"Проклятие рода Плавциев" - читать интересную книгу автора (Монтанари Данила Комастри)

2

Пятый день перед ноябрьскими календами

На рассвете патриций вышел в перистиль и в одиночестве отправился гулять по парку. Мысли его занимала прекрасная Елена.

Женщина, хоть и не выказывала бесконечного отчаяния, все же, похоже, была огорчена потерей мужа: возможно, она сожалела не столько о бесцветном супруге, сколько о том, что раннее вдовство не позволит ей, в качестве опекунши малолетнего наследника, завладеть состоянием Плавциев. Так или иначе, за весь вечер на щеках ее не появилось ни слезинки. Слезы, известное дело, портят краску на глазах. «Возможно, она и хороша, но мне не нравится», — решил Аврелий, при этом в душу его закралось сомнение — а не обманывает ли он сам себя?

Он миновал крытую галерею, ведущую к башенке, и направился на берег озера.

Подойдя к садкам, сенатор тут же забыл о Елене. Теперь его занимало другое: как же это Аттик соскользнул в садок? Аврелий решил внимательно осмотреть место, где произошло несчастье.

Тут находилось пять прямоугольных садков, не считая тех, что выгорожены в озере. Веками римляне, любящие вкусно поесть, разводили мидий, устриц и другие деликатесы, чтобы всегда иметь их наготове свежими и в избытке. Дед Гнея, родившийся рабом, с большими, вечно пахнущими рыбой руками, сгубил себя на этой неблагодарной работе. Однако теперь, через два поколения, Аврелий видел плоды его трудов — чудесный уголок у входа в царство Аида.

Сенатор подошел к круглому садку, где встретил смерть первенец Плавциев, и наклонился, осматривая края. Четыре каменных мостика вели к платформе в центре садка, где по большим праздникам накрывали стол — так гости могли наблюдать, живыми и резвыми, тех самых рыб, которых подавали им уже жареными.

Пока патриций изучал все это, несколько рабов с большими корзинами проследовали за крепким мужчиной, властно отдававшим распоряжения. Очевидно, откушенной руки Аттика оказалось недостаточно, чтобы умерить аппетит изголодавшихся мурен: под бдительным взором надсмотрщика слуги целыми ведрами бросали втемную воду извивающихся рыб.

Одна из них, пятнистая, с острыми зубами, неожиданно поднялась над водой. Серебристый всплеск — и мурена мгновенно бросилась на нее, разорвала в клочья и проглотила в один миг. Длинный плавник ее мелькнул, покрыв воду рябью, и снова исчез.

— Великолепные создания! — не без гордости произнес человек.

— Ты рыбовод? — спросил Аврелий.

— Меня зовут Деметрий, я отвечаю за садки. К твоим услугам, господин! — представился он. — Случилась такая большая беда!

— Да, несчастный Аттик, так плохо кончил… Никому не пожелал бы подобной смерти, даже самому непримиримому врагу.

— И что самое ужасное, мои бедные мурены могут заболеть! — весьма озабоченно воскликнул человек. — Вопреки общему мнению, человеческая плоть не приносит муренам никакой пользы. Уж поверь мне, сенатор, я занимаюсь этим ремеслом всю жизнь. Чтобы оставаться здоровыми, им нужна хорошая морская рыба. А может, Аттик болел чем-нибудь и мои малышки заразились!

— Как, разве их всех не убьют после того, что они сотворили? — поразился Аврелий.

— Это невозможно. Тут же целое состояние! В этом садке. Прости меня, благородный господин, но, если бы какого-нибудь твоего родственника задушили золотым ожерельем, ты выбросил бы его? Нет, конечно. Самое большее — постарался бы продать!

— Конечно, досадно, что мурены ели такую непригодную для них пищу! — согласился патриций, потрясенный простодушием этого человека, граничащим с бесчувственностью.

Деметрий согласился с ним, не уловив и тени иронии.

— Им следовало держаться подальше от садков, этим господам с их кожаными сандалиями! Посмотри сам, как здесь скользко на краю, да еще и небольшой уклон…

И в самом деле, каменный бордюр, опоясывавший садок, возвышался над водой не больше чем на пядь, и его покрывала грязь, коричневая и липкая.

