"Аня из Зеленых Мезонинов" - читать интересную книгу автора (Монтгомери Люси Мод)
Глава 29 Эпоха в жизни Ани
Аня гнала коров домой с дальнего пастбища по Тропинке Влюбленных. Был сентябрьский вечер, и все просветы между деревьями и полянки были залиты рубиновым блеском заходящего солнца. Тут и там на дорожку ложились такие же рубиновые пятна, но большая часть ее уже была покрыта густыми тенями кленов, а пространство под елями наполнилось, словно фантастическим вином, светло-фиолетовым сумраком. В вершинах деревьев играл ветер, а нет, пожалуй, слаще музыки на свете, чем та, которую по вечерам исполняет он на еловых лапах. Коровы мерно шагали прямо по дорожке, а Аня следовала за ними, погруженная в мечты, повторяя вслух боевую песнь из "Мармиона",[11] который тоже входил в программу по английскому языку прошлой зимой и который мисс Стейси велела им выучить наизусть. Аня упивалась дышащими бодростью строками, и ей казалось, что в них она слышит шум битвы. Дойдя до строк
Не дрогнул копьеносец ни один —
Лес пик был грозен и непроходим,
она остановилась, в восторге закрыв глаза, чтобы лучше вообразить себя одним из этих героев. Когда она снова их открыла, то увидела Диану, выходящую из калитки в ограде поля Барри. У Дианы был такой значительный вид, что Аня мгновенно угадала — есть новости. Но она не выдала слишком горячего любопытства.
— Какой чудесный вечер, прямо пурпурный сон, правда, Диана? Я так рада, что живу. По утрам я всегда думаю, что утро — лучше всего, но когда наступает вечер, мне кажется, что он еще прелестнее.
— Очень приятный вечер, — подтвердила Диана. — Ах, Аня, у меня такая новость! Угадай! С трех попыток!
— Шарлотта Джиллис все-таки будет венчаться, и миссис Аллан хочет, чтобы мы украсили церковь! — воскликнула Аня.
— Нет. Жених Шарлотты не соглашается; он говорит, что теперь все вступают в гражданский брак, а венчание в церкви похоже на похороны. Жаль, а то было бы так интересно! Ну, попробуй еще раз!
— Мама Джейн позволила ей пригласить гостей на день рождения?
Диана отрицательно покачала головой, ее черные глаза весело смеялись.
— Не знаю, что это может быть, — сказала Аня, отчаявшись, — разве что Муди Спурджен Макферсон проводил тебя домой вчера вечером после молитвенного собрания. Угадала?
— Вот уж нет! — воскликнула Диана с негодованием. — И уж конечно я не стала бы хвастаться, если бы он и сделал это… отвратительный мальчишка! Я знала, что ты не угадаешь! Мама получила сегодня письмо от тетки Джозефины. Тетка приглашает тебя и меня приехать к ней в город в следующий вторник; она поведет нас на выставку. Вот!
— Ах, Диана, — прошептала Аня, найдя необходимым опереться о ближайший клен для поддержки, — это правда? Но я боюсь, Марилла не позволит мне поехать. Она скажет, что не может поощрять меня болтаться без дела. Она так сказала на прошлой неделе, когда Джейн пригласила меня поехать с ними в их четырехместной коляске на концерт, который американцы устраивали в гостинице в Уайт Сендс. Я очень хотела поехать, но Марилла сказала, что лучше мне сидеть дома и учить уроки, да и для Джейн это было бы лучше. Я была горько разочарована, Диана. Я была совсем убита горем и даже не помолилась, когда пошла спать. Но потом я раскаялась и встала среди ночи, чтобы прочитать молитву.
— Вот что я скажу, — заявила Диана, — мы попросим маму поговорить с Мариллой. Тогда она, скорее всего, отпустит тебя, а уж если она отпустит, мы отлично проведем время! Я никогда не была на выставке. А ведь так досадно, когда другие девочки рассказывают, что там видели. Джейн и Руби уже два раза были на выставке и в этом году опять поедут.
