"Ваш скандальный нрав" - читать интересную книгу автора (Чейз Лоретта)

Глава 8

– Тебе не следовало приходить ко мне, – снова сказала Франческа графу, выходя из своей гардеробной.

Отойдя от окна, тот уселся на стул в ее будуаре. Руки граф положил на золотой набалдашник своей трости, которую поставил между ног. И сердито уставился в пол.

– До меня дошли слухи, – сказал он. – Из-за них я начинаю думать, что ты лишилась здравого смысла.

– Ты волен думать то, что хочешь, – заметила Франческа.

Она подошла к письменному столу, на котором часто держала всякую всячину вроде драгоценностей, шарфиков, перчаток, кремов и лосьонов. Усевшись за стол, Франческа принялась искать папку с бумагой и перо.

– Я никому не позволю управлять собой, – сказала она. – Если бы я этого хотела, то снова вышла бы замуж.

– Тереза, собери-ка этот жемчуг и убери в более подходящее место, – велел Маньи. – Господи, Франческа, позволь служанке позаботиться о твоих драгоценностях. Что с тобой случилось, почему ты такая беспечная?

«Взгляни хотя бы на то, как ты обращаешься с этим жемчугом, а ведь он великолепен… – сказал ей Кордер. – Я не одна из твоих живых игрушек. Ты не будешь использовать меня, как используешь свои драгоценности. Нельзя доказать с моей помощью то, что ты хочешь доказать, и выбросить меня вон…»

Мужчины используют женщин, но только тогда, когда все карты оказываются открытыми… Хотя нет, это совсем другая история. Тут – настоящее преступление.

– Убери жемчуг, – приказала Франческа горничной. И отодвинула в сторону баночку с пудрой. – А вот и перо, – сказала она.

Взяв его, Франческа разыскала бутылочку чернил среди остальных флаконов и пузырьков и освободила место для письма. Затем под одним из шарфиков она нашла листок бумаги.

Маньи не решался спросить ее, кому она собирается писать, зная, что Франческа скажет, что это не его дело.

– Насколько я понял, они поймали только одного из мужчин, – проговорил он после затянувшейся паузы.

– Из разбойников, – поправила его Франческа. Ее тело невольно содрогнулось. Она нервно засмеялась, чтобы скрыть страх. – Хотя есть ли в Венеции разбойники?

– А чему тут удивляться? – пожал плечами ее собеседник.

Франческа продолжила свою мысль:

– Они узнали о моих драгоценностях – именно их они хотели заполучить. А еще – развлечься, изнасиловав беззащитную женщину.

– И губернатор этому поверил? – спросил Маньи. – И ты этому веришь?

Франческа замолчала, и перо застыло в воздухе. Наконец она повернулась к графу.

– Но этот человек уже в тюрьме, – сказала она. – Его наверняка казнят. К чему ему лгать? Что он потеряет, если скажет правду?

– Не знаю. – Граф Маньи задумчиво покачал головой. – Я не перестаю думать о том, что все это имеет какое-то отношение к тому делу, которое произошло в начале лета.

– Лорд Квентин, – мрачно проговорила Франческа, возвращаясь к своему письму.

Она не знала, как Квентин разнюхал о письмах, которые она забрала из запертого ящика в письменном столе ее бывшего мужа. Не было ей известно и то, как Квентин раздобыл обрывок письма, который он показал ей и который так удивительно напоминал ей те письма, что были у нее. Однако, как Франческе показалось, Квентин сделал свое открытие совсем недавно.

«Это дело уже довольно давно не дает нам покоя, – сказал он ей тогда. – Но лишь совсем недавно мы стали складывать составные части этой мозаики в единое целое».

Однако если речь зашла о составных частях мозаики, то это означало, что Элфик занимается именно тем, в чем она заподозрила его пять лет назад: работает на врагов собственной страны. Однако пять лет назад никто не поверил бы ей. Особенно после тех ужасных обвинений, которые он выдвинул против нее в процессе развода.

