"Мертвый среди живых" - читать интересную книгу автора (Блэк Итан)

ГЛАВА 3

Спустя девять минут Воорт уже трясется на заднем сиденье дежурной машины, которая мчится к западу, вниз по Тринадцатой улице. Вой сирены будоражит пешеходов, которые тревожно провожают взглядами автомобиль, стремительно пролетающий светофоры. Гонка на работу — знакомая ситуация, по крайней мере внешне. Полицейские так часто сталкиваются с бедой, что ритм гонки кажется нормальным. Телефонные звонки в три часа ночи, убийства, вклинивающиеся в праздничные даты, грабежи, обрывающие вечеринки с пиццей, ночной футбол по понедельникам, французские фильмы, свадьбы.

«Но в этом спецвызове чувствуется что-то дурное», — думает Воорт, когда они в очередной раз пролетают на красный свет.

— Не поделишься, в чем дело? — почти кричит Мики шоферу. Пальцы с перстнями впились в проволочную сетку, отделяющую заднее сиденье. В машине пахнет бронежилетами, карри, псиной, персиковым освежителем воздуха и морковным пирогом, который, небрежно завернутый в фольгу, лежит на переднем сиденье.

— Велели вас срочно доставить, — отвечает полицейский, не отрывая взгляда от дороги.

«Меня беспокоит его поведение», — думает Воорт.

Мики откинулся назад; его безмятежность диссонирует с безумной скоростью, с которой машина летит по Манхэттену. Мики — крепко сбитый бывший моряк, который подбирает себе одежду по престижному журналу мод. Поскольку нынешней весной в ходу стиль кантри, под повседневной замшевой курткой у Мики легкая и дорогая бежевая рубашка. Летние твидовые брюки отутюжены, туфли-мокасины фирмы «Бэсс» начищены до блеска. Однако его мягкий взгляд не сочетается с черными глазами, густыми темными волосами и сварливым характером их обладателя, впрочем, надо отдать должное Мики, он редко выходит из себя, но всегда в ущерб собеседнику.

На Воорте легкие джинсы, белая рубашка и черная куртка. Два самых богатых копа города обычно не ездят на заднем сиденье полицейского автомобиля. Если их вызывают по делам, они добираются на своих машинах. И как правило, в выходной Мики отправляется в Рослин, в свой дом на берегу реки, делает через Интернет ставки на бирже или в новенькой спортивной лодке фирмы «Грэди» отправляется ловить морского окуня, а может, и акул.

— Эй, шофер, кого возил до нас? В машине воняет.

Молчание.

— Вот тебе совет, Везунчик, убери Джулию из дома, — говорит Мики, и тут машина попадает в рытвину, ударяется о борт грузовика с мусором и уносится, а три мусорщика машут вслед кулаками и что-то орут. «Если шофер и дальше намерен хранить молчание, — прикидывает Мики, — то можно подумать о чем-нибудь другом. К чему заранее волноваться?»

— Советуешь как обожатель Камиллы? — интересуется Воорт.

— Эта валькирия понравилась мне еще больше, когда связалась с тобой. Но дело в том, что ни одна из них не собирается уходить, старик. Может, пора выбрать, кому остаться? А то они сделают это за тебя.

— Никогда не выгонял никого из Воортов.

Мики насмешливо и протяжно зевает.

— Ну просто «Унесенные ветром»! У тебя дома всегда будет филиал поместья Тара? Слушай, я женат так давно, что даже и не припомню, когда был холост. Если хочешь спать с нашей маленькой Бритни Спирс — дело твое, но оцени все трезво. Если нет, то ты вряд ли сможешь устроить ее жизнь.

— Веди осторожней, — бросает Воорт шоферу.

— Послушай, Везунчик, — говорит Мики, — у меня большое желание заполучить минут на пять сволочей, разгромивших Торговый центр. С радостью провел бы век в аду за пять минут наедине с ними. Но жертвы ведь не становятся святыми только потому, что они жертвы.

— Может быть, нам следует проходить тестирование личности, прежде чем спешить на выручку.

