"Тайные желания джентльмена" - читать интересную книгу автора (Гурк Лаура Ли)Глава 7За последующие две недели Мария обнаружила, что быть владелицей булочной значительно труднее, чем просто работать в ней. Особенно если эта булочная только что дала согласие обслуживать одно из самых престижных мероприятий лондонского сезона. Она провела собеседования с несколькими десятками подмастерий кондитера и наконец наняла двух. Пока мисс Симмс и мисс Фостер обслуживали покупателей наверху, Мария обучала своих подручных, мисс Декстер и мисс Хейз, методам приготовления легчайших лепешек, нежнейшего слоеного теста и самого слоистого струделя. А кроме того, она вела бухгалтерский учет, оплачивала счета поставщиков и тщательно контролировала расход и пополнение припасов. Контракт, обещанный Лоренсом, был доставлен в магазин его секретарем, но этот документ не развеял ее страхов перед обслуживанием первого важного мероприятия. Она сосредоточила все свои силы на подготовке, зная, что это наилучший способ обеспечить успех. Когда булочная бывала закрыта и ее подручные кондитеры и младшие продавщицы расходились по домам, а служанки спали наверху, Мария продолжала работать, экспериментируя со своими лучшими рецептами, старалась улучшить их, так чтобы можно было произвести неизгладимое впечатление даже на самых избалованных аристократов. Она никогда не ложилась в постель раньше полуночи, но вставала всегда до рассвета и вновь принималась за работу. Ее усилия были не напрасны. К тому времени, как она прибыла в «Хоторн шиппинг», чтобы встретиться с Лоренсом, она могла предложить широкий выбор уникальных и изысканных десертов. Центральный вестибюль «Хоторн шиппинг» был просторной комнатой, просто, но элегантно меблированной в стиле модерн. Там стояло несколько больших кожаных моррисовских кресел, а натертый до блеска пол был покрыт простым, но роскошным ковром. Там же стоял большой письменный стол красного дерева, на котором лежало множество писем, пакетов и документов. Лестница позади стола вела на верхние этажи. Дверь, расположенная справа от нее, была открыта, и ей были видны усатые клерки с зелеными козырьками на лбах для защиты глаз от яркого света и в нарукавниках, предохраняющих манжеты их сорочек. Они корпели над гроссбухами. Дверь слева от нее была закрыта, и оттуда доносился стук пишущей машинки. Клерк, сидевший за письменным столом перед ней, встал, когда она подошла, и окинул ее вопросительным взглядом сквозь пенсне в золотой оправе, державшейся на кончике его носа. - Добрый день, мадам. Могу ли я чем-нибудь помочь вам? - Меня зовут Мария Мартингейл, - сказала она, останавливаясь перед ним. - Я пришла, чтобы увидеться с мистером Лоренсом Хоторном. Мне назначена встреча. Клерк удивленно приподнял брови: - Вот как? - Да. В два часа. - Она взглянула на настенные часы. - Я пришла на несколько минут раньше. Видимо, ее пунктуальность не произвела на клерка никакого впечатления. Сложив руки, он улыбнулся ей с чувством превосходства: - Боюсь, что вы не сможете увидеться с мистером Хоторном. - Но мне же назначено. - Это просто невозможно. Поставленная в тупик, Мария нервно хохотнула: - Уверяю вас, это совершенно возможно, сэр. Я владелица кондитерской «Мартингейл», и мистер Хоторн заключил со мной контракт на подготовку меню десертов для их ежегодного майского бала. Он сам просил об этой встрече. - Это чрезвычайно странно, потому что мистер Хоторн не сможет присутствовать на этой встрече. В данное время он находится в Плимуте по делам бизнеса. - В Плимуте? - При упоминании названия города ей что-то вспомнилось, но она не сразу поняла, что именно. - На верфях? - воскликнула она. - Он уехал вместе с братом на верфи? Клерк не подтвердил и не опроверг ее заключения, но ей это было не нужно. - Как это похоже на Лоренса, - огорченно сказала она. - Бросил меня в подвешенном состоянии, а сам, безмозглое создание, укатил в Плимут со своим братом! Почему он не предупредил меня, что уезжает из Лондона? - Поскольку мистер Хоторн не делится со мной своими мыслями, я не могу ответить на этот вопрос. Слова эти были произнесены так надменно, что у Марии появилось сильное искушение ответить ему так, как он того заслуживает. Она была уже готова произнести свою