стремительно сбежал по трапу, я проводил его задумчивым взглядом.

Да, командующий подводными силами США в Атлантике явно не брал в капитаны первого встречного из просиживающих штаны на скамейках Центрального парка. Я попытался проникнуть на борт подводной лодки, не имея соответствующих полномочий, и теперь Свенсон собирался задержать меня до тех пор, пока не установит, что за этим кроется. По-видимому, Хансен и его товарищи были самыми крепкими моряками на корабле.

Корабль. Я перевел взгляд на темную громадину, лежащую почти у самых наших ног. Раньше я никогда не видел подводных лодок с ядерным двигателем и понял, что «Дельфин» не похож на обычные субмарины. Он был почти такой же длины, как океанская подлодка дальнего действия времен второй мировой войны, но этим сходство и ограничивалось. По диаметру он почти вдвое превосходил обычную субмарину. По своим очертаниям предшественницы «Дельфина» все-таки напоминали надводный корабль, его же конструкция была совершенно цилиндрической, а нос напоминал не букву V, а правильную полусферу. Палубы у лодки практически не было, закругленные борта и оконечности плавно сходились в верхней части корпуса, образованная при этом дорожка, соединяющая нос и корму, была такой узкой, опасной и предательски скользкой, что на стоянке вдоль неё всегда протягивались специальные тросы-леера. Примерно в сотне футов от носа располагалась изящная и в то же время мощная боевая рубка, она возвышалась над палубой футов на двадцать и больше всего напоминала гигантский спинной плавник чудовищной акулы. По бокам у рубки, почти посредине, торчали косо срезанные вспомогательные рули глубины. Я попробовал разобрать, что там находится ближе к корме, но туман и мокрый снег, хлопья которого, кружась, все гуще летели с севера, от озера Лох-Лонг, помешали мне это сделать. Впрочем, мое любопытство постепенно гасло. Тоненький плащ не спасал от пронизывающего зимнего ветра, и я чувствовал, как спина у меня покрывается гусиной кожей.

– Нам ведь никто не приказывал околевать от мороза, – обратился я к Хансену. – Вон там ваша столовая. Ваши принципы позволяют принять угощение в виде чашечки кофе от широко известного шпиона доктора Карпентера?

Хансен ухмыльнулся и заявил:

– Что касается кофе, дружище, то все мои принципы помалкивают.

Особенно сегодня вечером. Почему никто не догадался нас предупредить насчет этих шотландских зим? – Оказывается, он не только выглядел, но и разговаривал, как настоящий ковбой. А уж в чем в чем, а в ковбоях я разбирался досконально: слишком часто выматывался так, что даже лень было встать и выключить телевизор. – Ролингс, сходи передай капитану, что мы прячемся от разбушевавшейся стихии.

Ролингс отправился к телефону, а Хансен повел нас к сияющей неоном столовой. Он пропустил меня в дверь первым и двинулся к стойке, в то же время другой моряк, краснолицый парень, повадками и габаритами напоминающий белого медведя, легонько подталкивая, оттеснил меня к столику в самом углу зала. Они явно старались исключить любые неожиданности. Подошедший вскоре Хансен сел сбоку от меня, а выполнивший приказание Ролингс – напротив. – Давно меня так ловко не загоняли в стойло, – одобрительно отметил я.

– Ну и подозрительный же вы народ!

– Зря вы так, – опечалился Хансен. – Мы просто три дружелюбных рубахи-парня, которые приучены выполнять приказы. Вот коммандер Свенсон тот и правда жутко подозрительный. Верно, Ролингс?

– Чистая правда, лейтенант, – без тени улыбки отозвался Ролингс. Наш капитан – он точно, очень бдительный.

Я попытался подъехать с другой стороны.

– Досадная помеха для вас, верно? На корабле ведь каждый человек на счету, особенно когда до отплытия остается меньше двух часов. Я не ошибаюсь? – спросил я.

– Вы говорите, говорите, док, – подбодрил меня Хансен. Однако в его холодных, голубоватых, точно арктический лед, глазах я не заметил ничего ободряющего. – Люблю послушать умные речи.

– Вы ведь отправляетесь в последний круиз. Ну и как? С охотой? доброжелательно поинтересовался я.

Они были настроены на одну волну, это уж точно. Даже не переглянувшись, абсолютно синхронно передвинулись на пару дюймов ближе ко мне, причем сделали это почти незаметно. Хансен, весело и простодушно улыбаясь, переждал, пока официантка выгрузит на стол четыре дымящиеся кружки кофе, потом произнес все тем же ободряющим тоном:

– Валяйте дальше, дружище. Нас хлебом не корми – дай послушать, как в столовых разбалтывают совершенно секретные сведения. Вам-то какой дьявол сообщил, куда мы отправляемся?

Я потянулся правой рукой за отворот пиджака, и в тот же миг Хансен мертвой хваткой сковал мое запястье.