Машина проносится мимо дешевых магазинов, ларьков с хот-догами, баров. С визгом притормозив, они поворачивают на Седьмую авеню, и это становится мимолетным развлечением для велосипедистов, жмущих на педали стационарных велосипедов в окне второго этажа Клуба деревенского здоровья, владельца книжного магазина на Двенадцатой улице, распаковывающего пачку «Нью-Йорк пост», и владельца кафе «Голубая устрица», поливающего из шланга тротуар перед своим заведением. Водители такси пропускают полицейскую машину и рады-радешеньки тому, что, какая бы трагедия ни стала причиной вызова полиции — убийство, пожар в подземке, авария на дороге или утечка газа, — она едет не по их душу.

Воорт ловит в зеркале заднего вида взгляд шофера и хмурится. Мики кивает: мол, я тоже уловил. Тому и другому известно, что полицейские шоферы чрезвычайно чувствительны в отношении своих пассажиров. Любой полицейский при исполнении, которому приказано немедленно доставить двух детективов, имеющих собственные машины, а значит, способных добраться самостоятельно, знает, что его пассажиров либо наградят за выполнение сложного задания, либо проявила себя какая-то крупная мразь.

Соответственно водители, сопровождающие отличившихся, стремятся продемонстрировать уважение, которое им передалось вместе с приказом. Они делают свое дело спокойно и внимательно, по-дружески разговаривают с пассажиром, задавая вопросы, рассказывая всякое-разное, греясь в лучах славы, льющихся с соседнего сиденья.

В отношении шофера-полицейского к опозорившимся проявляется желание позабавиться, что зависит от степени осведомленности шофера. Если они чересчур дружелюбны, то это воспринимается с облегчением, как знак того, что гнев департамента полиции пал на кого-то другого.

То, что Воорт сейчас видит в зеркале, походит на некую оценку, которую полицейские редко дают своим. Этот взгляд можно встретить в комнате для допросов, — взгляд полицейского на подозреваемого, но не коллеги.

— Машина комиссара, — добавляет тревоги своим замечанием Мики, когда они сворачивают с Бликер-стрит на Шестую авеню.

Их автомобиль останавливается между Бликер-стрит и Четвертой Западной, рядом с обычными полицейскими машинами, «фордами» полицейских чинов и телефургонами, и это означает — здесь произошло нечто очень серьезное. Автомобили стоят перед кафе и закрытой пиццерией веером, как скот у кормушек.

— Машины капитана, инспектора и мэрии. Что за чертовщина? — задумчиво произносит Воорт.

Толпа зевак теснится около ленты, огораживающей дверь между магазинами, которая явно вела к верхним этажам здания. Вход охраняют полицейские. Движение по Шестой авеню заблокировано, и действуют всего две полосы, да и те забиты загорающими водителями. Вот почему шофер Воорта ехал в объезд.

Когда Воорт вылезает из машины, к нему устремляются репортеры.

— Воорт! Меня зовут Ричи Олс, «Нью-Йорк-один»!

— Только один вопрос!

— Откуда они здесь взялись? — ворчит Мики, ненавидевший журналистов. — С неба, что ли, упали?

Шофер проводит своих пассажиров за желтую ленту, огораживающую место преступления, и они, не обращая внимания на репортеров, поднимаются по узкой лестнице, покрытой линолеумом.

Вот они входят в раскрытую дверь бюро путешествий «Вьера», как сообщает табличка, и в нос ударяет невыносимый, отвратительный запах. В комнате, залитой ярким солнечным светом, Воорт видит знакомую картину — техники в белых халатах, детективы, снимающие отпечатки пальцев, фотографы, снующие по офису с перегородками. Мужчины и женщины открывают ящики столов, просматривают документы, придерживая их пинцетами, вытирают пыль со стеклянных планшетов, в которых висят плакаты, зовущие в путешествие, заглядывают за столы, в мусорные корзины, всматриваются в экраны работающих компьютеров.

Какой-то инспектор разговаривает в углу со знакомым Воорта, капитаном из Шестого округа.

