""В алмазную пыль..."" - читать интересную книгу автора (Сартинов Евгений Петрович)

5. ЧЁТКИ МАЙОРА БАБИЧА

Кроме этого Михаил заметил в зеркале заднего вида ещё кое-что, а именно две испуганных девичьих мордашки на заднем сиденье своей нежданной «попутки». Обоим девицам вряд ли было больше шестнадцати лет, и то, что они катались с поддатыми ментами поздним вечером, очень много говорило о моральных устоях этих "юных леди". Но морализировать журналист не стал, читать нотации и проповеди, не было времени.

— Ну, что, девчонки, покатаемся! — подмигнул им Шалимов, и выжал газ до упора. Дороги были пусты, как это бывает только в таких тихих, провинциальных местечках, ни пешеходов, ни машин. Водил журналист хорошо, в своё время входил в команду «Андреналинщиков» в гонках на выживание, и пара его крутых виражей на полной скорости заставила нежданных пассажирок в голос завизжать.

— Кайф, да ведь, девчонки?

— Ага, — подтвердила одна из них.

Михаил понимал, что ему теперь надо оторваться от машин этого пресловутого Лалька. Вырвавшись из городского района, он свернул в частном секторе в ближайший переулок, затем в другой. В конце концов, Михаил загнал машину в тупичок между двумя домами, заглушил мотор и прислушался. Два автомобильных двигателя ревели где-то рядом, судя по звуку, обе машины на полной скорости гоняли по самой длинной улице Ангарки.

Впрочем, длилось это недолго, и минут через десять звук истерично воющих двигателей удалился куда — то в сторону и затих.

"Ага, ребята решили, что я рванул из города в сторону областного центра. Логично мыслят", — решил журналист.

Улыбнувшись, он сел за руль и выехав из своего укрытия, свернул в центр города.

— А вы, куда сейчас едете? — робко спросила его одна из девчонок.

— В сторону центра, а что?

— Можно меня здесь высадить, а то я обещала маме в десять дома быть.

Шалимов глянул на часы и, убедившись, что время почти одиннадцать, осуждающе покачал головой.

— Да, всыплет вам мамочка по первое число.

Высадив изрядно перетрухнувших за это время девиц, Михаил повёл машину в сторону милиции.

Здание районного отделения милиции помещалось всё в том же самом приземистом, барако-образном строении на центральной площади, сбоку от голубого Ленина. Оставив машину на стоянке Шалимов прошёл в здание.

— Добрый день, — обратился он к лейтенанту с одутловатым лицом, сидевшим за пластиковой перегородкой с надписью "Дежурная часть". — Мне бы увидеть кого-нибудь из вашего начальства.

— Кого конкретно? — спросил лейтенант.

— Ну, кто у вас сейчас тут самый старший по званию? — поинтересовался Шалимов, искренно опасаясь, что как раз этот лейтенант и окажется самым большим начальником в столь поздний час. Дежурный ответить не успел, за спиной журналиста раздался глубокий, явно командирский бас.

— Ну, я тут, Мишка, старший по званию, и дальше что?

Обернувшийся журналист с изумлением принялся рассматривал высокого офицера с погонами майора. Даже рослый Шалимов смотрел на него снизу вверх.

"Метра два, не меньше у парня ростик. Баскетболист", — мелькнуло в голове у Михаила. При этаком-то росте комплекция у милиционера была скорее борцовская, а не баскетбольная. Широкоплечий, с большой, крупной головой он показался странно знакомым Шалимову. Где-то он уже видел это квадратное лицо с волевым, раздвоенным подбородком, эти бледно-голубые, широко расставленные глаза, светло-русые, почти сивые волосы. Лишь когда майор, улыбнулся и продемонстрировал приметную щель между передними верхними зубами, журналист просто ахнул.

— Семён! Бабич!

— Ну, наконец- то! Узнал всё-таки, — добродушно пробасил майор, обнимая Шалимова и увесисто похлопывая того по спине. — А то я думал ты совсем уже зазнался в своей этой столице, одноклассников признавать не хочешь.

Семён Бабич и в самом деле десять лет проучился бок о бок с Шалимовым, но они со школы не виделись, и в памяти Михаила тот остался долговязым подростком с тонкой шеей, небесно-голубыми глазами и юношескими прыщами по всему лицу. Две вещи больше всего поразили журналиста. В пору их общей юности они были одного роста, и, кроме того, Сёмка всегда смешил их своим писклявым голосом.

