"Эпицентр" - читать интересную книгу автора (Партыка Кирилл)

ГЛАВА 7

Территория завода тоже буйно заросла кустарником и молодыми деревьями. Учитывая их ускоренный рост в Зоне, нам пришлось пробираться почти по лесу. Но Ольга знала дорогу. У нее в руках я не видел никакого плана или карты. Маршрут, похоже, ей вдолбили накрепко — ночью разбуди, не ошибется.

В зарослях странными чужими голосами кричали какие-то твари. Один раз впереди через заросли наперерез нам проломился кто-то большой, тяжелый, громко хрустя ветвями и сминая стоявшие на пути кусты. Я сделал знак остановиться и помалкивать. Там, в чаще, разгуливал медведь. Медведь в Зоне, конечно, не то, что Тигр. Но встречаться с ним все равно не стоило.

Пока мы сидели на корточках, притаившись, я раздумывал о том, что хищники остались хищниками, но не везде. Тигры, конечно, превратились в монстров, а вот медведи попадались сугубо травоядные. Внешне такие почти не изменились, только сделались помельче, и шерсть у них поголовно рыжая и пушистая, как у лисы. А те, что полностью перешли на мясной рацион, наоборот, выросли, головы у них стали плоскими, с широченной пастью, в которой торчали ряды волчьих зубов. Они больше не вставали на удлинившиеся задние лапы и охотились, догоняя добычу и прыгая ей на холку. Совсем не по-медвежьи.

Травоядных: косуль, изюбров и сохатых Чума ли, Зона — тоже не обошла стороной. Волков давным-давно никто не видел. Косули почти вымерли, сохатые попадались редко, и рога на их головах срослись в какой-то немыслимый костяной гребень. А вот изюбры… Их расплодилось множество. И они тоже поделились надвое. Одни по-прежнему паслись и убегали от хищников, а другие покрылись чем-то вроде костяного панциря, отрастили на лбу по одному острому, чуть изогнутому рогу и сделались похожи на мифических Единорогов со старинных гравюр. Эти от хищников не бегали. С их броней и вооружением они могли одолеть даже медведя. Только Тигров они боялись безоглядно и старались не попадаться им на пути. Забодав и затоптав остроконечными копытами врага, эти псевдоизюбры норовили полакомиться его мясом. У них пока это плохо получалось — зубы не те. Но если Профессор прав насчет эффекта Калипсо, дайте срок. Появятся у них вполне подходящие зубы.

Кабаны, как и домашние свиньи, частью передохли, а частью выжили. Причем кончина их была почти как у людей: желтая пыль и трухлявые костяки в итоге. Недаром говорят, что свиньи генетически очень близки к людям. (Черт возьми! С годами я все больше убеждался, что многие — не только генетически.)

С мелюзгой вообще творилась чертовщина. Некоторые, например, сбивались в стаи и срастались между собой. Так и околевали. Сперва я наталкивался на кучки скелетов. Но однажды увидел стайку еще живых… Меня чуть не вырвало.

Вообще то, что происходило с флорой и фауной в Зоне, на мой взгляд, носило какой-то шизоидный оттенок. Казалось, звери и растения по чьему-то злому, глумливому волшебству превращаются в тварей, которые сами страдают от своих превращений. Иногда, как сохатые, они становились просто отталкивающими уродами; иногда, вопреки естеству и физическому строению, натужно старались переделаться во что-то противоположное. Они не болели, они просто менялись, будто в кошмарном сне или старом шлягере, где бестолковый маг «сделать хотел грозу, а получил козу» невероятных форм и с розовой полосой. У той козы, помнится, возникла нелепая путаница с ногами и рогами. Что-то подобное творилось и в Зоне.

Треск впереди наконец стих, и мы отправились дальше. Ольга шагала первой. Минут через десять из зарослей выступила приземистая громада цеха. Ворота были приоткрыты, хоть на таком заводе им полагалось постоянно пребывать на запоре. Определенно, рабочие места здесь покидали в панике.

Ольга приблизилась к широкой щели между громадными железными створками и заглянула внутрь. Подтянулись и мы с Профессором.

От входа вниз вела широкая бетонная лестница, вдоль которой был пристроен ленточный транспортер. Лента почему-то обросла волокнистым бурым мхом и выглядела косматой. Что мох нашел в резине? Но он определенно ею питался.

Светя фонарями, мы стали спускаться по лестнице.

В цехе стояла почти полная темнота. Лишь просачивались скупые пучки света из не то крохотных оконец, не то отдушин под самым потолком. Потолок нависал довольно низко и давил. Цех оказался полупустым. Кое-где на своих мудреных станинах косо торчали баки, которые прежде вращались, разогревая, перемешивая и доводя до тестообразного состояния гранулированную взрывчатку. Потом этим «тестом» начиняли бомбы и снаряды. Назначения других механизмов я не знал. Бывшая служба лишь отчасти познакомила с военным производством.