Собственные юристы Франчески, которым она показала одно из писем, утверждали, что они принесут ей больше вреда, чем пользы, – либо во время слушания дела, которое Джон Боннард возбудил против нее по поводу ее внебрачной связи с лордом Робертом Медоузом, либо во время бракоразводного процесса. Адвокаты Джона без особого труда смогли бы доказать, что письма – всего лишь плод воображения аморальной и мстительной женщины.

Адвокаты и в самом деле без особого труда выставили ее сущим чудовищем. И все благодаря отцу Франчески.

Конечно, она не без греха, что скрывать. Они с бывшим муженьком были под стать друг другу. Но почему-то о его изменах никто не заикнулся, хотя они и были многочисленными. Однако Джон сумел наговорить людям о ней невесть что, в то время как проступком Франчески была единственная внебрачная связь, на которую она решилась от отчаяния и ярости. В устах Джона эта связь превратилась в череду грязных измен.

Что ж, дочь пошла по стопам отца – в это поверила вся Англия. Даже любовник Франчески, наслушавшись отвратительных сплетен о ней, оставил ее.

Лорд Квентин убеждал Франческу отдать письма ему. Она отлично помнила их разговор.

– Должно быть, до вас уже дошли слухи, – сказал он ей. – Элфик лелеет надежду стать нашим новым премьер-министром.

– Кто-то может сказать, что Англия получит именно такого лидера, которого заслуживает, – ответила Франческа.

– Если человек – изменник, – привел аргумент его светлость, – то разве сейчас неподходящее время для возмездия?

– Повесить его, утопить или четвертовать? Вы об этом говорите? – спросила Франческа. – Но разве это достаточное наказание? Почему бы вам не доверить это дело мне?

Она не стала добавлять: «А почему я должна доверять вам?..»

Насколько Франческе было известно, Квентин был одной из пешек в игре Элфика. И она прекрасно понимала: каждое слово, произнесенное лордом Элфиком, было частью хитроумной лжи, придуманной ее бывшим мужем, отличным лгуном.

Квентин возвращался несколько раз. В конце концов она приказала слугам не пускать его в дом.

Спустя несколько недель ее виллу обыскали. Сделано все было очень аккуратно. Следов обыска не осталось. Но Маньи все же нашел следы и указал на них Франческе. После этого она и сама стала замечать их.

Маньи также предупредил ее, что ее банковские счета и содержимое ее банковских сейфов будут тщательно изучены. Правительственные агенты могли получить доступ к чему угодно, а Элфик завел себе целую сеть союзников в правительстве. Маньи дал ей много полезных советов. Слишком много. Из-за всей этой истории с письмами он стал слишком придирчивым и настойчивым, часто вмешивался в ее дела. А поскольку много лет назад Франческа решила, что никогда больше ни один мужчина не будет контролировать ее, они постоянно ссорились.

А потом она уехала из Миры.

Голос Маньи вернул Франческу из короткого путешествия в недавнее прошлое.

– Ты никогда не позволяешь мне помочь тебе, – посетовал он.

– Принимать за меня решения? – спросила, не поднимая головы, Франческа. – Нет, сэр, спасибо.

– Но это же абсурдно, дорогая! – воскликнул граф. – Позволь мне увезти тебя назад в Париж.

– Мои враги смогут найти меня там с такой же легкостью, как и здесь, – возразила она, – если именно это тебя волнует. Но я не беспокоюсь. Они не осмелятся убить меня, не получив того, что им нужно. Потому что им неизвестно, какие распоряжения я сделала на случай моей внезапной смерти. Они не могут рисковать и допустить, чтобы эти письма были опубликованы.

– Франческа!

– Мне надо написать несколько писем, – сказала она, давая понять, что разговор окончен.

Субботняя ночь

Узнав о том, что Пьеро посадили в тюрьму, а Бруно исчез, Марта Фейзи разбила еще несколько мадонн, пустила слезу по поводу пропавших изумрудов и поклялась отомстить каждому, кто когда-либо испортил ей настроение. А потом, как это обычно с ней бывало, она неожиданно успокоилась. План «А», по которому англичанку следовало запугать и отобрать у нее письма, провалился, поэтому Марта быстро разработала план «Б». Потом она занялась поисками нужных людей, которые могли бы занять место парочки, которую она потеряла. В Венеции это, правда, было нелегко, но возможно. Марта давно поняла: женщина с сильной волей всегда найдет бесхребетных мужчин, которые станут игрушками в ее руках.