— Тебя не узнаешь, басина то какой у тебя прорезался! Куда свой дискант то дал, на какой склад? И вырасти ты, как это еще умудрился? Мы же были одного роста с тобой!?

Семён усмехнулся.

— В школе милиции за год еще на десять сантиметров махнул. Ну и командирский голос там же поставили. Я бы тебя тоже не узнал с этой бородой, но частенько смотрю это твоё шоу. К тому же мне уже доложили, что ты приехал.

— Это кто ж тебе донёс? Я почти ни где и не показывался, никого не предупреждал, — поразился Шалимов.

— Ты забыл Ангарку, Миша. Это тебе не Москва, тут сарафанное радио хорошо работает. Мне уже трое за сегодняшний вечер про тебя говорили. Да чего мы стоим, как два сироты? Пошли ко мне в кабинет.

Провожаемые любопытным взглядом оживившегося лейтенанта они прошли по длинному коридору в самый конец здания, и Семён толкнул дверь, на которой Михаил успел прочитать надпись: "Заместитель начальника РОВД Семён Александрович Бабич".

— А ты, однако, в чинах. Карьеру сделал, и майор, и начальник, — сказал Шалимов оглядывая скромный, спартанского типа кабинет школьного друга. Таких заведений журналист повидал за свою профессиональную деятельность не меньше сотни: стол, шкаф, пяток стульев и непременный сейф тёмно-зелёного цвета.

— Издеваешься что ли? — спросил хозяин кабинета, открывая как раз сейф и косясь на своего гостя.

— Почему? — изумился Шалимов.

— Я по возрасту и стажу уже и полковником мог бы быть, а так…

Он выставил на стол бутылку коньяка, две рюмки.

— Я ведь до распада Союза в Фергане служил, послали по распределению, для укрепления национальных кадров. Тогда это даже выгодно. Сразу квартиру дали в Фергане, трехкомнатную, с двумя лоджиями. А потом началась вся эта херня, во время той резни едва успел семью спасти, знакомый узбекский авторитет приютил. Это все и подломило мою карьеру.

Бабич разлил коньяк, поднял, было, рюмку, но Михаил остановил его.

— Погоди, я ведь к тебе не за этим сюда пришёл. Слушай, сейчас большой хипишь будет, прилетят твои орлы. Такая сейчас со мной приключилась история…

Во время недолгого рассказа Михаила лицо майора начало багроветь, он ослабил зажим галстука, журналист видел, как в однокласснике постепенно начинал закипеть гнев. Засопев, он полез в боковой карман, журналисту даже показалось, что сейчас майор достанет оттуда пистолет и пристрелит его к чертовой матери. Но вместо этого в руках Семёна Михаил увидел большие, красивые чётки. Продолжая рассказ, журналист уже невольно не мог оторвать от них глаз. Большие, толстые пальцы Бабича неожиданно легко и бережно перебирали крохотные, ребристые бусинки.

Выслушав Шалимова до конца, Семён залпом опрокинул рюмку и, явно нервничая, закурил сигарету. Переждав пока журналист тоже опростает рюмку, майор заговорил сдержанно и зло.

— Вот так и живём в этом болоте, Мишка! Ты не представляешь себе, что такое наша Ангарка. Двадцать восемь тысяч жителей, большая деревня. Громадный такой хутор. Все друг друга знают, в кого не плюнь — или брат, или кум, или сват. Иногда арестуешь какую-нибудь сволочь за дебошь, и потянуться ходоки: все эти тёти Маши, дяди Пети. И все на слезу давят: "Я с твоим дедом, с твоим отцом, да ты у меня на коленках сидел…" А Михеева я давно подозревал в связи с Авдонкиным, ну с этим, Лальком. Они тоже, как мы с тобой — одноклассники. Да и жили раньше на одной улице.

Он прервал свой рассказ и, нагнувшись, продиктовал в микрофон селектора.

— Дежурный, срочно Михеева ко мне, живого или мёртвого.

После этого он встал и, не прерывая своих процедур с чётками, принялся расхаживать по кабинету.

— Работать временами просто невозможно. Эта банда делает что хочет, а прищучить их по закону невозможно. Боятся против него давать показания. Долгушу вон просто задавил поборами, но молчит. "Лучше, — говорит, — я буду платить, чем бесплатно лежать в ящике".

— Да, я уже слыхал, что этот самый Лалек сильно доит его ресторан.

— Ресторан!?

Бабич рассмеялся.

— Вот наивный! У Арика половина торговых точек города, целая империя. Этакий — Аль-Файед местного разлива. Но, против Авдонкина даже он не попрет. Да что говорить — брат твой вон тоже отказался на эту шайку показания давать, ты, наверное, уже в курсе?