Воорт смотрит в сторону ближайшего к окну стола — за ним на стуле обмякло тело жертвы, чьи обнаженные ноги видны из-под края халата медэксперта, заслонившего собой труп. Воорт рассматривает кромку красной одежды и педикюр, замечает мелкие красные брызги на окне с двойной рамой, словно маляр стряхнул здесь кисть.

Несмотря на беспокойство, Воорт отмечает, что следов взлома не видно. Компьютеры на месте, ящики не тронуты, и, вероятнее всего, кража со взломом исключена. Органайзер раскрыт, виден бумажник, поэтому и о грабеже нет речи. Изнасилование? Вряд ли, женщина одета. И судя по запаху, убийство произошло совсем недавно.

Солнечный свет, льющийся через большие окна, нагрел комнату, плечи медэксперта скользят в лучах солнца. Солнце отражается в многочисленных плакатах и подрагивает маленькой трехцветной радугой на стенах и комнатных растениях.

Мики начинает тихо мурлыкать какой-то мотив. Это предупреждение. Нехитрая мелодия звучит как сигнал тревоги.

Воорт улавливает послание и замечает, что бригада криминалистов задумчиво посматривает в их сторону. Сердце начинает биться учащенно. Обычно сотрудники-криминалисты, выезжающие на место преступления, заняты своей работой, а не изучением вошедших.

— Шеф распорядился только насчет детектива Воорта. Детектива Коннора это не касается, — ворчит сопровождающий их шофер. Он указывает в сторону небольшого застекленного конференц-зала, где новый полицейский комиссар, новый шеф полиции и молодой заместитель мэра Томми Лаймонд Динс сидят вокруг стола, над чем-то сосредоточенно размышляя, пока комиссар что-то говорит. Шеф любезно кивает Воорту, не обращая внимания на комиссара. Томми Динс значительно, но неодобрительно покачивает большой головой.

Когда Воорт входит, собравшиеся замолкают. Шеф полиции прикрывает рукой лежащий на столе листок бумаги. Три невыразительных лица поворачиваются в сторону Воорта. «Будь дело в работе, — думает Воорт, — они объяснили бы свои действия. Похоже, у меня проблемы. Но почему?»

Он всматривается в лица. Ева Рамирес, первая женщина — шеф детективов, стройная и суровая, лет сорока, пришла из департамента полиции, где семнадцать лет собирала награды. Она была облачена в серый деловой костюм старомодного покроя, а медного оттенка волосы до плеч скреплены сзади большой заколкой в форме черепахового панциря. Зеленые глаза выражают прямоту. Макияж ей не нужен, и она им не пользуется. Еву Рамирес глубоко уважают за борьбу против сокращения штатов, и у нее репутация человека, поддерживающего своих подчиненных, попавших в переплет.

Даже Мики, относившийся к начальству с большой прохладцей, ей симпатизирует.

Ближе всех к Воорту сидит комиссар Уоррен Азиз, в прошлом окружной прокурор, холостой трудоголик с амбициями — если верить недавней редакционной статье в «Нью-Йорк таймс» — стать когда-нибудь мэром, сенатором или губернатором, чья бы должность ни освободилась первой и чья бы предвыборная гонка ни получила благословение лидеров Демократической партии. Газета одобрила поддерживаемый Азизом сбалансированный подход к проблеме гражданских свобод и регистрации расследования преступлений. Сын беженцев из Ирана, новый комиссар живет в четырехэтажном доме без лифта в Верхнем Ист-Сайде. Он носит готовые костюмы, которые покупал на распродажах. У него нет автомобиля, и в свободное от работы время он ездит в общественном транспорте, а там, как говорят, доступен любому желающему с ним пообщаться. Азиз — единственный из присутствующих, с которым Воорт работал достаточно тесно и которого считает умным, беспристрастным и прозорливым человеком, поколебать мнение которого может только подозрение в потенциальном покушении на гражданские свободы.