— Я совсем не буду думать об этом, пока не узнаю, смогу я поехать или нет, — сказала Аня решительно. — Если я стану думать, а потом столкнусь с разочарованием, мне этого не вынести. Но если я поеду, то очень рада, что мой новый плащ будет к тому времени готов. Марилла считала, что мне не нужен новый плащ. Она сказала, что старый прослужит еще год и что я должна довольствоваться новым платьем. Платье очень красивое, Диана, — темно-синее и так модно сшито! Марилла теперь всегда шьет мне платья по моде, потому что, как она говорит, не желает, чтобы Мэтью ходил и просил миссис Линд сшить мне платье. Я так рада! Гораздо легче быть хорошей, если модно одеваешься. По крайней мере, для меня легче. Я думаю, такой разницы не существует для людей, которые от природы хорошие… Но Мэтью сказал, что у меня должен быть новый плащ, и Марилла купила прелестное тонкое синее сукно и отдала шить настоящему портному в Кармоди. Плащ будет готов в субботу вечером, и я стараюсь не воображать, как я буду выглядеть, когда в воскресенье пойду по проходу между рядами в церкви в моем новом плащике и шапочке, потому что, боюсь, нехорошо воображать такие вещи. Но они сами собой проскальзывают в мои мысли, несмотря на все мои старания. А шапочка такая красивая! Мэтью купил ее мне в тот день, когда мы были в Кармоди. Такая маленькая, из голубого бархата, по таким теперь все с ума сходят, с золотым шнурком и помпонами. Твоя новая шляпа, Диана, тоже очень элегантная и так тебе идет. Когда я увидела, как ты входила в церковь в прошлое воскресенье, у меня сердце забилось от гордости, что ты моя задушевная подруга. Как ты думаешь, это очень нехорошо, что мы так много думаем о нарядах? Марилла говорит, это грешно. Но ведь это так интересно, правда?
Марилла согласилась отпустить Аню в город. Договорились, что мистер Барри в следующий вторник возьмет с собой обеих девочек. Так как Шарлоттаун находился за тридцать миль, а мистер Барри хотел в тот же день вернуться домой, нужно было выехать из дома очень рано. Но для Ани и это было поводом для радости; во вторник утром она была на ногах еще до восхода солнца. Выглянув в окно, она убедилась, что день будет ясным, потому что все небо на востоке над Лесом Призраков было серебристым и безоблачным. Через просвет между деревьями виднелся огонек из окна западного мезонина Садового Склона — знак, что Диана тоже встала.
К тому времени, когда Мэтью развел огонь, Аня уже была одета, а спустившаяся вниз Марилла застала завтрак на столе. Но что до самой Ани, она была слишком взволнована, чтобы есть. После завтрака были надеты кокетливая новая шапочка и плащик, и Аня поспешила за ручей и через лесок в Садовый Склон. Мистер Барри и Диана уже ждали ее, и вскоре они были на дороге
Путь был долгим, но Аня и Диана наслаждались каждой минутой поездки. Было восхитительно мчаться по сырым дорогам, когда красный свет утреннего солнца медленно полз по сжатым полям. Воздух был свежим и чистым, а легкий дымчато-голубой туман спускался с холмов и клубился в долинах. Местами дорога вела через лес, где клены уже начали вывешивать свои алые знамена; иногда она пересекала реки, и, проезжая по мосту, Аня каждый раз сжималась от своего прежнего, отчасти приятного, страха; порой дорога вилась вдоль побережья и мимо каких-нибудь выцветших от непогоды рыбачьих хижин, а потом снова взбиралась на холмы, откуда открывался вид на волнистые нагорья или туманное голубое небо; но куда бы ни шла дорога, везде находилось много интересных тем для разговора. Был почти полдень, когда они добрались до города и направили свой путь к Бичвуду. Это был прекрасный старинный особняк, стоявший чуть в стороне от улицы и отгороженный от нее рядом зеленых вязов и развесистых буков. Мисс Барри встретила их у дверей с лукавым блеском в проницательных черных глазах.
— Наконец-то, детка! Как ты выросла! Да ты выше меня. И так похорошела по сравнению с тем, что была прежде. Но, осмелюсь предположить, ты это и без меня знала.
— Совсем не знала, — сказала Аня, сияя от радости. — Я знала, что стала не такая веснушчатая, как прежде, и уже этому безмерно рада, но я не смела и надеяться, что что-то еще стало лучше. Я так рада, что вы такого мнения, мисс Барри.
Дом мисс Барри был обставлен "с поразительным великолепием", как позднее рассказывала Аня Марилле. Деревенские девочки были весьма смущены пышностью гостиной, где мисс Барри оставила их, когда пошла распорядиться об обеде.
— Прямо дворец, правда? — шепнула Диана. — Я никогда еще не была у тетки и понятия не имела, что у нее такой великолепный дом. Вот бы Джули Белл посмотрела, а то она так хвастается гостиной своей матери.
— Бархатный ковер, — вздохнула Аня восхищенно, — и шелковые шторы! Я только мечтала о чем-то подобном, Диана. Но, знаешь, мне все-таки не верится, что с ними можно чувствовать себя уютно. Здесь в комнате так много всяких предметов, и все они такие великолепные, что даже совсем нет простора для воображения. А ведь это единственное утешение, когда ты бедный, что есть столько вещей, которые можно вообразить.