Шалимов согласно кивнул головой.

— И вот — так всегда. По закону его прищучить не удается.

— Он что, такой страшный, этот Лалёк? Крупный авторитет? — поинтересовался Михаил.

— Да нет, сидел он только три года, за тяжкие телесные. И пришиб то какого сморчка. Но, на нарах прошел университеты, вернувшись с зоны свернул шею своему предшественнику, Хомчику. Вот тот действительно по мокрой статье червонец отмотал, и, кстати, неплохой мужик был, с понятиями. С ним можно было договориться, чтобы не борзел. Так что уже два года Лалёк рулит всеми местными бандюгами, и, кажется, уверовал в свою несокрушимость.

— А почему Лалёк? Что за странная кличка? — спросил Михаил.

Бабич с некоторым изумлением посмотрел на своего бывшего одноклассника.

— Ты не помнишь? Между прочим, её Авдонкину мы с тобой дали. Неужели ты не помнишь? Мы тогда уже десятый кончали, а он первоклашкой бегал, маленький такой, сопливый…

И Михаил вдруг вспомнил! Прекрасный зимний день, большая перемена, солнечно, морозно, снег остро скрипит под ногами, и они, старшеклассники, стоя на заднем крыльце школы солидно покуривают импортный, жутко дефицитный «Опал». Мимо них с воробьиными повадками несётся на волю малышня, и среди них один беззубый, кудрявый, кричит, перекрывая все на свете: — Васька, айда в лалёк! Побезали в лалёк, а то скоро звонок, не успеем!

Да, они тогда все дружно рассмеялись, начали на все лады складывать это смешное: «Лалёк».

— Слушай, это вот тот беззубый шкет!?… — поразился Шалимов.

— Да-да, ты его уже видел сегодня.

— Вымахало дитятко, — пробормотал Михаил. — Дрожжами, что ли, кормили все время?

— Не знаю, чем его кормили, но кличка эта так к нему на всю жизнь и прилипла.

Разговор их прервал звук шагов по коридору и осторожный стук в дверь. С ловкостью Копперфильда Семён мгновенно спровадил в сейф коньяк и рюмки, и, застёгивая китель, на низких тонах своего могучего голоса пробасил: —

Да, войдите.

Дверь открылась, и в кабинет вошёл тот самый чернявый сержант со щёгольскими усиками, так лихо обещавший сделать Шалимова "на раз-два". До сих пор на нём осталась всё та же летняя милицейская рубаха, толи парень был такой знойный, толи просто, оставил где то свой китель.

— Товарищ майор, сержант Михеев по вашему приказанию прибыл! — бодро доложил он, косясь в сторону незнакомого человека. Спрятав в карман свои чётки, майор приблизился к подчинённому и неожиданно одним резким, бешеным движением обоих рук с мясом выдрал погоны с плеч сержанта, разорвав при этом рубаху на левом плече до самого пояса.

— Сдать оружие! — голосом полным ярости рявкнул Бабич.

Трясущимися руками ошеломлённый милиционер расстегнул кобуру и выложил пистолет на стол.

— Вон, и чтобы больше я тебя здесь никогда не видел! — уже в полголоса, но с бешенством в горле скомандовал Семён.

Михаил ошеломлённо смотрел на эту сцену. Он никак не ожидал подобно развития сюжета. Ему показалось, что милиционер хотел что-то сказать Бабичу, в глазах сержанта вспыхнул упрямый огонёк злобы, лицо перекосила судорога. Но майор, нависая над ним своей массивной фигурой и, не сказав ни слова, подавил это сопротивление в зародыше. Потухнув, сержант судорожным движением отдал честь и, придерживая руками порванную рубаху, вышел из кабинета.

— Сёмин, тормозни там Михеева, пусть сдаст удостоверение и кобуру, пистолет у меня, — продиктовав это в селектор, Бабич бросил погоны в урну и снова вытащил из сейфа коньячный набор.

— Крут, ты, однако! — мотнул головой Михаил. — Как ты его, без служебного расследования, не взяв даже объяснительной? А, твоё начальство за это все тебя не взгреет?

— А ты что думаешь, что это за ним первый грешок? Михеев давно уже болтался на ниточке. У него было большое предупреждение. А Федюня подпишет всё, что я скажу.

— Федюня это что, твой начальник?

— Да. Ему полгода до пенсии осталось, мужику всё сейчас по фигу, лишь бы дотянуть до дембиля.

