"Игра сэра Валентайна" - читать интересную книгу автора (Алек Сэй)

Глава II

   Ени-чери на штурм не пошли. Ночь в Аксаре вообще прошла на удивление спокойно -- никто никого не убивал, не жег и даже не грабил: воры и убийцы, в ожидании погромов и массовых побоищ попрятались по своим норам, ожидая часа смуты, когда они смогут по-настоящему развернуться, добропорядочные горожане и вовсе заперли и забаррикадировали двери "во избежание", попрятали дочерей в подвале и всю ночь тряслись, сжимая немудрящее оружие в руках, городская стража готовилась в казармах отбиваться от всех и вся, ну а в Верхнем Городе, где проживали наиболее богатые и влиятельные горожане, этой ночью снаряжались дружины из слуг и телохранителей, беки, шейхи и эмиры срочно создавали союзы, так же спешно их разрывали и заключали снова. В окнах Топкапы до зари мелькал свет, а казармы ени-чери, наоборот, были темны, спокойны, и казались заброшенными. Командиры войск городского гарнизона всю ночь совещались о том, что им предпринимать в случае беспорядков, и, как водится, ни к каким определенным выводам так и не пришли.

   Утром, когда аазурцы, вместе с караваном въехали в ворота города, Аксар напоминал кучу сушняка, готового вспыхнуть от малейшей искры.

   -- Дело дрянь. -- негромко прокомментировал ситуацию Виризг, едва они миновали ворота. -- Смертоубийство может начаться в любой момент.

   -- Почему вы так решили, сэр Валентайн? -- удивился сэр Анхель. -- По мне, так все так же, как и вчера, и неделю, и даже месяц назад. Нищие, попрошайки, торговцы, шум, сутолока и жара.

   -- Так, да не так. -- усмехнулся сэр Максимилиан. -- Сколько времени мы затратили у ворот, чтобы въехать в Аксар, благородный Клейст?

   -- Думаю, с полчаса. -- пожал плечами тот.

   -- Вот! -- многозначительно поднял перст Годриг.

   -- Вполне нормально, как мне кажется.

   -- Это для Аазура нормально, сэр Анхель. -- счел необходимым пояснить ситуацию барон ре Котль. -- А для Имладона это просто удивительно быстро. Заметьте, стражи -- невиданное дело! -- почти не торговалась, и даже бакшиш вымогали крайне вяло, словно по давно надоевшей обязанности. Опять же, вы обратили внимание на самих стражников? Лица осунувшиеся, глаза красные, в каждом движении усталость. Короче говоря, сразу видно -- людям хочется спать. А смена у них, между прочим, за час до открытия ворот. Должны проснуться уже, даже если все с глобального перепоя.

   -- Не спали всю ночь? -- догадался Клейст.

   -- Скорее всего. -- согласился сэр Максимилиан. -- Или спали, но очень мало, тревожным сном солдат, готовых к нападению. Сэр Лестер, не открывайте лицо!

   Лестер Блюм был одет как знатный, но небогатый курун, в малиновый зуав поверх синеватой выцветшей дишдаши, и гандуру под ней. Голову от солнца ему прикрывал клафт, закрепленный тонким серебряным обручем, а лицо скрывал раоб. На небогатом, но хорошей выделки поясе болтался длинный шаш в ножнах.

   -- Я уже дышать не могу, благородный Годриг. -- негромко пожаловался сын посла. -- Какого мантикора потребовался этот маскарад, я не понимаю?

   -- А такого, баронет, -- спокойно ответил разведчик. -- что коль мы трое спалимся, то вы сможете ускользнуть неопознанным и продолжить наше дело. Или просто сменить одежду, и отсидеться в безопасном месте. И, я вас умоляю, сэр Лестер, не надо громких слов, что настоящие рыцари, де, погибают в бою рядом. Этакие галантности в нашем деле недопустимы, право слово.

   Благородный Блюм лишь покорно склонил голову.

   -- Да полно вам, сэр Лестер. -- сказал Клейст. -- Ехать осталось уже совсем недолго. Переоденетесь, отдышитесь.

   -- Кстати, насчет недолго, благородные сэры. -- сказал Виризг. -- Распределяем роли, пока не разъехались.

   -- Так, вроде бы распределили уже. -- пожал плечами сэр Анхель. -- Благородный Годриг -- купец из торгового дома Бойль, я при нем приказчик, вы -- представитель гильдии менял и ростовщиков, сэр Лестер -- второй сын курунского бая, приехал поступать на службу.

   "Интересно, -- подумал Виризг, -- а в Айко молодняк тоже имеет привычку всюду высказывать свое ценное мнение? Да нет, навряд ли, Лавора и Троцера такого не спускали".

   -- Это не роли, а легенды, благородный Клейст. -- вздохнул он. -- Вы уж привыкайте к нашим специфическим понятиям, коли в Неявную Дружину подались. И учитесь их разделять.

   -- Сэр Валентайн имел в виду, -- добавил Годриг, -- что надо распределить, кто чем сегодня будет заниматься. Кстати, где мы держим связь?

   -- В харчевне "Лед и пламя", она у самых ворот в Холодный квартал, если кто не знает. Содержатель ее, некто Ливуда бен-Бабар. Мой предшественник... помог ему с открытием харчевни на таком завидном месте. Во "Льде и пламене" много местных и не меньше имладонцев, так что даже наша "смешанная" компания не будет вызывать подозрений.

   -- А мы будем сидеть посреди зала? -- удивился сэр Лестер.

   -- Потребуется -- будем. Но вообще-то, надо подойти к стойке, показать на самого пьяного клиента... это не сложно, он будет лежать лицом на стойке... и сказать: "Мне то же самое, но в отдельный кабинет". Это пароль. Хозяин спросит вас: "Вы уверены, почтенный? Лекари говорят, что много пить вредно". Отвечаете на это стихом сто тридцать четыре из "Четверостиший" Гияса Фатха.

   Негромко продекламировал сэр Максимилиан.

   -- Любил покойный математик султана Хосрова Умудренного выпить, да и до женщин был охоч. Так что, если увидите перед харчевней двенадцать обнаженных танцующих гурий, знайте -- явка провалена.

   -- Не время для шуток, благородный Годриг. -- поморщился сэр Валентайн. -- Явка провалена, если на голове зеленщика в лавке напротив повязана желтая чалма. Или если зеленщик отсутствует, а лавка закрыта. Кстати, если за вами хвост, или вас взяли и... у вас не было возможности отказаться от сотрудничества, отвечайте прозой.

   -- И что отвечать? -- спросил сэр Максимилиан, видя, что его командир на мгновенье замолчал.

   -- Отвечайте: "Жизнь, почтенный, вообще очень вредна для здоровья. От нее помирают". А теперь, по ролям. На то, чтобы активировать всю нашу, даже "спящую" агентуру, у нас хорошо если день. И того, скорее всего, нету. Принцы Гемаль, Байасит и Арслан сейчас шлют гонцов во все стороны, к преданным им командирам и сатрапам. Однако каждый понимает, что если не решить проблему быстро и здесь, в Аксаре, случится гражданская война. Этим, безусловно, захотят воспользоваться соседи и некоторые из особо удаленных от столицы сатрапов. Спрашивается, оно им надо, утверждать трон на пепелище? Поэтому вы, благородный Годриг, активируете наших людей в Холодном квартале и Верхнем городе. Сэр Лестер приглядывает за дворцом. Посидите в чайхане напротив, посмотрите на танцовщиц, послушаете сплетни. Может и услышите что полезное. Но главное -- следите за тем, что происходит на площади перед дворцом. Любое, хоть сколь либо значимое событие должно доводиться до моего сведения немедленно.

   -- Да как же я вас отыщу в Аксаре, барон? -- удивился молодой Блюм.

   -- А вам и не надо. -- пожал плечами Виризг. -- Перед тем как занять место для наблюдения, подойдите к старому сказочнику в глубине чайханы и попросите рассказать вам притчу о лисе и винограде. Она короткая, времени это займет немного. Когда расскажет, поблагодарите старика и дайте вот эту монету. -- сэр Валентайн протянул ему мелкую имладонскую монетку, с щербиной на краю, формой напоминающую запятую. -- Если нужно будет что-то срочно мне передать, пишите записку, только коротко и по существу, заходите в проулок между чайханой и храмом, там вас будут ждать.

   -- А... где я найду калам и папирус? -- нерешительно спросил Лестер.