Заместитель мэра Томас Лаймонд Динс — из всех троих Воорт знал его меньше всего, — возможно, он обладает наибольшей властью. Юрист, сын четы из Гарлема — владельцев табачной лавки, которых застрелил полицейский-налетчик. Будучи федеральным обвинителем, Динс, по слухам, регулярно обедал с мэром. Стойкий борец с преступностью, он возглавлял городскую группу по расследованию антикоррупционной деятельности в полиции, деятельность которой привела к волне перестрелок в Южном Бронксе. Сейчас эта группа была поглощена одним из обычных скандалов в департаменте полиции и настроена неумолимо. За последний месяц было предъявлено обвинение во взяточничестве около пятнадцати служащим, и мэр пообещал «выбросить куда подальше оставшиеся гнилые яблоки».

— Выглядишь как на своем фото в «Нью-Йорк джорнал», — замечает Динс, намекая на очерк в популярном биографическом разделе, в котором подробно рассказывалось, как в прошлом году Воорт арестовал убийцу Джона Зешку. «Герой Большого Яблока» — так назвал его тогда журнал. Кажется, Динс не считает сегодня, что это так.

Ева указывает Воорту на кресло, Азиз нехотя кивает, а Динс скрещивает на груди сильные руки.

— У нас проблема, — сообщает Ева.

— Может быть, я помогу? — предлагает Воорт.

— Габриэль Вьера, — говорит Ева, остальные впиваются в Воорта глазами, а тот пытается хоть что-нибудь припомнить.

— Кто это? — спрашивает он, и с каждой секундой взгляды Динса и Евы нравятся ему все меньше.

— Вы никогда не слышали этого имени? — Ева задает этот вопрос так, словно пытается уличить Воорта во лжи.

— «Вьера» написано на дверной табличке. Ей принадлежит бюро путешествий, насколько я понимаю.

— Подумайте, — спокойно говорит Азиз. — Вьера.

— В-ь-е-р-а, — по буквам произносит Динс, словно произнесенное таким образом слово может заставить его изменить свое мнение.

Воорт пожимает плечами:

— Я же сказал, что не знаю такой.

— Когда-нибудь имели дело с этим бюро? — интересуется Ева.

— У меня есть собственный турагент.

— Но вы же много путешествуете, да? — задает вопрос Динс таким тоном, как будто в этой фразе заложен особый смысл.

— И что с того?

Ева кладет на стол фото сексуальной латиноамериканки в рамке. Она сидит в бикини с завязочками на корме моторки и улыбается. В руках у нее охлажденный коктейль с соломинкой и бумажным зонтиком-украшением. По всей видимости, это та самая убитая женщина в кресле.

— Может быть, вы знаете ее внешне, а не по имени? — предполагает Азиз.

— Даже если и встречал когда-то, то не помню.

— Давайте двигаться дальше. У нас нет времени, — обращается Динс к остальным.

Ева кивает, не сводя глаз с Воорта, и говорит ему:

— Я хочу у вас кое-что спросить, и мне нужен прямой ответ. — Она поднимает руку, предупреждая протест с его стороны и утверждение, что он никогда не лжет. — Скажите сейчас правду, и даже если вы что-то и совершили, я буду к вам справедлива. И комиссар тоже. Верно, Уоррен?

— Вы мне всегда нравились, — согласился Азиз; от него сейчас исходило сочувствие, почти теплота — ведь в прошлом году он вместе с Воортом работал над делом Зешки. — Люди совершают ошибки. Всем доводится. Суть в том, причастны ли вы к случившемуся.

— Ошибки? — переспрашивает Воорт, почувствовав в этот момент, как сводит горло и покалывает в подушечках пальцев.

— Сейчас самое время рассказать нам все. Если мы услышим вашу версию, дело пойдет лучше, — говорит Ева, как будто он один из подозреваемых, кем, как понимает потрясенный Воорт, он в общем-то и является.

«Задавайте прямые вопросы. Пусть допрашиваемый извивается, лжет, протестует, бушует».

— Думаю, вы знаете, что нам надо, — доносится голос Динса.

