"Дом, в котором живёт смерть" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 8

Дальше почти ничего не было сказано о том, что могло или не могло случиться на лестнице. Серена и Джефф больше не задавали вопросов, а Дэйв не изъявил желания ни делиться информацией, ни теоретизировать.

Джефф припомнил, что Гобеленовую спальню в юго-западном крыле Холла ему довелось видеть и раньше. Достаточно удобная, хотя и аскетически строгая, увешанная серо-зелеными гобеленами, на которых джентльмены в жабо поднимали кубки или вели непринужденные беседы с дамами в рюшах. Ванная, в которой Джефф привел себя в порядок перед обедом, могла считаться современной где-то в начале века.

Когда он спустился вниз, Катон указал ему на единственный телефон в доме, стоявший в задней части главного вестибюля. Информационная служба дала ему номер телефона сельского дома семьи Линн, который располагался недалеко отсюда. Но линия была занята. Тогда он позвонил в апартаменты дяди и сообщил о своем местопребывании Мельхиору, его самому преданному, хотя и занудливому, слуге. Едва он положил трубку, как Катон объявил, что обед подан.

За обедом, который проходил при свете канделябров, свисавших с огромных тяжелых стропил, Серена напряженно молчала, а Дэйв болтал без умолку, хотя толком так ничего и не сказал.

— Если ты взглянешь на буфет, Джефф, — сообщил он, — то увидишь серебряный поднос и кувшин — особенно обрати внимание на то, что они больше не являются вещественными доказательствами. Пусть даже и находятся здесь для осмотра.

Втроем они распили бутылку настоящего «Сотерна». Хотя французские вина редко выносят путешествия, это оказалось превосходным, не уступающим по качеству обеду.

— Да, Вашингтон Джонс по-прежнему служит у нас поваром, — с удовольствием констатировал Дэйв. — Его репертуару не хватает разнообразия, но вот мастерства ему не занимать. Эти жаренные по-южному цыплята, которые сейчас были вам преподнесены, не могли быть лучше даже у Антуана в «Луизиане»!

Затем, после кофе с бренди «Арманьяк», они выкурили по сигарете и направились в гостиную. Оттуда, так пока и не решив, чем бы заняться, вышли в холл — и тут зазвонил телефон. Прежде чем к нему успел подойти кто-то из слуг, Серена подлетела к аппарату и схватила трубку.

— Это меня! — крикнула она. Ее голос звучал твердо и решительно, но все же чувствовалось, что в ней растет напряжение, это выдавали и порозовевшие щеки.

Дэйв и Джефф изо всех сил делали вид, что не прислушиваются к ее разговору, и принялись рассматривать развешанное на дубовых панелях стен оружие шестнадцатого и семнадцатого веков. Серена положила трубку и вернулась к ним.

— Кто из вас, — спросила она, — собирается куда-нибудь вечером?

— По крайней мере, лично я нет, — ответил Дэйв. — Не думаю. А как ты, Джефф?

— Я тоже. Разве что Пенни…

— Я спрашиваю, — уточнила Серена, — потому, что я ухожу. Ты не против, если я возьму «штутц», Дэйв?

— Нет, конечно нет. — Дэйв показал на телефон. — Кто это был, старушка? У тебя какое-то дело?

— Да ничего особенного, не важно. И не спрашивай, куда я иду. Всего лишь в город, вот и все! Но не удивляйся, если я немного запоздаю.

Потратив время лишь на то, чтобы найти свою сумочку, Серена торопливо выскочила. Через несколько минут они услышали шум двигателя — машина объехала дом с восточной стороны и через минуту исчезла в сумерках. Дэйв повернулся к другу:

— Ты догадываешься, о чем я думаю?

— Понятия не имею, Дэйв.