   -- А вы оденьтесь писцом кади. -- посоветовал сэр Максимилиан. -- Заодно и подозрений ваша писанина ни у кого не вызовет. Смена одежды, и не одна, в вашем новом жилище уже есть, хотя не факт, что все подойдет точно по размеру.

   -- Ну а я? -- спросил Клейст. -- Мне что делать прикажете?

   -- А на вас мы взвалим секретарскую работу, благо дело привычное. -- ухмыльнулся сэр Валентайн. -- Вы будете сидеть на явочной квартире... Вернее, в явочной лавке. И торговать.

   -- Что-о-о-о?!! -- возмущению молодого аазурца не было предела. -- Я, благородный, и торговать?!!

   Ледяной тон, которым это было произнесено, явно намекал на близкую дуэль.

   -- Помилуйте, да какой вы благородный? -- удивился, почти искренне, сэр Максимилиан. -- Вы мой приказчик, а я купец. Что с вашей памятью?

   -- И оставьте свой гонор при себе. -- устало посоветовал барон ре Котль. -- Если будет нужно, загримируемся под продажных девок. Служба у нас такая, сэр Анхель. В общем так, под видом торговли, принимаете отчеты от нашей агентуры. Сортируете. Что и как, вам покажет сэр Максимилиан. Вам все понятно? Или желаете догнать посольство?

   -- Все. -- вздохнул Клейст.

   -- Остальным тоже?

   Благородные Блюм и Годриг молча кивнули.

   -- Ну, вот и славно, господа. Кстати, сэр Лестер, на следующем повороте вам налево. Не заблудитесь?

   -- Я знаю город. -- ответил тот. -- Да и дом почтенного галантерейщика ан-Бонаси мне известен.

   О том, что у него он покупал узорчатые шали и украшения, ухаживая за девушками, младший из сыновей посла рассказывать не стал. А сэр Валентайн, не стал рассказывать о том, что ему это известно.

   Оставшийся, после отделения псевдокуруна от остальных, путь, проехали практически молча. Лишь перед самым расставанием сэр Максимилиан негромко сказал Виризгу:

   -- А знаете... У меня такое ощущение, что скоро начнется гроза. -- затем поглядел на небо, и со вздохом добавил. -- Только дождик, влага небесная, не остудит горячих имладонских голов. Слишком уж давно им затылки печет.

   Гроза к вечеру и впрямь случилась. Да что гроза -- настоящая буря.

   Сначала на город налетели порывы сухого ветра, наполнившего воздух пылью и поднявшего в воздух легкий мусор, погнавшего его по кривым улочкам Аксара и сметая с них людей, стремившихся укрыться от стихии. От поднятой в воздух пылевой взвеси небо потемнело, и заходящее солнце стало красным, как кровь, и тусклым, словно далекий фонарь. Прокатившись по улицам, улочкам и переулкам, ветер ворвался в порт, налетел на море, вздыбил волны пенными барашками, раскачал спешно укрывающиеся в гавани от грядущего шторма и стоящие на рейде корабли, и затих, столкнувшись с величавым молчанием моря, мерно вздымающем волны, очень быстро превращающиеся в зыбь, и с грохотом налегающее на волноломы, окутывая их искорками брызг. В городе наступило затишье, не нарушаемое даже бреханьем попрятавшихся собак. В городе, но не в небесах над ним, которые стремительно затягивало черное марево незнамо откуда взявшихся туч.

   И вновь налетел ветер, но теперь не суховей. Соленый морской бриз, крепчая с каждой минутой, перемахнул городские стены, погнал мусор обратно, в сторону степей, раскачал корабли в порту еще сильнее и поднял в открытом море такую волну, что моряки в ужасе забормотали молитвы всем известным им богам и начали рубить якорные канаты, не успевая выбирать их и рискуя оказаться в лапах безжалостной стихии. И все это в полной тишине.

   Ослепительно сверкнула молния, словно тысячи барабанов громыхнул гром. И разверзлись хляби небесные.

   К моменту развержения хлябей сэр Валентайн, сэр Максимилиан, сэр Анхель и сэр Лестер, благополучно добрались до явочной харчевни. Виризг появился последним, когда первые капли уже впивались в крыши домов со звуками загоняемых в доски гвоздей, и его внешний облик удивил даже виды видавшего сэра Максимилиана.

   -- Барон, ну это уже перебор... -- проворчал он, разглядывая своего командира, одетого в парадную форму сотника конных пехлеван. -- Так вы за лигу привлекаете внимание.

   -- Ничуть не перебор, благородный Годриг. -- ответил сэр Валентайн садясь за стол и отклеивая густые черные усы, свисающие аж до подбородка. Стирать с лица краску, придавшую его коже смуглоту имладонца и отдирать фальшивый шрам, протянувшийся от левой скулы до подбородка, он не стал. -- Вы невнимательны, мой дорогой друг. Это форма "Тигров Ромханкора", ни одного человека из этого подразделения в Аксаре нет и быть не может -- очень уж от столицы далеко расквартированы. Это раз. Военных в Аксаре сейчас, что собак, а сотников, что блох на любой из них, так что ничьего внимания я особенно не привлеку. Это два. И, последнее, обладая меньшим статусом, попасть во дворец Гафара тер Гийюна, чтобы удостоиться с ним личной беседы, просто невозможно. Это три. Как видите, все вполне логично и обосновано.

   -- Да что вам потребовалось у старого пройдохи? -- удивился сэр Максимилиан.

   -- Как что? Он меня на сегодняшний вечер приглашал. -- барон ре Котль налил себе в кубок вина. -- У везира событие, знаете ли. Утер нос Исмаль-паше, теперь хвалится перед всеми ценителями своей коллекцией. Официально, конечно. Неофициальная часть, кроме ужина и танцев полуобнаженных девиц, предполагала ряд серьезных переговоров с некоторыми ключевыми фигурами султаната. Но -- все по порядку, господа. Докладывайте. Сэр Максимилиан?

   Одетый хладоквартальским купцом, в странную смесь аазурского и имладонского костюмов, благородный Годриг пожал плечами.

   -- А что тут докладывать? Приказ исполнен, выживших нет.

   -- В каком смысле? -- поперхнулся сэр Валентайн.

   -- Ни в каком. -- сэр Максимилиан флегматично откусил кусок жаренного мяса, и продолжил доклад, не прерывая пережевывания пищи. -- Шучу я, барон. Ввел в курс благородного Клейста и отправился активировать агентуру и явки, все исполнил, всех задействовал, хотя в паре благородных домов моему визиту совсем не порадовались... мерзавцы уже решили, что помощь им в свое время была оказана за "спасибо" и красивые глаза... но артачиться никто не решился. Ждут приказов. В Холодном квартале мне, тоже, не скажу что обрадовались, но не удивились. Наши сограждане отлично понимают, что живут в Аксаре на птичьих правах, а потому всегда готовы помочь своему королю вообще, и господам из посольства, хотя бы и эти птичьи права у султана выцарапавшие, лично. Затем вернулся в лавку, продал четыре отреза сукна... у сэра Анхеля, кстати, с торговлей вышло гораздо лучше, он продал за день вдвое больше... Собственно все. Доклады от наших осведомителей ничего ценного не содержали.

   -- Ну а настроения в низших слоях имладонской аристократии? К кому тяготеет мелкопоместная столичная знать?

   -- Полный разброд и шатания, сэр Валентайн. -- ответил Годриг. -- В целом, все ищут, к кому бы примкнуть, или за кем бы отсидеться, чтоб хотя бы свое не потерять.

   -- А вы чем порадуете, сэр Лестер? -- спросил благородный Виризг, поворачиваясь к самому молодому из четырех аазурских разведчиков. -- За день я получил от вас три записки. Было что-то еще?

   -- Было. -- на губах Блюма появилась тонкая улыбка, и юноша опустил очи, скрывая огоньки ни-то радости, ни-то торжества, ни-то еще чего-то подобного. -- Господа, вы можете меня поздравить. С завтрашнего дня я зачислен в эскадрон кавалерии ени-чери.

   -- Разве султанская гвардия -- не пехота? -- изумился Клейст.

   -- Пехота, -- кивнул сэр Максимилиан, -- но при них есть отдельная кавалерийская вспомогательная сотня. Как вам удалось это провернуть сидя на одном месте, баронет?

   Во взгляде Годрига, кроме профессионального интереса, появилось вполне профессиональное же уважение.

