"Танк, обогнавший время" - читать интересную книгу автора (Вишняков Василий Алексеевич)

Глава седьмая.

Ночь главного конструктора

Кошкин внимательно, от корки до корки, прочитал довольно объемистый отчет о сравнительных испытаниях танков А-20 и Т-32. В выводах комиссия отметила, что оба танка «выполнены хорошо, а по своей надежности и прочности выше всех опытных образцов, ранее выпущенных». Да уж как-нибудь… хороши же, значит, были эти «ранее выпущенные». Поломок все-таки много, особенно на А-20, но дело не в этом, надежность в конце концов обеспечим. А вот о главном - какой же танк, А-20 или Т-32, принять на вооружение - в отчете ни слова, и, конечно, не случайно. В поступившем с отчетом заключении, подписанном Саловым, заводу предлагалось устранить «выявленные конструктивные недостатки» и вновь представить оба образца на полигонные испытания «в полном объеме». Вот так - оба. В полном объеме.

Кошкин встал в волнении, зашагал по кабинету. Нет, так это оставить нельзя. Неужели до сих пор не ясно, что Т-32 по всем показателям превосходит А-20, что надо сосредоточить наконец все усилия на доработке именно этого образца? Более того - усилить его броню до противоснарядной и установить новую длинноствольную пушку. Он уже поднимал этот вопрос и в наркомате, и перед заказчиком, и вот - ответ. Продолжается волынка, как будто бы впереди у нас годы спокойной, мирной работы. А ведь уже началась, идет вторая мировая война, и теперь не только год или месяц, каждый день и каждый час промедления преступен!

Кошкин подошел к окну. Была уже глубокая ночь, в окнах цехов светились только редкие огоньки, не слышно привычного рабочего гула завода. Сотрудники КБ тоже давно уже разошлись по домам. А вот ему, увы, не до сна.

Он подошел к столу, сел, пододвинул чистый лист бумаги, крупно и четко написал: «Дорогой товарищ Сталин!» Дальше строчки тоже легли сразу же четкими крупными буквами: «Вынужден обратиться лично к Вам по вопросу, имеющему наиважнейшее значение для дела обороноспособности СССР».

Да, это, пожалуй, единственный выход. Теперь надо коротко и четко изложить аргументы. Колесно-гусеничный А-20, по существу, несколько улучшенный БТ, броня у него всего 20 миллиметров. И усилить ее невозможно - колесно-гусеничный движитель не позволяет увеличить вес машины даже на тонну. Этот вариант бесперспективен. А у чисто гусеничного Т-32 броня уже сейчас 32 миллиметра. И ее можно и нужно довести до противоснарядной (40-50 миллиметров). И установить новую длинноствольную 76-миллиметровую пушку. Динамика при этом не ухудшится - на танке мощный дизель В-2, который сейчас используется не полностью. Получится танк с мощным огнем, надежной броней и высокой маневренностью…

Казалось бы, все правильно, но Михаил Ильич почувствовал в этой аргументации слабость. Какая-то непонятная, внутренняя слабость, но она есть. А надо, чтобы все было предельно ясно и однозначно. Михаил Ильич подумал о том, кому собирался отправить письмо, - о Сталине. Он часто видел его, когда был слушателем Коммунистического университета имени Свердлова. Сталин читал тогда лекции об основах ленинизма. Просто одетый, невысокий, невидный, он говорил негромко, запинаясь перед какими-то трудными для него словами, но слушали его с огромным вниманием. В отличие от других лекторов, Сталин не отвлекался на личные воспоминания, читал сухо, скучновато, но всегда давал четкие, ясные формулировки, которые легко было записывать. Особенно запомнилось, как просто и ясно излагал он положения диалектического материализма. Чувствовалось, что хочет, чтобы его все поняли. И даже обычное внешнее спокойствие, казалось, изменяло ему. Он говорил, что диалектика - душа марксизма, горе-теоретиками называл тех, кто не постиг диалектику, не понимает, что в жизни уже отмирает, а что нарождается вновь и нуждается в поддержке.

