"Здравствуй, Фобос!(Науч.-фант. хроника — «Путь к Марсу» - 3)" - читать интересную книгу автора (Хачатурьянц Левон Суренович, Хрунов...)

Глава VII НЕБОЛЬШАЯ ПОДВОДНАЯ ПРОГУЛКА

Впервые за трое суток спокойно спала Марина Стрижова. И не в гостиничной постели, сделанной, по последнему слову техники, из совершенно не «мокрой» синтетической пены, подогретой и душистой. Спала Марина в самолетном кресле, тоже достаточно широком и удобном, поскольку велики и просторны были последние лайнеры Аэрофлота, и незачем в них было экономить место. Да, обойдемся без дирижаблей! Три часа лету — и Москва. И какое счастье, что этот самолет — н а ш самолет, и никаких жутких детективных сюрпризов на нем не приходится опасаться, и никем другим не обернется эта круглолицая стюардесса с веснушками, которой так пошел бы классический русский сарафан!..

Другие делегаты не спали — Волновой, по обыкновению, читал с карандашом какие-то тексты, Тарханов с Акопяном играли в электронную мозаику, — но и они наслаждались дивным покоем. Близилась ночь, и громадным бледным сиянием лежал на лиловой воде удаляющийся американский берег. Будто там раскинулся ледяной щит, вроде антарктического…

А между тем день прошел насыщенно. Советская делегация записала в блокноты и на карманные видеомагнитофоны немало интересного. Поступали по совету Волнового — больше слушали, меньше говорили. Заседание, как известно, было посвящено гипнозу и психотерапии. Игорь Петрович на своем почти безукоризненном английском языке («Он слишком академичен для Штатов, поезжайте в Лондон!» — смеялся Хартманн) сделал короткий и внушительный обзор. Он подчеркнул, что, может быть, ни в одной из национальных космических служб гипнометоды не применяются так широко, как в советской. Вообще после столетнего по меньшей мере периода, когда гипноз был пасынком медицины, применялся редко и лишь по желанию отдельных энтузиастов, наступала эпоха расцвета всех видов суггестии.[6] Благодаря развитию электронных средств анализа и контроля гипноз перестал быть вотчиной мистиков и эстрадных «чародеев». С него окончательно сняли ярлыки шарлатанства и трюкачества, его больше не ставили рядом со спиритизмом и черной магией, и даже районные поликлиники обзавелись гипнотариями. Что уж говорить о космонавтике, которая точно губка всегда впитывает самые передовые идеи из разных областей! Игорь Петрович под взволнованное гудение слушателей рассказывал о том, как применяются во время тренировок на Земле и полетов на орбитальных станциях кассеты, наговоренные опытными гипнодикторами: как люди, месяцами находящиеся вне родной планеты, с помощью внушения «купаются в море», «собирают грибы»… Он напомнил также об экстренном и весьма успешном применении психической «обороны» во время диверсии на астероиде, ставшем спутником Земли, базой для лабораторий и заводов. Это был не только гипноз, но и его, так сказать, следующая качественная ступень — внушение, производимое не словами или жестами, а непосредственно через биополе… Работу экипажа пытались парализовать с помощью «кольцевых волн» биоизлучений. Живые излучатели — ни о чем не подозревавшие колонисты — были тайно запрограммированы в клиниках мафии «космоборцев». Преступники разбудили в подсознании будущих источников «волны» тайные, порою еще детские страхи — фобии. И вот из нескольких центров стали расходиться по астероиду подавленность, озлобление, паника… Работам грозил срыв. Но после того как под «руководством хитроумного Тарханова были выявлены и изолированы все источники, Стрижова отобрала семерых колонистов, им гипнотически внушили программу «антифобий», то есть ощущения веселья и бодрости, и от семи новых центров пошло излучение с обратным знаком, неся радость, излечивая пораженных, возвращая всему поселку нормальное рабочее состояние… «Впрочем, эта область нами пока исследована мало, и мы на ней не будем подробно останавливаться», — скромно заключил Волновой. (Марина, все время укрупнявшая отдельные участки зала с помощью маленького телеприемника, встроенного в спинку переднего кресла, была готова поклясться, что некоторые слушатели, особенно пожилые, переглянулись не без значения. Лет тридцать назад еще тратились бешеные деньги на разработку «телепатического» и даже «телекинетического» оружия. Кое у кого явно вызвал тревогу успех Советского Союза на этом непроторенном пути… Но, может быть, Марине все просто примерещилось — настращал Волновой, изнервничалась сама из-за вчерашних гангстерских историй?..