отповедь, но следующая фраза клерка заставила ее сдержать этот импульс. - И вы глубоко ошибаетесь, - сообщил ей клерк с явным удовольствием, - если думаете, что мистер Хоторн сопровождает своего брата в Плимут. Мне доподлинно известно, что маркиз остался в Лондоне, - добавил он, свысока глядя на нее, как будто, сообщая эту информацию, он демонстрировал гораздо более глубокое, чем у нее, знание всех мелочей жизни семейства Хоторнов. - Он послал своего брата в Плимут вместо себя. Мария, застонав, приложила пальцы ко лбу, мысленно обругав Лоренса за то, что он чертовски безответственен, и обругав себя за то, что забыла об этой черте его характера. Она подумала о долгих часах проделанной подготовительной работы, о двух подручных, которых наняла, и о дополнительных припасах, которыми забита кладовая, припасах, за которые она уже расплатилась. Она подняла голову: - Когда ожидают возвращения мистера Хоторна? - Мне не сообщили точную дату. Однако я полагаю, что он должен вернуться в Лондон в середине мая. - Веселенькая история! - возмущенно пробормотала она. - Как я смогу подготовить меню десертов для майского бала, не посоветовавшись с мистером Хоторном? Я не знаю, какие пирожные мне готовить, не знаю количества… - Она замолчала, слишком расстроенная, чтобы продолжать. Клерк, которого абсолютно не интересовали ее трудности, посмотрел на нее поверх пенсне безучастным взглядом. Он молчал с улыбкой превосходства на губах, как будто ждал, чтобы она поскорее убралась отсюда. У Марии не было намерения уходить ни с чем. Неужели она работала впустую? - В таком случае я хотела бы видеть его секретаря. - Мистер Уизерспун сопровождает мистера Хоторна в Плимут, - ответил клерк с явным удовольствием. - Так что его вы тоже не сможете видеть. Это означало, что у нее остается единственный вариант. «Взялся за гуж, не говори, что не дюж», - подумала она и сделала глубокий вдох, надеясь, что не совершает огромную ошибку. - Тогда я хотела бы видеть маркиза Кейна. Улыбка клерка стала еще более надменной. - Милорд очень занят делами бизнеса. У него нет времени встречаться с… - помедлив, он свысока взглянул на нее, -…кухаркой. Она напряглась, услышав такое оскорбление, но не успела ответить, как он заговорил снова: - Вы могли бы обратиться к секретарю милорда и попросить назначить вам встречу, - предложил он, но, судя по его тону, он сомневался в успехе таких действий. Она тоже в этом сомневалась. Но не хотела допускать, чтобы вся ее тяжелая работа была проделана впустую. - Спасибо, - сказала она в ответ с суровым выражением лица, - но записываться на прием я не буду. Думаю, мне лучше обсудить этот вопрос с герцогиней Сен-Сир. А она скажет, что делать. Самодовольное выражение исчезло с физиономии клерка: - Герцогиня Сен-Сир? - Гм-м, да. Она имела намерение сделать щедрое пожертвование на лондонские сиротские приюты, - продолжала Мария, надеясь, что ее слова звучат убедительно, - сбор средств на нужды которых, как вам, наверное, известно, является целью благотворительного майского бала, устраиваемого маркизом. Однако… - Она помедлила, покачала головой и тяжело вздохнула. - Боюсь, что мне, как личному кондитеру герцогини, придется объяснить ее светлости, что моя встреча с лордом Кейном для обсуждения меню десертов для бала не состоялась по вине какого-то… - она, в свою очередь, свысока поглядела на него, -…писаря. Он судорожно глотнул воздух. - Мадам… - начал было он, но она не позволила ему продолжить. - Эта задержка ставит под угрозу все меню ужина, поскольку до бала остается всего две недели. Ее светлость, разумеется, аннулирует свое пожертвование и сочтет себя обязанной объяснить причину этого поступка маркизу. - Она взглянула на бронзовую пластинку с именем клерка на столе. - Не сомневаюсь, что в этом разговоре будет упомянуто ваше имя, мистер Джонс. Она хотела уйти, но ее остановил голос мистера Джонса: - Возможно, мне следовало бы сопроводить вас к секретарю милорда, мистеру Фортескью? Мария повернулась к нему и одарила очаровательной улыбкой: - Меня это вполне устроит. Спасибо. Мистер Джонс проводил ее в конторы на третьем этаже, где и передал с рук на руки элегантному седовласому джентльмену, пробормотав ему что-то вполголоса, а потом с явным облегчением