– Мы не подозрительны, ей-богу, ничего подобного, – извиняющимся тоном пояснил он. – Просто нервишки у нас, у подводников, пошаливают: жизнь-то вон какая рисковая. И потом, у нас на «Дельфине» хорошая фильмотека, а в кино, сами знаете, если кто-то лезет за пазуху, то всегда по одной и той же причине. Во всяком случае, не для того, чтобы проверить, на месте ли бумажник.

Свободной рукой я тоже схватил его за запястье, оторвал его руку от своей и положил её на стол. Не скажу, что это было легко, в то же время на бифштексах для своих подводников, как видно, не экономят, но и кровеносные сосуды у меня при этом не лопнули. Вынув из внутреннего кармана пиджака свернутую газету, я положил её перед собой.

– Вы интересовались, какой дьявол сообщил мне, куда вы собираетесь плыть, – сказал я. – Да просто я умею читать, вот и все. Это вечерняя газета, полчаса назад я купил её в Глазго, в аэропорту Ренфру. Хансен задумчиво потер запястье, потом ухмыльнулся.

– Чем вы заработали свой диплом, док? Поднятием штанги?.. А насчет газеты – как это вы ухитрились купить её в Ренфру полчаса назад?

– А я сюда прилетел. На геликоптере.

– На вертушке? Правда? Да, я слышал, тарахтел тут один пару минут назад. Но это был из наших.

– Да, на нем буквами в четыре фута высотой было написано: «Военно-морские силы США», – подтвердил я. – Кроме того, пилот всю дорогу беспрерывно жевал резинку и во все горло расписывал, чем займется после возвращения в Калифорнию.

– Вы шкиперу про это сказали? – насел на меня Хансен.

– Да он мне слова не дал вымолвить!

– У него просто голова забита и хлопот полон рот, – сказал Хансен. Он развернул газету и бросил взгляд на первую полосу. Искать ему особо не пришлось: двухдюймовая шапка занимала целых семь колонок.

– Нет, вы только поглядите! – лейтенант даже не пытался скрыть раздражение и досаду. – Мы тут на цыпочках ходим в этой забытой Богом дыре, рты себе чуть ли не пластырем заклеиваем, чтобы не выболтать нашу великую тайну куда и зачем направляемся, а тут на тебе! Бери себе эту проклятую газетенку и получай во всех деталях самые страшные секреты прямо на первой странице.

– Вы смеетесь, лейтенант, – сказал человек с красным лицом, напоминающий белого медведя. Голос у него исходил, казалось, откуда-то из ботинок.

– Какие уж тут смешки, Забринский! – ледяным тоном отозвался Хансен. Можете сами прочесть, что тут написано. Вот смотрите: «Спасательная миссия атомной субмарины». И дальше: «Драматический рейд к Северному полюсу»… О Господи! К Северному полюсу! Еще и снимок нашего «Дельфина»… И нашего шкипера… Боже ты мой, да здесь и мой портрет тоже!

Ролингс протянул свою волосатую лапу и отогнул уголок газеты, чтобы получше рассмотреть плохонькую, нечеткую фотографию сидящего перед ним человека.

– Эта, что ли? Не очень удачная, правда, лейтенант? Но сходство это, ничего не скажешь, сходство заметное. Самую суть фотограф схватил!

– Много вы понимаете в фотоискусстве! – язвительно отреагировал Хансен.

– Лучше послушайте вот это:

«Данное совместное заявление предано гласности сегодня, за несколько минут до полудня /по Гринвичу/ одновременно в Лондоне и Вашингтоне:

«Учитывая критическое положение уцелевших сотрудников дрейфующей полярной станции «Зебра» и провал всех попыток спасти их или вступить с ними в контакт обычными средствами, командование Военно-морских сил США выразило согласие направить ядерную субмарину «Дельфин» со спасательной миссией в Арктику».

Сегодня на рассвете «Дельфин» возвратился на свою базу в Холи-Лох, Шотландия, из восточной Атлантики, где участвовал в продолжительных маневрах Военно-морских сил НАТО. Предполагается, что «Дельфин» (капитан коммандер Военно-морских сил США Джеймс Д. Свенсон) отправится в плавание сегодня, примерно в 7 часов вечера по Гринвичу. Это лаконичное коммюнике возвещает о начале наиболее опасной и наиболее отчаянной спасательной экспедиции за всю историю освоения Арктики. Только шестьдесят часов…»

– «Отчаянной» – кажется, так вы прочли, лейтенант? – Ролингс грозно насупился. – И как там ещё – «опасной»? Значит, капитан будет вызывать добровольцев?

– С какой стати? Я уже доложил капитану, что опросил всех восемьдесят восемь членов экипажа и все до единого оказались добровольцами.

– Что-то меня вы не спрашивали.

– Должно быть, пропустил ненароком… А теперь помолчите и дайте сказать слово своему старшему офицеру… «Только шестьдесят часов прошло с того момента, как весь мир был потрясен сообщением о бедствии, постигшем дрейфующую станцию «Зебра», единственную британскую метеостанцию в Арктике.