— Тут легко соскользнуть… Наверное, часто случается, что кто-нибудь из рабов падает здесь в воду? — поинтересовался сенатор.

Деметрий в недоумении почесал затылок.

— По правде говоря, такого не припомню. Здесь достаточно быть просто внимательным. И потом, зачем наклоняться? Рыбы прекрасно видны и отсюда.

— А почему вы не держите их в садке в озере? — спросил Аврелий.

— Ты забываешь, сенатор, что это Авернское озеро и его вода смертельна! Сернистые газы убивают даже морских петухов и золотых рыбок. Во времена греков здесь вообще никакая рыба не водилась. Посмотри вокруг — видишь, над водой не летают птицы?

Публий Аврелий кивнул: Аверн происходит от греческого a-ornon — «без птиц», подумал он и вспомнил стихи Лукреция:

Действительно, зловонные испарения веками мешали пернатым, которых так много на всех водоемах, опускаться и гнездиться на берегах этого озера. Ядовитые испарения, поднимавшиеся повсюду с земли, густая растительность на склонах ущелья, странный запах, ощущавшийся в воздухе, породили легенду о входе в Аид.

Аверн, безжизненное озеро греков, родина подземных химер, царство мертвых, куда сошли набожный Эней и хитрый Одиссей, священное место, где пророчествовали древние сивиллы, теперь мстило приземленным римлянам, которые с практичностью, ставшей одной из отличительных черт их цивилизации, задумали устроить на его берегах судостроительные мастерские и лечебницы.

Аврелий отвлекся от своих мыслей и вернулся к Аттику.

— И поэтому вы соорудили садки на суше…

— Да, — подтвердил Деметрий. — Одним рыбам нужна соленая вода, другим — пресная. В два из этих садков вода подается из водопроводных цистерн, — продолжал он рассказывать, обрадовавшись, что нашел слушателя. — И она никогда не застаивается, потому что тут работает отличная система водообмена!

— Аттик часто приходил сюда? — прервал его Аврелий, опасаясь, что придется подробно ознакомиться с уникальной гидравлической системой.

— Никогда, это-то и странно! Он только и умел, что деньги считать, этот Аттик… Гней — вот тот действительно знает дело. Двадцать лет назад Гней, обосновавшись здесь после второй женитьбы, обновил все оборудование. Но в последнее время он занимается только домом, и теперь его жилище почти как у тех, кто живет в городе.

— А Паулина?

— Ее все это не интересует. Она хорошая хозяйка, хотя и очень строгая. Когда какой-нибудь крестьянин заболевает, она лечит его травами и старается поставить на ноги, а не спешит продать, как поступают многие… Однако она всех держит в узде, и не только рабов. Ты бы видел их, молодых Плавциев, как они слушаются ее, хотя и стали уже взрослыми людьми! Она заботилась о всех четверых и о собственном сыне, который стал военным.

— Вижу, тебе известно все на свете. Давно работаешь у Плавциев?

— Я местный, тут родился.

— Раб?

— Моя мать была рабыней. И ее мать, и мать ее матери. Отцы… — Деметрий покачал головой. — Только боги ведают, кто отец раба. Женщины-рабыни принадлежат всем, и ты, конечно, слышал поговорку: «Не стыдно делать то, что приказывает хозяин». Из всей моей семьи я первый стал вольноотпущенником, когда хозяин велел мне заняться муренами. У нас ведь тут не как в Риме. Хозяева редко приезжают на свои земли и даже понятия не имеют, сколько у них людей. Я ездил в Капую и знаю, как обстоит дело в городе. Покупается раб, хозяин проникается к нему симпатией, расположением и сразу же дает ему свободу. Здесь, в селе, наоборот: раб остается рабом на всю жизнь, и его дети тоже.

— Конечно, здесь у раба мало возможностей возвыситься, — заметил Аврелий, думая о могущественных вольноотпущенниках Клавдия, которые держали в своих руках все управление империей.

— Мне повезло, что я освоил это ремесло. Мне всегда нравились рыбы!

— Мне тоже, — бесстыдно солгал Аврелий, уже едва не задыхаясь от вони.

— Хочешь посмотреть склады? — предложил Деметрий.

— В другой раз, пожалуй, — отказался сенатор, поспешно удаляясь, чтобы вдохнуть свежего воздуха в огороде, где росли ароматические травы.