удалился. Мистер Фортескью, манеры которого были почти такими же надменными, как у мистера Джонса, окинул неодобрительным взглядом бежевый костюм Марии, соломенную шляпку-канотье и кожаную курьерскую сумку, приподнял бровь и сказал: - Как я понял, вы желаете видеть милорда, но встречу вам не назначали? Мария вздохнула, подумав, что ей придется выдержать повторение разговора с мистером Джонсом. - Мне была назначена встреча, но… - И герцогиня Сен-Сир направила вас к милорду, чтобы обсудить какие-то вопросы, связанные с майским балом? Устав давать объяснения, Мария решила обойтись одним словом: - Да. - Очень хорошо. Подождите здесь, мисс Мартингейл. Я узнаю, сможет ли вас принять милорд. Он постучал в закрытую дверь и, услышав ответ, вошел внутрь. А Мария осталась ждать. Ждать пришлось недолго. Едва она успела усесться в кожаное кресло, стоявшее напротив стола мистера Фортескью, и развернуть лежавшую на ближайшем столе свежую газету, как вновь появился мистер Фортескью. - Можете войти. Отложив газету, она взяла свою курьерскую сумку и прошла мимо секретаря в просторную комнату, меблированную, как и вестибюль внизу, современно и по-мужски лаконично. Стены комнаты были обшиты дубовыми панелями и оклеены обоями нейтрального цвета, а окна, из которых открывался вид на Темзу, были не зашторены. Вместо камина в комнате был латунный радиатор, а лампы под абажурами из зеленого и янтарного стекла были электрические. Когда она вошла, Филипп поднялся со своего места за массивным письменным столом красного дерева, не загроможденным ничем лишним. Он был, как всегда, безупречно одет в темно-синий костюм, баклажанного цвета жилет и серебристо-серый галстук и выглядел, как положено богатому, преуспевающему бизнесмену, умудряясь при этом всем своим видом демонстрировать надменность, выдававшую в нем одного из самых высокопоставленных пэров Англии. - Здравствуйте, мисс Мартингейл, - с поклоном приветствовал он ее. - Какой неожиданный визит. Садитесь, прошу вас. - Подождав, пока она уселась в удобное кожаное кресло, он снова сел на свое место. - Секретарь сказал мне, что вы пришли по поручению герцогини Сен-Сир, желающей сделать пожертвование на майский бал. Признаюсь, я не вполне понимаю, почему она прислала с этим поручением вас. - Ну-у… - Мария замялась, вдруг обнаружив, что говорить под холодным проницательным взглядом Филиппа гораздо труднее, чем она предполагала, - это не совсем поручение от герцогини. - Вот как? Ответ несколько загадочный, мисс Мартингейл. Вы возбудили мое любопытство. Несмотря на вежливое дружелюбие его голоса, Мария, встретившись с ним взглядом, почувствовала страх и пожалела о том, что не вспомнила раньше, как трудно что-либо скрыть от Филиппа. Она принялась объяснять: - Герцогиня пожелает сделать пожертвование на сиротские приюты. Я уверена, что пожелает. Я хочу сказать, что она всегда рада сделать что-нибудь для сироток… - Сделав паузу, она начала снова: - Я пришла сегодня в связи с майским балом, это правда, но мне не поручали… - Она снова замолчала, мысленно проклиная свою импульсивность. Она настояла на встрече с ним, но не имела понятия, что ему сказать. Она напомнила себе, что со временем он все равно узнает о том, что Лоренс ее нанял, и попыталась придумать наиболее тактичный способ ввести его в курс дела. - Герцогиня моя подруга, и она всегда готова сделать пожертвование на благотворительные цели. - Очень рад слышать это, - сказал он, несколько озадаченный тем, что такую простую фразу так трудно произнести. Мария вздохнула и решила забыть о тактичности. - Пожалуй, будет лучше выложить все как есть! Я пришла сюда, чтобы увидеться с Лоренсом. Он и бровью не повел. - Извините, но меня это почему-то не удивило. Значит, решили, что меня нет в Лондоне? - Ничего грязного в этом нет, если вы что-то такое подозреваете. Все абсолютно невинно. - Кто бы сомневался. От самой вежливости его голоса у нее запылали щеки. - Полно тебе, Филипп, - пробормотала она, заерзав в кресле. - Неужели ты думаешь, что я собиралась соблазнить Лоренса на этом письменном столе? - В таком случае перестань мямлить и краснеть, словно школьница, которую поймали на улице после «комендантского часа», и скажи мне толком, зачем ты хотела увидеться с