— Неужели вы думаете, что я сотворил такое? — удивленно произносит Воорт.

Динс со скрежетом отталкивает кресло. Заместитель мэра встает — большой человек, энергия не дает ему долго оставаться на одном месте.

— Покажите ему, — обращается он к Еве и бросает взгляд на бумагу, которую прикрывала рука шефа полиции.

Воорт понимает: что бы ни было в этом листке, именно то, что там написано, и является причиной его присутствия здесь.

В комнате жарко, и Воорт начинает потеть, но, к счастью, кажется, пот течет только по спине. Сколько раз он присутствовал при допросах, наблюдал за тем, как на лбу подозреваемого выступают первые капельки пота, поворачивался к Мики и шептал с улыбкой: «Парень, кажется, поплыл».

— Взгляните, — говорит Ева и пододвигает листок так, что слова, написанные черным маркером, прямо наскакивают на Воорта. Почерк рваный и похож на детский. Либо записка написана психическим неуравновешенным человеком, либо некий хитроумный автор послания пытается ввести в заблуждение полицию. Оба сценария уже не раз встречались в полицейской практике.

Читая, Воорт чувствует, что истекает потом. Первая половина записки гласит: «Что подумают начальники, Воорт, узнав, как ты облажался?»

И вторая половина: «Это твой провал, Конрад. С годовщиной, именинник. Жди еще три трупа к полуночи».


— Сегодня у вас день рождения? — спрашивает Динс, словно это может подтвердить правдивость текста записки.

— Да.

— О какой ошибке здесь говорится? — тихо интересуется Ева. Это дело может стать самым громким на ее новой работе, и независимо от ее доверия к Воорту ей не хочется опростоволоситься.

— Понятия не имею.

— И даже не догадываетесь? — задает вопрос Азиз. — Годовщина указывает на нечто имевшее место. Годовщина чего?

— Почерк грубый, но слово «начальники» говорит о том, что автор может быть военным, — отвечает Воорт, зная, что Азиз не это имеет в виду.

В молчании все четверо пристально смотрят на записку, словно благодаря объединенной воле может снизойти некое откровение. Воорт не может решить, какая из половин послания самая зловещая: угроза или утверждение, что он виновен.

Не стоит и гадать.

Шепотом Воорт повторяет:

— «Жди еще три трупа к полуночи».

9.21 — электронные часы на подоконнике тихо гудят, ритмично отмечая внезапное возникновение критического времени.

— Ясно, — снова подает голос Ева, — автор записки убежден, что, когда мы узнаем о неких ваших деяниях, это объяснит произошедшее. Думайте же, Воорт. Почему послание адресовано вам?

— Откуда мне знать? Кто бы его ни написал — он псих.

— Мы не говорили, что это он, — произносит Динс.

— Он, она — какая разница? — резко отзывается Воорт, несмотря на то что знает: на месте заместителя мэра он действовал бы так же. В прошлом месяце Динс только и делал, что слушал вранье коррумпированных полицейских.

Воорту кажется, что буквы становятся крупнее и чернее, уплывают со страницы и проплывают у него перед глазами. Бумага гладкая и такая же белая, как, вероятно, сам Воорт. То, что записка не в пакете для улик, говорит Воорту об отсутствии на ней отпечатков пальцев.

Динс, друг мэра, советник и охранник, говорит:

— Ну что ж, исходным моментом угрозы на первый взгляд, кажется, являетесь вы.

— Какой-то преступник мстит мне за арест.

— Но почему Габриэль Вьера и почему сегодня? — спрашивает Динс.

— Давайте, Воорт, — вступает Азиз. — Вы герой, всем нравитесь. Члены вашей семьи были полицейскими задолго до появления департамента полиции. Может быть, в ваших действиях и нет ошибки. Может быть, все совершенно объяснимо. Стрелок считает это промахом, но он может ошибаться. Поведайте нам. Не заставляйте нас выяснять.

— Мы все равно все узнаем, — повторяет Динс. — И замучаем до смерти.

— Понятно.

— Кто-нибудь угрожал вам в последнее время? Телефонные звонки? Письма?