— Ты рассчитываешь занять его место?

Семён пожал плечами.

— Не знаю. Если из области кого-нибудь блатного не воткнут, то должен. Сейчас трудно гадать, неделю назад начальник УВД ушёл в отставку, тоже рыльце в пушку оказалось. Что-то там с девочками, слыхал, наверное?

Шалимов утвердительно качнул головой.

— А нового выписали аж из столицы, генерал! Хотя, в нашу Ангарку не сильно-то кого со стороны заманишь. Областной центр хоть и близко, но посёлок полностью бесперспективный. Болото. От нас за последние двадцать лет еще ни один человек не уходил на повышение.

— Но, ты же вот вернулся?

Майор горько усмехнулся. Разлив рюмки он грустно заметил: — А куда мне было деваться? Трёхкомнатную квартиру в Фергане, в самом центре, улучшенной планировки, с двумя лоджиями, восемьдесят шесть квадратных метров продал за тысячу долларов. И это ещё хорошо, большинство вообще побросали всё имущество и без копья оттуда бежали, лишь бы выжить. Что я за эти деньги мог в России купить? Конуру в Подмосковье? А здесь отчий дом, мать больная. Так вот всё и решилось.

— Ты когда вернулся?

— Четыре года назад. Приехал сюда как обычный беженец, ту свою квартиру едва сумел продать за тысячу баксов. Пятьдесят два квадратных метра жилой площади, кухня шестнадцать метров, две лоджии!

Он махнул рукой.

— А что же в Ангарку поперся? Хоть бы в Красноярск поехал.

— У меня же здесь мать оставалась, сейчас уже умерла. Дом неплохой остался, еще дед строил. Я воду подвел, жена к огороду привыкла.

Шалимов сразу вспомнил этот дом, бывал он в нём не раз. Добротная пятистенка с просторными комнатами, заасфальтированный дворик, громадный огород и плотные тесовые ворота двухметровой высоты. А Бабич продолжал рассказывать.

— А в органах пришлось всё начинать с нуля. Показывать характер, завоёвывать авторитет. Начинал участковым, потом замначальник УГРО, потом начальником. Сейчас вот замом…

За разговорами они выпили раз, затем ещё. Из закуски у них был только сигаретный дым. К трём часам утра бутылка опустела, и Семён достал ещё одну. Спиртное Шалимов переносил хорошо, но всё-таки спросил гостеприимного хозяина: — Слушай, а ты втык от начальства за это не получишь?

— Да ты что, это же слону дробина. Мне главное запах отбить, а для этого у меня таблетки имеются. Так что не дрейфь.

— Ну, смотри, тебе видней, — согласился Михаил, принимая из рук Семёна очередную рюмку. После этого он потянулся через стол и, ухватившись за чётки, попросил: — Дай-ка мне это посмотреть.

— Бери, — легко согласился Семён.

Вблизи чётки майора оказались ещё интересней, чем ожидал Шалимов. Судя по солидному весу это было не стекло, а самые настоящие самоцветы. Михаилу ещё стажёром как-то пришлось делать репортаж об уральских камнерезах, знатоком он так и не стал, но то, что эта вещь представляла большую ценность, Михаил понял сразу. Шесть больших, тёмно-коричневых, круглых бусин с белыми, красными и розоватыми прожилками равномерно разделяли по пять бусин более мелкого размера пяти разных цветов. И все эти мелкие бусинки были огранены с поразительным мастерством.

— Из чего это? — спросил Михаил.

— Вот это агат, — Семён ткнул пальцем в самые большие бусинки. — Нашёл тут не далеко, на другой стороне Чалыма. Вот эти тёмно-синие — лазурит. Зелёные, это любимый камень китайцев, нефрит. Твёрдый до ужаса камень, что сталь. Оранжево-красный — сердолик. Сине-зелёный…

— Это я знаю, — прервал его Шалимов. — Любимый камень моей жены — аквамарин.

— Точно, — подтвердил Бабич. — Но мой самый любимый камень, вот этот. — Палец майора ткнулся в прозрачные бусинки красноватого цвета. — Александрит. При искусственном цвете он красный, а при дневном — зелёный.

Просто поражаюсь этим камнем. Всю литературу перечитал по кристаллографии, но до сих пор для меня это как чудо.

— Дорогая вещь, и красивая, — признался Шалимов.

— Первые чётки мне ещё в Фергане подчинённые подарили. У них, мусульман, это самая обычная вещь. Я сначала всё это как баловство воспринял, а потом привык. Нервы хорошо успокаивает.