Венеция действительно была не самым привлекательным местом для преступников, однако это вовсе не означало, что их здесь нет. Как и в тех городах, где законы соблюдались не слишком строго, в Венеции были свои нищие и существовали районы, где они жили. В таких местах преступность процветала.

Так что главная сложность для Марты была не в том, чтобы найти головорезов, а в том, чтобы выбрать таких, язык которых она бы понимала. Венецианцы ей не подходили. Потому что она говорила по-итальянски настолько плохо, что они могли бы с таким же успехом говорить и по-китайски.

К счастью для Марты Фейзи, люди приезжали в Венецию со всех концов света, поэтому в городе были албанские, армянские, греческие, турецкие и еврейские общины. Манил город на каналах и изгоев из тех частей Италии, в которых Марта когда-то жила. Среди вечных неудачников, отвечающих ее требованиям, нашлось несколько, кто за определенную плату согласился выйти из своей общины и не испугался привлечь к себе внимание австрийских солдат. Кстати, плата, которую она была готова предложить нищим и отчаявшимся, была весьма низкой. Но несмотря на это, Марте не составило труда найти того, кто был ей нужен.

Следующий вторник, три часа утра

Кафе «Флориан», площадь Святого Марка

В этот час в залах кафе было мало посетителей. Завсегдатаи расходились – кто по домам, а кто в поисках других развлечений.

Однако Франческа и Джульетта оставались там. Они сидели за одним столиком с Лоренцо, и впервые больше никто не составлял им компанию. Принцу удалось избавиться от докучливых дипломатов и от большей части своей свиты, за исключением нескольких охранников, которые ненавязчиво распределились вокруг троицы – кто-то из них находился в кафе, кто-то расхаживал возле него, а кто-то стоял у входа.

В другом конце того же зала большинство оставшихся посетителей собралось вокруг графини Бенцони. Дона Карло среди них не было. Франческа спросила себя, не решил ли он, что в Венеции недостаточное количество «старух – пусть уродливых, но с туго набитым кошельком», как он говорил, и не ушел ли еще куда-нибудь.

Франческа тоже решила пойти куда-нибудь еще и теперь раздумывала над тем, как бы убедить принца Лоренцо не следовать за ней, но тут атмосфера в зале изменилась. Подняв глаза, Франческа увидела Кордера, вошедшего в дверь кафе.

Одет он был в черный фрак, расстегнутый на груди. Поверх белой рубашки с оборками на нем было два жилета – нижний, черный, и верхний, вышитый, на котором поблескивала цепочка для часов. Его безукоризненно чистый шейный платок был завязан простым узлом. Узкие светлые панталоны обтягивали мускулистые ноги. Черные туфли, черная шляпа, которую он прижимал к боку локтем, и белые перчатки довершали картину – Джеймс являл собой образец безупречного английского джентльмена. Но исходящая от него сила, его грациозные, как у пантеры, движения напоминали о том, что внешность бывает обманчива.

Франческа вспомнила предупреждение Маньи: «Этот человек, можешь мне поверить, моя дорогая, способен стать источником немалых бед».

Даже не взглянув в ее сторону, «источник бед» направился прямиком к графине.

К недовольству Франчески, все мужчины из группы, окружавшей графиню, расступились перед ним. Освободил Джеймсу дорогу даже ее любовник кавалер Джузеппе Раньоне.

Франческа вновь обратила внимание на Лоренцо, который в этот момент описывал недавно подаренную ему миниатюру с изображением баварской принцессы. Девушка была одной из многих знатных барышень, претендовавших на место следующей королевы Джилении.