Затем Игорь Петрович призвал вернуться к «классическому» гипнозу, правда, в необычном применении. Гипнорепродукция! Торжественно подняв правую руку, руководитель делегации точно цирковую звезду вызвал на трибуну Сурена Акопяна. А когда тот проходил мимо, Волновой на миг жестко прищурился: мол, помни, о чем тебя предупреждали… И Сурен выдержал, несмотря на то, что его так и подмывало раззвонить на весь свет (блицы, микрофоны, телекамеры!) о потрясающей находке на Фобосе. Но в этом разделе доклада он не пошел дальше гладких формулировок, давным-давно использованных прессой. Зато довольно пространно со многими специальными терминами, позаимствованными у Семена, описывал подробности репродукции, своих ощущений. У слушателей создалось ощущение, что эксперимент был поставлен ради сугубо медицинских результатов, а то, что воспроизводили именно поход Акопяна по Фобосу, было чуть ли не случайностью… Волновой остался доволен.

Оказалось, что гипнорепродукцией, особенно на поприще космонавтики, занимаются не только в Союзе. Так было восстановлено недавнее трагическое столкновение австралийской почтовой ракеты с плавающим топливным баком заправочного комплекса «РС-Вест». Канадцы тренировали с помощью гипноза орбитальных спасателей и монтажников, в профилакториях космоцентра Аргентины гипнотизеры ускоряли реадаптацию прилетевших, и так далее, и так далее…

Одним словом, последний день в Америке прошел вполне спокойно и ощущения принес только приятные. То ли отказались неведомые зложелатели от своих планов, поскольку выступление русских на конгрессе все равно состоялось, то ли подействовала тревога, поднятая Волновым через советское посольство, и «президентская команда» по-настоящему охраняла делегацию… Как и предполагал вашингтонский чиновник в суперсекретной беседе с нью-йоркским «фермером», — международный форум окончился подписанием соглашения. Отныне Советский Союз, США, Канада и еще несколько стран обязывались делиться друг с другом всеми новшествами космической медицины и вести совместные исследования. Прав был ушлый администратор — сторонник «решительной» политики прежних времен — и в другом своем предположении.

После торжественного скрепления «главной бумаги» старина Хартманн отвез советских делегатов в некий весьма уютный бар, где познакомил с полным пожилым джентльменом, похожим на отставного боксера-профессионала. Джентльмен, говоривший хриплым басом и пересыпавший речь жаргонными словечками, оказался ведущим конструктором из НАСА. Его не ввели в заблуждение словесные узоры Акопяна. Он прекрасно понял, с какой целью была проделана гипнорепродукция. И теперь без околичностей, с истинно американской грубоватой прямотой, предложил «сколотить эскадру под двумя флагами» и «вместе двинуть» к Фобосу. «Наших тузов мы берем на себя», — заявил конструктор, сие должно было обозначать, что он и его коллеги намерены провести идею совместного полета через высшее руководство НАСА…

А после обеда в гостиницу заявился владелец игрового павильона, Майкл Донован, и пригласил новых друзей на морскую прогулку. Время позволяло — лайнер отлетал вечером. К общему удивлению, Игорь Петрович не стал спорить. Сам не поехал, сел за дисплейное устройство: «Мне тут надо еще порыться в парочке информбанков», — но прочих отпустил охотно. Наверное, были у Волнового основания верить в их безопасность…

А прогулка весьма занятная. Оказывается, Майкл располагал собственным суденышком, похожим на толстую камбалу и герметически закрытым со всех сторон. Под брюхом у «камбалы» был пластмассовый бак. Лодка легко могла становиться подводной. Сначала гости устроились в креслах на круглой огражденной палубе, и Донован покатал их по зеленому безмятежному морю, которое одно могло выветрить всякую память о том, что есть в мире зло и жестокость. Да неужели кто-то и впрямь таскает в карманах пистолеты-усыпители или носит еще более грозное оружие, если мир так прекрасен?.. Сделав круг по просторам бухты, где ветерок гнал мелкую рябь и вода от нее вдруг бралась свинцово-синим налетом, Майкл повел лодку в сторону Майами-Бич. За бахромой пальм, в массе тяжелой зелени прятались белые строения. Виднелось что-то, похожее на мавританский дворец со стрельчатыми арками и куполами; а рядом покрытый изморозью белоснежный куб…