Лоренсом. - Твой брат нанял меня на должность кондитера для обслуживания всех ваших благотворительных мероприятий, начиная с майского бала. Он застонал. - Еще в тот первый раз, когда я увидел тебя сидевшей на дереве и ты предложила устроить качели, я понял, что от тебя жди беды. Она, не удержавшись, улыбнулась. - Я ведь уже говорила, что сожалею о том, что ты сломал руку. Похоже было, что ему воспоминание об этом детском приключении не доставляет особой радости. - Мне следовало бы немедленно прогнать тебя и положить этому конец. Улыбка сползла с ее лица, потому что разговор грозил перейти на опасную тему. - Мы с твоим братом назначили встречу сегодня, чтобы обсудить подробности, связанные с майским балом: меню, смету расходов и тому подобное. Прибыв сюда, я узнала, что ты отправил его в Плимут и что он взял своего секретаря с собой. Поэтому я решила вместо него встретиться с тобой. - И ты не пыталась что-нибудь сделать за моей спиной? - Нет. Просто мне не хотелось, чтобы все мои труды пропали даром! Я целых две недели работала как проклятая, готовясь к этой встрече, а теперь узнаю, что Лоренс уехал и вернется только после бала, а у меня нет никаких распоряжений, и даже меню, которое я составила, не утверждено. Я не знаю ни количества гостей, ни тематики декораций. Такую работу в последний момент не делают, поэтому я вынуждена обсудить все это с тобой. - Меня не очень удивляет, что Лоренс нанял тебя. Мне следовало бы предвидеть, что может произойти что-нибудь в этом роде. Меня не удивляет также, что брат уехал из Лондона, не предупредив тебя об отъезде, поскольку соображения такого рода ему и в голову не придут. Меня удивляет другое: как ты могла хоть на мгновение подумать, что я соглашусь оставить тебя на должности моего главного кондитера? - Довожу до твоего сведения, что я один их самых лучших кондитеров в Лондоне! И было бы чертовски трудно найти мастера моей квалификации для обслуживания майского бала, до которого осталось так мало времени. К тому же, - добавила она, - у меня есть контракт. - Контракт? - удивился он, нахмурив брови. - Именно так. - Заметив, что он как будто встревожился, она почувствовала некоторое удовлетворение. Расстегнув застежки на курьерской сумке, она извлекла требуемый документ. - Согласно этому контракту, я назначаюсь официальным кондитером для всех благотворительных мероприятий семейства Хоторн на лондонский сезон 1895 года. - Развернув документ, она начала читать его содержание. - Что за абсурд! - воскликнул он, прервав ее, и, потянувшись через стол, взял из ее рук документ. - Документ даже подписан, - бодрым тоном сказала она и, наклонившись вперед, указала на то место, где Лоренс нацарапал свою подпись. - Видишь, в конце страницы. Это подпись твоего драгоценного брата, которого ты назначил ответственным за все ваши благотворительные мероприятия. Он поднял голову и посмотрел на нее. - Ну почему? - пробормотал он, покачав головой. - Почему из всех людей в мире, которые могли бы арендовать магазин тети Фионы, этим человеком должна была оказаться ты? - Потому что тебе крупно повезло! Взгляд его стал жестче. - Ты хоть понимаешь, что мне ничего не стоило бы аннулировать этот так называемый контракт? И у тебя не хватило бы ни сил, ни средств, чтобы бороться со мной? - Правильно, но контракт - это не только обязующий правовой документ, не так ли? - спросила она, пытаясь изобразить наивность и надеясь, что Лоренс был прав, уверяя, что Филипп склонен поступать по справедливости. - Это еще и дело чести. По сути дела, это обещание. Ведь ты не захочешь, чтобы Лоренс нарушал свои обещания, не так ли? - Она улыбнулась. - К тому же, как нам обоим известно, для тебя обещание - дело святое. - Однако ты так не считаешь, - холодно возразил он. - Иначе не было бы у нас этого разговора, и ты превращала бы в ад жизнь какого-нибудь другого бедолаги. - Твой брат пришел ко мне в магазин и предложил мне должность кондитера. Что, по-твоему, я должна была сделать. - Ну-у, не знаю. Может быть, отказаться? - С какой стати? От такого шанса ни один профессиональный кондитер никогда не откажется. - Значит, у тебя к Лоренсу интерес чисто профессиональный? - Пропади все пропадом, у меня к Лоренсу нет никакого интереса - ни