"Трудно быть сержантом" - читать интересную книгу автора (Химэн Мак)ГЛАВА XXIКогда мы сели в поезд. Бен все еще чувствовал себя неважно. Я нашел ему место у окна, и он сидел недовольный, молча потирая шею. Бен любил, чтобы все шло как по маслу, а если так не выходило, он сразу же вешал нос. Все в жизни для него было либо очень хорошо, либо очень плохо, а середины он не признавал. Командовать ему, видно, было еще рано: усталость так сморила беднягу, что он заснул, уронив голову на грудь. Тогда я решил не терять даром времени и уладить дело с билетами. В первую очередью я решил найти кондуктора и попросить его подыскать нам с Беном какую-нибудь работу в поезде, чтобы нас довезли до самого Мартинвилля. Но кондуктора нигде не было. В одном купе кто-то наигрывал на гитаре, да так хорошо, что я не удержался и зашел. Вижу: играет молодой парень, а с ним рядом сидит слепой с бородкой. Через некоторое время пришел еще один малый с губной гармошкой, и мы весело провели время. Ребята играли, а слепой пел. Потом мы спели две песни все вместе. Первая называлась «Загуляю-закучу». Запевал слепой. Дребезжащим тенором он выводил: — Если ты богат, мой милый. Я карман твой облегчу. Второй куплет мы пели вдвоем, а потом стали подпевать все: — Как запьем и загуляем. Я все деньги прокучу. Песня пришлась музыкантам по душе, и мы пели ее до тех пор, пока нам не надоело, Тогда затянули другую: — В Галилее мальчишка рос. Проказника звали Иисус Христос, — выводил слепой, а я подпевал: — Ти — ли — ли, ти — ли — ли. — Так точно, сэр, Иисус Христос, — выкрикивал слепой, и я снова подхватывал припев. Эта песенка тоже здорово всех позабавила, и мы даже поменялись ролями: я начинал, а слепой подпевал. Между прочим, слепой делал сразу два дела: пел и непрерывно жевал табак, да так усердно, что несколько раз подавился табачной жвачкой. Потом я попросил у парня губную гармошку и изобразил на ней охоту на лису с собачьим лаем, криками охот-инков, ржанием лошадей и еще всякими штуками. Когда я кончил, слепой спросил, приходилось ли нам слышать, как изображают шум поезда. Мы, конечно, хором сказали нет. Тогда старикашка встал и начал шаркать по полу ногами, пока и впрямь не получилось что-то напоминающее шум поезда. Правда, я видел, как один человек подражал поезду лучше, но тот был зрячим. А наш слепой и впрямь вообразил себя поездом и стал изображать такие свистки и всякие другие шумы", что кондуктор, просунув голову в дверь, сказал: — Нельзя ли потише, сэр? Слепой рассердился, стал ругать кондуктора, а кондуктор его. Вдруг слепой как плюнет табачной жвачкой. Он хотел попасть в кондуктора, а угодил в щеку музыканту, а тот как взовьется от злости, и началась перебранка. Кондуктор ушел от греха подальше. Тогда мы с другим музыкантом сыграли "Я шла со Спасителем рядом", и это немного успокоило слепого. Тут я вспомнил, что мне надо поговорить с кондуктором, и пошел его догонять. Разыскал я его в другом вагоне и стал объяснять, что нам с Беном нужно доехать до самого Мартинвилля, а билеты скоро кончатся, и денег нет. Кондуктор оказался славным парнем. Выслушал он меня и говорит: — Какое совпадение! Когда я служил в тридцать втором пехотном полку и мы с ребятами ездили в отпуск в Париж, с нами приключилась точно такая же история. Возвращаемся мы обратно, а денег кот наплакал. Какие уж там билеты! Мы было… А почему вы, собственно, стоите? Садитесь, садитесь, молодой человек, давненько я не говорил с солдатом. Мы пожали друг другу руки, я уселся напротив, и кондуктор начал рассказывать, как он жил в Париже. Это была очень длинная история, так что я устал слушать. К тому же, у кондуктора была скверная привычка все время лезть собеседнику в лицо и мотать головой. Уже через несколько минут я видел что-то расплывчатое вместо лица, а голос рассказчика доносился будто издалека. Он продолжал говорить: — Да, сэр, если есть возможность, я всегда выручаю солдат. Вот, помню, в Лондоне приключилась со мной презабавная история. Я там частенько нес караульную службу. Была у нас собака, мы ее повсюду таскали с собой. У этой собаки была большущая голова. Пожалуй, такой головы я ни у одной собаки не видел. Так