"t" - читать интересную книгу автора (Пелевин Виктор Олегович)

IV

Т. сразу же заснул. Ему приснился короткий беспокойный сон — он говорил с княгиней Таракановой, и беседа была очень похожа на только что завершившуюся, но в конце княгиня сделала строгое лицо, накинула на голову тёмный плат и превратилась в нарисованного на стене чёрного ангела.

Проснувшись, Т. увидел, что блюдо, на котором лежал сделанный из рыб дракон, исчезло: мифологическую метафору, видимо, уже доедали гребцы и слуги.

«Какая гадость эта составная рыба, — подумал он. — И ведь в словах княгини почти невозможно найти брешь. Единственный вопрос — это о смысле устроенного подобным образом мира. Надо поинтересоваться, что говорил на эту тему покойный князь…»

Но спросить в пустой столовой было некого — княгиня ещё не вернулась.

Уже темнело. Комнату наполнил синеватый сумрак, и античные статуи, стоявшие у стен, преобразились — полутьма сделала их белизну мягкой и почти телесной, словно вернув то время, когда эти изувеченные лица и торсы были живыми. Но взгляды каменных глаз оставались холодными и равнодушными — и под ними человеческий мир казался смешным и суетливым фокусом.

Внезапно Т. ощутил тревогу. Что-то было не так.

Встав, он подошёл к двери на палубу и открыл её. За ней никого не оказалось.

Т. понял, что его насторожило — размеренный плеск воды больше не был слышен. Подойдя к борту, он посмотрел вниз. Неподвижные вёсла торчали во все стороны. Кораблём никто не управлял — он плыл по течению, постепенно поворачиваясь к берегу носом.

В дальнем конце палубы промелькнула быстрая тень.

— Кто здесь? — позвал Т. — Отзовитесь!

Ответа не последовало.

Т. вернулся в столовую, нашёл на столе спички и зажёг керосиновую лампу. Комната сразу изменилась: огонёк изгнал из мраморных статуй их сумрачные души, и тёмно-синий вечер за окном превратился в чёрную ночь.

Т. оглядел комнату в поисках какого-нибудь оружия.

На стене тускло поблёскивала гладиаторская экипировка: тяжёлый шлем с рогом, круглый бронзовый щит и копьё, кончавшееся с одной стороны широким лезвием, а с другой — массивным круглым набалдашником, к которому была привязана длинная верёвка, обмотанная вокруг древка. Под копьём висела табличка со словами:

МЕТАТЕЛЬНАЯ САРИССА

Древко выглядело крепким и новым, но металлические части, похоже, были настоящей античной бронзой.

Шлем оказался тесным, рассчитанным на древний маленький череп — он неприятно сдавил голову. Продев руку в кожаные петли щита и подхватив сариссу, Т. взял другой рукой лампу и вернулся на палубу. Она по-прежнему была безлюдной.

Сделав несколько шагов, Т. краем глаза заметил движение рядом и резко повернулся. Перед ним стоял бородатый воин в рогатом шлеме и халате — по виду типичный персиянин из армии Дария. В одной руке у воина была лампа, в другой — щит и копьё.

Это было его собственное отражение в одном из окон.

«Каким идиотом я выгляжу», — подумал Т.

Добравшись до кормы, он спустился по знакомой лестнице и осторожно открыл украшенную изображением Аполлона дверь.

Все люди в трюме были мертвы.

Это стало ясно с первого взгляда. Т. пошёл по проходу между скамьями, внимательно глядя по сторонам.

На мёртвых лицах не было гримас страдания — скорее, открытые глаза усопших глядели на что-то, оставшееся в прошлом, с недоумением и досадой.

Т. заметил что-то вроде тонкой щепки, торчащей из шеи одного гребца. Склонясь над мертвецом, Т. поднёс лампу ближе и увидел маленькую стрелу, похожую на зубочистку с пёрышком на конце. Такая же торчала из плеча соседнего трупа.

В трюме сильно пахло керосином. Кто-то успел полить им и тела, и пол, и скамьи — на это ушёл целый бидон, валявшийся теперь в проходе.

Пройдя дальше, Т. заметил слуг из столовой, одетых в туники с серебряной вышивкой. А затем — саму княгиню Тараканову.

Она сидела в узком пространстве между скамьями, прислонясь спиной к стене; на её лице застыла удивлённая полуулыбка. Стрела-зубочистка попала ей в щёку. На полу перед ней блестели осколки блюда со щукой.