профессионального, ни непрофессионального! Сколько раз я должна это повторять? Он сам пришел ко мне. Я его никак не поощряла. - Ты существуешь. Боюсь, что это само по себе достаточно сильное поощрение. - Филипп отложил контракт и со вздохом откинулся на спинку кресла, взявшись двумя пальцами за переносицу, как будто у него разболелась голова. При этом он пробормотал себе под нос что-то вроде «точно на север». Не поняв, она наморщила лоб и переспросила: - Прошу прощения? - Так, ничего. - Он опустил руку и выпрямился в кресле. - Ты права, - сказал он и развел руками, признавая свое поражение. - Я не могу винить тебя за это. Такой легкой капитуляции она не ожидала. - Не можешь? - К сожалению, не могу. Хоть мне и не хочется этого, но приходится признать, что нет твоей вины в том, что Лоренс всегда имел глупую склонность плясать перед тобой на задних лапках. Было очень типично для Филиппа, если уж признать, что она права, то сделать это так, чтобы это звучало как оскорбление. - Рада это слышать. Я беспокоилась, что ты можешь плохо подумать обо мне и всю вину за это взвалить на меня. Из-за этого я даже спать не могла. Он не отреагировал на эту дерзость, но, сложив на груди руки, склонил набок голову и посмотрел на нее испытующим взглядом. - Скажи, герцогиня Сен-Сир действительно твоя подруга? - Зачем ты говоришь об этом так скептически? Да, у меня действительно есть друзья. Когда-то и ты был одним из них. - Этот факт меня до сих пор ставит в тупик. Она приготовилась дать ему негодующий ответ, но он опередил ее и продолжил: - Теперь мне понятно, почему герцогиня на днях так расхваливала мне твои пирожные во время котильона. Однако она не упомянула ни о каком пожертвовании на сиротские приюты. Она действительно хочет сделать это пожертвование? - Он усмехнулся уголком губ. - Или это просто уловка, позволяющая прорваться сквозь заслон в лице моего секретаря? - Никакая это не уловка! - Солгав, она успокоила себя тем, что Пруденс была не только очень богатым, но и добросердечным человеком, и ее без труда можно убедить сделать пожертвование на доброе дело. - Герцогиня сделает очень щедрое пожертвование. Поняв все, он улыбнулся шире. - Если ты попросишь ее сделать это. - Почему ты всегда заставляешь меня чувствовать, будто ты видишь меня насквозь? - раздраженно спросила она. - Возможно, потому что ты прозрачная, как стекло? - Ты получишь пожертвование герцогини к концу недели, - заверила его она, - но только если я останусь твоим кондитером. Если ты меня уволишь, Пруденс не даст ни пенни. - Нарушенные обещания, ложь, вымогательство - и все за один день. Не слишком ли много даже для тебя? - Это не вымогательство, - возмущенно запротестовала она. - Она как-никак моя подруга. Он коротко кивнул головой. - Ладно, - сказал он и, взяв контракт, протянул его ей через стол. - Поскольку лондонские сиротские приюты всегда переполнены и отчаянно нуждаются в средствах и поскольку всем известно, что герцогиня Сен-Сир очень богатая женщина, я не стану аннулировать решение Лоренса. При условии, что ты сдержишь свое слово. И… - Он сделал паузу и взглянул на нее суровым взглядом. - И при условии, что ты обладаешь необходимыми профессиональными навыками. По этому поводу ей не было необходимости лгать. - Да будет тебе известно, что я один из самых лучших кондитеров в Англии. Я работала в подручных не только у своего отца, но и у великого шеф-повара Андре Шовена и даже работала под его началом в отеле «Кларендон». - Значит, ты была кондитером в «Кларендоне»? - Мое имя не называлось. Андре поручал мне обязанности, соответствующие этой должности, но, поскольку я женщина, он не мог официально сделать меня главным кондитером. В моей профессии считается, что только мужчины могут обладать способностями быть великими кулинарами. Это, конечно, абсолютно неправильно, но многие этому верят. Поэтому я решила добиться успеха и доказать, на что я способна. Так зачем задавать все эти вопросы о честности моих намерений? Неужели ты мне не доверяешь? - Ни капельки, - не медля ни минуты, сказал он, что, конечно, не льстило ее самолюбию. - Но ты меня не уволишь? И не выселишь? - спросила она с озадаченным видом. И когда он покачал головой, призналась: - Я была уверена, что ты меня