Знающий английский язык радиолюбитель из Бодо, Норвегия, поймал слабый сигнал SOS с вершины мира. Из последующего сообщения, полученного менее чем 24 часа назад британским траулером «Морнинг Стар» в Баренцевом море, стало ясно, что положение сотрудников, уцелевших после пожара, который возник на рассвете во вторник и уничтожил большую часть дрейфующей станции «Зебра», является исключительно тяжелым. С учетом того, что запасы горючего уничтожены полностью, а продовольствия уцелело незначительное количество, существуют сомнения относительно выживания уцелевших сотрудников станции, тем более что в ближайшее время в полярных областях ожидается понижение температуры до 50 градусов мороза.

Неизвестно, все ли домики, в которых жили и работали члены экспедиции, уничтожены.

Дрейфующая полярная станция «Зебра», основанная только летом этого года, по приблизительным расчетам, находится сейчас в точке с координатами 85 градусов 40 минут северной широты и 21 градус 30 минут восточной долготы, где-то в 300 милях от Северного полюса. Ее точное местоположение не может быть установлено из-за непрерывного дрейфа льдов. За последние тридцать часов сверхзвуковые бомбардировщики дальнего действия Военно-воздушных сил США, Великобритании и России вели непрерывные поиски станции «Зебра» в ледяных просторах Арктики Однако неопределенность положения дрейфующей станции, отсутствие в полярных широтах дневного света в данное время года и исключительно плохие погодные условия не позволили им установить точное местонахождение станции и вынудили вернуться на базу…» – Им и не надо было устанавливать точное местонахождение, возразил Ролингс. – Во всяком случае визуально. У этих нынешних бомбовозов такие приборы, что они даже птичку колибри засекли бы за сотню-другую миль.

Радисту на дрейфующей станции надо только непрерывно посылать сигнал, а они бы использовали это как маяк.

– А может, радист погиб, – угрюмо произнес Хансен – А может, у него рация накрылась. А может, горючего совсем нет, а без него и рация не работает… Какой там у него источник питания?

– Дизель-электрический генератор, – пояснил я. – А на худой конец, батареи из элементов типа «Найф». Возможно, он экономит батареи, используя их только в крайнем случае. Есть там ещё и ручной генератор, но у него ограниченные возможности.

– А вы-то откуда все это знаете? – тихо осведомился Хансен.

– Да где-то прочел, наверно.

– Где-то прочли… – он окинул меня лишенным всякого выражения взглядом и снова взялся за газету. «Согласно сообщениям из Москвы, самый мощный в мире ледокол с атомным двигателем «Двина» вышел из Мурманска около 20 часов назад и сейчас на большой скорости продвигается к району сплошного льда.

Однако специалисты не испытывают по этому поводу особых надежд, так как в это время года толщина ледяного покрова значительно возрастает, и он срастается в сплошной массив, сквозь который почти наверняка не сумеет пробиться ни одно судно, даже такое, как «Двина».

Использование субмарины «Дельфин» также не сулит больших надежд на спасение сотрудников станции «Зебра», которые, возможно, ещё остались в живых. Шансы на успех близки к нулю. Трудно ожидать, что «Дельфин» не только пройдет в подводном положении под толщей льда несколько сотен миль, но и сумеет отыскать терпящих бедствие, а также пробить сплошной массив льда в заданной точке. Но несомненно одно: если существует корабль, способный это совершить, то им является «Дельфин», гордость подводного флота США». Хансен умолк и несколько минут что-то читал про себя. Потом заключил:

– Ну, в общем-то это и все. Дальше там всякие подробности насчет устройства «Дельфина». И ещё смешная чепуховина про то, что экипаж «Дельфина» – это элита, лучшие из лучших в Военно-Морских силах Соединенных Штатов. Ролингс сделал вид, что уязвлен в самое сердце. Забринский, белый медведь с красным лицом, ухмыльнулся, выгреб из кармана пачку сигарет и пустил её по кругу. Потом согнал с лица улыбку и сказал:

– А интересно, что они вообще там делают, эти чокнутые, на крыше мира?

– Метеорологией занимаются, балда, – пояснил Ролингс. – Лейтенант же сказал об этом, ты что, не слышал? Слово длинноватое, конечно, тут я с тобой согласен, – снисходительно добавил он, – но справился он с ним неплохо. А чтоб тебе стало понятно, Забринский, – изучают погоду.

– И все равно они чокнутые, – проворчал Забринский. – За каким чертом они это делают, лейтенант?

– Это вы лучше спросите у доктора Карпентера, – сухо отозвался Хансен.

Мрачным, отрешенным взглядом он уставился сквозь зеркальные стекла окон на серые хлопья снега, летящие в загустевшей тьме, словно пытаясь разглядеть где-то там, вдалеке, жалкую кучку людей, обреченно дрейфующих к гибели в скованных морозом просторах полярных льдов. – По-моему, он знает обо всем этом гораздо больше меня.

– Кое-что знаю, – согласился я. – Но ничего зловещего или секретного. Метеорологи рассматривают сейчас Арктику и Антарктику как гигантские фабрики погоды, которые фактически формируют климат по всей планете. Ученым уже довольно хорошо известно, что происходит в Антарктике, а вот об Арктике они не знают почти ничего. Поэтому выбирают подходящую льдину, завозят туда домики, начиненные всякими разными приборами и специалистами, и пускают это все плыть вокруг полюса месяцев на шесть, а то и больше. Ваша страна уже два или три раза оборудовала такие станции. Русские имели их больше нас, если мне не изменяет память, главным образом, в Восточно-Сибирском море.