Точнее, Франческа попыталась обратить внимание на Лоренцо. Однако свой взор она невольно то и дело переводила на Кордера. Хотя его одежда и не отличалась яркостью, не замечать Джеймса было невозможно. С одной стороны, в кафе было совсем мало посетителей. С другой – он был по крайней мере на голову выше окружавших его мужчин… и это если не считать того, что Джеймс то склонялся к руке одной из дам, то шептал что-то на ухо другой, отчего та улыбалась, а то и – подумать только! – краснела.

Но тут перед глазами Франчески появилась тучная мужская фигура, которая загородила собой все, что происходило в противоположном конце зала.

Приблизившийся к Франческе человек задержался у ее стола. В руках у него был накрытый поднос.

– Что это такое? – спросил Лоренцо. – Безделушки для дам?

– Нечто вроде этого, – промолвила Джульетта. И, взглянув на Франческу с шаловливой улыбкой, жестом приказала торговцу открыть поднос.

Тот повиновался. Лоренцо наклонился вперед, чтобы увидеть содержимое подноса. Однако принц тут же отшатнулся с таким ужасом и отвращением на лице, как будто поднос был полон крыс. Лоренцо махнул рукой.

– Нет-нет! – воскликнул он. – Вы с ума сошли? Прикройте это немедленно! И уходите отсюда!

При желании Лоренцо мог говорить властным, приказным тоном. Торговец поспешил накрыть поднос тканью и повернулся, чтобы уйти прочь.

– Нет, прошу вас, подождите! – попросила его Джульетта. Поманив торговца пальцем, она посмотрела на принца своим прозрачным взором оленихи. – Это же очень важные предметы, ваше высочество! Это кондомы.

– Да знаю я, что это такое, – рассерженно ответил Лоренцо. – Я не ребенок. Но вы… прошу вас не говорить о таких вещах в публичном месте, да еще так громко. Этот торговец не должен был показывать вам их, это неприлично!

– Похоже, мужчине вообще неприлично показывать что-то леди, – усмехнулась Джульетта.

Франческа рассмеялась.

После минутного раздумья шутку понял и Лоренцо.

– Экая шалунья, – промолвил он, через силу улыбаясь, так как его раздирали противоречивые чувства: досада и изумление. – Неплохо бы кому-нибудь вымыть ваш милый ротик с мылом.

– Но, ваше сиятельство, кондом – очень полезная вещь, – проговорила Джульетта. – Вы же не захотите иметь наследника-урода или сумасшедшего, который взойдет на трон Джилении. А еще возможно, что он не сможет иметь потомство. А последствия чумы… На лице, не говоря уже о важных мужских органах, могут остаться уродливые отметины.

Внезапно бледное лицо принца порозовело.

– Синьорина Саббадин, даю вам слово, что я не общаюсь с людьми, которые являются переносчиками подобных болезней, – сказал он.

– А как же лорд Байрон?

Глаза Лоренцо широко распахнулись.

– Лорд Байрон?.. Лорд Байрон?! – повторил он с изумлением. – Да что вы такое говорите? Он же мужчина! Мужчина не может иметь близость с мужчиной! Это противоестественно!

– Лорд Байрон – великий поэт, – промолвила Джульетта. – Но даже он, умный и образованный человек, получил нежеланный подарок от одной очень высокопоставленной леди.

– А я могу назвать немало дам в Англии, которые получили подобные «подарки» от своих высокопоставленных знакомых мужчин, – добавила Франческа. «Если повезет, одна из них может преподнести подобный презент Элфику», – мелькнуло у нее в голове.

Лоренцо перевел взор с Франчески на Джульетту, а затем – на торговца кондомами, который терпеливо ждал.

– Ну хорошо, – вымолвил принц. – Я делаю это ради своего потомства.

– Покажите его высочеству ваши изделия, – тихо приказала Джульетта торговцу. – Самые лучшие. Те, что снизу.

Торговец послушно приподнял первый поднос, под которым на втором в тонких бумажных пакетах лежали кондомы.

Лоренцо несколько мгновений смотрел на них, а потом потянулся к одному рукой.