Под потолком, сиротливо свесив тросы с крюками, торчала кран-балка. Многие постаменты пустовали. Станки и агрегаты еще задолго до Чумы демонтировали и увезли на металлолом. Некоторые машины стояли с развороченным нутром — из них «добывали» ценные металлы. С этого разгрома, надо полагать, как и везде, кормилось не только начальство, кое-что перепадало и работягам. Чтоб не бузили и не перемерли с голоду. Большинству жителей Индустриального уехать было просто некуда. У стены я заметил несколько составленных в ряд открытых бомбовых корпусов, их так и не успели заправить содержимым.

Один особо громадный агрегат в стиле ретро привлек мое внимание. Я не удержался, остановился и принялся искать маркировку. Вскоре я обнаружил латунную табличку под слоем наросшей жирной грязи. Интересная оказалась табличка. Она возвещала, что устройство изготовлено на Уральском заводе братьев таких-то в… 1898 году. Выходит, больше ста лет проработала машина. А на металлолом ее не свезли (хоть металла в ней было, наверно, тонн пятнадцать) потому, что просто своротить и транспортировать этого динозавра оказалось не по силам.

В другом месте свет фонаря выхватил на полу обширную засохшую белесую лужу. Ольга насторожилась. Я сперва тоже притормозил, опасаясь, что это какая-то очередная, не известная мне пакость Зоны. Но, присмотревшись, расслабился. Один мой приятель рассказывал, что на таких заводах, эвакуированных в наши края еще в Отечественную и заработавших прямо с колес под открытым небом, технологии, так сказать, законсервировались. Например, из тех самых баков разжиженную взрывчатку бабы-работяги черпали… ведрами, закрепленными на длинных палках, и таскали к бомбовым корпусам. Начиняли их, как вафлю мороженым, как бы ложкой. Ну должно быть, какая-то баба споткнулась и разлила содержимое своего ведра. Взрывчатка быстро засохла, а отскабливать ее от пола никто не решился. Не тесто все же. Так окаменевшая лужа и осталась. Я решительно переступил через нее. За мной последовали Ольга с Профессором.

Я воочию убедился, где и как ковалось боевое могущество страны. Хорошо, хоть большой войны не случилось. А на малых, где я побывал, если половина старых боеприпасов вообще не взрывалась, может, оно и к лучшему. При том, как действовали наши артиллеристы и бомбометатели, меньше мирного населения погибло.

Спотыкаясь о какие-то железяки и куски вывороченного бетона, мы пересекли цех. Ольга уверенно повела нас к переплетению металлических лестниц. Одна уходила в люк в полу. Я сразу догадался, что нам туда. Но не обрадовался. Не нравились мне такие темные дыры. В Зоне они почти всегда таили сюрпризы. Но Кошки передали мне успокоительный сигнал. Я обернулся, повел фонарем из стороны в сторону. Свет по всему цеху отразился желтыми и зелеными звездами в десятках кошачьих глаз. Наши союзнички следовали за нами неотступно. И это обнадеживало.

Мы еще дважды спускались с уровня на уровень, углубляясь под землю. Вместо сухих и довольно просторных тоннелей с переплетением труб и кабелей по стенам начались какие-то норы, в которых по колено хлюпала вонючая жижа. Я ощущал чье-то присутствие, довольно опасное, но не мог разобрать чье. Какие-то животные, не понять какие, возможно, почувствовали наше приближение. Но Кошки успокаивали и толкали вперед.

Очередной изгиб коридора привел в просторное помещение, напоминавшее бойлерную. Посередине возвышался огромный, проржавевший распределитель, своими вентилями и рычагами напоминавший робота из старых комиксов. От потолка и стен к нему тянулись толстенные трубы. У его подножия я уловил какое-то шевеление и посветил фонарем. Пол здесь оказался сухим. И на нем расположилось несколько здоровенных, с изрядную псину, тварей, голых, без шерсти, с розовой сморщенной кожей. Повсюду лениво извивались длинные, голые, кольчатые хвосты. Профессор охнул. Меня передернуло. Среди крупных особей копошилась мелюзга. Мы явно набрели на гнездо.

Твари при нашем появлении зашевелились, вздернули уродливые острые морды и уставились на незваных гостей красноватыми бусинами глаз. Разбегаться они не думали. Но и нападать не спешили.

— Это крысы? — шепотом спросила Ольга.

Я пожал плечами, хоть вряд ли она могла увидеть мой жест.

— Думаю, да, — тоже шепотом сказал Профессор. — Обратите внимание на морды и очертания тел.