Это пребывание в городе стало событием, от которого Аня и Диана долгие годы отсчитывали время. От начала до конца оно было непрерывной чередой удовольствий.
В среду мисс Барри взяла их на выставку, где они провели целый день.
— Это было великолепно, — рассказывала Аня Марилле позднее. — Я никогда не воображала ничего настолько интересного. Я даже не знаю, какой раздел выставки был самым занимательным. Мне больше всего понравились лошади, цветы и вышивки. Джози Пай получила первую премию за плетеные кружева. Я за нее очень обрадовалась. И я была довольна, что обрадовалась, — это свидетельствует, что я исправляюсь. Могли ли вы представить, Марилла, что я могу радоваться успеху Джози? Мистер Хармон Эндрюс получил вторую премию за яблоки, а мистер Белл — первую за свинью. Диана говорит, что это очень смешно, чтобы ректор воскресной школы получал приз за свинью, но я не совсем понимаю почему. А вы? Диана говорит, что всегда будет об этом вспоминать, когда увидит его торжественно читающим молитву. Клара Макферсон получила приз за картину, а миссис Линд — первый приз за сыр и масло домашней работы. Так что Авонлея была очень хорошо представлена, правда? Миссис Линд тоже была на выставке в тот день; я даже и не подозревала, как я ее люблю, пока не увидела ее такое знакомое лицо среди всех этих чужих людей. Там были тысячи людей, Марилла. От этого я почувствовала себя ужасно незначительным существом. А мисс Барри взяла нас на главную трибуну смотреть на скачки. Миссис Линд не пошла с нами; она сказала, что скачки — мерзость и что, принадлежа к церкви, она считает своей святой обязанностью подавать добрый пример, избегая таких зрелищ. Но там было так много народа, что, я думаю, вряд ли отсутствие миссис Линд было заметно. Впрочем, я не считаю, что мне самой следует часто ходить на скачки, потому что они ужасно захватывают. Диана так увлеклась, что хотела спорить со мной на десять центов, что рыжий конь выиграет. Я не верила, что он выиграет, но отказалась спорить, потому что собиралась обо всем рассказать миссис Аллан и чувствовала, что об этом я не осмелилась бы ей рассказать. Нехорошо делать что-нибудь такое, о чем нельзя сказать жене священника. Дружить с женой священника — это почти то же, что вторая совесть. И я очень рада, что не стала спорить, потому что рыжий конь выиграл, то есть я могла проиграть десять центов. Так что, видите, добродетель в самой себе содержит награду. Мы видели человека, который летал на воздушном шаре. Мне очень хотелось бы полететь на шаре, Марилла, это было бы потрясающе! И мы видели человека, продававшего предсказания. Вы платите ему десять центов, и маленькая птичка вытягивает для вас билетик с предсказаниями. Мисс Барри дала нам с Дианой по десять центов, чтобы мы узнали свою судьбу. Мне было предсказано, что я выйду замуж за смуглого и очень богатого мужчину и поплыву через огромные воды. После этого я внимательно смотрела на всех смуглых мужчин, но ни один из них мне не понравился… к тому же я думаю, что пока еще слишком рано его подыскивать. Ах, это был незабываемый день, Марилла. Я так устала, что ночью не могла уснуть. Мисс Барри поместила нас, как и обещала, в комнате для гостей. Это была очень нарядная комната, Марилла, но почему-то спать в комнате для гостей совсем не так приятно, как я себе представляла. Это самое неприятное в том, что становишься взрослым, и я начинаю это сознавать. Все, чего мы так желали, когда были детьми, не кажется нам и вполовину таким чудесным, когда мы, наконец, это получаем.
В четверг девочки катались в парке, а вечером мисс Барри повела их на концерт в Академию музыки, где должна была выступать знаменитая певица. Ане этот вечер показался чудесным сном.