— А тебе стоило бы знать, старина. Нечего и спорить — стоило бы. Та девушка…

— Прошу прощения, я на минуту…

Джефф решительно подошел к телефону и спросил номер семейства Линн. Вежливый женский голос, принадлежавший, скорее всего, горничной, ответил ему, что мисс Пенни нет здесь, потому что она вышла. Дэйв подошел к столику с телефоном.

— Не везет? Ну, не переживай. Хотя я понимаю, что сегодня вечером мое общество — не самая лучшая компания для тебя, не хочешь ли взглянуть на вахтенный журнал коммодора, этакий старый гроссбух, о котором я как-то раз, а может, и чаще рассказывал тебе… Хочешь посмотреть?

— Да, конечно. Где ты его хранишь?

— Там же, где дедушка, а потом отец. В сейфе в моей комнате, которую оба использовали как кабинет.

— И ты знаешь комбинацию замка сейфа?

— Естественно, хотя она годами никому не была нужна. Он никогда не закрывался. Если ты составишь мне компанию, Джефф, мы сможем…

Раздался гул двигателя машины, которая неторопливо поднималась по дорожке, он становился все громче.

— Ну, как тебе это нравится?! — воскликнул Дэйв. — Если моя непредсказуемая сестра передумала и возвращается…

Он подошел к входным дверям и распахнул их.

— Это не Серена, — сообщил он, высунувшись. — Машина — не родстер. Думаю, седан, смахивает на «хадсон», и, скорее всего, это означает… Да, Джефф, тебе лучше подойти. Это Пенни!

Вечернее небо, несмотря на обещание ясной погоды, затягивалось облаками. Сильные порывы ветра ерошили траву на газоне, машина развернулась и остановилась у входа на террасу. Оставив входную дверь распахнутой настежь, Дэйв и Джефф спустились встретить Пенни. Она высунулась из переднего левого окна, лицо ее было встревожено.

— Прошу вас, скажите, где Серена? — начала она. — Я должна поговорить с Сереной!

— Боюсь, что не получится. — Похоже, Дэйв начал понимать настроение Пенни. — Минут десять назад ей позвонил какой-то неизвестный нам абонент, и она тут же выскочила. Это важно?

— Не знаю, но думаю, что может оказаться очень важно. Она сказала, куда отправилась?

— Просто куда-то в город. Ты же знаешь Серену, она не очень любит откровенничать. А у тебя есть хоть какая-то идея, куда она могла деться?

— Толком я тоже не знаю, но могу предположить. И скорее всего, я найду Серену, — Пенни умоляюще посмотрела на Джеффа, — если он поедет со мной.

— Я, как всегда, тоже к твоим услугам, — сказал Дэйв. — Могу я сесть впереди?

— Не стоит, Дэйв, — остановила его Пенни, когда Джефф обошел машину, а Дэйв сделал движение последовать за ним. — Это всего лишь сумасшедшее предположение, может, все не так. В данных обстоятельствах я не думаю, что тебе имеет смысл ехать с нами. И опять-таки в данных обстоятельствах я думаю, что ты все поймешь.

— О, я-то пойму! Дела Серены должны оставаться только ее делами… по крайней мере, для другого члена семьи.

— Я не имела в виду…

— Я знаю, Пенни. Если кто-то из ее подруг беспокоится по поводу того, что, черт побери, делается с Сереной, у них есть право беспокоиться, а мне остается лишь аплодировать им. Залезай внутрь, Джефф. Хочешь взять свою… нет, ты же не носишь шляпу. Никто из нашего поколения после колледжа не стал носить шляпу. Удачного поиска — вам обоим! А я пойду займусь амбарными делами.

Над газоном пролетел еще один порыв ветра. Джефф устроился на переднем сиденье и захлопнул дверцу.

— Хочешь, я поведу машину, Пенни?

— Нет, спасибо. Я куда способнее, чем выгляжу.

Они плавно развернулись по направлению к главным воротам, и тут Пенни снова заговорила. Несмотря на владевшее ею волнение, она оставалась собранной и невозмутимой.