Я обратил, но особого сходства с нормальными крысами не нашел. По-моему, голые твари больше смахивали на тощих свиней. Две-три поднялись с пола и, широко разевая пасти с гигантскими, отливающими влажной желтизной резцами (все-таки крысы), неторопливо направились к нам. Временами они издавали громкий скрежещущий визг, отнюдь не дружелюбный. Я вскинул автомат.

В тот же момент ощущение кошачьего присутствия окрепло. Пушистые создания засновали прямо у наших ног. Свет фонарей позволил увидеть, что Кошки, крупные, грозно ощетинившие шерсть и распустившие хвосты, окружили нас плотным кольцом. Я давно не видел их так близко. Если бы не размеры, они ничем не отличались бы от обычных домашних кошек. Разве что ощущением ярости, слишком мощным для домашних животных, исходившим от них.

Крысы и Кошки, исконные враги, столкнулись в тесном подземном пространстве вплотную. Крысы тоже удивительные создания. У них феноменальная приспособляемость. Говорят, в случае ядерной войны на Земле выжили бы лишь крысы и тараканы. Похоже, эти голые мутанты тоже неплохо приспособились. Во всяком случае, сквозь волны необычной кошачьей ярости я уловил, что гипнотизировать Крыс Кошкам не под силу. Они явно готовились вступить в обычную схватку. Я знал, что она в прежние времена далеко не всегда заканчивалась кошачьей победой, и прицелился. Тут же в мозгу у меня всплыло изображение автомата, опущенного дулом вниз, и потолка, исполосованного глубокими трещинами. Кошки не велели мне стрелять, опасаясь обрушения ветхого свода. Я шикнул на своих спутников, тоже державших оружие на изготовку.

— Что? — спросила Ольга.

— Не вздумай стрелять. И вы, Профессор. А то завалит…

Я не успел договорить. Пушистые тела дружно метнулись вперед, на врага. Никаких ритуальных прелюдий, рассчитанных на устрашение. В лучах фонарей все замелькало и завертелось, сплетаясь в единый клубок, из которого возникала то оскаленная, окровавленная кошачья морда, то бешено колотящий по воздуху крысиный хвост. Кошачьи завывания слились с пронзительным крысиным визгом. Из общей сумятицы вдруг вынырнуло голое и розовое, подкатилось к моим ногам. Я мгновенно саданул каблуком между мерцающими багровым светом бусинами. Одновременно раздался хруст костей и истошный визг. Я ударил еще раз, голое и розовое, подергавшись в конвульсиях, затихло.

Крысы превосходили Кошек размерами, и у них имелись ужасные резцы. Но Кошки были хищниками, прирожденными бойцами и охотниками. А Крысы, даже изменившиеся, все же оставались грызунами. Они становились очень опасны, будучи загнаны в угол или чувствуя свое явное превосходство. Сейчас, перед разъяренными Кошками, они превосходства, кажется, не испытывали. Мелькание и визг драки длились меньше минуты. Потом клубок распался, в свете фонарей стало видно, как голые твари проворно улепетывают в проломы стен. Кошки их не преследовали.

Путь был свободен, и мы тронулись дальше. Только тут я сообразил, что во время схватки Кошки, видимо, ослабили контроль, и вибрирующий рев Эпицентра болью ворвался в мою черепную коробку. После победы звук опять сделался терпимым. Я в очередной раз подивился возможностям Кошек. Они безо всякого вреда для себя воспринимали голос Эпицентра во всей его мощи и красе, регулируя только для того, чтобы пощадить меня. Этот неслышный рев без кошачьего «фильтра», наверно, мог бы меня убить.

И тут вдруг до меня дошло. Или осенило, или как громом ударило. Я на миг остолбенел. Можно считать себя если не умным, то, по крайней мере, сообразительным человеком. И при этом оставаться круглым болваном. Выходило, что я и есть круглый болван. Как, черт возьми, я не догадался раньше?!

Профессор и Ольга застыли рядом, полагая, что впереди новая опасность.

— Там не машина, — сказал я.

— Где? — не поняла Ольга.

— Там, куда мы идем. То, что скрылось в подземельях после падения из космоса, — это не машина.

— А что же?

— Не знаю. Живое существо.

— С чего ты взял?

— Знаю.

Я не стал объяснять, что никогда НЕ СЛЫШАЛ и НЕ СЛЫШУ никаких машин, агрегатов, устройств. Даже сложных, вроде компьютеров. Даже передающих и принимающих радиоволны. Я СЛЫШУ и ЧУВСТВУЮ только живое: людей, животных, даже Жмуров и ту неведомую пакость, на чей голос я отправился в заброшенный дом. Растения я тоже чувствую, но очень слабо и однобоко. Они есть или их нет. Большие деревья «фонят» чуть сильней, но все равно неразборчиво. Ярче всего я воспринимаю древесных вампиров, но они уже, по-моему, не совсем деревья.

Но неживое я не чувствую никогда.