Там стояли у пирсов самые роскошные катера и яхты. Земной рай, город миллионеров… Было странно и жутко представлять себе, что, может быть, один из владельцев этих вилл и яхт платит людям, еще вчера собиравшимся убить или похитить советских делегатов. Действительно, другой мир — уродливый, вывернутый наизнанку… Хорошо, что и в нем вырастают такие честные и веселые парни, как Майкл. Лучшее в человеке неистребимо.

«Камбала» описала пенную спираль и вернулась поближе к городу. Владелец предложил всем спуститься в салон. Гости заняли удобные мягкие сиденья возле иллюминаторов с массивными стеклами. Вверху автоматика со скрежетом задраила люк, под ногами зажурчала вода, устремляясь в резервуар. Еще несколько секунд, и бирюзовая, пронизанная солнцем глубина поглотила судно… Сидя за пультом в маленькой рубке, являвшейся, по сути, продолжением салона, Майкл непринужденно болтал с пассажирами. Сначала в окнах не было видно ничего, кроме синеющих по мере спуска масс воды и колышущихся солнечных столбов, пересекаемых стайками рыбьей мелочи. Затем медленно выплыл из мглы, овеществился покатый склон. Течения колыхали сплошную чащу коричневых водорослей. Лодка обошла нагромождение крупных глыб, и в иллюминатор вдруг ударил тонкий луч фонаря.

По склону бродили люди. Человек десять-двенадцать в легких гидрокостюмах, с ножами и фонариками в руках. Судя по росту и по быстрым, суетливым движениям, среди них было трое детей. Дети гонялись друг за другом в шевелящихся зарослях, пытались ловить пестрых рыбин — будто бабочек на лугу. У пояса взрослых висели прозрачные мешки. Время от времени кто-нибудь из них нагибался и подбирал раковину или камень, иногда приходилось пускать в ход нож, так крепко прирастали к скалам морские жители. Один из безликих аквалангистов взобрался на глыбу и заснял панораму маленьким видеоаппаратом, в том числе и лодку Майкла.

Высоко вверху, в маслянистом кипении волн, дирижаблем висела сигара днища. То был, видимо, катер, сбросивший водолазную компанию.

— Эх, было бы у нас больше времени!.. — с завистью протянул Акопян.

— Пожалуйста, — любезно откликнулся Донован. — Костюмы у меня имеются, и как раз три штуки.

— Да нет уж, спасибо, пора возвращаться…

Неожиданно Марина вскрикнула. Сразу став центром всей подводной картины и разрушив ее почти театральную, зыбкую условность, откуда-то по диагонали соскользнула громадная, подлиннее человека, точно из фарфора вылитая рыба. Шкура ее, серо-голубая в муаровых пятнах, была до странности гладкой. Акула неторопливо поплыла над самым дном. Ротовая щель, уходившая далеко за глаза, придавала рыбьей морде вполне осмысленное выражение сарказма. На людей она не обращала ни малейшего внимания, как, впрочем, и они на нее. А между тем акула охотилась. Вот, углядев жирного, во все лопатки улепетывавшего тунца, неторопливо перевернулась на спину, щелкнула челюстями… Брюхо сверкнуло гадкой, мертвенной белизной. Человек с видеокамерой плыл-бежал длинными заторможенными прыжками, стараясь подобраться поближе.

— Химическая защита, что ли? — недоумевал Семен.

— Нет, — ответил Майкл. — В данном случае — просто привычка. Если акула подходит к человеку ближе, чем на два метра, — она натыкается на ультразвуковой барьер. Источник ультразвука есть на каждом гидрокостюме. Частота подобрана как раз такая, чтобы акулу как следует тряхнуло. Тут они все битые. Разве что акуленок сдуру полезет к аквалангисту. Но и это все реже случается. Наверное, родители объясняют: этих здоровенных лягушек не трожь!..

Акопян, всегда интересовавшийся технической стороной дела, спросил:

— На какое время рассчитан воздушный запас гидрокостюма?