— Нет.

— Любые дела передаются в суд; значит, кто-то хочет вас дискредитировать, — предполагает Ева.

Воорт задумывается.

— Нет.

— Может быть, это Мики сделал промах. Ваш напарник. Вы-то сами ничего не сделали, но выручили его.

— А я верю Воорту, — говорит Азиз Еве и Динсу.

— Проверьте меня на детекторе лжи, — предлагает Воорт.

Азиз и Ева удивлены. Полицейские профсоюзы всегда усиленно боролись за то, чтобы полицейских никогда не проверяли на детекторе лжи. По сути дела, профсоюзы запрещают своим членам идти на подобное. Гражданские? Подключайте к аппарату как можно быстрее. Полицейские? Забудьте об этом. Только не их. Никогда в жизни.

— Вы уверены? — медленно задает вопрос Азиз. В глубине души он склонен к проверке. — Подтвердите, что это была ваша идея?

— Я откажусь от адвоката. Вы напрасно тратите на меня время.

— Мы сами решаем, на что тратить время, — отвечает Динс. — Кроме того, детекторы лжи не всегда точны. Потренировавшись, можно научиться контролировать биение сердца. Что скажете, если мы пошлем к вам домой людей для небольшой проверки?

Воорт мысленно представляет детективов, прибывающих на день рождения. Открытые шкафы, вопросы к Камилле и Джулии, пустые ящики, изучение содержимого письменных столов.

Возникшее болезненное чувство превращается в гнев.

— Если вы еще не сделали этого, то это большой прокол с вашей стороны, — отвечает Воорт.

— Хотите быть занудой? Ладно. Мне нравится иметь дело с занудами.

— Не перекладывайте на меня свои промахи.

Воорт замечает, что Мики уже не видно в офисе с клетушками; это значит, что детективы отвели его куда-то допрашивать. «Если вы с Воортом взяли деньги, — говорят ему, — если карты, наркотики или женщины… если Воорт спал с Габриэль Вьера… если вы оба замараны, выдайте его нам». Убеждение, уговоры, предложение сделки. Дают те же обещания, что Воорт и Мики сами постоянно предлагают подозреваемым.

— Полегче, Томми, — хочет разрядить обстановку Азиз. Он поднимает руки, как рефери во время матча, и извиняющееся смотрит на Воорта, которому внезапно приходит в голову мысль, не разыгрывается ли перед ним игра высшего класса в хорошего и плохого полицейских. Воорт размышляет, а верит ли ему вообще Азиз. — Поймите, — продолжает Азиз, — на нас давят. И мы вынуждены задавать такие вопросы.

Воорт немного успокаивается и, зная Азиза, думает, что еще собирается предпринять новый комиссар.

— Вы дадите пресс-конференцию?

— Мы не можем хранить дело втайне, не можем допустить, чтобы люди потом говорили, что мы сидели на нем, что у нас была информация и мы скрыли ее. Может быть, кто-то поможет, прежде чем ситуация ухудшится. Нам надо дать журналистам эту возможность.

— Позвольте мне сделать заявление, — просит Воорт.

Пауза, а затем Ева, обдумав его слова, кивает:

— Давайте. Своим виноватым видом вы будто говорите: «Не знаю, что я сделал, но мне ясно, что я совершил какую-то страшную ошибку».

— Я попрошу убийцу связаться со мной и гарантирую телефон без прослушки.

— Начну я, а вы следом за мной, — предлагает Азиз. — Начнем минут через десять.

Воорта подташнивает.

— Если ваше предложение не сработает, то по крайней мере все будут знать, что вы не остались в стороне, — замечает Ева.

— Все это может оказаться блефом, — говорит Воорт, больше надеясь, чем веря сказанному. — Черт побери, в этом журнальном очерке упомянута дата моего рождения.

— А ваш дом в самом деле стоит четыре миллиона баксов? — спрашивает Динс тоном, который наводит Воорта на мысль, что заместителю мэра подозрителен любой полицейский, имеющий столько денег, и что ему безразлично, объяснила статья его огромные вложения или нет.