— Ах, Марилла, это невозможно описать. Я была так увлечена, что даже не могла говорить, так что вы можете вообразить, что это было… я просто сидела в безмолвном восхищении! Мадам Селитски была необычайно прекрасна и одета в белый атлас и бриллианты. Но когда она начала петь, я забыла обо всем на свете. Ах, я не могу описать, что я чувствовала! Мне казалось, что никогда больше мне не будет трудно быть доброй. У меня было такое же чувство, какое бывает, когда я гляжу на звезды. Слезы подступили у меня к глазам, но это были слезы счастья. Мне было так жаль, когда все кончилось, и я сказала мисс Барри, что не знаю, как я смогу теперь когда-нибудь снова вернуться к обыденной жизни. Она ответила, что ей кажется, если мы зайдем в ресторан на другой стороне улицы и съедим мороженое, это может мне помочь. Это звучало так прозаично, но, к моему удивлению, оказалось правдой. Мороженое было восхитительное, Марилла, и было так приятно и изысканно сидеть в ресторане в одиннадцать вечера. Диана сказала, что чувствует себя рожденной для городской жизни. Мисс Барри спросила, каково мое мнение, но я ответила, что должна серьезно подумать, прежде чем смогу сказать ей, что я действительно думаю. И я все обдумала, когда легла в постель. Это лучшее время, чтобы что-то обдумать. И я пришла к заключению, Марилла, что я не рождена для городской жизни, и очень этому рада. Очень приятно иногда съесть мороженое в великолепном ресторане в одиннадцать вечера, но в остальные дни я предпочла бы в одиннадцать часов крепко спать в моей комнатке в мезонине и знать даже во сне, что на небе сияют звезды и ветер гуляет в елях у ручья. Я сказала об этом мисс Барри на следующее утро за завтраком, и она засмеялась. Мисс Барри вообще смеялась почти над всем, что я говорила, даже когда я говорила о самых серьезных вещах. Мне это не очень понравилось, Марилла, потому что я не пыталась ее смешить. Но она очень гостеприимная леди и принимала нас по-королевски.
В пятницу пришло время возвращаться домой, и за девочками приехал мистер Барри.
— Ну, надеюсь, вы хорошо провели время, — сказала мисс Барри, прощаясь с ними.
— Очень хорошо, — ответила Диана.
— А ты, девочка Аня?
— Я наслаждалась каждой минутой! — воскликнула Аня, порывисто обняв старую женщину за шею и целуя ее морщинистую щеку. Диана никогда бы не осмелилась на такое и была в ужасе от Аниной вольности. Но мисс Барри была довольна; она стояла на веранде и смотрела им вслед, пока коляска не скрылась из глаз. Потом она со вздохом вернулась в свой большой дом. Он казался очень грустным без этих свежих юных жизней. Мисс Барри была, если говорить правду, довольно эгоистичной старой леди и не думала ни о ком, кроме себя самой. Она ценила людей только за то, что они были ей полезны или забавляли ее. Аня забавляла ее и потому пользовалась ее благосклонностью. Но теперь мисс Барри заметила, что думает меньше об Аниных забавных речах, чем о ее непосредственности, энтузиазме, ее откровенных чувствах, ее обаянии и прелести ее глаз и губ.
— Я считала Мариллу старой дурой, когда услышала, что она взяла на воспитание девочку из приюта, — сказала она себе, — но теперь мне кажется, она не сделала большой ошибки. Если бы у меня в доме все время был такой ребенок, как Аня, я чувствовала бы себя счастливее.
Ане и Диане поездка домой показалась такой же приятной, как и предыдущая, — даже приятнее, так как было радостное сознание, что в конце пути их ждет родной дом. Солнце клонилось к западу, когда они проехали через Уайт Сендс и свернули на прибрежную дорогу. Перед ними на фоне шафранного неба темнели холмы Авонлеи, а за спиной над морем поднималась луна, и море становилось все лучистее, преображаясь под ее сиянием. Каждая маленькая бухта на извилистом побережье была настоящим чудом танцующей легкой ряби. Волны с мягким шуршанием разбивались о скалы, а холодный свежий воздух был напоен соленым запахом моря.
— Ах, как хорошо жить на свете и ехать домой! — вздохнула Аня.
Когда она бежала по бревенчатому мостику через ручей, свет в кухне Зеленых Мезонинов дружески подмигнул ей, приветствуя ее возвращение, а в приоткрытой двери виднелся огонь очага, посылавший свое теплое красноватое свечение в холодную осеннюю Ночь. Аня, счастливая, взбежала вверх по склону и очутилась в кухне, где на столе ждал горячий ужин.
— Наконец-то ты вернулась, — сказала Марилла, откладывая вязанье.
— Да, и ах как хорошо вернуться домой! — воскликнула Аня радостно. — Я могла бы все расцеловать, даже часы. Марилла, жареный цыпленок! Неужели вы приготовили это для меня?
— Да, — сказала Марилла. — Я знала, что ты будешь ужасно голодна после такой поездки и тебе нужно что-нибудь особенно вкусное. Скорей раздевайся, и будем ужинать, как только Мэтью придет. Надо признать, я рада, что ты вернулась. Было страшно пусто тут без тебя; даже не припомню таких же длинных четырех дней в своей жизни.
После ужина Аня села между Мэтью и Мариллой и дала им полный отчет о своей поездке.
— Я чудесно провела эти дни, — заключила она, довольная, — и чувствую, что они составят целую эпоху в моей жизни. Но лучше всего — это снова быть дома.