— На восемь часов.

— И весь этот период работает система противоакульей защиты? Где же аквалангист берет столько энергии?..

— Нет, что вы! Барьер включает сама акула.

— Фотоэлемент, что ли?

— Бог с вами, фотоэлемент не отличит акулу от скалы, он срабатывал бы поминутно. Нет. Там стоит маленький приемник биоволн, настроенный только на акульи импульсы.

— Ого! — сказал Тарханов, отворачиваясь от иллюминатора. — Жаль, что об этом не было разговора на конгрессе. Мы тоже ставим опыты с приемом и передачей биосигналов, но пока что до бытовых устройств вроде вашего барьера нам далеко… — Тарханов фыркнул, помотал головой. — Вообще забавно получается! Еще десять лет назад спорили о физической природе биополя — что оно такое: радиоволны, инфракрасные лучи или что-нибудь вовсе мистическое… Не успеешь прийти к общему решению, и уже на тебе: искусственная биорадиация! Нет, обскакали вы нас, чего греха таить…

— Бросьте, док, — скромно сказал Майкл. — Вы же сами рассказывали про ту историю на астероиде — «кольцевая волна», антифобии.

— Ну, это не аппаратурный путь, а просто использование механизма природного явления, — вмешалась Марина. — В космической пустоте биоволны распространяются беспрепятственно, и чужой организм улавливает их сам, без всяких приборов… А здесь — нечто совершенно иное! Более высокая ступень: надежно работающий портативный уловитель, доступный каждому…

— В земных условиях, — ввернул Тарханов.

— Вот именно! В условиях страшной биоэнергетической «засоренности» атмосферы, сплошных помех…

— Между нашей «антиволной» на астероиде и этим приборчиком такая же разница, как между случайно пойманной шаровой молнией и дешевым автомобильным аккумулятором, ясно? — добавил Сурен.

— Интересно, кто автор конструкции? Где бы узнать?.. — задумчиво спросил Тарханов, снова погружаясь взглядом в толщу природных вод.

— Да ну, какое это имеет значение… — пробормотал Донован, делая вид, что он очень занят манипуляциями на панели управления. Судя по карте курсографа, теперь «камбала» повторяла линию берега, глубиномер показывал подъем.

— Эге, — сказал, прищуриваясь, Акопян. — Кажется, мне кое-что становится понятным. В том числе и со вчерашним жульничеством, которое принесло мне тысячу долларов… — Майкл увел голову в плечи. Сурен был неумолим. — Ну-ка, Майкл, выкладывайте все начистоту, иначе мы вам устроим допрос с пристрастием — все-таки трое против одного!..

Марина и Семен непонимающе переглянулись.

После долгого молчания Донован нехотя сказал:

— Ладно. Здесь поблизости есть плавучий ресторан. Если у вас имеется еще полчаса, предлагаю выпить по коктейлю и поговорить в спокойной обстановке. Все равно ведь не отстанете…

— Не отстану, — подтвердил Акопян…

Плавучий ресторан, размалеванный по белому самыми яркими красками (светящимися ночью, как объяснил Майкл), имел форму спасательного круга. К его внешнему краю, со свисающими дугами каната и трапами, причаливали суда. Внутри плескались купальщики и валял дурака клоун в надувном костюме диснеевского пса Плуто. Посетители сидели под пестрыми зонтиками, по кольцевой дорожке сновали никелированные тележки-роботы с подносами.

Пассажиры «камбалы», не столь давно обедавшие, заказали только по легкому коктейлю. Тележка, выслушав заказ, резво укатилась и вскоре прибыла, везя высокие тонкие стаканы с радужным многослойным напитком.