– А как эти станции устраивают, док? – полюбопытствовал Ролингс.

– По-разному. Ваши соотечественники предпочитают зимнее время, когда лед достаточно прочен, чтобы оборудовать аэродром. Сначала вылетают на разведку, обычно из Пойнт-Бэрроу на Аляске, подыскивают вблизи полюса подходящую льдину. Даже когда лед крепко смерзся и лежит сплошняком, эксперты научились определять, какие его куски останутся достаточными по размерам, когда наступит оттепель и появятся трещины. Потом по воздуху перебрасывают домики, оборудование, запасы и людей и постепенно там обустраиваются.

А русские предпочитают использовать морские суда в летнее время.

Обычно они рассчитывают на свой атомный ледокол «Двина». Он просто-напросто пробивается сквозь подтаявший лед, сваливает все в кучу на льдине и полным ходом убирается прочь, пока не начались сильные морозы. Вот таким же способом и мы забросили дрейфующую станцию «Зебра», нашу первую и пока единственную станцию. Русские одолжили нам «Ленин» – кстати, все страны охотно сотрудничают в метеорологических исследованиях, это всем приносит пользу – ну, и на нем мы доставили все, что нужно, далеко к северу от Земли Франца-Иосифа. Местоположение «Зебры» уже сильно изменилось: на полярные льды влияет вращение Земли, и они медленно двигаются к западу. Сейчас станция находится примерно в четырехстах милях к северу от Шпицбергена.

– И все равно они чокнутые, – заявил Забринский. Помолчав, он испытующе взглянул на меня. – А вы с туземного флота, что ли, док?

– Вы уж простите нашего Забринского, доктор Карпентер, холодно произнес Ролингс. – Уж мы учим его, учим, как вести себя в порядочном обществе, но пока без особого успеха. Ничего не попишешь, он ведь родился в Бронксе.

– А я и не собирался никого обижать, – невозмутимо откликнулся Забринский. – Я имел в виду Королевский военно-морской флот… Так вы оттуда, док?

– Ну, можно сказать, я туда прикомандирован.

– А, так вы человек вольный, как я понимаю, – Ролингс покачал головой.

– И чего это вам так приспичило прогуляться в Арктику, док? По-моему, там холодина зверская?

– Сотрудникам станции «Зебра» наверняка понадобится помощь врача.

Если, конечно, кто-то ещё остался в живых.

– Ну, у нас на борту и свой лекарь имеется, он тоже ловко обращается со стетоскопом. Так я, во всяком случае, слышал от тех, кто выжил после его лечения. Знахарь хоть куда!

– Ты, деревенщина! – одернул его Забринский. – Не знахарь, а доктор! – Да-да, именно так я и хотел выразиться, – язвительно уточнил Ролингс.. – Знаете, в последнее время слишком редко приходится общаться с интеллигентными людьми вроде меня, вот и проскакивают иногда оговорки. Но ясно одно: что касается медицины, наш «Дельфин» набит под завязку.

– В этом я не сомневаюсь, – улыбнулся я. – Но те, кто выжил, наверняка пострадали от пожара или обморожения, у них может развиться гангрена. А я как раз специалист в этих делах.

– Даже так? – Ролингс принялся внимательно изучать дно своей чашки. А вот интересно, как становятся специалистами в этих вопросах?

Хансен наконец пошевелился и отвел взгляд от черно-белой круговерти за окнами столовой.

– Доктор Карпентер у нас не на скамье подсудимых, – миролюбиво вмешался он. – Так что прокурорам я бы посоветовал заткнуться.

Они заткнулись. Эта небрежная, а порой и бесцеремонная фамильярность в отношениях офицера с подчиненными, эта атмосфера товарищества и терпимости в сочетании с грубоватыми шуточками и подковырками – с ними я уже встречался, правда, очень редко. Например, в славных экипажах фронтовых бомбардировщиков Королевских военно-воздушных сил. Подобные отношения складываются обычно в тесно связанной не только работой, но и бытом, группе высококвалифицированных специалистов, которые могут выполнять поставленные перед ними задачи только совместными усилиями. Такая фамильярность говорит вовсе не об отсутствии дисциплины, а как раз наоборот – о высочайшем уровне самодисциплины, о том, что каждый член такой группы ценит своего товарища не только как аса в своем деле, но и просто как человека. Несомненно, в этих содружествах существуют особые, неписаные правила поведения. Вот и здесь, на первый взгляд, Ролингс и Забринский вели себя с лейтенантом Хансеном развязно, малопочтительно, и тем не менее явственно ощущалась невидимая граница, которую ни один из них не переступал ни на шаг, Хансен же в свою очередь, даже одергивая подчиненных, ловко избегал командирских замашек, хотя периодически и не давал забыть, кто здесь является начальником. Ролингс и Забринский отстали от меня с вопросами и сцепились между собой, горячо обсуждая недостатки Шотландии вообще и Холи-Лох в частности как базы подводных лодок. В это время за окнами столовой проехал джип, под светом его фар закружился белый хоровод снежинок. Ролингс запнулся на полуслове и вскочил на ноги, потом задумчиво опустился на сиденье.