На протяжении столь долгого времени Эпицентр гудел, а иногда и невыносимо ревел в моей голове. Но это не навело меня на мысль о его природе. Я не догадался, не подумал о том, что он — ЖИВОЙ. Если бы самобичевание вело к чему-то позитивному, я бы исхлестал себя в кровь.

— Понятно, — сказал Профессор. — Вы его ощущаете. А ощущаете вы, как я понял, только живые объекты.

Я угрюмо кивнул. Головастый все-таки старик.

— Значит, там сидит инопланетянин и манипулирует природой? — сказала Ольга. — Как же он не разбился в лепешку при падении?

— Ну знаете, — пожал плечами Профессор, — какие-нибудь защитные средства, например. Кроме того, существует гипотеза — всего лишь гипотеза — что в основе жизни может лежать не только белок, но и, к примеру, силиций. То есть кремний. Такой организм в сотни раз был бы прочнее белкового. Впрочем, трудно судить…

— Если оно живое, — подумав, сказала Ольга, — это еще хуже. Если живое, не исключено, что и разумное. Значит, действует по злому умыслу. Или не по злому, но все равно вредному для нас. При этом на причиненный вред никакого внимания не обращает. Значит, у него нет моральных критериев, а быть может, и вообще эмоций.

— Видите ли, — сказал Профессор, — мы с Сергеем уже об этом говорили. Всякий умысел должен иметь цель. Понятно, что такой разум может быть абсолютно нам чужд, и про мораль говорить просто смешно. Но в том, что происходит в Зоне, трудно найти какие-то рациональные черты.

Кошки теперь совсем перестали таиться и открыто сновали у наших ног. Они торопили меня. Я зашагал вперед.

Метров через сто вонючая жижа под ногами исчезла, вместо нее тускло блеснули заржавевшие рельсы узкоколейки. Мы тащились вдоль подземной ветки довольно долго. Она плавно петляла, кое-где проходя мимо бетонных погрузочных платформ с лебедками, за которыми чернели зевы боковых тоннелей. Наконец колея привела нас в какое-то обширное помещение, размеры и очертания которого тонули во мраке. Слабый свет фонарей позволил определить, что это нечто вроде железнодорожной мини-развязки. Рельсовый путь разбегался несколькими колеями, со всех сторон угадывались глыбы каких-то агрегатов. А впереди проступило нечто бесформенное, отдаленно напоминавшее засохший куст. Мы осторожно приблизились.

Это был не куст. Рельсы посреди подземной развязки были разорваны, вздыблены и скручены между собой какой-то невероятной силой. Никаких следов взрыва я не заметил. Зато у подножия железного «куста» еще большей чернотой давала о себе знать огромная, Почти правильной круглой формы дыра в полу. Ее края обрамлял валок бетонного крошева и мелких обломков. Смахивало на то, будто здесь, растерзав мешавшие рельсы и проломив бетонный пол, в землю ушел огромный червь, оставив за собой вертикальный колодец. И «червь», я это чувствовал, по-прежнему оставался там, на дне колодца. И этот «червь», кажется, и был Эпицентром. Впрочем, то, что затаилось в глубине, совершенно не походило на червя. Я вообще не мог определить, на что оно походило.

Подошел Профессор, посветил в глубь колодца, но ничего, кроме серых щербатых стен мы не увидели.

— Это оно? — спросил Профессор.

— Оно самое, — уверенно ответила Ольга.

Я изо всех сил напрягал свое «шестое чувство», но мог лишь понять, что колодец глубокий, а на его дне, в непроглядном мраке затаилось нечто… Большое, чуждое и потому, наверно, пугающее. Из колодца исходил не запах, а какие-то невообразимые флюиды, от которых у меня закружилась голова. Наставал момент истины. Но в чем его смысл и что я должен делать, я по-прежнему не знал.

Ольга сбросила рюкзак и стала копаться в нем. Готовилась, видимо, воспользоваться своей мини-лабораторией. Но в этот миг всякие измерения и прочие наукообразные манипуляции показались мне полной чушью. То, что таилось в колодце, мы не смогли бы ни измерить, ни понять.

Мягкий стук кошачьих лап нарушил тишину. Десятка два хвостатых тесным кольцом окружили дыру в полу. Я не стал посылать им вопрос, просто ждал: не зря ведь они привели меня сюда.

— Как-то нехорошо здесь, — сказал Профессор, передернув плечами, — воздух дрожит.

Воздух оставался неподвижным, но даже на старика действовали энергетические вибрации того, что затаилось в колодце. А на меня они действовали тем более. Казалось, дрожал не только воздух, но и стены, пол и потолок, изображение в глазах двоилось и троилось, к горлу подкатывала тошнота. Быть может, Кошки уже не справлялись с тем, что исторгал Эпицентр.

Увидев их скопище, Ольга оставила свой рюкзак и подошла ко мне.