вот, бывало, стоит эта собака, опустив голову и задрав хвост. Не поверите, голова на земле лежит, хвост почти неба касается, а лапы как-то сами по себе болтаются. Так вот, однажды ночью, когда меня назначили в караул, взял я ту собаку с собой. И он говорил битый час. У меня уже кружилась голова, и мне было совсем невмоготу. Я почувствовал облегчение только тогда, когда кондуктор хлопнул меня по плечу и пригласил совершить вместе с ним обход. Во время обхода он продолжал рассказывать о своей службе в армии, о том какие он там номера выкидывал, а после обхода подвела меня к своему коллеге и сказал: — Чарли, познакомься с солдатом. Мы с Чарли пожали друг другу руки и перекинулись парой слов. Он спросил, не знаю ли я случайно его двоюродного брата. Дэна Бейкера, который тоже служит в армии, и я ответил, что не знаю; тогда он вспомнил, что Дэн служит в 3-й дивизии, но я снова сказал, что не встречал такого; тогда он рассказал какой Дэн из себя, и повторил, где он служит, — и все-таки я не знал Дэна. Наконец Чарли заявил, что вряд ли и Дэн меня знает. После Чарли кондуктор подвел меня к другому своему коллеге, ткнул пальцем в мою сторону и сказал, что я военный, а его коллега, плюгавенький и узколобый, сказал, вижу, мол, и отошел. Тогда кондуктор снова при-нялся потчевать меня своими рассказами, да так усердно, что у меня зарябило в глазах. Я не знал, куда деваться. И вот тут мне пришла идея познакомить кондуктора с Беном, ведь у Бена и отец служил в армии. — Ага, значит, Бен — потомственный вояка, — обрадовался кондуктор. Мы разбудили Бена, и я смог наконец передохнуть. Я прилег и заснул как убитый. Когда я проснулся, всходило солнце, и небо было какое-то красноватое. Я понял, что проспал довольно долго. Кондуктор все тараторил. Хотя он здорово охрип к тому времени, но по прежнему лез Бену в лицо и усердно жестикулировал. Взглянул я на Бена и мне стало совестно. Вид у него был, прямо скажем, плачевный: глаза остекленели, стали как у рыбы, голова дергалась, а челюсть совсем отвисла. Я даже испугался сначала и подумал, не заговорил ли кондуктор моего приятеля. Взял я его за плечи, встряхнул хорошенько, и только тогда у него в глазах снова появилось человеческое выражение. — Бен, — сказал я ему, — надо срочно придумать что-нибудь, нам уже скоро сходить. А как мы теперь доберемся до Мартинвилля? Почти пять часов едем в этом поезде, а еще…. — Пять часов? — спохватился кондуктор. — А вот возьми меня для примера. Я уже тридцать два года езжу в этом поезде, подумать только- тридцать два года! Время-то как летит, а кажется, что прошло всего несколько часов. И он начал считать, сколько рейсов сделал за тридцать два года и сколько это будет часов. Для вящей убедительности кондуктор вытащил карандаш и бумагу и принялся подсчитывать точнее и попутно объяснять, как он это делает. "Давай, болтай сколько влезет"- подумал я и решил выйти в тамбур покурить, а уж потом поговорить с ним начистоту и узнать, повезет он нас дальше или нет. Но кондуктор поднялся и пошел за мной, прихватив карандаш и бумагу. Оказывается, ему не терпелось узнать, сколько мне лет. Я сказал, и он тут же принялся высчитывать, не раньше ли моего появления на белый свет он начал работать на поезде. Покончив с этим, он принялся вычислять, сколько он зарабатывал в час, потом — сколько заработал бы за все эти годы, если бы ему платили на десять центов в час больше. Кондуктор шел по пятам за мной, он уже хрипел, и я с трудом понимал его. У знакомого купе я остановился в надежде, что кондуктор на некоторое время замолчит, но оп продолжал рассуждать так громко, что разбудил слепого, а тот плюнул и угодил прямо в листок с расчетами. Подумать только: слепой, а такая точность! Кондуктор взбесился и поднял страшный шум, а когда я спросил его, как нам добраться до Мартинвилля, он повернулся, взглянул на меня, будто в первый раз увидел, и говорит: — Какое мне до вас дело? Слезайте и нанимайтесь на работу, раз в кармане пусто! — Оказав это, он зашагал прочь, и я понял, что уговаривать его бесполезно. Мы так и сделали. Я нанялся возить тачки, а Бен подсчитывал, сколько я перевозил, и целых шесть дней мы зарабатывали на билеты. |
||
|