— Ты знаешь, — сказала она, — это мое представление может оказаться еще более смешным, чем я думала! И если это так, ты сможешь вместе со мной от души посмеяться над тем, что мы сейчас делаем!

— Легко. Но все же я предпочел бы выяснить, что же мы делаем. Или пришла твоя очередь быть загадочной?

— И вовсе я не загадочная, честное слово! Дэйв думает, что в жизни Серены есть какой-то мужчина. Я почти уверена, что это так и есть — по некоторым замечаниям, которые она порой роняла. Кстати, что он имел в виду, когда упоминал об амбарных делах? Он собирается сидеть в амбаре — или что?

— Он имел в виду амбарную книгу, этакий вахтенный журнал, который вел старый коммодор. Дэйв говорит, что в ней есть какие-то намеки на спрятанное сокровище.

— Я все думаю, — продолжила Пенни, — неужели бедный Харальд Хобарт в самом деле потерял так много денег, как считает мой отец? Дэйва это не волнует, а вот Серену может обеспокоить. Но я хочу говорить не об этом. Дэйв опасается, что Серена, которая всегда так тщательно подбирала достойную ее компанию, может увлечься совершенно недостойным мужчиной.

— Значит, мы присмотрим за Сереной. Итак, где мы будем ее искать?

— На Бурбон-стрит. Там есть бары, где наливают спиртное.

— Ты знаешь такие заведения? И Серена их знает?

— Да. Почему бы и нет? — быстро ответила Пенни. — Тебе должно быть известно, что есть бары и бары. Некоторые из них, конечно, просто ужасны. Другие получше, они больше напоминают рестораны, в которых подают хорошие блюда и соответственно напитки, — словом, довольно респектабельные заведения. Место, куда мы направляемся, что-то вроде ночного клуба, достаточно приличное заведение. Оно… оно…

— Да?

— Оно называется «Туфелька Синдереллы» и считается кофейней. Что же до напитков, там можно получить только абсент, который подают в кофейных чашках. Если персонал тебя не знает, ты получишь только кофе… по заоблачным ценам. Это правда, Джефф, что абсент запрещен даже во Франции?

— Да это так, но во Франции придумали, как законным образом заменить его. Есть такая жуткая зеленая штука, именуемая перно, которая бьет по башке не хуже абсента. Большого интереса подобные напитки у меня не вызывали.

— Я и сама не люблю абсент, хотя могу немного выпить и устроить настоящее шоу, если выпью несколько больше. Но Марсель меня знает. Привели меня туда Серена и Дэйв. — Пенни поежилась. — Ты понимаешь? Какой бы свободомыслящей я себя ни считала, в такое место я не могу явиться одна.

— Вопрос вот в чем, Пенни, — что мы будем делать, когда явимся туда? Предположим, мы найдем Серену, которая сидит за рюмкой абсента в компании совершенно неподходящей личности: какого-то жуткого уголовника или даже гангстера? Должен ли я гордо подойти к нему и сказать: «Сэр, вы совершенно неподходящая личность, убирайтесь отсюда к черту»?

— Ни в коем случае! Боже милостивый, нет! Сделать мы ничего не сможем, даже если и захотим. Кроме того, мужчина, о котором идет речь, может оказаться совершенно иным. Судя по намекам, которые отпускала Серена, я не сомневаюсь, что все мы его знаем. Когда я говорю «все», то, конечно, не учитываю тебя: ты слишком долго отсутствовал… В чем дело, Джефф? У тебя есть что-то на уме?

— Только то, что все это слегка смахивает на слежку. Разве девушка не имеет права на собственную личную жизнь?

— Конечно, имеет! Но если даже тот мужчина принят в обществе, это еще не гарантия, что он не связан с какими-то сомнительными или даже опасными делами. Я надеюсь, что тут нет ничего подобного; я от всей души надеюсь! Серена такая… такая сдержанная… и невероятно разборчивая!..