– Все ясно, – объяснил он. – Заговор расширяется.

– Вы заметили, кто это был? – спросил Хансен.

– Еще бы не заметил! Энди Бенди собственной персоной.

– Будем считать, что я этого не слышал, Ролингс, – ледяным тоном заметил Хансен.

– Это был вице-адмирал Военно-морских сил США Джон Гарви, сэр.

– Значит, Энди Бенди? – задумчиво произнес Хансен. И улыбнулся мне: – Адмирал Гарви – командующий Военно-морскими силами США в НАТО. Ну, доложу я вам, дело становится все увлекательнее. Хотел бы я знать, что он здесь делает.

– Не иначе как вот-вот начнется третья мировая война, провозгласил Ролингс. – И адмиралу самое время пропустить первый за день стаканчик до первого удара…

– Он случайно не с вами летел на вертушке из Ренфру сегодня? резко прервал его Хансен.

– Нет.

– А может, вы с ним знакомы?

– Даже имени его не слыхал раньше.

– Чем дальше в лес, тем больше дров, – пробормотал Хансен. В последующие несколько минут наш разговор стал пустым и бессмысленным: видимо, Хансен и его подчиненные доискивались про себя, с какой стати прилетел адмирал Гарви, а затем дверь столовой отворилась, и вместе с холодным ветром и снегом на пороге возник матрос в темно-синем бушлате. Он направился прямо к нашему столику.

– Вам привет от капитана, лейтенант. Будьте так добры, проводите доктора Карпентера к нему в каюту.

Хансен кивнул, встал и двинулся к выходу. На дворе уже лежал снег, тьма была хоть глаз выколи, а северный ветер прохватывал до костей. Хансен направился было к ближайшему трапу, но тут же остановился, увидев, как несколько матросов и портовых рабочих, чьи фигуры казались призрачными, расплывчатыми в бесконечном мельтешении слабо освещенного снега, осторожно вталкивают подвешенную торпеду в носовой люк. Повернувшись, он последовал к кормовому трапу. Мы спустились вниз, и здесь Хансен предупредил:

– Ступайте осторожнее, док, тут и поскользнуться недолго.

Это было верно, и одна только мысль о ледяной воде Холи-Лох, подстерегавшей мои неверный шаг, помогла мне действовать безошибочно. Мы поднырнули под брезентовый тент, прикрывающий кормовой люк, и по крутой металлической лесенке спустились вниз, в двигательный отсек, это было, сверкающее безукоризненной чистотой помещение, битком набитое выкрашенной в серый цвет аппаратурой и ярко освещенное не отбрасывающими тени флуоресцентными лампами.

– Может, глаза мне завяжете, лейтенант? – спросил я.

– Нет смысла, – ухмыльнулся Хансен. – Если у вас есть допуск, это лишнее. Если же нет допуска – тоже лишнее. Все равно вы не сможете, а точнее – вам не с кем будет поболтать о том, что вы здесь увидите, по крайней мере, несколько ближайших лет, пока вы будете разглядывать окружающий мир из-за тюремной решетки.

Что ж, он опять был прав. Мне оставалось только последовать за ним, и мы беззвучно зашагали по черному каучуковому покрытию палубы, минуя торчащие на пути огромные механизмы, которые я бы определил как турбогенераторы для выработки электроэнергии. Новое нагромождение приборов, дверь, за нею очень узкий проход длиною футов тридцать. Когда мы шли по нему, я почувствовал сильную дрожь под ногами. Где-то там, должно быть, размещался ядерный реактор «Дельфина». Наверняка он был именно здесь, прямо под нами. Я обратил внимание на круглые люки, расположенные на палубе вдоль всего прохода, скорее всего, они закрывали окна с защитными свинцовыми стеклами, служащие для осмотра и контроля и обеспечивающие максимально возможный доступ к ядерному оборудованию.

Конец прохода, ещё одна дверь с крепкими запорами – и мы, судя по всему, очутились в центральном посту «Дельфина». Слева размещалась отделенная переборкой радиорубка, справа – куча – мала приборов неизвестного мне назначения, а прямо впереди – большой штурманский стол. Дальше, за столом, виднелись массивные мачтовые опоры, а ещё дальше – двойной перископ с соответствующим оборудованием. Этот центральный пост по меньшей мере раза в два превышал те, что мне приходилось видеть на обычных подводных лодках, но все равно каждый квадратный дюйм его поверхности был занят аппаратурой, даже потолок нельзя было разглядеть: его покрывали хитроумно переплетенные кабели, фидеры и трубы всех диаметров и расцветок.

Передняя часть центрального поста была точной копией приборной доски современного многомоторного реактивного лайнера. Там располагались две отдельные штурвальные колонки авиационного типа, а за ними можно было разглядеть укрытые чехлами приборные доски. Перед колонками стояли два мягких кожаных кресла, они, насколько я смог заметить, были снабжены ремнями безопасности для фиксации штурвальных. Меня это немного удивило: на какие же кульбиты и взбрыки способен «Дельфин», если надо так привязываться.