Рядом с Таракановой лежали Луций и четверо неизвестно откуда взявшихся монахов-чернецов, трупы которых смотрелись в таком окружении совсем странно — словно это были жертвы последнего антихристианского эдикта. Видимо, смерть настигла их всех почти одновременно. Один из монахов, упавший на скамью для гребцов, держал в руках странного вида рыболовную сеть с похожими на лезвия кристаллами хрусталя или кварца, привязанными к ячейкам.

С минуту Т. заворожённо глядел на искры света в кристаллических гранях, а затем дверь трюма открылась, и на пол упал бледный луч карбидного фонаря.

— Граф Т… Боже мой, в каком виде. А знаете, вам идёт этот наряд. Из вас вышел бы недурной гоплит.

Лицо стоящего у двери было скрыто полосой тени, но Т. узнал голос.

— А вы выглядите на редкость безобразно, Кнопф, — сказал он.

Действительно, Кнопф смотрелся не лучшим образом — его мокрый пиджак был покрыт пятнами жирно блестевшей грязи или тины.

— Это сделали вы? — спросил Т., указывая на трупы.

— Нет, — ответил Кнопф. — Не я, а стрелы духового ружья, смазанные экстрактом цегонии остролистой.

— Что это такое?

— Растение из амазонской сельвы, которое обладает весьма особенными свойствами. Ботаники называют её «cegonia religiosa».

— А кто стрелял?

— Хотите узнать? — отозвался Кнопф. — Извольте.

Он сунул руку за пазуху и вынул оттуда нечто, сперва напомнившее Т. кожаный кошель. Но когда предмет попал в луч фонаря, стали видны седые волосы и презрительно сморщенные чёрные глазницы.

Это была высушенная человеческая голова на длинной пряди волос — даже не голова, потому что из неё вынули череп, а просто сушёное лицо. От него отходил длинный мундштук. Кнопф поднёс его ко рту и дунул.

Раздался низкий вибрирующий звук, похожий на крик ночного зверя. Т. услышал шлёпанье босых ног, и по лестнице в трюм скатилось пятеро крохотных существ, одетых в карнавальные фраки, разноцветные жилеты и цилиндры; всё это было мокрым и грязным, в таких же пятнах тины, как на одежде Кнопфа. Обступив Кнопфа, они замерли на месте.

— Вы вовлекли в свои мерзости детей? — брезгливо спросил Т.

— Это не дети, а амазонские индейцы, безжалостные и опытные убийцы. Они не вырастают выше двух аршин. Младшему из них около сорока лет.

— Зачем тогда этот дурацкий маскарад?

— Единственный способ не привлекать внимания в пути, граф, это перевозить наших маленьких друзей под видом цирковых коротышек. Оно, конечно, хлопотно, но приносимая ими польза искупает все трудности. Они действуют совершенно бесшумно, а по своей убойной силе могут сравниться с пулемётной командой…

Пока Кнопф говорил, Т. поставил лампу на лавку и незаметно сбросил верёвочный моток с копья на пол.

— Трудно представить себе что-нибудь бездарнее убийства беззащитных людей с помощью яда, — сказал он.

Кнопф хитро покрутил пальцем в воздухе.

— Не всё так просто! Их убил не яд. Их убило безверие.

— Что вы имеете в виду?

— Знаете ли вы, почему цегония остролистая называется также «религиозной»? В ней содержится не просто яд, а особый алкалоид с сильным избирательным действием. Он не действует на человека, безусловно и глубоко верующего.

— В кого? В Бога?

— В Провидение, Высшую Силу, Истину, Будду, Аллаха — неважно, как вы это назовёте. Главное, чтобы вера была искренней. Когда-то такой яд использовали индейские колдуны для своих магических обрядов, а во времена конкисты про его свойства узнали, потому что он не действовал на некоторых католических миссионеров, хотя убивал обычных грабителей-конкистадоров…

Т. перевёл взгляд на покрытый трупами пол. Под сермягой на груди ближайшего гребца тускло блестел медный крест.

— Так вот, — продолжал явно любующийся собой Кнопф, — перед экзекуцией всем этим несчастным, включая хозяйку, было предложено помолиться. Как видите, ни у кого не нашлось веры даже с горчичное зерно.

Т. поглядел на труп княгини Таракановой.

— Но зачем ваша амазонская сволочь убила эту бедную женщину, которая в жизни не обидела и мухи?

— Представьте заголовки петербургских газет, — сказал Кнопф. — «Пожар на яхте сумасбродной помещицы…» Или так — «Отлучённый от церкви граф празднует огненную помолвку с княгиней-язычницей…» Экстравагантная смерть не вызовет ни у кого подозрений. Ни один коронёр не заметит крошечных ранок на обгоревших трупах.