Майкл рассказал историю, достаточно банальную для американца. Оказывается, Донован, сын инженера-электронщика из Сент-Питерсберга, менее всего желал стать владельцем игровых автоматов, мелким предпринимателем. С детства копался в запутанном нутре сложнейших приборов: овладел приемами пайки под микроскопом, кажется, раньше, чем толком научился читать. Никем, кроме конструктора электронных систем для космоса, Майкл себя не мыслил. В то время подавляющее большинство тонких приборов уже шло на мирные нужды — сказывались последствия разоружения. Юный Донован еще в школьные годы отличался на разных конкурсах, предлагая оригинальные модели дверного замка с фотоэлементом, который «узнавал» хозяина, или, скажем, сковороды, «знавшей» срок приготовления разных блюд и отчаянно свистевшей, если ее содержимое начинало подгорать. Однажды он стал победителем всеамериканского соревнования юных приборостроителей в Вашингтоне. Но даже это не помогло Майклу профессионально заняться любимым делом. Семью постигло несчастье — потерял работу отец. Гордый и самолюбивый, он наотрез отказался занять случайно подвернувшиеся вакансии — бухгалтера, продавца-консультанта в магазине радиотоваров, наладчика диспетчерского пульта в аэропорту. Все это были довольно близкие к основной специальности, но «нетворческие» занятия. Не желая изменять своим убеждениям, мистер Донован прожил некоторое время на пособие по безработице.

Биржа труда раз в несколько месяцев предлагала ему должности сторожа на складе или швейцара — по мнению бывшего инженера, она просто издевалась… А когда срок выплаты пособия истек, случилось странное. То ли случайно выпил разволновавшийся мистер Донован слишком много снотворных таблеток, то ли… В общем, однажды утром Майкл остался без отца. Мать, никогда в жизни не работавшая, заметалась в панике — как прокормить троих детей? Страховки хватило бы не более, чем на год… И вот Донован был вынужден оставить колледж, оставить мечты — и по примеру отца устремиться на поиски работы. Он не был столь разборчив. Когда плата за квартиру стала почти непосильной и пришлось отказаться от услуг няни для младшей сестренки, Майкл развил бешеную деятельность. Решив, что более всего шансов заработать у него будет в курортный сезон на восточном берегу родной Флориды, он отправился в Майами. Был служащим в бильярдной, матросом на пристани прогулочных катеров, работал у одного предприимчивого китайца, нанявшего дюжину парней, чтобы еженощно перетряхивать песок пляжа. Они находили немало потерянных вещиц и денег.

Майкл не утерпел — истратил несколько нелегко заработанных долларов на радиодетали и соорудил устройство, названное им «часоискатель». Этот чуткий прибор находил в радиусе двадцати шагов потерянные, но еще работающие наручные часы. Китаец на радостях отвалил Доновану премию, дела пляжной «фирмы» шли все лучше… пока вдруг не выяснилось, что Майкл и его товарищи вторглись во владения иной, пуэрто-риканской компании чистильщиков песка. Конкуренты были настроены серьезно, и их было намного больше. Китайца и еще одного юношу (кстати, магистра медицины) увезли в больницу с ножевыми ранами, Доновану и прочим удалось унести ноги.

Два-три месяца он голодал и ночевал в парках. Наконец юноше повезло… если можно назвать везением такой поворот в судьбе человека, недавно мечтавшего быть конструктором электронных систем. Его смекалку приметил один из владельцев «Корпорейшн оф гейминг системз» — сети автоматических игральных павильонов побережья, а также нескольких заводов и мастерских по производству и ремонту этих автоматов. Сначала Майклу были доверены наладка и программирование в одном из павильонов. Затем он получил этот павильон в полное свое распоряжение. Создал несколько остроумных моделей автоматов, принесших ему кругленькую сумму денег. Наконец, сумел соорудить собственный павильон, оборудованный исключительно автоматами своего изобретения. Слава богу, материальный вопрос был решен: мать в Сент-Питерсберге буквально молилась на старшего сына, одна из сестер очень удачно вышла замуж, другая благополучно училась… И только сам Майкл отнюдь не чувствовал себя счастливым. Хоть и возился он каждый день со своей любимой электроникой — мечта детства оставалась абсолютно недостигаемой…

Потому Майкл Донован продолжал бредить электронными системами для космоса. Для орбитальных станций, экспедиций на далекие планеты. И не всякими системами, а совершенно определенными. Он хотел подарить космонавтике надежные устройства биосвязи. «Радиостанции», которые позволили бы передавать и принимать на огромном расстоянии чувства и мысли, не облеченные в слова. Упрощенным, чуть ли не игрушечным подобием этих несостоявшихся передатчиков стали ультразвуковой барьер для аквалангистов, включаемый биополем акулы… и автомат «Пещера на Фобосе».