– Нет, только не этот, – сказала Джульетта, отводя его руку. – Вот что вам нужно. – Взяв один из самых больших пакетов, она вытащила из него кондом. Ленточка, с помощью которой кондом привязывался к пенису, была темно-красного цвета. Лицо принца, к которому уже начал было возвращаться нормальный оттенок, тут же обрело цвет ленточки.

– Это самый большой из всех? – спросила Джульетта у торговца. – У принцев все не так, как у обычных джентльменов… у них все больше.

– Синьорина, можете мне поверить, этот кондом подойдет на самый большой размер, – пообещал Джульетте торговец. – Высококачественный товар, сделан из овечьей кишки.

Напустив на себя мрачный вид, Джульетта растянула кондом. А затем засунула в него свою тонкую ручку, как будто это была перчатка. И подняла руку, обтянутую овечьей кишкой, вверх.

– Ну что, ваше сиятельство, как вы считаете, размер и прочность вас устраивают?

Лоренцо, прищурившись, стал придирчиво осматривать кондом.

– Не совсем в этом уверен, – наконец промолвил он. – Лучше натяните его на голову.

Уголки его глаз дрогнули, и принц расхохотался так громко и зажигательно, что Франческа, не выдержав, тоже засмеялась. Джульетта поспешила присоединиться к общему веселью.

Все присутствующие в зале повернулись в их сторону.

Включая Кордера, сделавшего это в последнюю очередь.

Джеймс не хотел смотреть. Но если он этого не сделает, то окажется единственным человеком в зале, который не заинтересовался тем, что происходит.

Опять эта троица, и опять они смеются, а торговец размахивает перед ними своими изделиями.

Этой ночью на Боннард были рубины. Чудесным дополнением к кроваво-красным камням, поблескивавшим в мочках ее ушей, на ее шее и запястьях, служила великолепная кашемировая шаль рубинового цвета. Она соскользнула с плеч Франчески, открыв его взору глубокое декольте тонкого – возможно, из крепа или из шелка – платья желто-зеленого цвета. В вышитой отделке платья была металлическая нить, которая поблескивала всякий раз, когда Франческа двигалась. Нижняя часть платья под завышенной талией была собрана во множество тонких складочек – похожую одежду Кордер видел на женщинах, изображенных на египетских надгробных камнях. Складки подчеркивали округлость ее бедер и длину стройных ног – со своего места Джеймс мог любоваться этой великолепной картиной, от которой у него буквально слюнки потекли.

Вспомнив зеленые туфельки Франчески, которые он видел разбросанными по спальне в тот день, когда он побывал там, Джеймс почувствовал нетерпение. Ему пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не броситься к Франческе через всю комнату, не схватить ее в объятия и не унести подальше от этой компании.

А компания тем временем молча наблюдала за группой, собравшейся вокруг графини в противоположном конце зала; через пару минут все вернулись к своим разговорам.

– Не стоит ждать того, что принц Лоренцо с легкостью оставит своих собеседниц, – проговорила графиня Бенцони, обращаясь к Джеймсу. – Они слишком привлекательны. А вы уже бывали на приеме синьоры Боннард, синьор Кордер?

Джеймс предпочел не говорить о том, что Франческа и не подумала пригласить его в собственный салон.

– Я в Венеции всего неделю, – уклончиво ответил он.

– Были времена, когда каждый из нас мог отправиться на прием в любой день недели, – сказала графиня. – Когда сюда приехал лорд Байрон, осталось только два салона – мой и салон графини Альбрицци. Но потом приехала синьора Боннард, и ее салон тут же стал самым модным. Она такая жизнерадостная. К тому же очень начитанная.

– Нет женщины умнее и красивее вас, моя душа, – сказал Раньоне, верный рыцарь графини.

– Это сейчас вы так говорите, но всякий раз, когда синьора Боннард смеется, вы поворачиваетесь в ее сторону. Так же поступают и остальные мужчины, – ревниво вымолвила его возлюбленная.

Спустя некоторое время миссис Боннард снова засмеялась. Посмотрев в ее сторону, Джеймс увидел, что она уходит со своими компаньонами. Несколько минут, бесконечные прощания с присутствующими, показавшиеся ему вечностью, – и Джеймс выскользнул из двери следом за ней.