— Из чего следует, — с неприкрытой иронией предположил Джефф, — что ты и не сдержанная, и не разборчивая?

— Во мне нет и капли сдержанности! И хотя признавать это ужасно, в глубине души я страшно неразборчива! Это я и должна была откровенно сказать Серене, когда она сообщила мне…

— Когда она сообщила тебе — что? Прошлым вечером, перед тем, как нас прервал тот коп, которого Дэйв называет Старой Немезидой…

— Это было очень плохо, да? — с мягкой настойчивостью спросила Пенни. — И я снова вела себя как сущая идиотка. Как обычно. — Она на мгновение опустила взгляд. — Мы должны вернуться к прошлому вечеру, Джефф, и обсудить то, на чем остановились. Но пожалуйста, только не сейчас. Не сейчас, ладно?

— Как скажешь, Пенни.

— У тебя больше ничего нет на душе?

— Абсолютно. И если на то будет твое желание, дорогая, я весело отправляюсь прямиком к черту и оборву ему бакенбарды.

Они погрузились в молчание. Каждый был занят своими мыслями. После паузы, которая показалась такой долгой для Джеффа и такой короткой для Пенни, их окружили мигающие огни. Пенни была права: поездка действительно была недолгой, и едва только минуло десять, как Джефф увидел знакомые места.

Под высокими фонарными столбами, с которых лился бледный свет, Кэнал-стрит делала широкую дугу к югу и выходила к реке. Интенсивность движения заметно уменьшилась. Стоило пробыть лишь пять минут в центре Нового Орлеана, как вы начинали чувствовать беспечную атмосферу города и царящую в нем снисходительность к человеческим слабостям.

Поскольку Пенни опасалась вести машину по узким улочкам этого района, она оставила свой «Гудзон» на университетской стоянке, которую кое-кто продолжал называть Американской. Пешком они прошлись по Кэнал-стрит до Французского квартала. Миновав Бургунди-стрит и Дофин-стрит, они повернули налево, к тому проспекту, который искали.

Когда сгущалась темнота, Бурбон-стрит и слоняющиеся по ней обитатели этих мест выглядели так, словно оставались таковыми с тех пор, как появилась эта улица. Молодые люди шли, и плечо Пенни касалось предплечья Джеффа, а он чувствовал себя ее могучим защитником и покровителем.

— О чем ты сейчас думаешь, Джефф?

— Если ты спрашиваешь, то главная мысль посвящена тому, что ждет наши отношения. А вот вторая мысль…

— Да, так о чем вторая мысль?

— О сухом законе! — взорвался Джефф. Ругательства, которым он так и не позволил сорваться, он произнес мысленно. — Здесь сухой закон сколь нереален, столь же неестествен, каким бы он ни казался в Вене или Париже.

— Не сомневаюсь, что он неестествен. И, конечно же, нереален. Столько хороших напитков регулярно доставляют на кораблях, что их нехватка никогда не ощущается. Рыбаки из залива перехватывают суда на подходе, прячут ящики с бутылками под грудами креветок или устриц, где они и лежат, пока их доставляют в город. Это то, что мне рассказали друзья; в подробности меня не посвящают. «Туфелька Синдереллы»…

— Это заведение далеко отсюда?

— Довольно близко, почти рядом. Между Дамейн-стрит и Сент-Филипп-стрит, рядом с Лавкой кузнеца Лаффита. Джефф, ну почему они придумывают такие абсурдные названия? Ну вот, например, Дом Старого Абсента, вдруг выясняется, что этот дом — кузнечная мастерская? И без того хватает интересных мест, о которых не надо выдумывать легенды.

Джефф промолчал. По крышам, посвистывая, разгуливал ветерок. Когда они миновали перекресток Сент-Питер-стрит, он понял, что поблизости, должно быть, находится номер 7016 по Ройял-стрит, чей машинописный адрес был надежно спрятан во внутреннем нагрудном кармане и куда он собирался зайти на следующий день.