На другом конце прохода, ведущего от центрального поста к носовой части корабля, виднелось ещё одно помещение, отделенное переборкой. Что там находилось, у меня не было времени разобраться. Хансен стремительно двинулся в проход, остановился у первой же двери слева и постучался. Дверь распахнулась, и перед нами возник коммандер Свенсон.

– Ага, вот и вы. Простите, что заставил ждать, доктор Карпентер. Мы отплываем в шесть тридцать, Джон… – это уже Хансену. – Успеете?

– Смотря как пойдет дело с загрузкой торпед, капитан. – Мы берем с собой только шесть.

Хансен поднял брови, но не стал возражать. Только спросил:

– Загружаем их прямо в аппараты?

– Нет, в стеллажи. Над ними ещё надо поработать.

– Запас не берем?

– Нет.

Хансен кивнул и удалился. Свенсон пригласил меня в каюту и закрыл за мной дверь. Если сравнивать с телефонной будкой, то каюта Свенсона выглядела все же попросторнее, но не настолько, чтобы впадать от этого в восторг. Откидная койка, складная ванна, крохотный письменный стол со стулом, легкое складное кресло, сейф, несколько контрольных приборов над койкой – вот и все, что здесь было. Если бы вам взбрело в голову станцевать твист, вам пришлось бы изгибаться самым немыслимым образом, не сдвигая ног с центра каюты.

– Доктор Карпентер, – сказал Свенсон, – позвольте представить вам адмирала Гарви, командующего Военно-морскими силами США в НАТО.

Адмирал Гарви поставил стакан, который держал в руке, встал со стула и протянул мне руку. Когда он стоял вот так, ноги вместе, я не мог не обратить внимание на изрядный просвет между его коленями и понял, наконец, смысл его прозвища Энди Бенди: адмирал родился если не ковбоем, как Хансен, то уж точно кавалеристом. Это был высокий мужчина со здоровым цветом лица, белыми волосами, белыми бровями и блестящими голубыми глазами. В его облике проглядывало что-то невыразимое словами, но присущее старшим морским офицерам всего мира; независимо от расы и государственной принадлежности. – Рад познакомиться, доктор Карпентер, – сказал он. – Извините за, гм, не слишком радушный прием, но коммандер Свенсон действовал строго по инструкции. Его люди позаботились о вас?

– Они позволили мне купить им по чашечке кофе в столовой.

– Все они неслухи, эти ядерщики… Боюсь, что известное всему миру американское гостеприимство оказалось под угрозой. Виски, доктор Карпентер?

– А я слышал, что на американских кораблях сухой закон, сэр.

– Вот именно, сынок, вот именно. Кроме небольшого запаса для медицинских целей, разумеется. Это из моего собственного резерва… он извлек карманную фляжку размером с солдатскую баклагу, потянулся за стаканчиком для чистки зубов. – Рискнув посетить заброшенные скалы в Шотландии, предусмотрительный человек принимает необходимые меры… Я обязан извиниться перед вами, доктор Карпентер. Я встречался вчера вечером с адмиралом Хьюсоном и собирался прилететь сюда ещё утром, чтобы убедить коммандера Свенсона взять вас на борт, но, увы, опоздал.

– Убедить, сэр?

– Да, убедить, – он вздохнул. – Капитаны наших ядерных субмарин, доктор Карпентер, люди тяжелые и обидчивые. Свои корабли они рассматривают как безраздельную собственность, порой можно подумать, что каждый из них главнейший держатель акций «Электрик Боут Компани» в Гротоне, где почти все эти лодки строились… – он поднял стакан. – Удачи коммандеру и вам!

Надеюсь, вы сумеете отыскать этих чертовых бедолаг-погорельцев. Но я бы оценил ваши шансы на успех как один из тысячи.

– И все же, думаю, сэр, мы их найдем. Вернее, коммандер Свенсон их отыщет.

– Откуда такая уверенность? – он помедлил. – Интуиция?

– Можно и так назвать. Он поставил стакан, глаза его потухли.

– Должен признаться, адмирал Хьюсон так ничего толком про вас и не сообщил. Так кто же вы, доктор Карпентер? Чем занимаетесь?

– Наверно, он все-таки сообщил вам это, адмирал. Я просто врач, прикомандированный к Военно-морским силам для выполнения…

– Морской врач?

– Ну, не совсем… Я…

– Вы штатский, что ли?

Я кивнул. Адмирал и Свенсон обменялись многозначительными взглядами, даже не потрудившись скрыть их от меня. Если у них вызвала бурную радость перспектива иметь на борту новейшей, секретной американской субмарины не просто иностранца, а вдобавок ко всему и штатского, то они скрыли эту радость весьма умело. Адмирал Гарви только сказал:

– Ну что ж, продолжайте.