Троицу он нашел почти сразу, совсем недалеко от кафе «Флориан». Миссис Боннард смотрела вверх, на Торре дель Оролоджио, прекрасную башню со знаменитыми в городе часами, расположенную в северо-восточном углу площади.

Над башней в ночном небе плыло несколько кудрявых облачков. Недавно ставшая полной луна ярко сияла; в своем блеске не отставали от нее и звезды. Площадь тоже была хорошо освещена. Но все равно Джеймс не мог разглядеть выражения ее лица.

Джульетта держала надо лбом руку. Приближаясь к ним, Джеймс услышал ее смех. Как обычно, вокруг сновали люди. Даже в ночной час Венеция не спала.

Никто из троих не заметил приближения Джеймса. Лоренцо, жестикулируя, говорил что-то.

А потом Боннард повернулась. Джеймс увидел, как напряглись черты ее лица, когда он подошел. И его тело тоже напряглось в ожидании.

– Все в компании графини были изрядно удивлены, узнав, что вас развеселило, – заметил он. – Вы были такие возбужденные.

– Кондомы! – расхохотавшись, объявила Джульетта.

– Синьорине Саббадин доставляет удовольствие вгонять меня в краску, – сказал Лоренцо. – А я объяснил ей, что в моей стране не принято вслух говорить о подобных вещах. А уж упоминать о них при женщине и вовсе невозможно.

– Но мы же сейчас не в вашей стране, ваше высочество, – заметила Джульетта.

– И слава Богу, – улыбнулся принц. – Но вы… ваши слова и действия меня шокируют временами. Вы очень испорченное дитя.

Внезапно веселье Джульетты погасло, ее милое личико стало холодным и серьезным.

– Я не дитя! – промолвила она. С этими словами Джульетта решительно зашагала прочь, покачивая бедрами и высоко задрав нос. Ни дать ни взять – разгневанная и оскорбленная женщина.

Лоренцо посмотрел на Боннард, а затем перевел взгляд на Джеймса.

– Что я такого сказал? – удивился принц.

– Не знаю, – ответил Джеймс. – Итальянки такие темпераментные. Надеюсь, она не вздумает броситься в канал.

Невинные глаза принца округлились от изумления.

– Господи, нет! Это невероятно!

Франческа открыла было рот, но его высочество уже побежал вслед за Джульеттой. Тогда она с улыбкой взглянула на Джеймса:

– Может, моя подруга и итальянка, но желания броситься в канал у нее не больше, чем у меня, что, полагаю, ты уже успел заметить.

– Ну да, ну да! – кивнул Джеймс. – Только ты ведь понимаешь, что она поступила таким образом, чтобы принц побежал за ней. А я попросту помог ей. Или тебе это не нравится? Может, ты хочешь, чтобы принц целиком и полностью принадлежал тебе?

– Раньше так оно и было, – призналась Франческа. – Но потом я увидела тебя. И долго решала, с кем лучше проводить время: с прекрасным молодым принцем, обладателем кучи денег, которую он готов потратить на порочную женщину, или с невоспитанным и нуждающимся младшим сыном известного аристократа, который не в состоянии купить мне даже несколько оливинов, вовлекает в неприятности моих друзей и никак не может решить, чего же он на самом деле хочет…

– Так ты скучала по мне, дорогая? – спросил Джеймс. – Мы ведь не виделись три дня с хвостиком.

– Так долго? – удивилась Франческа. – А для меня эти дни пролетели, как три минуты. Мне казалось, что я едва ли смогу избавиться от тебя – и вот ты снова рядом со мной.

– Если ты будешь вести себя по-прежнему, то я не приглашу тебя подняться вместе со мной на Кампанилу, – промолвил Кордер, кивнув в сторону кирпичной колокольни, возвышавшейся перед ними.

– Я очень одинока, – пожаловалась Франческа. – И часто спрашиваю себя, найду ли силы собрать воедино осколки моей жизни? Ведь она так и не сложилась…

– А ты когда-нибудь поднималась на самую верхушку Кампанилы ночью? – спросил Джеймс.