Когда они все по той же стороне улицы прошли три небольших квартала, Пенни потянула его за собой ближе к стене. Между двумя ветхими домами, с фасадами, соответственно, желтой и серой штукатурки, открывался мощенный кирпичами проход, который вел к парадным дверям третьего дома — в нем не было ни проблеска света, и он был почти неразличим в сгустившемся мраке.

Когда они едва ли не ощупью миновали проход, Джеффу показалось, что он слышит слабые звуки музыки. Пенни нажала кнопку звонка справа от входной двери. Дверь открылась, и можно было бы подумать, что внутри так же темно, если бы не пробивающийся свет из-за тяжелых портьер — они преграждали путь после трех ступенек от входной двери.

Мужчина, который встретил их, первым делом плотно закрыл дверь. Откинув в сторону одну из темно-красных портьер, так, чтобы свет упал на Пенни и на Джеффа, он с поклоном пригласил их внутрь. Он был смуглым, крепко сбитым молодым человеком в вечернем костюме с фалдами и с белым галстуком-бабочкой. Хотя Пенни называла его Марселем, он смахивал скорее на итальянца, чем на креола.

— Добрый вечер, Марсель. Этот джентльмен, мистер Колдуэлл, — мой друг.

— Добрый вечер, мисс Линн. Добрый вечер, сэр. Хороший столик на двоих рядом с оркестром?

— Если вы не против, Марсель, сначала мы хотели бы осмотреться в обоих помещениях. Кстати, мисс Хобарт здесь?

— Мисс Серена Хобарт, мэм? Нет, мисс Линн. Не видел ее, во всяком случае, сегодня вечером. Вы — завсегдатай заведения, мисс Линн. Милости просим любого из ваших друзей посетить нас.

Они вошли в холл, который можно было бы назвать и вестибюлем, очень просторный, но не глубокий. Пол в нем был покрыт плотным ковром багровой, белой и золотой расцветки. За стойкой, перекрывающей нишу в левой стене, восседала молодая особа. Не в пример традиционно сдержанному, даже спортивному облику гардеробщиц в ночных клубах, на ней было платье, скроенное по средневековой моде, в пышных оборках и с низким вырезом на груди, напоминающее наряды красавиц на том балу, с которого пришлось сбежать Синдерелле.

— Они приглашают сюда играть самые разные группы, — сказала Пенни, показывая на объявление в золотистой рамке. Хотя Джефф совершенно не интересовался оркестрами, он прочел, что «Туфелька Синдереллы» теперь принадлежит Томми Какому-То и его Мальчикам. Что тут же стало совершенно очевидно. Из-за открытой арки в задней части холла с фантастической яростью грянули аккорды, в которые вплелся тенор солиста, полный возрожденческого восторга:

Пенни снова привлекла его внимание.

— Вон там, — объяснила она, — есть две комнаты, которые открываются навстречу друг другу. Они расположены в линию, справа налево. Оркестр в дальней комнате сидит глубоко слева; поэтому в ней такой широкий вход. Бара там нет, то есть, у них нет барной стойки. Ты садишься за столик, и тебя обслужат. Словом, проходи, Джефф.

В сопровождении заботливого Марселя они осмотрелись.

В обоих помещениях, отделенных друг от друга открытой аркой, было довольно темно, если не считать мерцающего синего огонька и подсветки возвышения, на котором располагался оркестр. В каждом зале было небольшое пространство для танцев, окруженное столиками на два или четыре человека. На белых скатертях каждого из столиков стоял сифон с содовой, чашки с блюдцами, ложками и небольшое серебряное ведерко с кубиками льда. В сыром воздухе висели густые клубы дыма и запах абсента; чувствовалось, что тут собираются только завсегдатаи. В вечерних костюмах были лишь официанты. Многие пары танцевали; остальные просто сидели и с удовольствием слушали музыку.