выгонишь. - Как недавно сказал мне брат, выгонять тебя было бы поступком, не подобающим джентльмену. Я пытался откупиться от тебя деньгами, но ты отказалась. Я предложил переселить тебя в другое место, но ты тоже отказалась. Если мне желательно отделаться от тебя, то это, видимо, единственное, что мне остается. Надо благодарить Лоренса за то, что он дал мне такую возможность. Она не поняла смысла сказанного, но уяснила одно: он ее не выгоняет. - Филипп, - удивленно сказала она, - ты, кажется, научился поддразнивать людей. - Увы, нет. Не научился. Я совершенно серьезен, мисс Мартингейл. - Но каким образом мое процветание может заставить меня уехать из «магазина тети Фионы»? - Кухня, которой вы пользуетесь сейчас, достаточно просторна для ваших нынешних нужд, но если ваш бизнес будет процветать, это помещение будет для вас тесновато, а это заставит вас перенести вашу булочную в какое-нибудь другое место. Поскольку Лоренс намерен сделать дом на Халф-Мун-стрит своей лондонской резиденцией, в моих интересах будет способствовать вашему успеху, а следовательно, вашему скорейшему переезду в более просторное помещение. А пока, если вы будете кондитером для обслуживания всех моих благотворительных мероприятий, вы будете слишком сильно уставать, чтобы вам хотелось развлекаться полночным флиртом с моим братом. Она понимала, что повторять ему вновь, что никаких видов на Лоренса она не имеет, было бы пустой тратой времени. - Значит, твоя стратегия заключается в том, чтобы убить меня добротой? - Именно так. Она восхитилась его гениальностью, но была готова скорее умереть, чем признать это вслух. Поэтому она вздохнула, делая вид, что разочарована. - А я-то смела надеяться, что ты делаешь это щедрое предложение благодаря глубокой и неослабевающей привязанности ко мне. - Привязанности? - Он окинул ее весьма нелестным взглядом. - Я не назвал бы это привязанностью, мисс Мартингейл. Выражение его лица было крайне высокомерным, и Мария разозлилась на себя за то, что ей до сих пор было больно это видеть. - Что с тобой произошло? - спросила она, не успев вовремя остановиться. - После смерти твоего отца ты стал другим. Когда я приехала домой из Франции, я заметила, как сильно изменило тебя получение титула. Причем не в лучшую сторону. Он приподнял подбородок, а это было верным признаком того, что она задела его за живое. - Что за наглость! - осадил ее он. - Будь осторожнее, Мария. Но быть осторожнее не входило в ее намерения. - Когда мы были детьми, мы с тобой были друзьями. Помнишь? Но как только ты стал маркизом, такие пустые, глупые вещи, как «классовые различия», «люди одного круга», стали для тебя важнее, чем моя дружба. Лоренс продолжал обращаться со мной, как с другом, как с равной, а ты нет. - Мы с тобой не ровня! - воскликнул он с такой злостью, что она вздрогнула. - Теперь, когда мне нужно думать о своем титуле и положении, мы не можем больше быть друзьями. - Он отвел взгляд в сторону и тихо добавил: - Нам с самого начала не следовало становиться друзьями. - А как же Лоренс? Ведь он не маркиз. Однако ты все-таки решил, что нас тоже следует разлучить. - Вы собирались бежать в Гретна-Грин, чтобы обвенчаться. А джентльмен не может жениться на дочери шеф-повара. Она даже растерялась. - Ей-богу, Филипп, какой ты, однако, сноб. - Смотреть правде в глаза - это не снобизм. Брак между представителями разных классов ни к чему хорошему не приводит. Он не приносит счастья. - Мы с Лоренсом любили друг друга. - Любили? - Он презрительно пожал плечами. - Это была не любовь. Это было увлечение! - Лоренс любил меня. - А как он продемонстрировал это, ты помнишь? Эти слова причинили боль, и она резко втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Она даже говорить смогла не сразу: - В этом виноват только ты. - Я предоставил ему право выбора. - Предоставил выбор без выбора! Или я, или его наследство. Если бы он выбрал меня, то потерял бы не только средства к существованию, но и твое уважение и привязанность. Он этого не смог бы вынести. Как ты мог так жестоко поступить с нами? - Жестоко? Я использовал свое влияние, чтобы спасти брата от несчастного брака. - А на то, что при этом были разбиты наши сердца, тебе наплевать? Выражение его лица ничуть не