— Слушай, — сказала она. — Слушай, пожалуйста, внимательно. Сейчас все зависит от тебя. Ты связан с Кошками, а они в контакте с Эпицентром. Постарайся уловить этот контакт, стать его участником. Только так можно попробовать понять…

Ее слова могли бы меня сильно удивить, не чувствуй я себя из рук вон скверно. Про связь с Кошками я под конец особо и не скрывал, да и дурак догадался бы. Но откуда она знает, что Кошки связаны с Эпицентром? Об этом я, кажется, ей не говорил. Или это Профессор? С ним-то мы уж точно обсуждали… Походило на то, что никакие мини-лаборатории ей сейчас не нужны. Не собиралась она ничего измерять. Она будто изначально знала, что все должно сложиться именно так. Или как-то иначе, но — похоже. И ей нужно было только одно: использовать в своих целях мои возможности и Кошек. Она вовсе не импровизировала. Но если у нее заранее был план, откуда такая осведомленность?

— И что же я должен понять?

— Постарайся выяснить, есть ли какие-то возможности взаимного обмена информацией? Нам нужен контакт.

Я, кажется, хотел что-то сказать, но не успел. У меня в мозгу, как тогда, на хуторе, будто распахнулись неведомые двери, пропуская сквозь себя серый, непрозрачный свет и холодный ветер, наполненные невнятным бормотанием. Кошки опять соединили свой коллективный разум с моим. На этот раз все прошло легче, я почти не испытал шока, потому что был готов. Но потом окутавшая меня мгла начала темнеть, наливаться темным багрянцем, она стала тяжелой и потянула меня вниз, к полу. Гул в голове сперва угрожающе разросся, но потом несколько стих, хоть и не опустился до обычного уровня. Что-то мощное и тяжелое вползло в меня, и тогда я как бы увидел то, что находилось там, в глубине.

Это нельзя описать.

Как-то психологи предложили испытуемым изобразить несуществующего, фантастического зверя. Испытуемые изобразили. Получились самые разнообразные и довольно ужасные твари. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что ничего фантастического в них по сути нет. Просто голова крокодила приделана к туловищу верблюда с куриными ногами и слоновьими ушами. И в том же роде. Человеческое сознание неспособно породить образ, с которым оно не сталкивалось.

Мое сознание не сталкивалось ни с чем подобным тому, что сидело в колодце. Мне не с чем это сравнить. Это было нечто, настолько чуждое человеку, что воспринималось как сочетание не имеющих название форм. Иногда у меня в мозгу формировался образ, напоминающий гигантского слизня, но я понимал, что это лишь попытка сознания найти хоть какие-то ассоциации. Это было просто Чужое Существо. Оно было, без сомнения, живое. Я никак не мог понять, разумно ли оно. Но, кажется, все-таки разумно, хоть его разум не имел ничего общего даже с кошачьим.

Кошки, кажется, действительно перекинули между мной и Существом некий мостик. Вернее, сами стали таким мостиком, природу которого никому не понять. Наверно, это был мостик взаимопонимания. Но пока мне казалось только, что голова моя сейчас лопнет и я умру.

И тут я вспомнил. Меня ведь раньше посещала эта догадка. Кошки могут сделать. Но не знают, что и как. Они и сделали, что могли: наладили какое-то подобие связи. А как и для чего ее использовать, предоставлялось догадаться мне. Для этого я и был им нужен.

Я собрал всю волю, которая у меня еще осталась, и попытался сосредоточиться. Кошачий сигнал ослабел и будто растаял, зато мощное и тяжелое переполняло меня. Похоже, я находился на прямой связи с Существом, которую обеспечили Кошки. Если бы не они, я бы этого не выдержал.

Я попытался передать Существу ощущение, которое испытывал. Сперва ничего не произошло. Но через несколько бесконечных секунд давящая тяжесть как будто немного ослабла. И это вряд ли могло быть случайностью. Существо откликнулось, облегчив мое состояние. Я лихорадочно раздумывал, что делать дальше? И не придумал ничего лучшего, как воспользоваться способом общения с Кошками. Я отправил Существу тот образ, в котором я его воспринимал, с привычным сигналом вопроса.

Не знаю, сколько прошло времени, но перед глазами вдруг ярко вспыхнули и заплясали, сменяя друг друга, изломанные, совершенно непонятные символы, ослепляющие своим разноцветием. Ничего похожего на схематические кошачьи «рисунки».

Существо, кажется, ответило. Но поняло ли оно меня? Я-то его точно нет. Я подумал и отправил другой сигнал: желание знать. Не вопрос, а эмоцию: пытливость, любопытство, связанное с обитателем колодца. В ответ снова заплясали разноцветные символы, но я отверг их с ходу и категорически, постаравшись не впускать в свое сознание.