Пробежав взглядом по каждому из столиков в первом помещении, Пенни перешла во второе. За одним из столиков у танцпола Джефф обратил внимание на рыжеволосую женщину, сидевшую к нему спиной, и на широкоплечего лысого мужчину сорока с небольшим лет. Он изо всех сил старался демонстрировать, насколько он положительный, но у него это плохо получалось. Он поднял руку, приветствуя Пенни, на что она ответила рассеянным кивком.

Серены же нигде не было. Пенни даже открыла самую дальнюю дверь, украшенную пастельным рисунком, изображающим Синдереллу, на несколько секунд скрылась за ней и, вернувшись, помотала головой.

— Что скажете, мадам, месье? — поинтересовался Марсель.

— Пожалуй, слишком громко, — сказала Пенни, и Джефф был с ней полностью согласен. — Если вы не возражаете, Марсель, может, столик в первом зале?..

Когда они расположились за столиком у танцпола, место Марселя занял официант. Задав по-французски вопрос, что мадам или месье хотели бы заказать, он услышал от Пенни ответ на том же языке, что мадам и месье хотели бы ознакомиться с фирменным блюдом заведения. Забрав чашки и блюдца, официант скоро вернул их, полные зеленоватой жидкостью, которую Джефф и ожидал увидеть. Он долил чашки содовой, такой холодной, что лед не потребовался.

— Не выпить ли нам за отсутствующую Серену, — предложила Пенни, — раз уж мы не можем сделать это в ее присутствии? Ее здесь нет, Джефф. Ее нет нигде, и я должна…

— Значит, за Серену! А затем, — сказал Джефф после того, как они оба, не поморщившись, сделали по глотку и поставили чашки обратно на стол, — почему не выпить за нас самих? Или ты предпочитаешь пойти танцевать?

— Давай просто посидим тут минуту-другую, ладно? Серены здесь нет и не было; Марсель никогда не врет о таких вещах. Кроме того, ты тоже никогда бы не стал встречаться со своей тайной возлюбленной в таком кабачке, а уж если бы такое и случилось, то не остался бы в нем надолго. Ну, за нас! — выдохнула Пенни, бросая на Джеффа взгляд, полный нежности. — Но я выпила бы охотнее, будь эта штука честным алкоголем, без полынной горечи! И… и…

— Что случилось, Пенни? В чем дело?

— Как только мы вошли сюда, Джефф, не возникло ли у тебя чувство, что кто-то не спускает с нас глаз?

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. — Джефф испытывал такое же ощущение, которое был не в силах объяснить и тем более понять его происхождение. — Сначала я было подумал, что это старый добрый Марсель, но у меня не было уверенности. У него нет никакой особой причины наблюдать за нами, верно? Но если не он, то кто же?

— Понятия не имею. Вот из-за этого я и нервничаю!

— Кто бы это ни был, Пенни, в любом случае он не тот парень в соседней комнате.

— Что за парень в соседней комнате?

— Сложен, как футболист, крупный, но несколько полноват для быстрого бега. Сидит рядом с рыжей женщиной в зеленом. Весь ее вид говорит о том, что она занята только и исключительно им; отсюда ты можешь увидеть их обоих. Он махнул тебе, а ты кивнула ему в ответ.

— Ах, этот? — с облегчением выдохнула Пенни. — Все в порядке, Джефф. Это всего лишь Билли Вобан, управляющий директор фирмы «Данфорт и K°», которая что-то производит. А эта женщина — Полина, его жена.

— «Данфорт и K°», говоришь? Я недавно слышал это название… в связи с Хобартами. Какое она может иметь к ним отношение, Пенни?

— Никогда не слышала, что оно вообще имеется. Билли обладает большой популярностью и вполне ее заслуживает. Его все любят. В нормальных условиях его можно считать самым добродушным парнем на земле… он что, пьет?