«Неужели возможно, что я каким-то образом стал причиной всего этого? Неужели я где-то допустил промах?» — размышляет Воорт.

— В нашем распоряжении специалист по детектору лжи, — произносит Ева, ее голос звучит мягче. — Отличный специалист. Его обычно вызывает Министерство обороны. Он проверял советских перебежчиков.

— Тогда я буду в хорошей компании.

— Мы не станем говорить, что вы и впрямь что-что сделали. Мы скажем, что такое возможно, упомянем ваш великолепный послужной список. Мы скажем, что, вероятно, записка является ложным следом и что ее автор просто разобижен.

«Мы», — отмечает Воорт. Ее слова звучат так, словно врач-онколог говорит больному: «Мы нуждаемся в операции».

И не важно, что говорят люди в комнате. Истина заключается в том, что на телевидении он собирался сказать о гневе на департамент полиции, который называет его в качестве возможной причины убийства. Воорт знал, что в течение часа город охватит страх, особенно потому, что никто не знал, какое это убийство — намеренное или случайное. Дикторы «Последних известий» ворвутся в регулярное вещание. Посетители баров и супермаркетов, строители в перерыве будут тыкать в строки краткого содержания последних известий на телеэкранах и, уставясь на фото Воорта, спрашивать друг друга: «Что же натворил этот тупой засранец?»

— Я хочу заняться этим делом, — говорит Воорт Еве.

— Вы и занимаетесь, — отвечает она, но все они знают правила полиции: полицейскому, находящемуся под следствием, не позволяют вести дела. — Пресс-конференция будет большим подспорьем, — продолжает Ева. — А вы поможете своими старыми рапортами — как вы знаете, их надо поднять и просмотреть. Может, что-то и найдете. Думайте, вспоминайте.

— Я не это имею в виду, — настаивает Воорт, а Динс с уверенностью отрицательно качает головой, словно говоря, что этому человеку ни за что нельзя давать свободу действий.

Сердце Воорта колотится, в ногах чувствуется слабость. До этой минуты он и подумать не мог, что в департаменте его будут подозревать. Черт возьми, еще школьником он проводил дни на Полис-плаза: бродил по помещениям, играл с собакой комиссара, учил у детективов правильно заполнять рапорты и даже выезжал с отцом на места преступлений. В уик-энды он слушал рассказы своих дядей о том, как Воорты сорвали планы мятежников в ходе Гражданской войны и захватывали гангстеров во времена «сухого закона». Он пошел на свое первое профсоюзное собрание, когда ему было всего семь.

— А что, если автор записки хочет убрать меня из полиции? — выдвигает Воорт в качестве рабочей гипотезу.

— Да, конечно, хочет. Вопрос в том, почему, — соглашается Динс. — Идите домой, переждите. Скажите, где мы сможем найти вас, если что-нибудь произойдет. Но это не должно быть позже, чем пойдут слухи, будто мы покрываем вас.

Воорт неуверенно встал и направился к окну. По крайней мере оно было ближе к месту действия, чем стол, и дальше от заместителя мэра Томаса Лаймонда Динса. Там, за растущей толпой, аноним, что оставил записку, вероятно, уже приближается — этого Воорт и боялся — к месту следующего убийства. Идет по городу. А тем временем на Шестой авеню останавливается фургон, и двое полицейских вытаскивают портативный подиум. Пресс-конференцию для телевидения лучше проводить с подиума. Эта деревянная колода служит щитом для ораторов. Придает официальность смущению и уверенность, когда лжешь.

— Знаете, что будет, если вы отстраните меня? — говорит Воорт заместителю мэра, возвращаясь к нему. — Какой-нибудь детектив откопает что-нибудь приличное, но это покажется ему пустяком, потому что только я увидел бы ниточку, а я узнаю о ней, только когда станет уже слишком поздно. Важный адрес. Бар, в который я заглядывал. Что вы скажете им, — уже почти обвинял Воорт, указывая большим пальцем в сторону окна, — когда произойдет убийство?