Т. медленно передвинул ногу и наступил на конец размотавшейся верёвки, прижав его к полу.

— Ну а ваш античный шлем, — продолжал Кнопф, — послужит лишним доказательством давно ходящих слухов о вашем помешательстве, граф.

С этими словами он постучал себя пальцами по голове.

— Неплохо, Кнопф, — сказал Т. — Но в ваших рассуждениях есть одна слабость.

— Какая же?

— Вы обратили внимание на мой шлем. Но не обратили на копьё.

Т. перекинул сариссу в свободную руку и показал её Кнопфу. Тот растянул губы в улыбку.

— Ваше упрямство вызывает уважение — хотя, конечно, отнимает силы и время. Вот только как же ваш знаменитый принцип непротивления злу? Боюсь, что в этом зловонном трюме вам не удастся соблюсти его в полной мере…

— Забота о моих принципах очень трогательна, — ответил Т. — Но я следую им применительно к обстоятельствам.

— Ну что ж, — промурлыкал Кнопф, — давайте узнаем, есть ли в вас истинная вера… Вам, наверно, и самому ужасно интересно?

Он поднял ко рту свой жуткий мундштук и издал два сиплых гудка.

В руках индейцев-фрачников появились короткие духовые трубки. Они вскинули своё оружие к губам; в ту же секунду Т. присел на корточки, закрывшись щитом. Раздалось несколько звонких щелчков о металл, а вслед за этим Т. страшно прокричал:

— Поберегись!

И швырнул копьё в ближайшего из индейцев.

Раздался глухой вой — скорее звериный, чем человеческий. Несчастный упал. Т. рванул на себя верёвку, и окровавленное копьё опять оказалось в его руке.

— Поберегись! — крикнул он снова.

Бросок, и второй карлик повалился на пол рядом с первым. Третий успел перезарядить свою духовую трубку и выстрелить, прежде чем его сразило копьё. Острый шип воткнулся Т. в плечо.

В ту же секунду он почувствовал во рту металлический вкус; в голове загудело, а перед глазами заплясали разноцветные пятна.

«Ариэль, — вспомнил он, — Ариэль…»

Пелена перед глазами сразу исчезла, и головокружение кончилось так же внезапно, как началось.

В Т. попало ещё два отравленных шипа — один в ногу, другой в кисть руки. Но яд больше не оказывал действия, и вскоре последний фрачник упал на пол, обливаясь тёмной кровью.

— Поберегись… — хрипло выдохнул Т.

— В этот раз ваше напутствие несколько опоздало, — меланхолично заметил Кнопф. — Впрочем, бедняга всё равно не понимал по-русски… Вы не устаёте меня удивлять, граф. Причём удивлять неприятно.

Вынув из кармана револьвер, он попятился к лестнице. Закрываясь щитом, Т. шагнул за ним следом. Грохнул выстрел; пуля под острым углом ударила в щит и отрикошетила в потолок.

Кнопф вновь поднял револьвер, тщательно прицелился и выстрелил. Керосиновая лампа, стоявшая на лавке, подскочила и, лопнув, упала на пол. По доскам поползли жёлто-голубые огненные змеи. На лице Кнопфа появилась ухмылка.

— Что ж, — сказал он. — Кому суждено сгореть, тот не умрёт от яда…

Он навёл револьвер на Т., и тот вновь выставил перед собой щит. Но Кнопф не стрелял — он просто держал Т. на мушке, дожидаясь, пока пламя расползётся по трюму.

Запахло палёным мясом. Т. чувствовал, что жар подступает со всех сторон; щит в его руке стал нагреваться.

— Прощайте, граф, — сказал Кнопф. — Счастливой дороги в Аид.

С этими словами он захлопнул за собой украшенную Аполлоном дверь.

Т. огляделся. Пустой вёсельный люк, через который он попал на корабль, теперь был отрезан непроходимой стеной огня. Бросив щит, Т. подскочил к ближайшему веслу, яростным усилием вырвал его из уключины и вытолкнул за борт. Затем он сорвал уже тлеющий халат, протиснулся сквозь узкий лаз, упал в холодную воду, нырнул и поплыл прочь от обречённого судна.

Отплыв, насколько хватило дыхания, он вынырнул и оглянулся. Баржа горела; Т. увидел привязанную к её корме лодку, куда перебирались подручные Кнопфа. Сам Кнопф был уже в лодке.

— Вон он! — крикнул один из преследователей. — Глядите, вон он плывёт!

Т. сделал глубокий вдох и нырнул за миг до того, как по воде защёлкали пули.