— После нашего появления он пропустил уже как минимум две порции. Когда мы проходили мимо, у него был остекленелый взгляд; похоже, ему что-то очень не по нутру. Да и в самом деле: ты же не можешь глотать эту жуткую зеленую политуру, словно это свежий виноградный сок или содовая с газом.

— Когда Билли выпьет — и это больше, чем слухи, — он может стать совершенно невыносимым. А Полина Вобан не относится к числу терпеливых Гризельд. Она внимательно следит за ним, чтобы тут же увести его, когда начнется одна из их частых ссор. Хотя, если Полина даст себе волю, ее уже не удержать. — Пенни запнулась. — Конечно, это строго между нами. Они на этот счет не распространяются. Вобаны — старая креольская фамилия. И я… я не думаю, что сегодня они устроят ссору на публике.

Но они ее устроили.

Оркестр на высокой ноте кончил играть, и музыканты облегченно расслабились, предвкушая антракт. Когда даже громкие аплодисменты не вызвали новых звуков, танцоры вернулись к своим столикам, и в обоих помещениях зажглось мягкое освещение.

До сих пор под жужжание разговоров в дымной влажной атмосфере питейного заведения Полина Вобан и ее муж говорили так тихо, что их было практически не слышно даже за соседним столиком.

Теперь все изменилось. Миссис Вобан с решительным видом наклонилась вперед. Хотя ее слов все так же было не разобрать, должно быть, она не стеснялась в выражениях. Даже отсюда Джефф мог чувствовать то потрясение, которое испытывал ее муж, когда его разносили на куски. Он поднялся и теперь, покачиваясь, высился над столиком багроволицей опасной башней. Его хриплый голос рвал в клочья клубы табачного дыма.

— Даже не пытайся наезжать на родственников моей матери! Тэд Питерс был мой дядя и лучший крайний нападающий в Тьюлане!

Женщина, которая продолжала сидеть спиной к посетителям, тоже вскочила.

— Нападающий? — завопила она. — Да все вы, все до одного нападающие! Начиная с твоего спившегося дедушки и кончая тобой, пьяницей, — все вы такие нападающие, что хуже и не придумаешь!

Гости за соседними столиками, изо всех сил стараясь делать вид, что ничего не видят и не слышат, сидели как парализованные. Билли Вобан не обращал на них никакого внимания.

— С меня хватит! — взревел он. — Захлопни свою паршивую пасть, слышишь? А то я перекину тебя через колено и надеру тебе задницу, как ты того заслуживаешь!

— Тебе этого хочется, да? — завизжала его жена. — Каждый раз, как напьешься, сходишь с ума, и иначе не бывает — то хочешь ударить меня, то наложить на меня свои грязные лапы. Но тебе это не под силу! О нет! Только не в чьем-то присутствии! Ты не осмелишься, или тебя запрут в психбольницу, откуда ты сбежал!

Ее муж не ответил. Казалось, он был не в состоянии произнести хоть слово. Слегка вытянув левую руку и отведя назад правую, он начал огибать стол, приближаясь к женщине. Несколько официантов в черных жилетах с белыми пластронами направились в их сторону.

— Я бы не спешил, сэр, — тихо посоветовал первый из них. — Честное слово, будь я на вашем месте, то не стал бы и пытаться иметь дело с этой леди. Потому что, вы же знаете, если вы решитесь, нам придется остановить вас.

Но пьяный и грузный Билли Вобан рванулся со стремительностью леопарда. Схватив за спинку стоящий за ним стул, он, крутанув, вскинул его в воздух, чем перепугал всех присутствующих.

Этот взрыв ярости потряс всех — как и то, что последовало потом.

На самом пике злобы он вдруг решительно переменился. Колесо, казалось, совершило полный оборот. Ярость отхлынула. Опустив стул, он сел на него. По обе стороны от Вобана стояло по официанту, готовых повиснуть у него на руках, но он поставил локти на стол и опустил голову на руки.