На какое-то время все вокруг и внутри меня затянула серая немота. Но сквозь нее я ощутил, что Существо производит какую-то работу. И когда оно снова коснулось меня, я понял, что оно куда сложнее и сообразительнее Кошек. Оно, похоже, перенастроилось. Вместо ослепительных символов перед глазами у меня появилось расплывчатое изображение, которое постепенно фокусировалось, обретая конкретные очертания.

В фиолетовом тумане высилось нечто, похожее на дерево или несколько деревьев: их изогнутые стволы срослись верхушками с причудливой лиловой листвой, образовав подобие пирамиды, увенчанной лохматой кроной. Внутри пирамиды, перевитое не то лианами, не то стеблями ползучих растений, которые непрерывно пульсировали в разном ритме, мощно билось, как огромное сердце, и вырастало на глазах нечто меняющее цвета и очертания. Оно то вытягивалось, то сплющивалось, то вспухало шаром и тут же сжималось, но я все равно не мог уловить его форму. Она ускользала от моего восприятия.

У подножия древесной пирамиды угадывались фиолетовые же фигурки. Они нисколько не походили на человеческие, но я понял, что они управляют процессом. Фигурки не были ни уродливы, ни нелепы, они были просто ДРУГИЕ.

«Сердце» постепенно успокаивалось, его метания становились медленнее и реже, пока не перешли в спокойную пульсацию. Теперь я отчетливо видел, что под сросшимися деревьями заключено Существо.

Крохотные фигурки расступились, будто созерцая результат своего труда. Потом изображение померкло.

Я не мог быть уверен в том, что правильно истолковал увиденное. Но выходило, что Существо — не представитель инопланетной расы. Оно не родилось, его создали (вырастили?) те фиолетовые фигурки, которые, скорее всего, и были инопланетянами, живущими, возможно, на другом конце галактики, в системе, где светит фиолетовое солнце. И возможно даже, не одно и вовсе не фиолетовое, а такой цвет создают в совокупности несколько разноцветных светил. С помощью неведомых на Земле технологий обитатели далекой звездной системы вырастили Существо, нечто вроде живой машины, они были его хозяевами и предназначали для какой-то цели. Для какой?

Машина, даже живая, могла и не отвечать на вопросы, тем более задаваемые столь своеобразно — обмен ментальными символами в совокупности с эмоциями. Но другого способа общения для нас не существовало, а живая машина все-таки отвечала. Быть может, она была настроена на общение с любым носителем настоящего, а не искусственного, как у нее, разума? Быть может, она воспринимала такого носителя как потенциального хозяина, каким бы способом он ни изъяснялся? В любом случае не оставалось ничего другого, как продолжать.

Я воспроизвел в своем воображении нечто вроде пустотелого ореха, поместил в него Существо и отправил сквозь просторы Вселенной.

Ответ пришел быстро. На этот раз он походил на кадры из кинофильма. Огромный орех, который теперь выглядел вовсе не как орех, мчался в пустоте. Это была даже не пустота космоса, а какая-то запредельная пустота. Возможно, путь лежал через гиперпространство или сквозь иные измерения, черт его знает! Во всяких астрофизиках и теориях относительности я разбирался плохо.

Вдруг картинка резко изменилась. Капсула ударилась о поверхность планеты и раскололась. Ее обломки как бы растворились в воздухе.

Это была вовсе не Земля. Ничего похожего. Низкое небо, затянутое густыми, стремительно проносящимися тучами; холмистая бурая равнина, поросшая высокой травой, по которой гуляли волны; разбросанные там и сям купы приземистых деревьев с вытянутыми в одну сторону темными кронами — ветер здесь, похоже, дул сильный и постоянно в одну и ту же сторону. По равнине бродили огромные, грозные на вид создания, отдаленно напоминавшие не то наших динозавров, не то чудовищ из болезненного кошмара. Без сомнения, их вряд ли можно было принять за травоядных. Создания то и дело дрались между собой, в стороны летели вырванные клочья окровавленной плоти.

Существо переместилось в сторону невысоких зазубренных скал и отыскало трещину в камне. Словно гигантская капля, оно втянулось в трещину.

Потом изображение сделалось будто с высоты птичьего полета. От трещины по равнине, накрывая Холмы, деревья и злобных тварей, во все стороны поползла легкая тень. Она ползла до тех пор, пока не образовала правильную окружность, после чего застыла. Масштаб определить было трудно, но я все же прикинул: площадь круглой тени, наверно, могла соответствовать площади нашей Зоны.

Тучи прорезала вспышка, и далеко в стороне в поверхность планеты ударился и раскололся еще один «орех». Затем еще и еще. Они усеяли равнину до самого горизонта. Из них появлялись Существа, искали естественное укрытие, а если не находили, всасывались в почву. Из этих эпицентров исходили такие же прозрачные круглые тени, сплошь покрывая равнину будто призрачными щитами.