– Сомневаюсь, что это делал кто-то, кроме Галилео, который, поднявшись туда, обнаружил, что Земля круглая, – сказала Франческа. – На ночь Кампанилу теперь закрывают. И там есть стража. – Несмотря на эти слова, взор Франчески пробежал вверх по высокой колокольне, а в ее глазах вспыхнул огонь.

– Ночь чудесная, но через час-другой небо уже начнет светлеть, – промолвил Джеймс. – Нам лучше поторопиться. – Он взял ее за руку.

Франческа попыталась вырваться, но Кордер крепко держал ее, увлекая за собой в сторону Кампанилы.

Она поступила мудро, перестав сопротивляться.

– Я отказываюсь бороться с тобой посреди площади Святого Марка, – заявила Франческа.

– И это правильно, потому что ты все равно проиграешь, – сказал Джеймс. Ее рука в перчатке очень удобно лежала в его руке. Джеймс вспомнил, как Франческа стягивала с себя перчатки. Его тут же словно обдало жаром.

– Если мы действительно поднимемся на верхушку башни, – проговорила Франческа, – то первое, что я сделаю, – это столкну тебя оттуда вниз. Впрочем, тебе не о чем беспокоиться: мы туда не попадем. Часовой должен быть австрийцем, а тебе известно, как строго они соблюдают все правила.

– Хватит болтать, моя дорогая, – остановил ее Кордер. – Побереги лучше дыхание – оно понадобится тебе на подъеме.

Они еще не начали подниматься, а Франческа уже задыхалась.

И все из-за того, что ее рука лежала в его большой, теплой и уверенной руке. Последний раз она ходила за руку с мужчиной в первые годы своего замужества, в те дни, когда Джон Боннард был таким нежным и заботливым и ей казалось, что она снова и снова влюбляется в него.

Ее глаза затуманились, и она яростно заморгала, силясь взять себя в руки и радуясь тому, что сейчас ночь и они в темноте.

Господи, она готова расплакаться! Неужели она еще способна лить слезы после всего, что она уже пережила?

Но когда Кордер выпустил ее руку, чтобы поговорить со стражником, Франческа вмиг ощутила себя брошенной и ее глаза опять наполнились слезами.

«Прекрати!» – приказала она себе.

Франческа слышала низкий голос Джеймса, слышала, что стражник что-то ему отвечает. Их разговор длился совсем недолго. Вскоре Джеймс повернулся к ней, снова взял ее за руку и с довольной усмешкой посмотрел на нее.

– Он венецианец, – сказал Джеймс Франческе. – Увидев, что со мной красивая женщина, он и не подумал останавливать меня, так что его даже уговаривать не пришлось.

Правда, Франческа предполагала, что на стражника подействовала скорее правильная итальянская речь Джеймса, который говорил как уроженец этих мест, а не его уговоры. И уж конечно, романтичность венецианца была тут ни при чем. Между прочим, иногда настоящее чудо может сотворить монетка-другая – и даже с неподкупными австрийцами, обожающими правила.

– Наверху есть еще один стражник, – сказала Франческа. – Он точно австриец.

– В его обязанности входит замечать какие-то беспорядки, пожар, вторжение врага и тому подобные происшествия, – сказал Кордер. – Он может обыскать нас – вдруг мы несем с собой оружие? Ты согласишься, чтобы тебя обыскивали?

– Смотря кто возьмется за это, – промолвила Франческа. – Если он молод и красив…

– Что ж, тогда посмотрим, – кивнул Джеймс. – Будем подниматься наверх наперегонки?

– Как это похоже на мужчину – предлагать женщине подобное, – сказала Франческа. – Не забывай, что ты в панталонах, а мне будут мешать верхние юбки, нижние юбки и корсет.

Когда стражник открыл им дверь, Джеймс, наклонившись, прошептал ей в самое ухо:

– Но ведь мы всегда можем снять их.

По всему телу Франчески словно побежали электрические искорки.

Она остановилась.