   -- Ну... -- улыбка сэра Лестера стала по мальчишечьи озорной, а в глазах заплясали смешливые бесенята -- Немного везения, немного творческой импровизации и Мрачная Бездна наглости.

   -- Вот с этого места поподробнее. -- произнес сэр Валентайн, отрезая себе кусок баранины. -- А лучше, с самого начала. Клейст и Годриг ваших докладов не читали.

   Такие авторы современных романов как Родберг и Кадабард, признанные мастера своего жанра, описывая будни сотрудников Неявной Дружины упоминают погони, драки, переодевания, преодоления стен посредством веревочных лестниц и без оных, пытки, допросы с пристрастием и без такового, а также прочие интересности. На самом деле, и сэру Лестеру представилась "счастливая" возможность убедиться в этом на своей шкуре, работа шпиона скучна, однообразна и требует не столько выдающихся физических навыков, сколько прорву терпения.

   Юный Блюм последовал совету сэра Максимилиана и из жилья почтенного ан-Бонаси, агента старого и проверенного не одним поколением аазурских резидентов, вышел уже не курун хорошего рода, а скромный писец в простом поношенном серо-голубоватом армячинном азяме поверх заношенной и застиранной дишдаши (некогда, вероятно, белой, а теперь -- насыщенного грязного цвета), а также небольшом аракчине, лихо сдвинутым на затылок. За спиной молодого помощника кади висела внушительная торба, а на видавшем виды и множество владельцев поясе, рядом с чернильницей и тростниковыми перьями, болтался тощий кошель, неспособный привлечь внимание даже самого захудалого воришки. О былой ипостаси сына посла напоминали только относительно новые, но уже изрядно запыленные чарыки.

   В соответствии с приказом барона ре Котль, новоявленный писец отправился в чайхану на площади Благовеликолепия, удобно расположившуюся прямо напротив ворот Топкапы. Место для наблюдения за дворцом, и впрямь, идеальное -- вот только сэр Лестер совершенно не представлял, что именно он должен наблюдать и о чем докладывать. Впрочем, с присущей юности самоуверенностью, баронет решил, что уж худо-бедно разберется в том, важное происходит событие перед въездом в резиденцию султана, или не особо.

   Нельзя сказать, что в заведении, носящем не претендующее на оригинальность название "Полуночная услада", полунищему писцу в поношенной одежде сильно обрадовались. Чайхана, как это ни удивительно, относилась к разряду ночных элитарных заведений, именно с заката и до рассвета, когда спадала дневная жара, в высшем обществе Аксара было принято собираться в "Усладе", дабы за чашкой крепкого чая или кофе провести ночь в высокоумной беседе. Был в чайхане и павильон для любителей вкусить опиумный дым, на каждом столике стоял кальян, даже тамаше-хане хозяин в своем заведении завел, выписав труппу артистов из Айко. Вино желающим тут тоже подавали, однако желающих-то как раз почитай что не находилось. Не принято было пить крепкие напитки в "Полуночной усладе", не для того здесь встречались.

   Едва баронет ре Лееб выслушал, во исполнение инструкции благородного Виризга, на редкость нудную и бессмысленную, как ему показалось, историю о том, как не сумевшая добыть высокорастущий виноград лиса начала рассказывать всем о том, что виноград-то и плох, и неспел, и расплатившись меченной монеткой сел за столик, как с выражением лица "А не перепутал ли ты заведение, парень?" перед ним появился усталый, уже собиравшийся уходить спать хозяин.

   -- Чего изволит почтенный гость? -- хмуро произнес он. -- Время полночных бесед миновало и мало кто заходит в чайхану днем, тем паче, что цены в моем заведении высоки. Вряд ли достоуважаемый гость сможет насладиться беседами сегодня.

   -- О, многоуважаемый, -- сэр Лестер изобразил самую что ни наесть дружелюбную улыбку, -- именно потому я и пришел в "Полуночную усладу", славную достомудрыми беседами и чинным весельем при свете луны, и известную своей тишиной и покоем, едва витязь в золотых доспехах первой своей стрелой обращает в бегство серебряного везира со всем его войском. Дело в том, что я служу писцом при великоумном кади Селиме а Дави, и господин мой поручил к сегодняшнему закату разобрать для него многотрудное дело, -- аазурец кивнул в сторону многочисленных листов папируса скрученных в рулон, которые успел выложить на стол перед собой, -- о том, как две женщины, рожавшие в один день, делят младенца меж собой. Одна говорит, что вторая заспала своего младенца, и подменила его, похитив ее сына, вторая же отвечает, что ничего подобного не бывало, и истица сама своего ребенка заспала, и нынче хочет отнять у нее родное дитя. Кади непременно должно рассмотреть дело завтра с утра, а в деле сем сам Губернез, камнями побитый, ногу сломит. И вот решил я, о почтеннейший, мудрейший и достойнейший из чайханщиков, что места лучше и спокойнее, чем "Полуночная услада" мне для подготовки дела к докладу Селим-бею не найти, ибо в доме моем душно, пыльно и шум с улицы не даст сосредоточиться мыслями, а здесь я в любой миг могу обратиться за советом к мудрости знатока притч и легенд, а тело мое возрадуется чаям и настойкам, что истинно бесподобно готовят в твоем заведении. О деньгах же ты не беспокойся, ибо господин мой платит хорошо, но не должно писцу выглядеть богато, иначе, чем на празднестве, ибо если каждый простолюдин начнет рядиться в парчу и шелка, да украшать себя лалами и смарагдами, истинно рухнет мироздание, ибо как тогда отличить знатного и благородного от подлого звания человека?

   С этими словами начинающий разведчик извлек из-за пазухи увесистый кошель.

   -- Воистину, прав ты, добрый писец мудрого кади. -- склонил голову хозяин. -- Что ж, желаю тебе успехов в многотрудном сем деле, ибо сказано было, что даже Тарк не сладит с бабой гневной, а тут их аж две. Трудна, ой трудна служба у мудрых кади. Что ж, сам я всю ночь пробыл на ногах и потому отправляюсь спать, но днем за чайханой приглядывает двоюродный мой брат, Виртар. Все, что ни пожелает душа твоя, о всем обращайся к нему.

   Едва хозяин покинул мысленно поздравляющего себя с прохождением первого испытания сэра Лестера, как солнце поднялось над городскими стенами и заблистало на куполах дворца, полностью оправдывая название столицы султаната, а на площади Благовеликолепия послышался громкий цокот копыт и скрип множества колес. Несколько минут спустя изумленный аазурец и немногочисленные (уже или еще) бодрствующие аксарцы могли наблюдать множество крытых повозок, втягивающихся в ворота Топкапы, а дворцовая стража, состоящая из евнухов, не только не препятствовала въезду в султанскую резиденцию убогих, оскорбляющих вельмож одним своим видом, тяжелогруженых повозок, но наоборот, поторапливала возниц, нервно оглядываясь по сторонам.

   "Провиант", дружно решили жители города.

   "Сами вы, провиант", догадываясь о мыслях обывателей, думали пехлеваны из отряда "Синих львов", поглядывая сквозь щели в повозках.

   Сэр Лестер ничего не думал -- он аккуратно описывал количество повозок, предполагаемый вес их содержимого, время прибытия и гарцующего рядом с караваном Туран-пашу тай Угруна в полном доспехе, оставив прерогативу размышлять и делать выводы для командования. Через пару минут после того, как ворота дворца закрылись за последней повозкой, первый доклад отправился к сэру Валентайну. Как в огромном стотысячном городе его будут разыскивать связные, благородного Блюма совершенно не интересовало. Раз сказано, что найдут -- значит так и будет.

   Начало дня выдалось многообещающим, чему сэр Лестер в душе искренне порадовался, однако дальше потянулись томительные часы ожидания, когда возле дворца ровным счетом ничего интересного не происходило. Входили и выходили чиновники, менялись евнухи на постах, сновали по двору слуги -- Топкапы, казалось, жил своей обычной жизнью, и лишь сдвоенные караулы дворцовой стражи недвусмысленно намекали, что не все ладно в имладонском султанате.

   Около полудня молодой разведчик, к тому времени готовый лопнуть от чая и сладостей, стал свидетелем весьма забавной сценки. Паланкины двух везиров, Хасана тер Хусаина и Рустама тер Сипуша, едва не столкнулись перед воротами султанской резиденции. Носильщики привыкшие к тому, что их грузу уступают дорогу все и вся, встали столбами, тупо пялясь друг на друга и не делая попыток разминуться, твердо уверенные в том, что первым во дворец должен въехать именно их хозяин. Ожидание затянулось почти на минуту.