И равнина начала меняться. Жесткая, темная трава осела, превращаясь в подобие газона; кривые, скрученные деревья раздались вширь, приобретая живописные очертания. Злобные твари перестали сражаться. Они на глазах превращались из устрашающих монстров во вполне миролюбивого вида симпатичных животных. Проплывавшее мимо облако черных мотыльков с длинными жалами вдруг завертелось в воздухе и стало осыпаться желтой пылью и клочьями хитиновых панцирей. Вскоре оно совсем растаяло. То, что я наблюдал, походило на компьютерную анимацию, упрощенную, как детский мультик. Только анимация эта рождалась неведомым способом прямо у меня в голове.

Вместо дикой и враждебной равнины моему внутреннему взору предстала теперь просто буколическая картина: дивные луга и рощи с мирно пасущимися травоядными. Не хватало только пастушков и пастушек. Но и они появились. Небо рассекла новая вспышка. На поверхность планеты плавно опустилось фиолетовое облако. Из него степенно вышли те самые фигурки, что суетились у подножия древесной пирамиды, где росло Существо. Потом все исчезло.

Какое-то время я переваривал увиденное. Хотя переваривать особенно было нечего. Некая инопланетная цивилизация, осваивая планеты с враждебной и опасной флорой и фауной, вносила коррективы. Они, надо понимать, в совершенстве освоили упомянутый Профессором эффект Калипсо. Освоители выращивали специальные живые машины, Существа, которые забрасывали на неуютные планеты. И Существа, воздействуя некой неизвестной силой, меняли животных и растения согласно вкусам и нуждам хозяев. Похоже, дикие травы превращались в злаки, корявые деревья начинали плодоносить ананасами, а бывшие хищные динозавры принимались доиться или покорно шли на бойню.

Но на каждой планете своя особая флора и фауна, своя «болезнь». Если применить не то «лекарство»… Не похоже, что далекие братья по разуму намеревались изменить живую природу Земли так, как они изменили ее в Зоне. Иначе сюда свалился бы не один «орех», а сотни, и результат был бы совершенно иной. Из того, что показало мне Существо, выходило, что оно вовсе не предназначалось плодить монстров. Совсем наоборот.

Ошибка! ОШИБКА!!!

Что-то случилось. Что-то пошло не так. Каким-то шальным космическим ветром один из «орехов» забросило на Землю, куда его попадание никак не предполагалось.

Существо отозвалось у меня в голове новой картинкой. Абсолютное ничто, сквозь которое мчался один из «орехов», вдруг сгустилось, закручиваясь колоссальной воронкой, рябь от которой, надо думать, распространилась на много парсеков. Рябь коснулась «ореха», меняя его курс и увлекая в жерло воронки. Потом изображение сменилось невообразимым мельканием и ослепительной сменой цвета по всему спектру — от ослепительно-белого до угольно-черного. А когда мелькание прекратилось, обозримое пространство заслонил гигантский голубой шар, в котором нетрудно было узнать родную планету. Завихрение Вселенной выбросило «орех» почти в земной стратосфере, и он чиркнул по ней, оставляя за собой пылающий хвост. Но он продолжал свой полет, управляемый, нет ли — неизвестно.

И тут снизу рванулись огненные объекты, оставляющие за собой дымные хвосты. Объекты мгновенно приблизились вплотную к «ореху». Мне показалось, что я физически ощутил чудовищные удары попаданий и взрывов. После этого «орех» просто падал, беспорядочно кувыркаясь в воздухе, пока не ударился о твердь и не раскололся, взметнув вокруг себя гигантский фонтан почвы. Остатки «ореха», как положено, бесследно растворились, а «пассажир» сперва неподвижно застыл среди приземистых строений, карикатурно смахивающих на полуразрушенные цеха завода, где мы сейчас находились. Но так продолжалось недолго.

Существо шевельнулось, собирая воедино свою распластанную по земле и частично разорванную плоть. Потом оно медленно заскользило к одному из цехов и втянулось в него. Далее я увидел знакомые переходы подземных коммуникаций и даже рельсовый путь, петляющий под землей.

Зарывшись поглубже, Существо принялось за работу. Только его программа и воздействующий фактор были предназначены совершенно для других мест и условий. Но Существо, похоже, не обязано было интересоваться результатами. Оно просто делало свое дело. Делало старательно и на всю катушку. Оно покрыло прозрачной тенью правильный круг местности диаметром на много километров. И приступило к выполнению главной задачи — принялось трансформировать живую природу совсем не той планеты, на которую оно направлялось. Попробуйте лечить диарею слабительным! Мало не покажется. Вот и нам мало не показалось. Людей, например, постигла участь ядовитых мотыльков. Хотелось думать, что по чистому совпадению, а не потому, что мы такие бесповоротные паразиты. Те, кто выжил, видимо, были гораздо менее подвержены воздействию Существа. Мы менялись в той или иной степени, вплоть до Жмуров, но оставались живы.