– Да это, в общем-то, и все. По заказу флота я исследую влияние на здоровых людей окружающей обстановки. Скажем, как люди реагируют на экстремальные условия Арктики или тропиков, как они переносят невесомость во время имитации полетов в космосе или высокое давление, когда им приходится покидать затонувшую подлодку. В основном…

– Подлодку… – адмирал Гарви мигом вцепился в это слово. – Значит, вы ходили в море на подводных лодках, доктор Карпентер. Я имею в виду в настоящее плавание?

– Приходилось. Мы обнаружили, что никакая имитация не может заменить реальной эвакуации экипажа с глубины.

Лица у адмирала и Свенсона стали ещё более удрученными. Иностранец плохо. Штатский – ещё хуже. Но штатский иностранец, имеющий опыт работы на подводных лодках, – это вообще ни в какие ворота не лезет. Сообразить, что они думают, мне было нетрудно. Я бы на их месте тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

– А почему вас так интересует дрейфующая станция «Зебра», доктор Карпентер? – резко спросил адмирал.

– Приказ направиться туда я получил от Адмиралтейства, сэр.

– Это я знаю, это я знаю, – устало проговорил Гарви. – Адмирал Хьюсон мне все прекрасно объяснил. Но почему именно вы, Карпентер?

– Я немного знаком с Арктикой, сэр. И известен как специалист в области лечения людей, подвергшихся продолжительному воздействию арктической среды, обмороженных и заболевших гангреной. Вероятно, я смогу спасти руки, ноги, а то и жизнь тем людям, которым ваш бортовой врач не сумеет оказать нужной помощи.

– За пару часов я собрал бы здесь полдюжины таких специалистов, спокойно возразил Гарви. – В том числе и офицеров Военно-морских сил США.

Нет, этого недостаточно, Карпентер.

Дело осложнялось. Пришлось заехать с другой стороны. Я сказал:

– Мне хорошо известна дрейфующая станция «Зебра». Я помогал выбирать место её расположения. Я помогал оборудовать городок. Начальник станции майор Холлиуэлл – мой старый и очень близкий друг. Последняя фраза была правдивой только наполовину, но я чувствовал, что сейчас не время и не место что-то менять в моей версии.

– Ну, хорошо, хорошо, – задумчиво произнес Гарви. – Но вы по-прежнему стоите на том, что вы – самый обычный врач?

– Я выполняю разные задания, сэр.

– Разные задания? В этом я не сомневаюсь… И все-таки, Карпентер, если вы всего лишь заурядный лекарь, то как вы мне объясните вот это? – он взял со стола бланк радиограммы и протянул его мне. – Коммандер Свенсон сделал по радио запрос в Вашингтон относительно вас. Это мы получили в ответ.

Я взглянул на бланк. Там было написано: «Репутация доктора Карпентера не вызывает сомнений. Вы можете доверять ему полностью, повторяю – полностью. При необходимости ему должны быть предоставлены любые средства и любое содействие, за исключением тех, что ставят под угрозу безопасность вашей субмарины или жизнь членов вашего экипажа». Радиограмму подписал начальник управления военно-морских операций.

– Весьма порядочно со стороны начальника управления, должен вам заметить, – я вернул радиограмму адмиралу. – Получив такую рекомендацию, о чем вы ещё беспокоитесь? По-моему, это любого должно устроить.

– Меня это не устраивает, – угрюмо заметил Гарви. Именно на мне лежит исключительная ответственность за безопасность «Дельфина». Эта депеша дает вам в какой-то степени карт-бланш действовать так, как вы сочтете необходимым, вы даже можете потребовать от коммандера Свенсона, чтобы он действовал вразрез со своими планами. Этого я не могу допустить.

– А какое теперь имеет значение, можете вы или не можете это допустить? Вы получили приказ. Почему вы его не выполняете? – Он не врезал мне в челюсть.

Он даже глазом не моргнул. Похоже, его самолюбие даже не было уязвлено тем, что от него скрывали причину моего приезда сюда. Кажется, и в самом деле единственное, что его беспокоило, была безопасность подводной лодки. Он заявил:

– Если я решу, что для «Дельфина» важнее продолжать нести свою боевую вахту, чем мчаться сломя голову к черту на кулички, или если я посчитаю, что ваше пребывание на борту опасно для подводной лодки, я имею право отменить приказ НВМО. Я сам командующий и нахожусь здесь, на корабле. И меня все это не устраивает.

Ситуация все больше запутывалась. Адмирал меня не запугивал, он явно так и собирался поступить: как видно, он был из тех, кому наплевать на последствия, если они чувствуют свою правоту. Я взглянул на своих собеседников, взгляд этот был медленный, раздумчивый, я надеялся, что в нем отразились сомнения и колебания. На самом же деле я лихорадочно заготавливал подходящую сказочку, которая была бы убедительной для обоих моряков. После того как я вдоволь поколебался и поразмыслил, я понизил голос на несколько децибел и проговорил:

– Эта дверь не пропускает звуков?

– Более-менее, – ответил Свенсон. Подлаживаясь под меня, он тоже заговорил вполголоса.