   -- Не будет ли любезен многоуважаемый Рустам-махди повелеть своим слугам сделать два шага назад? -- первым истекло терпение везира, курирующего в диване таможенные вопросы, заставив этого маленького смешного толстячка высунуться из своего паланкина едва не по пояс.

   -- Но что мешает моему достойному собеседнику самому отдать такой же приказ? -- длинная нескладная фигура столичного архипрелата вылезла из-за занавесок примерно на столько же. Лица обоих везиров изображали крайнюю степень приязни и любезности.

   -- Вах! -- всплеснул руками тер Хусаин. -- Слуги достопочтенного вряд ли послушают мой приказ.

   Обоих собеседников было отлично слышно даже в чайхане -- акустика площади Благовеликолепия рассчитывалась именно на то, чтобы никто из пришедших на площадь не пропустил и слова из уст глашатая, объявляющего у дворцовых ворот султанскую волю.

   -- О, Тарк! -- удивился тер Сипуш. -- Разве я говорил великолепнейшему Хасан-аге отдавать приказы моим слугам? Не пристало везиру султана опускаться до уровня надсмотрщика, даже и у верховного жреца Аксара! Отдайте распоряжение своим носильщикам, досточтимый, и мы спокойно въедем во дворец.

   -- Осмелюсь заметить, праведнейший Рустам-ага, что я первый подъехал к воротам Топкапы.

   -- Осмелюсь заметить, что это незаметно. -- парировал клирик. -- Мои носильщики стоят ничуть не дальше от середины ворот, и, даже, на полступни ближе, прекраснейший Хасан-ага.

   -- Это только от того, сладчайший Рустам-махди, что у ваших носильщиков огромные безобразные ступни. -- не отступал везир. -- К тому же мои люди обуты в ичиги, а люди Рустам-аги -- в чарыки, потому благочиннейшему махди и мстится, что его люди прошли дальше.

   -- Когда мне мстится, мудрейший Хасан-ага, я возношу молитву Тарку, и морок отступает. -- с лиц обоих спорщиков не сходило выражение неземного блаженства от встречи и возможности лицезреть друг-друга. -- Носки сапог моих носильщиков расположены ближе к центру ворот, а вот щедрейший тер Хусаин напрасно сэкономил на обуви своих слуг.

   -- Бац! -- донеслось до сэра Лестера из-за соседнего столика, где неторопливо потягивал вино молодой имладонец в хорошем, но сильно потертом лиловом халате и того же окраса чалме, намотанной поверх травяного цвета фески с черной кисточкой. -- Два удара за один раз, и каких!

   Парень, на лице которого отчетливо виднелись следы неумеренных ночных возлияний, повернулся к Блюму и, дружески улыбаясь подмигнул. Когда он появился в чайхане, аазурец вспомнить решительно не мог.

   "Кто бы это мог быть? -- подумал баронет, -- Судя по одежде и сабле, небогатый бай или бек, но может оказаться и промотавшийся хан. А вполне может быть и солдатом удачи, или бродягой без роду-племени".

   -- Зато скромнейший тер Сипуш не скупится, тратясь и на слуг, и на поденщиков. -- парировал везир.

   -- Бац! -- хохотнул странный сосед Лестера. -- Хасан-ага наносит ответный удар!

   -- Видимо, -- сладким голосом продолжил тер Хусаин, -- мой высокоправедный собеседник знает хорошего башмачника.

   -- А-а-а-а-а!!! -- сосед по чайхане начал в восторге колотить кулаком по столу. -- Так ему, святоше липовому! Молодец везир, еще давай!!!

   Немногочисленные дневные посетители чайханы, также ловившие каждое слово в беседе, начали недовольно коситься в сторону молодого человека, однако недовольства вслух не высказывали. Да и сидел тот таким образом, что всем, кроме сэра Лестера, была видна одна только его спина, так что на взгляды парень не реагировал.

   -- Пред ликом Тарка молитвы презренного башмачника имеют столько же силы, сколь и молитвы знатных и богатых. -- довольно прохладным тоном ответил жрец. -- Ибо сказано было, что услышан будет каждый, если обратится к Создателю Вселенной и всего сущего в сердце своем, будь он шейх, хан, купец, башмачник или безродный скиталец, не помнящий родства.

   -- Не мне, убогому разумом, рассуждать о промысле Тарка. -- коротышка возвел очи горе. -- Ибо как понять скудным моим умишком, что даже любодеяние порой угоднее Ему, чем истинная праведная воздержанность, и Лот Горамейский более свят, чем праведный Онас Нисский?

   На какой-то миг Рустам тер Сипуш замер, словно громом пораженный, а затем склонил голову.

   -- Истинно сказано было, -- негромко произнес он, -- что и в святилище порой искушает Губернез, и что даже в праздной толпе можно услышать глас пророческий. Не должно священнослужителю поддаваться гордыне, и всегда необходимо помнить о смирении. Два шага назад, пропустите паланкин умудреннейшего Хасан-аги.

   -- Ого, -- выдохнул шумный посетитель едва слышно, и сделал большой глоток из кубка, -- а везир-то нажил себе смертельного врага. Не думал, что у него хватит наглости наговорить такого тер Сипушу.

   -- Э... не просветит ли меня мудрейший о смысле их беседы и причине его восторгов? -- обратился сэр Лестер к незнакомцу. -- По чести сказать, я понял, что речь их была полна обидных намеков, но смысла их не уразумел.

   -- Просветит. -- "мудрейший" икнул и приглашающее махнул рукой. -- Садись ко мне, чернильная душа.

   Ре Лееб пересел за столик парня, прихватив пиалу с чаем, однако же ее содержимое моментально отправилось на брусчатку площади, после чего говорливый посетитель наполнил ее вином из глиняного кувшина.

   -- Хуже нет, чем пить одному. -- прокомментировал он свои действия.

   -- Высокочтимый, я не...

   -- Помолчи. -- парень сморщился. -- Вижу же, что тебя от этих писулек в сон клонит. Постоянно от них отрываешься и с тоскливым видом пялишься на площадь. Тебя как звать-то?

   -- Авель ан-Зай, высокочтимый господин. Я один из писцов кади Селима а Дави.

   -- Селим-баба Справедливый, Селим-бей Неподкупный, Праведный а Дави, Грозный Судия... Всех прозвищ и не перечесть. -- кивнул собеседник благородного Блюма, подвигая к нему пиалу с вином. -- Известный и уважаемый в Аксаре человек. А меня зовут Джимшал из Феска. Давай-ка, за знакомство до дна.

   "Итак, бродяга", сделал для себя вывод сын посла, припадая к пиале и делая вид, что пьет вино исключительно из необходимости и по принуждению.

   Впрочем, в Имладоне слово "бродяга" не имело того негативно-пренебрежительного оттенка, какой оно носило в королевствах севера. Да и как иначе могло быть в стране, где едва ли не треть населения составляют кочевники-скотоводы? Бродягой в султанате называли не нищих-попрошаек, слоняющихся по дорогам от города к городу и живущими на подаяния, не странствующих сказителей, певцов или факиров, не бродячих проповедников, а людей, которым по какой-то, обычно одним им известной причине, стало тесно в родном городе, людей покинувших свои жилища и семьи в поисках незнамо чего, отказавшихся от родового имени, заменив его местом рождения, и отправившихся в путь. Большинство из них были воинами, солдатами удачи, телохранителями, охранниками караванов... Короче говоря, народом, знающим как и за что держать оружие, но при этом случаи, когда такой бродяга становился разбойником, были крайне редки. Скорее это были блуждающие по свету романтики. А, согласитесь, трудно представить романтика, промышляющего с кистенем на большой дороге.

   Вино оказалось слабеньким, легким, сладким -- одним словом, идеально подходящим для лечения похмелья, которым Джимшал из Феска, судя по всему, не страдал, а наслаждался.

   -- Досточтимый Джимшал, я тысячу раз прошу простить мою настойчивость, но не осветит ли светоч твоей мудрости...

   -- Сказал же, осветит. -- вздохнул бродяга. -- Ну что за мерзкий город? Только найдешь собутыльника, как от тебя требуют исполнения обещаний и уплаты долгов. Что именно ты не понял в беседе везиров, уважаемый?