— Для подарка это очень даже неплохо. Подхалимы у тебя были братья-узбеки, — сделал вывод Михаил, возвращая чётки хозяину.

— Да нет, — засмеялся Семён, — те чётки простенькие были, можжевеловые, они давно уж сгинули без следа. Я их уже штук десять за эти годы порвал. Как психану, так они вдребезги, новые делать приходится. А эти, — он любовно посмотрел на свою забаву, — я сам сделал. Увлёкся резьбой по камню ещё там, в Фергане, как говорят сейчас — хобби. Там хорошие мастера были по этому делу, кое-чему научился. А основательно втянулся уже здесь. Был как-то на охоте, и наткнулся на вот этот агат. Распилил камень, отшлифовал вручную, такая красота оказалась. Постепенно вошёл в азарт, станочек соорудил для обработки камня, всю область излазил в поисках камней. У нас же тут второй Урал, всё есть, от алмазов до угля. Кстати, Андрея Белого помнишь?

— Ну, как же, заика.

— Заика-заикой, а теперь замдиректора алмазной обогатительной фабрики.

— Да ну!

— А Колька Нефедов так в геологах и прижился. Сейчас в облуправлении, зам начальника. Мы с ним пол области объездили.

Давно журналист не говорил ни с кем с таким наслаждением. Они вспомнили всех одноклассников, оказалось, что троих уже не было в живых. Помянули и этих, затем выпили за здоровье живых. Семён припомнил давнее увлечение Михаила охотой и предложил съездить на кордон к знакомому леснику поохотиться на изюбря.

— Тут у нас в округе все повыбили еще в начале девяностых, на прокорм. А там такая охота! Поехали, не пожалеешь!

К утру Шалимова немного развезло, но с помощью длительного перекура на свежем сентябрьском воздухе оба одноклассника взбодрились. Одолженные Семёном таблетки действовали безукоризненно, так что к моменту знакомства с майором Федюнинским, непосредственным начальником Бабича, Михаил и выглядел и чувствовал себя нормально. Семён же вообще смотрелся как свежевымотое стекло витрины с портретом идеального офицера.

Сначала обрюзгший, лысоватый майор, начальник РОВД, был польщён знакомством со столичной знаменитостью, но его чуть не хватил удар, когда он узнав все подробности ночной эпопеи. Федюнинский сразу представил себе, какие последствия имело бы избиение, или убийство столь известного человека как Шалимов. "Господи, послал же мне тебя чёрт на мою голову!" — явно прочитал в его взгляде Михаил.

— Семён Александрович, вы уж примите надлежащие меры, охрану что ли к нашему гостю приставьте, — обратился начальник к своему заместителю.

— Конечно, можете не сомневаться, Игорь Владимирович.

Домой Шалимова завез на милицейском «Уазике» сам Бабич. Уже прощаясь, он напомнил о своём предложении.

— Ну, так что, едем завтра на охоту?

— Давай.

— Значит договорились. Учти, подниму тебя с постели живого или мёртвого, понял?

— Не пугай, пуганные.

Шалимов уже повернулся уходить, когда майор снова окликнул его.

— Да, Миш, ты этого Лалька больше не бойся. Считай, что такого уже нет в Ангарке.

Шалимов на это ничего не ответил, только прощально махнул рукой и вошёл в подъезд. Дверь в квартиру оказалась открыта, навстречу Михаилу метнулась встревоженная Елена.

— Господи, Мишка, где ты был?!

— В милиции, — коротко ответил тот, и, осмотрев входную дверь, присвистнул. Массивный дверной замок был выломан с мясом, кроме того, в прихожей была сорвана со стены вешалка, пройдя в зал, Шалимов убедился, что за короткое время своего посещения ночные визитёры успели повеселиться от души. Подушка на диване была вспорота, вещи, бумаги, вывалены из шкафов, кинескоп в телевизоре лихим ударом ноги вбит внутрь корпуса.

— Однако это уже хамство, — пробормотал журналист.

— Андрей уехал за инструментами, дверь он наладит.

— Ну что ж, давай тогда здесь приберёмся, — вздохнул Михаил. Из всех видов домашних работ приборку помещения он считал самым идиотским занятием. Всё равно порядок в этом мире стремиться перейти в хаотическое состояние, так что бороться с этим глупо и бессмысленно.

Общими усилиями они часа за два привели квартиру в божеский вид, позавтракали, и лишь в двенадцатом часу дня Шалимов уснул крепким, и глубоким сном.