Самое смешное состояло в том, что, как я понял, «орех» вовсе не собирался приземляться. Неизвестно, куда бы занесла его кривая галактической судьбы, если бы по нему не ударили чьи-то сверхбдительные системы ПВО: наши ли, чужие — какая разница?! Прилетевшие снизу огни с дымными хвостами, несомненно ракеты «земля — воздух». Монгол иногда скупо шутил: лучше «перебдеть», чем «недобдеть». И он, с точки зрения нашего ведомства, наверно, был прав. Но в данном конкретном случае, кажется, «перебдели» непоправимо… Летел себе «ангел божий», чтобы изменить мир (не наш, совсем какой-то иной) к лучшему, а «бесы» по нему и жахнули «изо всей дурацкой мочи», как говорится в популярной детской сказке. Прав оказался полумертвый Святоша, которому я ничем не смог помочь на улице вконец свихнувшегося города. Только, как я и предполагал, ангелы и бесы оказались здесь совершенно ни при чем. Кошки, облепившие мой джип, когда я после бессонной, сумасшедшей ночи задремал за рулем, гораздо точнее дали мне почувствовать крушение небесного гостя. Правда, тогда я ничего не понял, силясь уловить Глас Господень.

Фиолетовые хозяева, возможно, просто потеряли свой «орех» и понятия не имели, что он натворил на Земле. Некому было остановить запущенный процесс. Он продолжался и продолжал творить в Зоне все новые скверные чудеса.

О Ш И Б К А!!!

Я не знал, в какую эмоцию облечь это понятие. Преобладало негодование, досада, злость. Я сделал первое, пришедшее на ум: воскресил в памяти самые отвратительные исчадия Зоны: от Тигров и Черных Ихтиандров до Диких Байкеров и гигантского языка с глазом в заброшенном доме. Потом спохватился и изобразил людей, превращающихся в желтую пыль и скелеты. Я показал муки заболевших Чумой, вымершие города и поселки, потеки желтой грязи и на всякий случай горы трупов, которые наворотили уже мы сами, без инопланетной помощи. Я воспроизвел дерево-вампир, пожирающее человека, хищных обезьян, с которыми когда-то схлестнулись я и Конь, и много еще чего. И в бешенстве вытолкнул это из себя.

Снова воцарилось серое безмолвие. На этот раз оно длилось довольно долго. Наконец ко мне вернулись обрывки моих же образов с мощным ощущением вопроса. Я, как мог, усилил их и трижды вернул Существу. Через некоторое время я увидел карту звездного неба. Знатоком астрономии меня вряд ли бы кто назвал. Но сразу было видно, что это не земное небо: какие-то чужие созвездия и неведомые туманности. На службе меня учили ориентироваться по звездам. Я напряг память и как мог воспроизвел ночное небо Земли. Потом я изобразил Солнце, желтое, как лимон, и вращающиеся вокруг него планеты, Землю я обвел жирным голубым кругом, в стороне расположил «орех» и от него протянул к родной планете черную стрелу.

И опять все замерло. А потом дружно и утробно взвыли Кошки, так, что я даже вздрогнул через свой полуобморок. В глубине колодца что-то происходило. Существо завозилось. У меня перед глазами снова замелькали разноцветные символы вперемешку с видами облагороженных планет и земных безобразий. Кажется, Существо находилось в замешательстве. Впрочем, вряд ли ему свойственно замешательство. Быть может, так я воспринимал реакцию программы, заложенной в живой компьютер. Программа определенно реагировала на состоявшееся общение. Нестерпимый гул опять начал заполнять мой мозг, превращая тело в бессильную тряпичную куклу. Потом у меня в голове отчетливо прозвучало слово «ошибка», произнесенное на русском языке нечеловеческим голосом.

Существо ворочалось в глубине, будто пытаясь выбраться. Кошки взвыли еще ужасней и бросились врассыпную. Бетон под ногами вздрогнул, от дыры-колодца по нему побежали трещины. Из глубины донесся сначала мощный, уже вполне реальный звук. Так, наверно, могли реветь библейские трубы под стенами Иерихона. От их пения с потолка валились куски бетона, грозя похоронить нас в этом подземелье навечно. Мне показалось, что мрак прорезали ослепительные молнии. Впрочем, не исключено, что молнии блистали только в моих глазах.

Иерихонский рев достиг апогея и пошел на убыль, окончившись протяжным вздохом. Потом из колодца внезапно повалил густой, едкий фиолетовый дым. Он заполнил все пространство вокруг, не давая дышать. В мозгу у меня взорвалась совсем уж невыносимой яркости вспышка, и я потерял сознание.