После паузы, в течение которой можно было бы сосчитать до десяти, Билли Вобан, словно приходя в себя от забытья, выпрямился.

— Итак! — сказал он совершенно иным голосом. — Никак я снова выступил? Ну, с'делал из с'бя п'лного идиота… или п'чти. — Когда он поднялся, видно было, что он испытывает глубокое раскаяние и сожаление. — Пол'лна, м' драгая, я из… я виняюсь за все! Еще я звиняюсь перед всей пуб… перед всеми этими достойными леди и джентльменами. Ну деревенщина я, обижал достойных людей. Полли, м' дор'гая, пора д'мой.

Было совершенно ясно, что женщина тут же смягчилась. Вытащив толстую пачку банкнотов, Вобан бросил на стол несколько купюр. Протянул руку жене, которая приняла ее. Не очень крепко держась на ногах, но, как ни смешно, не теряя забавного достоинства, он провел ее через другой зал к выходу.

Официанты, которые, держась чуть поодаль, провожали скандалиста до холла, разошлись по своим делам. Легкий гул разговоров по поводу этого происшествия постепенно затих.

— Джефф, — сказала Пенни, — еще не поздно: только что минуло одиннадцать. Ты в самом деле хочешь остаться здесь и дождаться фирменного блюда?

— Мне все так же запрещено то, что я так хочу получить?

— Тебе вообще ничего не запрещено. Может, я еще задумаюсь над этим так основательно, как ты этого хочешь. Но сейчас, здесь не время и не место. Затащить тебя сюда было полным идиотством!

— Это правда, мы так ничего и не узнали о предполагаемом приятеле Серены. Если хочешь уйти…

— Прошу тебя!

Джефф попросил счет и с удивлением убедился, что его сумма находится в разумных пределах. Оркестр начал готовиться к очередному номеру музыкальной программы, когда они вышли из-за стола. Марсель, сожалея о столь раннем уходе, проводил их до парадных дверей и в соответствии с традициями Юга многословно и настоятельно пригласил их вновь посетить заведение.

Закрывшаяся дверь вернула их все в тот же выложенный кирпичом проход. Ветер по-прежнему посвистывал меж коньков крыш, хотя донизу его порывы не долетали. Пенни замешкалась у дверей. Несмотря на почти полную темноту, она открыла сумочку, чтобы проверить, на месте ли ключи от машины.

— Джефф, тебе не кажется, что кто-то продолжает наблюдать за нами?

— Нет, это ощущение теперь исчезло. — Сделав пару шагов в сторону, он вдохновенно обратился к пророчице: — Разреши мне напомнить тебе, Пенни, что детективов из нас не получилось. Мы выяснили лишь, что некий Уильям Вобан из «Данфорт и K°», племянник покойного Тэда Питерса, взбеленился, но успел прийти в себя прежде, чем наломал дров. Его действия очень быстро могли бы превратиться в безобразный инцидент. Суть всего этого вечера в том, что ничего не случилось. Словом, все мирно и спокойно, настолько спокойно, что…

Он не успел закончить предложение. Какой-то тяжелый и достаточно большой предмет, со свистом прорезав воздух, рухнул между ними, расколов одну из плиток тротуара. Оба они инстинктивно отшатнулись, и Джефф услышал, что у Пенни перехватило дыхание.

Нащупав в кармане коробок спичек, он чиркнул одной и опустил ее к земле.

Большой цветочный горшок с бледно-желтыми весенними нарциссами, который сейчас лежал в осколках красноватой керамики, бурой земли и желтых цветочных лепестков, мог расколоть любой череп, который встретился бы ему внизу. Джефф выпрямился. И прежде чем спичка потухла, он увидел испуганное лицо Пенни.

— Это предназначалось для тебя или для меня? — вскричала она. — Но почему, о Господи, почему?