— Я сказал — нет.

Воорт наблюдает за криминалистами в большой комнате по соседству. Угрюмые от расстройства лица наводят его на новую мысль.

— Много не нашли, верно? Ни отпечатков пальцев, ни волос.

Динс расцепляет скрещенные на груди руки.

— Никакого взлома, — продолжает Воорт. — Никаких следов борьбы. Похоже, он стоял почти вплотную к ней. Шкафчики-регистраторы заперты — значит, наш убийца ничего не искал. Органайзер на столе в порядке и закрыт. Никаких свидетелей, да? Только, может быть, ее сотрудник, который обнаружил тело.

— Ваша точка зрения?

— Она состоит в том, что я ваша единственная зацепка, — отвечает Воорт. — «Жди еще три трупа к полуночи». Важна каждая минута, если он или она, — улыбаясь Динсу, подчеркивает Воорт, — не убьет разом троих. Может, устроит в доме пожар. Или взорвет машину. Автор записки не говорит, что будет убивать поодиночке. Как вы намерены объяснить этот провал? И заметьте, это уже будет ваша ошибка, не моя.

В комнате раздается новый звук — жужжание сотового. Ева достала из сумки «Нокиа» и щелкнула крышкой.

— Да.

Она слушает, что ей говорят по телефону, а затем произносит:

— Спасибо, Хейзел. — Отключившись, она объявляет остальным: — Это были компьютерщики. У Габриэль Вьера был привод. Всего одно задержание семь лет назад. Приставала к мужчинам у отеля «Плаза». Она сменила имя, но сохранила номер социальной страховки. — Ева смотрит на Воорта с таким видом, словно сказанное должно для него что-то значить. — Обвинение сняли. Звали ее Габриэль Рамос. Вам знакомо это имя, Воорт? Никогда не работали с проститутками?

— Никогда. А что вы сделали сразу после того, как обнаружили труп? Бросились ко мне, потому что я вам нужен. Но вы же понимаете, что нельзя рассказать мне эпизод, а об остальном умолчать.

— Разрешите ему работать по делу, — встревает Азиз.

— Или, может, мне рассказать репортерам, что новое руководство полиции выгоняет с работы любого на основании анонимного обвинения! И не важно, кто обвиняет. Не важно, если даже непонятно, в чем вина. Хотите опорочить полицейского? Тогда напишите анонимку.

Динс качает головой, но уже как-то вяло, явно сдавая позиции. Азиз пожимает плечами и смотрит в сторону начальника полиции в поисках поддержки против Динса. Ева еще раз читает записку.

— Согласна, если пройдете через полиграф. Если, — говорит она Воорту. — Но будет параллельное расследование, и докладывать лично мне.

— Благодарю вас.

— Наденьте браслет, — требует Динс. — Я соглашусь только при этом условии. Если покинете город, сделаете какую-нибудь глупость, исчезнете хоть на десять минут, я доберусь до вас любым способом, все пущу в ход.

«Я пройду проверку, — думает Воорт. — Пройду, потому что даже если и напортачил, то не знаю где. Врать мне незачем».

Ева вздыхает:

— Ставлю себя под удар из-за вас. — Это действительно так, но верит ли она Воорту?

За окном прибавилось телеантенн, пробивавших себе путь к обозрению, и новых фургонов.

— Он хочет, чтобы мы его поймали, — произносит Азиз, когда Воорт подходит к дверям. — Иначе зачем ему оставлять записку? Почему бы не совершить все убийства, а уж потом связаться с нами? Зачем усложнять ситуацию?

— Потому что этому типу нужно внимание, — предполагает Динс.

— Хочет перехитрить нас, — добавляет Ева. — Ему нужен Воорт.


Воорт чувствует в комнате присутствие невидимого противника, чувствует неприкрытую ненависть, исходящую от записки на столе. Знает ли он ее автора?

«Жди еще три трупа к полуночи».

— Хотел бы я, чтобы Господь вразумил меня, что ему надо, — обращается Воорт к остальным.