Джеймс рассмеялся и подтолкнул ее вперед.

Франческа повиновалась, чувствуя себя совершенно нелепо: была звездная ночь, на колокольню подниматься запрещено, и последний раз она бывала там при свете дня, в толпе туристов…

…Вдобавок ко всему Джеймс крепко держал ее за руку, и ей хотелось идти за ним куда угодно. Все это страсть, сказала она себе, и чем скорее она одолеет этого демона, тем лучше.

До рассвета оставалось еще больше часа; луны и звезд из башни не было видно, хотя в ее арочных окнах Франческа могла разглядеть силуэт Джеймса на фоне неба. Он мог бы попросить у стражника фонарь или факел, но, похоже, свет ему не был нужен или он попросту предпочел обойтись без него. Он легко передвигался в темноте, а в нынешней ситуации никаких проблем и вовсе не возникло: ведь им нужно было всего лишь подниматься по устремленному вверх витому пандусу.

Более того, в любой ситуации Джеймс чувствовал себя в темноте увереннее. А этой ночью он держал ее за руку, слышал тихий шелест ее одежды. Иногда юбки Франчески касались его ног. Иногда до его обоняния доходил уже знакомый ему аромат – жасмина или ее самой.

– От чего исходит этот запах? – спросил он. – Я различаю аромат жасмина, к которому добавляется еще какой-то, едва ощутимый.

– Тереза раскладывает в моих шкафах среди белья, платьев и носовых платков ароматные пакетики, – объяснила она. – Видишь ли, женщине недостаточно красиво одеваться. А куртизанка должна пахнуть как-то особенно, возбуждающе.

– Тем более такая известная, как ты! – проговорил Джеймс, не позволяя себе думать о том, что происходило у нее в спальне, о ее разбросанных вещах, обо всех этих женских безделушках, флакончиках с золотыми пробками и ажурным тиснением. Труднее всего было не думать о ее прозрачном пеньюаре и о сексуальной ночной сорочке, в которой он ее увидел. – Тебе удается скрывать всех остальных любовников, так что я насчитал всего двоих… или, допустим, троих, если считать меня.

– Нет, тебя мы считать не будем, – сказала Франческа. – Потому что ты – это наваждение.

– Очень хорошо, – кивнул он. – Но в Италии каждая уважающая себя матрона имеет по крайней мере двоих любовников и, возможно, наваждение-другое.

– Но я не итальянка, – возразила она. – Я англичанка, к тому же разведенная.

– Находясь в Риме, – немного перефразируя известную поговорку, произнес Джеймс, – лучше всего вести себя как все римляне. В Риме, в Италии, да и вообще в любой стране континента, тебя никто не примет за путану.

– Не говори ерунды, – сказала она. – Я-то знаю, кто я такая. И могу доказать это с помощью моих бриллиантов.

– Я бы назвал тебя великолепной деловой женщиной, – вымолвил Кордер.

– Я училась у лучшей из нас, – сказала Франческа. – В Париже. У Фаншон Нуаро.

Джеймс присвистнул.

– Я слышал о ней. Ей, должно быть, лет шестьдесят.

– Шестьдесят пять, – уточнила Франческа. – Она уже отошла от дел и живет в роскоши с преданным ей любовником. Это единственная шлюха, которая не кончила в помойной яме.

Джеймс помолчал.

– Господи, Боннард, – вздохнул он наконец, – я вижу, ты хорошо изучила это ремесло.

– Ты сможешь обо всем прочитать в моих мемуарах, – усмехнулась Франческа. – Я собираюсь написать их, когда мне будет сорок лет – до того как умрут все мои персонажи. Пока они еще не слишком стары для того, чтобы испытывать стыд, смущение. А может, моя книга их еще и развлечет.

– А я попаду в твои мемуары?

– Скорее всего нет, – ответила она. – Я собираюсь забыть о тебе к завтрашнему дню.

– В таком случае я, пожалуй, постараюсь осуществить свое намерение сегодня, – вымолвил Джеймс. И, крепче сжав ее руку, он с удвоенной энергией зашагал вверх по пандусу.