смягчилось. - Разбитое сердце можно починить. А вот несчастный брак дело непоправимое. - А как же наша дружба, Филипп? Ты не подумал о том, что мне было больно потерять твою дружбу? Или тебе и на это тоже наплевать? - Мой секретарь пришлет тебе подробные сведения о благотворительных мероприятиях, для которых потребуется твое обслуживание, и назначит соответствующие встречи. Всего хорошего, мисс Мартингейл. Она взяла свою кожаную курьерскую сумку, поднялась с кресла и направилась к двери. - Мария! - услышала она его голос. Она остановилась, уже взявшись за ручку двери, но не оглянулась. - Мне на это не было наплевать, - сказал он за ее спиной. - Но, как я уже говорил, мы вообще не должны были становиться друзьями. Дружба между маркизом и дочерью семейного повара невозможна. Так уж устроен мир, в котором мы живем. Она заставила себя взглянуть на него через плечо. - Нет, Филипп, это мир, в котором живешь ты. - В нем живет и Лоренс, и поэтому я сделал все, что мог, чтобы предотвратить его женитьбу на тебе. Свадьба «с побегом» всегда вызывает толки, но если заключается брак между людьми, принадлежащими к разным классам, как ты и Лоренс, то дело не ограничится шепотком за вашими спинами. Многие семейства откажутся принимать вас. Многие из друзей Лоренса будут вынуждены прекратить общение с ним, по крайней мере на публике. Если бы у тебя было большое приданое и он женился бы на деньгах, люди, возможно, посмотрели бы сквозь пальцы на твое происхождение и отсутствие родственных связей. Но поскольку ты дочь повара и без гроша в кармане, этого тебе не простят. - Неужели ты не можешь понять, что мне безразлично, что шепчут за моей спиной? - Тебе, возможно, это безразлично, но не Лоренсу. Ему это совсем небезразлично. Он гораздо острее, чем ты, почувствует на себе клеймо этого брака, потому что ему будет невыносимо утратить всеобщее доброе мнение. Я люблю своего брата, но сознаю также его недостатки. Лоренс никогда не умел посмотреть в лицо неприятной реальности. Оскорбительные замечания в обществе, сокращение количества приглашений и сплетни мало-помалу сломают его и тебя и разрушат любовь, даже если она была между вами. Уверенность, с которой он говорил, возмутила Марию до глубины души. - Все хорошо, что хорошо кончается, - резко сказала она. - Смотри, как удобно все получается: ты способен подчинить людей своей воле, оправдывая это тем, что все делается для их же блага. Она ушла, не дожидаясь ответа. Выйдя из здания, она медленно побрела вдоль набережной, глубоко вдыхая влажный воздух с реки и пытаясь подавить в себе гнев. Стояла типичная весенняя погода с пронизывающим ветром. В конце улицы показалось такси, и Мария нерешительно остановилась, взглянув на небо. Похоже, будет дождь, но, хотя она забыла взять зонт, она не подняла руку, чтобы остановить такси. Уж лучше она пройдется пешком. «Он всегда такой самодовольный, - огорченно думала она, продолжая идти вдоль набережной, - такой уверенный в себе». Да кто он такой, чтобы вмешиваться в дела других людей? Кто он такой, чтобы решать, что будет лучше для другого человека? Почему он считает, что во всем прав? Он всегда был таким, и ее это всегда глубоко возмущало. Мария остановилась и повернулась к реке. Положив локти на парапет набережной, она стала смотреть на проходящие мимо суда, но видела мысленно лишь лицо Филиппа. Выражение его лица стало более жестким, чем у мальчика, встреченного ею в первый раз, серьезного мальчика, который взглянул на нее, когда она сидела в ветвях плакучей ивы, и удивился, как будто она была лесным эльфом, или водяной нимфой, или каким-нибудь другим существом, никогда прежде им не виданным. Откровенно говоря, это она была виновата в том, что он сломал руку тогда, однако он выдержал порку, не сказал своему отцу, что подстрекателем той затеи с качанием на веревке была она. Это Филипп научил ее играть в крикет так, чтобы над нею больше никто не смеялся. Филипп, а не Лоренс настоял на том, чтобы позволить ей залезать в их домик на дереве, и сказал, что девчонке вполне позволительно научиться удить рыбу и играть в футбол. Она всегда хотела слышать смех именно Филиппа, это его одобрение она жаждала заслужить, и, откровенно говоря, именно для него она готовила шоколадные