   -- Ровным счетом ничего. -- честно признался сэр Лестер. -- В чем заключались их взаимные оскорбления, и почему многоуважаемый Джимшал решил, что везиры отныне во вражде?

   -- Ох-хо-хо, -- вздохнул парень, -- видать много работы у писца кади, если он не находит времени оторваться от бумаг, чтобы поглядеть на окружающее. Объясняю тебе, добрейший и наивнейший Авель. Во-первых, само сочетание слов "щедрейший" и "сэкономил", это укол, и довольно тонкий, указывающий на остроумие тер Сипуша. Во-вторых, тер Хусаин известнейший взяточник и казнокрад, он живет на широкую ногу, постоянно устраивает пиры и праздники, тратя на них множество наворованных денег. Именно это имел в виду махди, называя его "щедрейшим". В-третьих, он довольно недвусмысленно намекнул на то, что его место гораздо ближе к трону, чем место его собеседника, сказав, что сапог его носильщиков расположены ближе к центру ворот. Там, кажется, был еще и намек на то, что тер Хусаин не дал кому-то бакшиш, или дал, но слишком маленький, но это уж извини, откуда мне точно знать? И все это, мой добрый ан-Зай, он умудрился уместить в одну фразу.

   "Ну, кому недодал бакшиш тер Хусаин, догадаться не сложно. Бенаресскому эмиру Кавусу тер Рахмату, Великому Везиру, конечно", подумал баронет ре Лееб, превратившийся в одно большое ухо.

   -- Идем далее, -- сказал Джимшал, поднимая кружку с вином, -- Но сначала выпьем.

   Выпили. И на сей раз сэр Лестер даже забыл притвориться, влив в себя пиалу с явным удовольствием. День явно прошел не зря.

   -- Помянув щедрость махди к поденщикам, Хасан-ага тонко намекнул на его новый дворец в окрестностях Аксара. Наш праведный эмир на его строительство два года выжимал из аксарских храмов все доходы до последней таньга. Говорят -- роскошный получился, самому султану под стать. Про башмачника объяснять надо?

   -- А это тоже намек? -- сделал большие глаза благородный Блюм.

   -- О Тарк и Илина! Да где ты рос, мальчик, если не знаешь таких вещей? Род тер Сипуш древний и уважаемый, но происходит от презренных башмачников из Бахрея -- об этом каждая собака в Аксаре слыхала! Вроде бы побочная ветвь их рода, ил-Сипуш, по сей день живет там этим ремеслом. А вот что известно гораздо меньше, так это то, что тер Хусаины ведут свой род от нищего побродяжки, пришедшего в Аксар неизвестно откуда и, вроде бы, даже не имладонца. Тут верховный жрец Аксара в долгу не остался. Ну и последнее, конечно. Лет сорок назад в Аксаре был грандиозный скандал. Мать Рустам-махди подозревали в супружеской неверности, так что тер Сипуш вполне может быть не тер Сипушем, а безродным ублюдком. Скандал замяли, Зульфию-ханум отравили, но вспоминать эту историю при Рустам-аге, значит стать его врагом на вечные времена, знаешь ли.

   Рука Джимшала вновь совершила путь к кувшину, и пиала сэра Лестера еще раз наполнилась вином.

   -- Тебе многое известно о высокорожденных. -- осторожно заметил аазурец.

   -- С кем только не пересекаются пути бродяги, каких только историй не услышишь в караван-сараях, чайханах и у походных костров. -- ухмыльнулся фескиец. -- Я держу уши открытыми, сердце на замке и саблю под рукой. Потому и жив по сей день.

   -- Я благодарен достопочтенному за поучительную беседу. -- сказал баронет. -- Но сейчас я вынужден вернуться к своим документам. Тяжба будет рассматриваться завтра утром.

   -- Ну что ж, дело твое. -- вздохнул парень. -- Да и мне уже пора. Давай-ка, выпей со мной на посошок.

   -- Ну, как можно отказать такому светочу мудрости? -- улыбнулся начинающий разведчик.

   Кувшин они приговорили в течение четверти часа. Еще примерно столько же времени у сэра Лестера ушло на написание доклада сэру Валентайну, после чего, побывав в проулке между "Полуночной усладой" и небольшим, но очень древним храмом Благодати Тарка Вседобрейшего, вручил оборванному мальчишке второй уже за день свиток папируса и мелкую монетку. Про деньги ему Виризг ничего не говорил, но, зная нравы султаната, юноша ни мгновения не сомневался, что получивший один только доклад связник торопиться с его доставкой не станет.

   Посещение переулка, о чем барон ре Котль его не предупреждал, оказалось настоящей пыткой для его носа, поскольку посетители чайханы нередко, и вот на протяжении уже пары столетий, использовали его в качестве места справления малой нужды, а моча аристократов, въевшаяся в сухую глинистую почву, пахнет ничуть не лучше чем та же самая жидкость, но произведенная простолюдином. Первый раз амбре из переулка и вовсе едва не сбило с ног сэра Лестера. Во второй раз было уже легче, поскольку он знал чего ожидать, но приятного все одно было мало.

   Мальчик, получив доклад, мгновенно испарился. Подумав пару мгновений, сэр Лестер добавил свои пять таньга к стоящей в переулке вони, после чего вернулся к точке наблюдения. Чай не хотелось, сладкого тоже. Немного поразмыслив, Блюм попросил Виртара раскочегарить ему кальян, и с меланхоличным видом глубоко задумавшегося человека начал вдыхать ароматный дым трав.

   Время шло. Давно перевалило за полдень, и волны жаркого воздуха от раскаленной брусчатки площади вливались в чайхану. Сэр Лестер потел, беспощадно мешал ледяной щербет и горячий зеленый чай с молоком и маслом, отчаянно скучал, успел дважды пообедать, наизусть выучил материалы дела (которое, кстати, и впрямь должен был утром следующего дня рассматривать Селим а Дави), едва не заработал косоглазие, пытаясь рассматривать ворота Топкапы исподволь, незаметно, однако же ничего интересного не углядел. Оставалось лишь молить Вечную Луну, чтобы время пролетело быстрее, однако ж, оно именно что тянулось, словно день без дела.

   -- Ну что ж ты себя так мучаешь, почтенный? -- не выдержал наконец чайханщик. -- Да стоит ли оно такого усердия, это дело? Почти весь день сидишь, читаешь и перечитываешь, уже чуть не до дыр папирусы затер, да неужто так строго спросит с тебя Селим Справедливый, если не дашь ты ему праведного и законного совета?

   -- Я понять не могу, -- вздохнул сэр Лестер, которому теперь еще долго предстояло видеть в кошмарах эти листки папируса с жалобами истиц и показаниями свидетелей, -- По закону все просто, отдать ребенка надо его матери. Да вот только кто из них мать? Сам Тарк не поймет, кто из этих двоих, клянусь левой лодыжкой Рахмета-проповедника!

   -- Эх, губишь ты свою молодость, -- махнул рукой Виртар, -- а ведь пройдет, глазом моргнуть не успеешь. Когда же веселью и порокам предаваться, как не в твои годы, юноша? Потом не до того будет! Семья, дети, теща-оглоедка, и прочие радости умудренных жизнью людей. Вот что ждет и тебя. Замкнутый круг, из которого не вырваться и не убежать.

   -- Сказано было, -- вежливо улыбнулся полностью разделявший точку зрения чайханщика сэр Лестер, -- что юность, проведенная в неустанной заботе о дне грядущем, в старости принесет плоды богатства и уважения добрых людей.

   -- Знаю я кем это было сказано. -- хмыкнул Виртар. -- Абу Умудренным и Опечаленным, как его теперь зовут. А во времена, когда я еще под стол пешком бегал, звали его Абу Зануда, и был он самым скучным проповедником во всем городе Аксаре. А вот пророк Фафхард сказал, что юность, чурающаяся веселья и забав, подобна лукавой кошке, что украла и съела мясо, и теперь смиренно стесняется попить налитого хозяйкой молока.

   -- Золотые слова! -- донесся мужской голос от порога, -- Кого ты так пламенно убеждаешь, добрый Виртар? Ночь еще не скоро, побереги пыл, почтенный.

   Блюм глянул в сторону входа, и увидел небогато, но и отнюдь не бедно одетого мужчину в черном халате и остроносых красных чакка. Борода его была столь же густой черноты, что и халат, сливаясь с ним, казалось, в единое целое.

   "Может из бороды и ткал?" -- мелькнула в голове разведчика веселая мысль.