Потом Михаил Ильич увидел его снова, много лет спустя, на заседании Главного Военного Совета. Сталин сидел за отдельным столиком у окна, молча курил трубку, не обращая, казалось, внимания на то, что происходит на заседании. А это заседание неожиданно для Михаила Ильича сразу же приняло крайне неблагоприятный оборот. В коротком докладе он подробно остановился на том, как в проекте танка А-20 выполнены требования заказчика. Об инициативном проекте Т-32 сказал коротко, считая его преимущества очевидными.

Но когда началось обсуждение, первый же выступающий, комкор Салов, высказав несколько замечаний по проекту А-20, о Т-32 вообще ничего не сказал. И второй выступил так, словно о Т-32 не было смысла и говорить серьезно: таких проектов можно составить сколько угодно, а танк задан и должен быть колесно-гусеничным. И другие участники заседания главным образом рассматривали вариант колесно-гусеничного А-20. Тогда Михаил Ильич попросил слова вторично и сказал, что колесно-гусеничный движитель впервые появился на бронеавтомобилях. Автомобиль обладал плохой проходимостью вне дорог. Снабдить его вспомогательным гусеничным движителем - талантливая находка изобретателя. На легких танках с противопульной броней двойной движитель - колеса для шоссе и гусеницы для бездорожья - тоже еще себя оправдывал. Но вот появилась противотанковая артиллерия, броня стала толще, вес даже легкого танка увеличился до двадцати тонн. Теперь машина сможет двигаться по шоссе только в том случае, если у нее все пары колес будут ведущими. А силовой привод на все колеса чрезвычайно усложняет трансмиссию, снижает ее надежность. Колесно-гусеничный движитель, таким образом, на танках как бы отрицает сам себя. Это же обыкновенная диалектика - прогрессивное в одних условиях новшество в других, изменившихся условиях становится тормозом для развития, для движения вперед. Говоря это, Михаил Ильич заметил, что Сталин поднял голову и посмотрел на него почти с интересом, но потом снова занялся своей трубкой.

Обсуждение оживилось. Члены Совета, встав со своих мест, обступили макеты танков, словно желая получше их рассмотреть. Пояснения по компоновочным чертежам танков спокойно и толково давал Александр Метелин. Но… голосов «за» было мало. Большинство присутствующих ссылались на опыт Халхин-Гола и киевских маневров. Колесно-гусеничные танки показали себя отлично. Проект Т-32, очевидно, всего лишь попытка завода уйти от некоторых производственных трудностей, связанных с двойным движителем…

- Вы серьезно считаете, что ваш новый танк может заменить все существующие типы? - спросил один из членов Совета.

- Я не говорю, что наш проект идеален, - спокойно возразил Михаил Ильич. - Но принципиально создание единого основного танка возможно. Для этого по скорости и маневренности он не должен уступать легкому быстроходному танку. Броневая защита - противоснарядная, как у средних и тяжелых машин. Вооружение - тяжелого танка. Тогда, ни в чем не уступая каждому из этих типов, новый танк будет превосходить легкие по бронезащите и вооружению, средние - по мощи огня, тяжелые - по скорости и маневренности. Его можно будет использовать и как танк прорыва, и для высокоманевренных действий в глубокой операции… Наличие на вооружении одного только основного массового образца намного облегчило бы и производство, и ремонт, и освоение танка в войсках.

Аргументация Михаила Ильича произвела впечатление. Неожиданно его поддержал один из военных специалистов, сказав, что существующее деление танков на легкие, средние и тяжелые действительно в какой-то мере условно. Одни классифицируют их по весу, другие - по калибру пушек, третьи - по назначению. Но тут же заявил, что идея единого универсального танка вряд ли реальна.

- А каково мнение техсовета наркомата? - спросил председательствующий.