пирожные на каждый день. Она забыла об этом. Она забыла его и забыла о том, как обожала его, будучи маленькой девочкой, забыла о том, как больно ей было, когда он позволил положению в обществе и классовой принадлежности встать между ними и разрушить их дружбу. Она мысленно вернулась к тому лету, когда ей исполнилось пятнадцать. Она приехала домой из Франции и неожиданно обнаружила, что только один из ее двоих лучших друзей рад ее видеть. Она и сейчас почувствовала, как тогда, боль и возмущение. Ей было больно, когда Филипп отворачивался от нее, отказывался говорить с ней, а заметив, что она идет ему навстречу, сворачивал и шел в другом направлении. Ей, пятнадцатилетней девочке, было больно, когда к ней относились пренебрежительно, и она не понимала, почему мальчик, которого она обожала, больше не желает разговаривать с ней. Возможно, Филипп даже не знал этого, но он разбил ее сердце задолго до того, как это сделал его брат. И не было ли это на самом деле отчасти причиной того, что мысль о свадьбе «с побегом» с Лоренсом, возникшая два года спустя, показалась ей такой заманчивой? Мария неодобрительно хмыкнула. Будучи взрослой женщиной, не очень-то приятно, мысленно возвращаясь в прошлое, видеть, какой ты была глупой, будучи девчонкой. Через два года после ее возвращения из Франции умер ее отец. Она осталась совершенно одна, и ей было очень нужно, чтобы Филипп морально поддержал ее, но он был в отъезде. Он объезжал свои поместья и был настолько занят своими делами, что даже не удосужился написать ей письмо с соболезнованиями. А Лоренс был тем летом дома, и она обратилась за моральной поддержкой к нему. В то лето он был потрясающе привлекателен, и, когда предложил выйти за него замуж, это показалось ей хорошим решением, и она вообразила, что влюблена в него. Но теперь, оглядываясь назад, она видела, что на самом деле не любила Лоренса. И он не любил ее, потому что если бы любил, то не бросил бы. Нет, это была не любовь, а мимолетное юношеское увлечение, чему способствовали ее чувство беззащитности и страх перед будущим - страх остаться одной и без гроша в кармане, страх, который преследовал ее после смерти отца. Как ни досадно это признавать, но Филипп снова оказался прав. Мария вздохнула и, повернувшись, посмотрела на каменных львов у входа в Сомерсет-Хаус. Начал накрапывать дождь, но она почти не замечала этого, все еще находясь мыслями в прошлом. Когда она приехала в Лондон, ее первая квартирка находилась в нескольких кварталах отсюда. Это была, насколько она помнит, хорошая однокомнатная квартира на Тейвисток-стрит, которую занимала она одна и которая была несравненно комфортабельнее, чем комната под лестницей, где она жила в Кейн-Холле. Благодаря деньгам, которые дал ей Филипп, она могла позволить себе снять ее, но чувствовала себя там безумно одинокой. Она была молодой, всеми покинутой и одной во всем мире. Она зажмурила глаза. Эти первые дни в Лондоне отозвались в ней такой острой болью, какой она не испытывала уже много лет. Братья Хоторн и боль, которую они причинили, остались в прошлом, однако прошлое, кажется, все еще имело способность причинять боль. Она сделала глубокий вдох и заставила себя посмотреть на все это с положительной стороны. Если бы все эти вещи с ней не произошли, она не оказалась бы в Лондоне, работая подручной у великого кулинара Андре, который был другом ее отца. Не будь Андре, она не обслуживала бы ужин на балу, где встретилась с Пруденс, которая работала там белошвейкой и приводила в порядок бальные туалеты дам, если что-нибудь случалось. Не будь Пру, она не переехала бы в пансион на Литл-Рассел-стрит, не стала бы снимать вместе с ней одну квартиру на двоих и не обзавелась бы новыми друзьями. И что важнее всего, она никогда бы не смогла воплотить в жизнь свою заветную мечту, которая появилась у нее еще в трехлетнем возрасте, когда она сделала свой первый кулич из песка. Дождь прекратился, и выглянуло солнце. С улучшением погоды исчезла и ее хандра. Она выпрямилась, оттолкнувшись от парапета, выбросила из головы мысли о прошлом и направилась к остановке подземки «Темпл», чтобы ехать домой. Только на полпути к Мейфэр она вспомнила, что так и не обсудила с Филиппом подробности майского бала. |
||
|