   -- Да вашего же писца и убеждаю, драгоценный Селим-бей. -- Виртар отвернулся от аазурца и поспешил навстречу клиенту. -- Разве же можно заставлять юношу корпеть над бумагами целыми днями?

   Слово, которое подумал благородный сын благородного же барона ре Лееб было очень емким, эмоциональным, крайне точно характеризовало ситуацию, но совершенно не могло быть произнесено в присутствии уважаемого кади Селима а Дави, которым и являлся новый посетитель "Полуночной услады".

   -- Совершенно нельзя! -- жизнерадостно согласился с чайханщиком кади и окинул взглядом зал. Под определение "писец" подходил только один человек из расположившихся в нем, совершенно ему незнакомый. -- Какое у нас там дело?

   Стремительно проследовав к столу сэра Лестера, тщетно пытающемуся найти выход из ситуации, а Дави подхватил со стола свитки, бросил взгляд на материалы и удивленно вскинул брови.

   -- Хм, это я рассматриваю завтра утром. -- негромко произнес он. -- Ну-с, и какие идеи? Кому присудить младенца?

   -- Да не знаю я, -- тоскливо ответил благородный Блюм, у которого обе роженицы уже в печенках сидели. -- Хоть режь ребенка пополам, да каждой по кусочку отдавай.

   Кади помахал свитками, хотел сказать что-то, судя по выражению лица -- ехидное, и вдруг замер.

   -- А что... -- на лице кади появилось выражение, которое обычно предшествовало тем шуткам почтенного а Дави, над которыми смеялся только он, а остальные же от которых обычно плакали. -- Не знаю, юноша, кто ты, и зачем тебе нужно выдавать себя за моего писца, даже не хочу знать, как к тебе в руки попали копии этих документов, но если когда-то и впрямь решишь стать моим писцом, место тебе обеспечено.

   Не стоит и упоминать, что после появления кади в чайхане, сэр Лестер поспешил совершить оттуда самую поспешную ретираду в своей жизни, что, строго говоря, странным не выглядело. Кто же спокойно будет сидеть в чайхане, когда там появилось твое начальство?

   Доклад о своем провале мнимый писец настрочил уже в переулке, одной рукой зажимая нос, а другой умудряясь писать, и удерживать папирус на коленке одновременно. Затем скинул халат писца, и извлеча из торбы курунский костюм переоделся в него. Одежда и принадлежности писца были вручены все тому же мальчишке-посыльному, с настоятельной просьбой сбыть это, как ворованное. Мальчишка кивнул, и убежал, прижимая к груди торбу с платьем сэра Лестера. Сам благородный Блюм также поспешил покинуть сей благоухающий переулок, и тут же едва не угодил под копыта коня.

   -- Какого дэва?!! -- взревел наездник могучего гнедого ахал-иторца, настолько резко осаживая своего жеребца, что едва не разорвал ему рот поводьями. Благородное животное, оскорбленное таким поведением наездника, жалобно заржало и взвилось на дыбы, за что получило пудовым кулаком между ушей и сочло за благо успокоиться.

   Сердце благородного Блюма екнуло, однако же лицо его было закрыто, и потому легкий испуг, который оно отразило, никто не заметил. Со стороны же казалось, что задумавшийся и идущий куда-то по своим делам курун остался совершенно бесстрастен. Он медленно поднял голову на всадника и задумчиво, с легким прищуром, поглядел на него.

   -- Вам следует быть более осторожным, уважаемый. -- негромко произнес он. -- Будь на моем месте не одинокий приезжий, которого можно стоптать конем и не заметить, а айар, вы были бы уже мертвы.

   Наездник смерил псевдокуруна тяжелым взглядом, в то время как десяток его телохранителей споро и вполне профессионально брали аазурца в кольцо, отрезая тому пути к бегству. Впрочем, о побеге сэр Лестер и не помышлял. Он узнал человека, под копытами коня которого едва не закончил свою недолгую жизнь, и сейчас лихорадочно прикидывал, какую выгоду можно извлечь из этой нежданной встречи.

   -- Да знаешь ли ты, с кем говоришь, несчастный? -- взревел здоровенный командир телохранителей. -- Моли Тарка, ибо только он может спасти тебя! Позволь, господин, я отрублю ему голову!

   -- Кого бы ты не охранял, пехлеван, делаешь ты это плохо. -- внешне спокойно ответил сэр Лестер, даже не делая попыток дотронуться до рукояти шаша. -- Это, впрочем не странно. Судя по всему, тебе привычнее передвигаться на двух ногах, а не на четырех.

   -- Ты дерзок, и это плохо. -- спокойно произнес человек, едва не стоптавший баронета, одним движением руки останавливая своих охранников. -- Но ты смел, и это хорошо. Скажи, почему ты решил, что мои спутники -- пехотинцы? Ты узнал меня?

   -- Как я мог узнать тебя, уважаемый, если я первый день в Аксаре? -- не моргнув глазом соврал сэр Лестер. -- Нет, все гораздо проще. Оружие.

   Аазурец кивком указал на бастард одного из телохранителей.

   -- Такое, я слышал, использует тяжелая пехота северных королевств и стража Холодного квартала.

   Собеседник молодого ре Лееба задумчиво потер подбородок своей массивной пятерней.

   Человек этот в толпе бы, явно, не затерялся. Высоченный, под два метра ростом, широкоплечий, превосходно сложенный, с гладко выбритой непокрытой головой и не хуже выбритым лицом, что для жителей султаната было отнюдь не характерно, загорелый до черноты, с грубыми, словно из камня вырезанными, но не лишенными привлекательности чертами лица, он, казалось, излучал силу и властность, достойную правителя могучей державы. Одет он был в богатый синий халат поверх доброй кольчуги и кавалерийскую бурку, а на поясе его висел все такой же короткий пехотный меч в простых, лишенных украшений ножнах. Котурны всадника спереди прикрывали наголенники, украшенные черненой чеканкой.

   -- Не только они. -- усмехнулся он. -- Есть еще одна часть в султанате, вооруженная такими клинками.

   -- В таком случае мне следует предположить, -- все столь же невозмутимо (с виду, только с виду) ответил благородный Блюм, -- что я разговариваю с одним из старших офицеров ени-чери.

   -- Ха! Каков? -- всадник хлопнул себя по бедру и повернулся к командиру своих телохранителей. -- Что скажешь, ар Тайан?

   -- Позволь, я отрублю ему голову? -- жизнерадостно оскалился тот. -- Она у него слишком хорошо думает.

   Остальные стражники тоже едва сдержали усмешки. Кому в этот момент было не до смеха, так это сэру Лестеру, поскольку он серьезно сомневался в своих способностях справиться хотя бы с одним из всадников, не говоря уже о том, чтоб отбиться от всего десятка. Потому как шутки шутками, а отрубить ему голову собеседник может и позволить. Прецеденты случались.

   -- Ты верно угадал. -- всадник наклонился в седле в сторону сэра Лестера. -- Меня зовут Исмаль ар Фарди и я паша ени-чери. Как зовут тебя, юноша?

   -- Меня зовут Риш ар Зорг, сердар. -- аазурец склонил голову, положив правую руку на сердце. -- Я второй сын Ахмет-бая из племени зуяф.

   -- Зуяфы славятся как лихие наездники. -- флегматично, как будто ни к кому не обращаясь, произнес ар Тайан.

   -- Решил попытать счастья среди султанских сипахов? -- спросил Исмаль-паша.

   -- Там я могу сразу рассчитывать на полусотника. -- ответил аазурец. -- А при некотором везении, и на сотника.

   Фулдазерех и ар Тайан обменялись взглядами. Ени-чери пожал плечами, как бы говоря своему командиру, что я, мол, свое мнение уже озвучил, и отвел взгляд в сторону.

   -- Могу предложить место простого гуляма в конной сотне ени-чери. -- произнес Исмаль-паша. -- На днях освободилось одно место. Доспехи, оружие, лошадь и питание за счет казны, жалование -- полдинара в месяц, жилье в казармах, но отслужить надо не менее пяти лет. Что скажешь?

   -- Это большая честь, господин.

   -- Но?.. -- сердар вопросительно изогнул бровь.

   -- Никаких "но". -- спокойно ответил сэр Лестер.

   -- Тогда жду тебя к началу пятой стражи в казармах ени-чери со всеми пожитками, ар Зорг. -- бросил Исмаль-паша и тронул коня, двигаясь ко дворцу. Благородного Блюма он больше не удостоил и взглядом.