Нарком (тот самый, который год назад, напутствуя Кошкина, советовал ему не отрываться «от грешной земли») встал и доложил решение техсовета: рекомендовать колесно-гусеничный вариант А-20, поскольку он отвечает ранее утвержденным требованиям и реальным возможностям производства. Вариант, предложенный конструкторами, нуждается в дальнейшей проработке совместно с представителями заказчика и может рассматриваться как задел проектных разработок на будущее. Провал проекта Т-32, казалось, был полностью предрешен. Стало ясно, что если и утвердят на Совете что-то, то это будет никак не больше А-20. И вдруг молчавший до сих пор Сталин встал и, ни к кому не обращаясь, глядя куда-то в пространство, негромко сказал:

- А давайте-ка не будем мешать конструкторам. Пусть они сделают предлагаемую ими машину, а мы посмотрим, так ли она хороша, как они говорят о ней.

Вспомнив сейчас эти решающие слова, Михаил Ильич задумался. «Пусть они сделают машину, а мы посмотрим, так ли она хороша…» Сказано предельно четко и ясно. А машина не сделана. Да, той машины, которую он обещал на Совете, еще нет. Приходится писать о том, какой замечательной она, эта машина, будет. «Получится машина с мощным огнем, надежной броней и высокой маневренностью». Получится… Вот в чем слабость его аргументации. Не получается? Не хватает силенок? Но нытиков и без него, Кошкина, хватает, и пустых обещаний тоже. От него ждут не писем и жалоб, а новый танк. Нужен хороший танк - и это единственный аргумент, который будет принят во внимание.

Трудности, препятствия, кто-то не помогает, мешает? Кто же? Салов? Кошкин вспомнил бравого, представительного комкора. Он невысоко ценил Салова. Конечно, испанский герой, вероятно, храбрый человек и даже хороший тактик… Но качеств большого руководителя, с широким государственным подходом к делу, нет… А так ли? Кошкин мысленно попробовал поставить себя на место противника. Это иногда помогало лучше понять его позицию. Итак, не комкор, а он, Кошкин, отвечает за обеспечение Красной Армии бронетанковой техникой… Прием помог, он сразу же увидел ситуацию в несколько ином свете. В армии тысячи легких танков Т-26 и БТ, танкисты обучены действовать на них и действуют неплохо. Кроме того, есть (в меньшем количестве) средние танки Т-28 и тяжелые Т-35. Есть предложение: несколько улучшить боевые качества БТ, не меняя в принципе ни его конструкцию, ни технологию производства. А тяжелый танк (действительно плохой конструкции - пять башен, а броня - противопульная) заменить новым (KB). Но некий конструктор на одном из заводов выдвинул идею: сделать принципиально новый танк, по весу средний, но с противоснарядной броней и пушкой тяжелого танка. Предлагает его вместо улучшенного БТ (А-20). Получается, что не нужны ни БТ, ни Т-26, ни Т-28, ни Т-35, а может быть, даже и KB (пушка-то та же, а маневренность хуже). Утверждает, что это будет массовый, основной танк в будущей войне. Но что это за танк и на каких заводах его можно изготовить в нужном количестве - неизвестно. А уже разгорелась, полыхает и громыхает вторая мировая война. Стукнуть бы этого прожектера по голове, призвать к порядку, да, к несчастью, есть заковыка: на самом высоком уровне разрешено ему сделать этот танк, и он нечто подобное в одном экземпляре (для показа) уже представил. Испытатели (не все) говорят, что неплохая получилась машина, да и сам ее видел, смотрится хорошо, на показе произвела впечатление. Если усилить броню и поставить новую пушку… Но потом надо переоборудовать заводы… налаживать массовое производство, осваивать новый танк в войсках… На это уйдут годы. Нет, самое правильное - держаться за А-20, пусть синица, но в руках, а этот журавль пока еще в небе, и неизвестно, когда сядет и что принесет с собой.