– Я не хочу вас оскорблять и не потребую, чтобы вы поклялись сохранять тайну и все такое прочее, – ровным тоном произнес я. – Но хочу зафиксировать, что на меня было оказано сильное давление и я открываю вам некоторые вещи только из-за угрозы адмирала Гарви не допустить меня на борт, если я не удовлетворю ваши пожелания.

– На меня это не подействует, – заявил Гарви, – Как знать!.. Ну, ладно, джентльмены, факты таковы. Официально «Зебра» считается метеорологической станцией министерства авиации. Действительно, она принадлежит министерству авиации, но только пара сотрудников из всех является специалистами-метеорологами. Адмирал Гарви снова наполнил зубной стаканчик и молча передал его мне, лицо его при этом оставалось неподвижным.

Старикан определенно умел скрывать свои мысли.

– Зато, – продолжал я, – среди сотрудников вы можете найти лучших в мире специалистов в области радиотехники, радиолокации, вычислительной и измерительной техники, даже теплолокации, а собранная там аппаратура является вершиной научной мысли. Неважно как, но нам удалось установить последовательность сигналов, которые русские посылают в последнюю минуту перед запуском ракеты. На станции «Зебра» установлена огромная параболическая антенна, способная перехватывать и усиливать подобные сигналы сразу же после их передачи. Радиолокатор и инфракрасный радар дальнего действия мгновенно определяют пеленг цели, и уже через три минуты после запуска выдают высоту и направление полета ракеты с самыми незначительными погрешностями. Все это, как вы понимаете, делается с помощью компьютеров. Еще через минуту эту информацию получают все противоракетные станции между Аляской и Гренландией. Еще минута – и стартуют противоракеты на твердом топливе с инфракрасным наведением. Таким образом, ракеты противника будут перехвачены и уничтожены, не нанеся никакого ущерба, высоко над просторами Арктики. Если вы посмотрите на карту, то увидите, что в настоящее время дрейфующая станция «Зебра» находится практически всего лишь в двух шагах от стартовых позиций русских ракет. Она на многие десятки и даже сотни миль ближе к ним, чем объекты системы дальнего обнаружения ракет. Словом, это новый уровень нашей обороны.

– В этих вопросах я мелкая сошка, – спокойно заметил Гарви. – Я и знать не знал ни о чем подобном.

Меня это не удивило. Я и сам ни о чем подобном не слышал, я просто выдумал все это минуту назад. Интересно только, как поведет себя командир Свенсон, когда, а вернее – если попадет на станцию «Зебра». Ну, да ладно, когда гром грянет, тогда и будем креститься. А пока меня заботило только одно: попасть на станцию.

– Во всем мире, продолжал я, – едва ли найдется дюжина людей, помимо персонала самой станции, которым все это известно. Ну, а теперь и вы это знаете. И можете сами оценить, как жизненно важно для свободного мира, чтобы станция продолжала функционировать. А если что-то произошло, то необходимо как можно скорее установить, что именно произошло, и быстро вновь привести станцию в рабочее состояние.

– Я остаюсь при своем мнении: вы – не простой врач, – улыбнулся Гарви.

Коммандер Свенсон, сколько времени вам потребуется на подготовку?

– Загрузить торпеды, пополнить продовольственный НЗ, прихватить теплую одежду для Арктики – вот и все, сэр.

– И только-то? Вы же говорили, что собираетесь немного понырять возле базы, чтобы проверить маневренность лодки под водой. Сами знаете, недокомплект торпед смещает центр тяжести.

– Да, собирался – пока не услышал рассказ доктора Карпентера. Но теперь я так же, как и он, хочу как можно скорее попасть на станцию, сэр. Посмотрю, есть ли нужда в срочной проверке рулей, если нет, мы разберемся с этим уже в пути.

– Что ж, это ваш корабль, – согласился Гарви. – Кстати, где вы поселите доктора Карпентера?

– Можно втиснуть койку в каюту старшего помощника стармеха, Свенсон улыбнулся мне. – Я уже приказал отнести туда ваш чемодан.

– И как вам замок? Надежный, правда? – поинтересовался я. К его чести, он слегка покраснел.

– Впервые в жизни увидел на чемодане замок с шифром, – признался он.

– Именно это, как и то, что мы не сумели его открыть, сделало нас с адмиралом такими подозрительными. Мне понадобится кое-что обсудить с адмиралом Гарви, так что я прямо сейчас провожу вас в каюту. Обед сегодня в восемь вечера. – Спасибо, но я, пожалуй, обойдусь без обеда.

– Могу вас заверить, улыбнулся Свенсон, – что на «Дельфине» ещё никто не страдал от морской болезни.

– И все же я предпочитаю поспать. Я не смыкал глаз почти трое суток, а последние пятьдесят часов без перерыва провел в дороге. Я просто устал, вот и все.

– Дальняя у вас была дорога, – снова улыбнулся Свенсон. Улыбка вообще почти не сходила у него с лица, и, по всей видимости, находились лопухи, принимавшие её за чистую монету. – И где же вы были пятьдесят часов назад, доктор?

– В Антарктике.

Адмирал Гарви взглянул на меня с видом оскорбленного аристократа, но тем дело и ограничилось.