   -- Однако... -- с некоторой завистью произнес сэр Анхель, когда благородный Блюм закончил свой рассказ.

   -- Однако, вы сильно рисковали, особенно после провала в чайхане. -- задумчиво сказал сэр Валентайн.

   -- Однако, в окружение Исмаль-паши все одно надо было кого-то внедрять. -- хмыкнул Годриг. -- Так что мальчик все сделал правильно, не будьте брюзгой, барон. Хотел бы я знать, кстати, что Фулдазерех делал во дворце, и выбрался ли оттуда вообще.

   -- Выбрался, я видал его у тер Гийюна. -- ответил сэр Валентайн. -- Да и что он делал во дворце, тоже не тайна. Требовал пустить его к султану, буянил, а попутно проводил рекогносцировку. Пока жив султан, он и пальцем не шевельнет, но едва у него появятся сомнения на этот счет, как ени-чери пойдут выкуривать Гемаля из Топкапы.

   -- Пустили? -- спросил сэр Максимилиан.

   -- К султану -- нет. Но издалека Джимшала ему показали. Старик отдыхал в саду и шевелился сам, хотя и с трудом. Я полагаю, вчера у него был удар и ждать осталось недолго.

   -- А вы так и не сказали, на кого мы ставим в этой скачке, сэр Валентайн. -- сказал Клейст.

   -- На всех понемногу и, пока, ни на кого конкретно. -- Виризг мягко улыбнулся. -- Мы намекнем на наше участие всем заинтересованным сторонам, но действовать, именно действовать, а не обозначать действия, станем только наверняка, когда наметится фаворит.

   -- Так и скажите, что у нас плана пока нет, потому что вводные постоянно меняются. -- хмыкнул Годриг. -- Кстати, мне пора. Через два часа почтенному аазурскому купцу Хайнриху Бойль, сиречь мне, дает аудиенцию султанша Фируза. Сэр Анхель, лавка на вас, не рассиживайтесь тут долго.

   -- Да и мне пора. -- сэр Лестер прислушался. -- Дождь, кажется, стихает. Не сильно промокну.

   -- Да, -- кивнул Клейст, -- Это хорошо, что в Имладоне затяжных дождей не бывает.

   -- Завтра утром, к открытию ворот, встречаемся в домике на улице Жестянщиков. -- бросил сэр Валентайн. -- Блюм, вас это не касается. Если необходимо будет сообщить что-то важное и срочное, оставьте сообщение через нищего старика, который сидит возле храма Тарка Воинственного. Когда потребуется, я найду способ передать вам распоряжения, а пока мы вас "замораживаем". И купите уже у бен-Бабара бурку, а то и впрямь промокнете по дороге. Он торгует ношеной одеждой по сходной цене.

   Подчиненные разошлись, а сэр Валентайн остался сидеть за столом, задумчиво крутя чашу с вином в ладонях.

   Самим фактом приглашения на сегодняшний вечер Гафар тер Гийюн сделал недвусмысленный намек. Везир знал, что Ричард Блюм эвакуирует посольство, едва лишь получит известие о болезни султана, и потому дал понять, что разговаривать серьезно он готов с Виризгом только в том случае, если аазурская разведка готова принять активное участие в намечающихся событиях. Появление барона ре Котль на демонстрации коллекции произведений Фаберша ан-Мани и было подтверждением серьезности намерений Аазура. Разговор состоялся, теперь Виризгу надо было решить, влезать ли в ту авантюру, что предлагает тер Гийюн, или не стоит.

   -- Гир беридар, барон. -- раздался от входа в кабинет, где встречались аазурцы, мягкий вкрадчивый голос. -- А вас трудно узнать в этом облике.

   Сэр Валентайн внимательно посмотрел на вошедшего, и очень медленно и аккуратно поставил чашку на стол. У входа стоял высокий и стройный мужчина чуть старше сорока лет, одетый в чуба из чесучи, и песочного цвета цилиндрическую шапочку, украшенную жемчужным шариком, что говорило о высшем чиновничьем ранге ее владельца. Как и любой подданный вана, был он черноволос, курчав и чернокож.

   -- Гир роддар, коллега. -- ответил сэр Валентайн, стараясь достойно принять очередной пинок судьбы в лице тысячеградского военно-морского атташе, Ю Сэнпина. -- И давно вы перевербовали бен-Бабара?

   -- Вы еще не приехали в Имладон. -- отмахнулся тысячеградец от вопроса Виризга, как от чего-то несущественного. -- Я вижу, что вы не рады нашей встрече, сэр Валентайн. А напрасно, совершенно напрасно. Я, можно сказать, пришел протянуть вам дружескую руку помощи.

   -- Когда Страна Тысячи Городов последний раз протягивала руку помощи, закончилось это аннексией спасаемого. -- скупо улыбнулся аазурец. -- Я ничего не путаю?

   -- Ну, зачем вы так, благородный Виризг? -- Ю Сэнпин осуждающе покачал головой. -- Вану нет смысла враждовать с Аазуром. А вот дружба желательна и вполне возможна.

   -- Против кого предлагаете дружить, господин атташе? И в связи с чем?

   Талант тысячеградцев говорить часами и не сказать ничего поражал даже поднаторевших в высоком искусстве пустословия имладонцев, потому такая прямолинейность тысячеградского резидента просто огорошивала.

   -- В связи с болезнью Джимшала, конечно. -- Ю Сэнпин сел напротив сэра Валентайна. -- Хотя вы и здесь, по большому счету, вам все равно, кто из принцев станет султаном. Вы просто пытаетесь укрепить позиции своего королевства в Имладоне, и готовы поддержать любого, лишь бы дело было верное.

   -- А вам, значит, не все равно. -- хмыкнул Виризг.

   -- Представьте себе, нет. -- вежливо улыбнулся в ответ тысячеградец. Его аазурский был безупречен, что резко контрастировало с обычной манерой атташе изъясняться на ломаном имладонском или вовсе, через переводчика. -- Посудите сами, сэр Валентайн. Неизвестно куда повернет свои суда принц Байасит, если станет султаном. На заседаниях Дивана он не раз ратовал за усиление флота в Нефритовом море. Конечно, совсем неплохо, если он очистит его от пиратов, но встает вопрос -- что дальше? Не решит ли он потягаться на море со Страной Тысячи Городов? Впрочем, о нем стоит вспоминать, только если его корабль уцелеет в сегодняшнем ужасном шторме.

   -- А если, попущением богов и уцелеет, то их оплошность всегда могут исправить Желтые повязки? -- изогнул бровь барон ре Котль.

   -- Все может быть. -- все так же вежливо и отстраненно улыбался Ю Сэнпин. -- Бара-Бара тоже последнее время чересчур неспокойны, что неудивительно. Меднокожие опасаются воцарения Арслана. Он, дорогой сэр Валентайн, давно лелеет мысль о вторжении в их земли. Пираты, конечно, это зло, но покуда зло пожирает само себя с ним можно уживаться, а если на море останутся одни Желтые повязки, житья мореходам не будет.

   -- И тысячеградскому побережью тоже. -- кивнул Виризг.

   -- И тысячеградскому побережью. -- согласился Ю Сэнпин. Сильного флота у вана не бывало со времен Чен Йена.

   -- Тогда получается, вы склоняете меня на сторону Гемаля? -- спросил аазурец.

   -- Отнюдь. -- тысячеградец отрицательно покачал головой. -- Вы же знаете, он полукровка. Его мать -- пери, а не человек.

   -- И что с того? -- искренне удивился сэр Валентайн.

   -- Вещь понятная любому тысячеградцу, но как это объяснить иностранцу? -- вздохнул Сэнпин. -- Не человек, значит демон. Как же великий ван может поддерживать дипломатические отношения с демоном? Это вообще для нас наихудший вариант.

   -- Полный дипломатический разрыв и прекращение торговли. -- понимающе кивнул благородный Виризг. -- Плюс вялотекущая морская война и сплошные убытки. Куда ни кинь, всюду клин. Но, позвольте, не хотите же вы посадить на престол Фируза?

   -- При хорошем Великом Везире это был бы не самый неудачный вариант. -- рассмеялся тысячеградец. -- Но он вряд ли оставит наследника, а серьезная дестабилизация в султанате нам тоже не нужна. Нет, речь идет о старшем из сыновей Джимшала, принце Шуле. Он ведь и по вашим законам имеет право первенства в престолонаследии.

