"На долгую память" - читать интересную книгу автора (Лепин Иван Захарович)9— Да чего вас понесет пешком? — недоумевали, глядя на наши сборы, Пелагея Николаевна и Надя. — Володя на обед приедет и свозит вас. Мыслимо ли — двенадцать километров!.. Захар Николаевич хитренько поглядывал на меня: правы, мол, женщины. — Нет и нет! — стоял я на своем. — Нас дома засмеют, если узнают, что мы лишь то и знали, что на машинах раскатывали. В поход собирались основательно, укладывали рюкзаки надежно, чтобы нигде ничего не давило. Спальные мешки, конечно, прихватили: может, ночь, а понравится — и две проведем на Чебачьем озере. Часов в десять тронулись в путь. Быстро миновали околицу Октябрьского, вышли на большак. Погода была облачная, ветреная, идти было нежарко. Захар Николаевич по дороге рассказывал нынешний сон: — Вроде бы прихожу с работы, открываю квартиру — батюшки! Все разбросано, все на полу валяется: тряпки разные, картошка на кухне. Огляделся — ничего не могу понять. И вдруг понял: обокрали! Стал проверять, что унесли: три моих костюма, индийский пуловер, вазу хрустальную, рог позолоченный — мне его на пятидесятилетие сослуживцы подарили, часов настенных не обнаружил. Посмотрел на женино пальто — половины воротника нету. Хотели, значит, злоумышленники воротник из песца унести, а он на половине и оторвался… Проснулся — холодный пот на лбу: жалко все-таки добра. К чему бы этот сон, а? Я знаю, что Захар Николаевич не суеверный, спросил меня просто так, чтобы не молчать. Будучи «большим» специалистом в области отгадывания снов, я, не задумываясь, ответил: — К прибыли. — Это как? — не понял Захар Николаевич. — Ну, богаче станете. Сны ведь чаще всего наоборот отгадывают. Дорога наша шла хоть и не круто, но в гору. Большак с двух сторон обступали стены пшеницы. Захар Николаевич шел впереди метрах в пяти, маяча своим красным рюкзаком. Я старался не отставать, хотя чувствовал, что каждый километр дается мне все труднее. Голову я почти не поднимал. Только на привалах, упав навзничь, любовался небом, низкими облаками и жаворонками, неподвижно повисшими между этим бездонным небом и этой теплой землей. Высоко кружили над полем коршуны, высматривая добычу. Представьте себе огромное — километра два в диаметре — блюдо с голубым дном и зеленой каемкой. Дно как живое: голубизна переливается, дышит, то и дело искорками вспыхивают на гребешках волн белые барашки. Это и есть Чебачье озеро. Мы шли по каменистому берегу, выбирая место для привала. Хотелось, чтобы и берег был не столь крут, чтобы и к воде можно было без труда подступиться, чтобы хлам всякий перед глазами не маячил — кострища, пустые бутылки, консервные банки, картофельные очистки и прочее. Наконец возле тропки, взбегавшей вверх сквозь колючий прибрежный кустарник, мы остановились. Я положил рюкзак на свежую охапку сена, принесенную сюда рыбаками, и облегченно вздохнул. — Что, устал? Нужно было все-таки Володю попросить, — сказал Захар Николаевич. — Ничего, зато хоть по приезде похвастаемся: туда и обратно на Чебачье озеро отмахали двадцать четыре километра! Быстро снял надоевшие кеды — ступни ног ощутили долгожданную прохладу. Разделся и по каменному дну пошел в озеро. — Остыть бы надо, — на всякий случай посоветовал Захар Николаевич. Куда там остывать! Разве можно после такой длинной дороги хоть минуту сидеть возле изумрудной воды?! Я чувствую, как улетучивается усталость, как возвращается нормальная жизнь к каждой клеточке тела… Да что я так осторожничаю? Бросок вперед — и с головой ухожу в прохладную голубизну. И долго — сколько есть воздуха в легких — не выныриваю. Блаженство! Искупавшись, я решил попытать рыбацкого счастья. А вдруг и не совсем прав районный поэт Владимир Боталов? А вдруг чебаки начнут клевать так, что только успевай менять насадку? Тем более что озеро было пустынным — будний день, никто рыбу не тревожил, не пугал. Без труда я нашел в кустах кем-то брошенное самодельное удилище, наловил на прибрежном лужке с пяток кузнечиков, приладил леску и взобрался на большой квадратный валун, лежавший на мели. Почему-то верилось в удачу. И не без причины: когда я приготовился забросить удочку, мимо камня проскользнули две темно-синие молнии. «Есть в озере рыба!» — радостно трепыхнулось сердце. И вот красно-белый поплавок закачался на волнах. Прошла минута, другая, пятая, десятая. Мимо камня то и дело сверкали рыбки — с ладонь. Должно быть, чебаки. А поплавок ни разу не нырнул. Волны его подгоняли к берегу, я без конца забрасывал насадку подальше от себя. — Клюет? — поинтересовался Захар Николаевич. — Дразнит. — И то хорошо. — Насадка, видать, не та. — Володя говорил, что у него на кузнечика брала. В прошлом году… — А в этом, может, раздумала. «Коль и попадется пяток, — вспомнил я стихи, — ну, так это явные дурни». — Иди перекусим, — позвал меня Захар Николаевич. — Чебаки у голодных не клюют. — Он рассмеялся, — Сами, говорят, сначала наешьтесь, а потом нас кузнечиками потчуйте. Не успели мы съесть по куску хлеба с тушенкой, как услыхали, что наверху, за кустами, фыркает чья-то машина. Напротив нас и остановилась. Кто-то спускался к воде. Вот он раздвинул кусты, и перед нами собственной персоной предстал… Володя Ватюшев. — Ишь они где! — обрадованно воскликнул он. — А я их по всему берегу ищу. — Что случилось? — испуганно взглянул на него Захар Николаевич. — Случилось! Вот! И он подал Захару Николаевичу бумажку. «Телеграмма», — догадался я, увидев серый бланк. Прочитав, Захар Николаевич равнодушно передал телеграмму мне. «Поздравляю рождением внуков. Валентина». — Ура! — вырвалось у меня, словно это я стал дедом. — Сон, Захар Николаевич, был в руку! Вы что, не рады? Захар Николаевич стоял и медленно протирал очки. Или был ошарашен известием, или не рад… Нет, второе исключается. Скорее всего он растерялся: надо же, сразу два внука! — Близнецы, елки-палки! — мял ладони Володя. — Один, значит, а за ним — второй. Во, Ирина дает! Захар Николаевич медленно приходил в себя. А когда наконец пришел, надел очки и широко улыбнулся. Глаза его сияли — сквозь стеклышки очков было заметно это сияние. Коротко сказал: — Значит, верно говорили врачи. (Замечу в скобках, что врачи ошиблись. Как выяснилось позже, в один день родили обе дочери Захара Николаевича — и младшая, студентка мединститута, и старшая, геолог, работавшая в Свердловской области.) — Собираемся? — умоляюще посмотрел на меня Захар Николаевич. — А ночевка? — Отменяется. Нынче вместо рыбацкой ухи будет бешбармак. По поводу внуков! Через пять минут мы были уже в машине. На сей раз переднее сиденье я уступил Захару Николаевичу. Пусть все встречные и поперечные видят, что в «Москвиче» номер 96–13 едет не какой-нибудь рядовой товарищ, а дважды дед Захар Николаевич Грачихин! Вопреки своей привычке, нынче гнал Володя машину с ветерком. |
||
|