С другой стороны - осторожная мысль - появилась противотанковая артиллерия, легкие танки с противопульной броней она будет выбивать. Это проявилось в Испании. Необходимо, следовательно, усиливать броню танков? Но появятся пушки, которые будут пробивать и эту броню. Где же предел? Пушку сделать намного проще, чем танк. В соревновании брони и снаряда преимущество всегда будет на стороне снаряда. Так что же - танки обречены? Нет, кроме брони у них есть могучее оружие - своя пушка, и пулемет и гусеницы, да еще маневренность, которой нет у противотанковой артиллерии. Танки будут подавлять противотанковые пушки огнем и гусеницами… Умело маневрируя, даже легкий танк всегда справится на поле боя с любой пушкой: ведь она расположена открыто и неподвижна; достаточно даже одного не очень метко посланного осколочно-фугасного снаряда - и ее нет. Вывод: нет смысла увлекаться броней - это слишком накладно; гораздо правильнее иметь побольше быстроходных танков типа А-20 и обучать танкистов метко вести огонь и умело маневрировать на поле боя.

Дойдя до этих рассуждений, Михаил Ильич понял: именно так и думает Салов и большинство специалистов. Именно этим объясняется то, что путь нового танка так тернист.

И все-таки они неправы - будущее за массовым танком не с противопульной, а с противоснарядной броней. За танком типа Т-32, у которого при необходимости можно будет усилить и броню, и вооружение; у которого мощный двигатель, и широкие гусеницы, и корпус с острыми углами наклона брони, обеспечивающий максимальную неуязвимость. И он, Кошкин, будет бороться за этот танк до конца… Армада легких танков с противопульной броней может вообще оказаться непригодной для будущей войны. Что тогда? Этого многие не понимают, но Сталин понимает. Поэтому он и высказался за спорный проект, поэтому и терпеливо ждет обещанную отличную машину, которая убедит сомневающихся. И не в последнюю очередь его самого… Письмо с жалобами и новыми обещаниями его, мягко говоря, не обрадует. Жалоба - всегда признак слабости. Михаил Ильич взял со стола начатое письмо, подошел к урне и разорвал его в клочки. Пора словесных доказательств миновала, словами никого не убедишь. Нужны дела, надо завтра же, не медля ни часа, начать доработку Т-32. И так, как задумано: с новой броней, новой пушкой. Несмотря ни на что. Ему это разрешено, и он это сделает, откроет дорогу танку, принципиально новому, которого нет у противника, который опережает время.

«Как назвать новую машину?» - вдруг пришло ему в голову. Михаил Ильич подошел к столу, сел, задумался.

Ленинградцы назвали свой тяжелый танк в честь Климента Ворошилова - КВ. Может быть, пойти по тому же пути? Тогда он дал бы своему трудному заветному детищу индекс «СК» - Сергей Киров. Сергей Миронович Киров - вожак ленинградских коммунистов, любимец всей партии, человек кристальной чистоты и честности, сыгравший такую заметную роль и в его личной судьбе… Но те же ленинградцы уже давали его имя двухбашенному тяжелому танку - СМК. Танк на вооружение не поступил, вытеснен новым - КВ. Нет, давать такие имена - слишком ответственно, в конце концов это всего лишь боевая машина, подвержена в бою любой случайности… Тогда как же «окрестить» новый танк?

Первый образец назван А-20. «А» - шифр опытного образца, «20» - толщина брони в миллиметрах. Потом усилили броню до 32 миллиметров, «А» заменили на «Т» (танк), получился Т-32. В чертежах новый корпус с противоснарядной броней (45 миллиметров) назвали Т-33 (решили не расшифровывать толщину брони). Теперь танк будет иметь не только новый корпус, но и новую 76-миллиметровую длинноствольную пушку. Так, может быть, просто - Т-34? Не мудрствуя лукаво и надеясь, что машина сама сможет прославить свою обыкновенную, ничем не замечательную марку?

Михаил Ильич раскрыл папку с чертежами, достал лист, на котором был изображен общий вид нового танка, и в графе «индекс изделия» решительно красным карандашом поставил - Т-34.

Кошкин подошел к окну, открыл форточку, жадно вдохнул бодрящий студеный воздух. На востоке, за высокими трубами котельной, край темного неба слабо светлел: начинался рассвет.