— Что? — вскрикнул Акопян, но, заметив любопытствующие взоры, смущенно кашлянул и спросил совсем тихо: — Значит, в «Пещере»… тот же принцип, что…

— Тот же самый, — твердо ответил Майкл. — Биоимпульс искусственного происхождения. Сигнал, воспринимаемый на подсознательном уровне. Я недаром просил вас вчера не придумывать никаких цифровых комбинаций, а как бы прислушаться к самому себе… Комбинации были закодированы частотой биоволн. Это звучит в мозгу, как голос собственной интуиции…

Тарханов решительно отбросил соломинку, допил залпом свой коктейль и заявил тоном, не терпящим возражений:

— Слушайте, Майкл, вы должны приехать в Москву. Я договорюсь. Все формальности беру на себя. Вы даже не представляете себе, насколько это важно… Слышите?

— Ну что ж! — после недолгого размышления заявил Донован. — Кое-кто из стариков еще называет вашу страну «империей зла» — тем интереснее посмотреть на нее самому…

— Отлично, — кивнул Семен. — И вообще… Вы меня извините, Майкл, но вам надо не потешать бездельников на пляже, а работать в НАСА. Может быть, вы потеряете в деньгах… но такую голову, как ваша, нельзя использовать в игровом бизнесе!

— Кто меня туда возьмет, в НАСА? — сумрачно усмехнулся Майкл.

Семен смутился:

— Ну, в жизни всякое бывает… — Потом заглянул в честные глаза Майкла и добавил: — Еще одно… Будьте осторожны, дружище. Очень осторожны. То, что случилось вчера, — не просто грабеж. Кое-кто интересуется и загадкой Фобоса, и нами… а теперь, боюсь, и вами тоже!

— Господи, да кому я нужен?!

Тарханов не ответил. Он следил за ужимками клоуна в надувном собачьем обличье. Гигантский неуклюжий «пес» вертелся совсем рядом, порой мешая разговору громким лаем, визгом и хлопаньем по воде. Купальщики тискали Плуто за лапы, за уши, фотографировались в обнимку с ним или, собравшись скопом, пытались «утопить» клоуна. «Пес» смешно визжал, отбивался…

Когда советские делегаты и Майкл покинули плавучий ресторан, Плуто побарахтался еще минут пятнадцать и, улучив момент, юркнул в шлюз. Вместо него на потеху ресторанным посетителям с оглушительным хохотом свалился в воду другой комик, наряженный Микки-Маусом.

Сбросив костюм в маленькой квадратной комнате — одном из отсеков плавающего кольца, — клоун снял с груди крошечный плоский магнитофон. Вынул из надувной «лапы» нечто вроде толстой трости с шаром на конце — специальный микрофон высочайшей избирательности, способный выловить из любого шума и гама нужные звуки, голоса, самый тихий шепот…

Но ни об этих странных манипуляциях клоуна, ни о том, что уже через два часа кассета с записью исповеди Майкла лежала на столе вашингтонского чиновника с чрезмерно натуральными волосами и зубами, наши герои так никогда и не узнали. Донован на своей «камбале» привез их к берегу, где ждал электромобиль гостиничного проката. Они распрощались шумно и горячо, по-американски — долго трясли руки, обнимались и шлепали друг друга по плечам…

Скоро сверхбыстроходный поезд унес четверку в направлении столицы. А когда по темнеющей синеве неба разлетелся рой по-южному крупных и белых звезд, от взлетной дорожки оторвался тысячеместный советский лайнер. Домой!

И вот Марина Стрижова безмятежно спит на высоте двадцать километров над ночным океаном. Тарханов с Акопяном складывают электронную мозаику. Хитрая игра заключается в том, чтобы собрать на маленьком экране свой рисунок и не позволить партнеру сделать то же самое. А Игорь Петрович читает и помечает закорючками на полях давно знакомый текст — пухлый отчет о гипнорепродукции воспоминаний Акопяна. Волновому, разумеется, был во всех подробностях передан разговор с Майклом. Больше всего главу делегации заинтересовал почему-то автомат «Пещера на Фобосе». Точнее — искусственный биоимпульс, воспринимаемый игроком на подсознательном уровне: команда извне, которая так похожа на собственное интуитивное озарение… Расспросив Тарханова о подробностях, Волновой занялся тем местом отчета, где описывалось внезапное возбуждение слуховой зоны Суренова мозга…