   -- Интересное предложение. -- хмыкнул сэр Валентайн. -- Главное, неожиданное. Только уж простите, господин Сэнпин, реализовать это совершенно нереально. За Шулем не стоит никаких подлинных сил. Его просто никто не поддержит.

   -- А это как разыграть нашу партию в чатурангу, дорогой барон. -- промурлыкал тысячеградец. -- Если вы согласны, я поделюсь с вами некоторыми соображениями.

   -- Интересно, а что будет, если я сейчас пошлю вас куда подальше? -- любезным тоном поинтересовался аазурец.

   -- Мы же взрослые люди, сэр Валентайн. -- с очаровательной улыбкой развел руками Ю Сэнпин.

   Собственно, предложение было не столь уж и плохим, и поступи оно в иных обстоятельствах, Виризг его, скорее всего, принял бы. Действительно, благодарный за трон, который уже и не чаял увидать, а равно за спасение собственной шкуры, принц Шуль по восшествии на престол осыпал бы своих сторонников куда более существенными благами, нежели реальные претенденты. Закавыка состояла в том, что в сложившейся ситуации условия возможного партнерства были далеко не равные. Фактически, Ю Сэнпин переподчинял аазурскую резидентуру себе, в обмен на туманную перспективу оставить в живых барона ре Котль. В том, что его уберут сразу после того, как в нем исчезнет нужда, сэр Валентайн ничуть не сомневался. А агентура... Не все ли ей равно, на кого работать? Особенно с тем учетом, что большая ее часть и так не знает, кому служит.

   -- Похоже, вы не оставляете мне выбора. -- улыбнулся сэр Валентайн.

   -- Похоже, что так. -- ответная улыбка тысячеградца просто лучилась счастьем и радостью.

   -- Очень зря. -- вздохнул Виризг, аккуратно поддерживая тело атташе, ныне покойного, одной рукой. Шум от падающего трупа ему был не нужен. -- Не стоит недооценивать противника. В Айко я не только тем занимался, что сидел под арестом, не говоря уже о том периоде жизни, когда меня считали лучшим полевым агентом кааторской резидентуры. А тамошняя шляхта не вам, шушере, чета. Кого угодно съедят, и не поморщатся.

   О том, что по легенде он был командиром отряда наемников и участвовал не в одной драке, резне и резнюшке, сэр Валентайн умолчал. Впрочем, покойник этот факт все равно не мог ни осудить, ни одобрить, ни даже оценить по достоинству.

   Отличительной особенностью этого кабинета в заведении почтенного бен-Бабара, которого Виризг, причем в самое ближайшее время, планировал превратить в покойного бен-Бабара, были несколько щелей, позволяющих полностью контролировать основной зал. Краткий осмотр выявил троих людей Ю Сэнпина, сидящих у двери в заведение, и одного -- у входа в кабинет. Вероятно, покойный припрятал еще парочку -- не могли же ему служить только тысячеградцы, -- однако поверхностный осмотр их не выявил, а на длительный уже не хватало времени. Надо было срочно идти на прорыв, и предупреждать своих о провале. Если еще было, кого предупреждать...

   Утешало только наличие в зале двоих бойцов прикрытия. Сэр Валентайн был достаточно опытен, чтобы подстраховываться даже во время встречи со своими людьми.

   Со вздохом он приклеил усы и поднялся.

   Сэр Максимилиан заметил "хвост", едва они с сэром Анхелем покинули "Лед и пламя". Теоретически, конечно, это могло быть прикрытие посланное Виризгом, однако ж, сэр Валентайн ни о чем подобном не предупреждал, а потому благородный Годриг решил пойти по пути наименьшего сопротивления, то-есть изловить чужих филеров, и поспрошать их в милом и уютном подвале лавки, оборудованном самыми современными пыточными инструментами, о том, кто ж их таки послал по следу аазурцев. Если окажется что это свои, потом можно будет извиниться. Или добить, чтоб не мучались.

   -- Сэр Анхель, -- любезно-великосветским тоном поинтересовался он, беря своего спутника под ручку, -- а скажите, у вас оружие с собой?

   -- Конечно, благородный Годриг. -- ответил "приказчик". -- Как же рыцарь может выйти из дома безоружным? Это все равно, что выйти без шляпы, или и вовсе не одетым. У меня с собой длинный кинжал.

   -- Ах, благородный Клейст, -- вздохнул сэр Максимилиан, -- если б вы только ведали, сколько хороших людей провалились на таких вот мелочах... Однако, это удачно, что вы сегодня чуточку вышли из образа. За нами, знаете ли, следят двое. Нет-нет, не оборачивайтесь, вы их все равно не заметите. Дождь, полумрак, незнакомый город... У вас нет желания познакомиться с нашими нечаянными спутниками в более комфортной обстановке?

   -- Вы знаете, после ваших слов о провалившихся агентах, оно отчего-то вдруг появилось. -- Клейст поддерживал заданный Годригом тон легко и непринужденно, словно хватать чужих агентов он привык ежедневно, непременно перед ужином. Для улучшения пищеварения. -- А вы что же, совсем-совсем из оружия ничего не взяли?

   -- Помилуйте, сэр Анхель, зачем благородному оружие, если у него с собой кошель, полный звонкой монеты?

   -- Что вы имеете в виду, сэр Максимилиан? -- удивился Клейст.

   -- Увидите за следующим поворотом, коллега. -- усмехнулся благородный Годриг, поправляя зюйдвестку, с полей которой тут же сорвался целый фонтан воды.

   За поворотом сэр Максимилиан остановился и споро отвязал кошель, крепившийся к поясу диковинным узлом. После того, как благородный Годриг обмотал завязки вокруг ладони, кошель превратился в кистень на кожаном ремешке, длинной едва ли не в локоть.

   -- Как интересно, -- заметил вполголоса сэр Анхель, -- надобно непременно взять это на вооружение.

   -- Возьмите, обязательно возьмите. -- согласился сэр Максимилиан. -- Очень способствует охлаждению пыла всевозможного жулья, позарившегося на легкую добычу, знаете ли.

   Прошла минута, вторая, однако же преследователи не появлялись.

   -- Странно, -- произнес Годриг, когда к концу начала подходить третья минута ожидания, -- не могли же они мне привидеться. Я, право, волнуюсь -- не напали ли на наших нечаянных друзей лихие люди.

   -- А отчего бы нам это не проверить, сэр Максимилиан? -- спросил сэр Анхель.

   -- Действительно, пойдемте поглядим, куда это они подевались.

   Преследователи обнаружились буквально в пяти шагах за поворотом.

   -- Ловко. -- с невозмутимым видом склонился над телом благородный Годриг. -- Сняли тихо и незаметно. Думаю, от той вон подворотни.

   -- Но как? -- изумился сэр Анхель. -- Не вижу ни крови, ни ран.

   -- Арканами, скорее всего. Петля на шее, резкий рывок, перелом гортани и шейных позвонков... Почерк айаров. Интересно, они хотели избавить от неприятной беседы нас, или наших спутников?

   -- Возможно, и то, и другое, благородный Годриг. Вы знаете, я тут подумал... Если явка оказалась провалена, нам следует идти спасать сэра Валентайна?

   -- Да ни в коем случае, благородный Клейст. Если явка провалена и там засада, то мы и сами в нее угодим, и барона не выручим. Кинжал и гасило хороши для небольшой драки. Да полноте, Виризг тот еще пройдоха, в общем зале "Льда и пламени" я видел двоих его бойцов. Он сам себя вполне успешно спасет.

   Со стороны таверны раздались громкие вопли и грохот.

   -- Вот, уже начал. -- ухмыльнулся сэр Максимилиан. -- Знаете, сэр Анхель, я волнуюсь за нашего молодого коллегу. Слежку он не заметит, уповать на таких же вот спасителей, обломавших нам дружескую беседу в теплой компании, полагаю, не стоит... Попытайтесь догнать сэра Лестера и предупредить. Не стоит никому знать о том, куда он идет.

   -- А вы, сэр Максимилиан?

   -- Я отправлюсь к султанше. -- пожал плечами Годриг. -- Нельзя заставлять даму ждать. А вы, сэр Анхель, как проводите Блюма, найдите себе тихую квартирку в нижнем городе и носа в лавку не кажите, пока не увидите в ее окне желтый гладиолус. Любой другой цветок будет значить, что вы остались один в этом похабном городе. Я доступно излагаю?