"Королева в изгнании" - читать интересную книгу автора (Буркин Юлий Сергеевич)

3

"Моя душа принадлежит хаосу, — с легким испугом думала Маша, шагая по тротуару. Как иначе расценивать ту эйфорию, в которой я сейчас нахожусь?" Ведь, выходит, не тяжелое состояние Атоса более всего угнетало ее, а тот моральный запрет, который наложила она на свой дар, решение жить «нормальной» СКУЧНОЙ жизнью. Но вот запрет снят, и как же легко стало на душе.

"Вульгарный мент", — вспомнила она и опять хихикнула сама с собой. Может быть, все-таки, потому ей так хорошо, что она разоблачила лицемера и победила его? Он был таким беспомощным, таким униженным!

Как бы там ни было, ей было хорошо, и она прекратила бессмысленный самоанализ, интуитивно чувствуя, что, стоит ей докопаться до причины своей радости, как та сейчас же улетучится.

Он жив! И он выздоровеет!.. И что тогда? Интересно, может ли мужчина любить женщину, которую не видит? Вспомнилась где-то слышанная поговорка "мужчина любит глазами". А если даже не так, все равно им годы не быть вместе. От трех до семи, так, кажется, сказал Зыков.

Но и эти невеселые мысли не развеяли ее благодушия. Тут же она подумала: может быть уже вернулась мама и ждет ее? Телефон-автомат был поблизости, а рядом в киоске «Союзпечати» продавались жетоны.

Но когда она набрала свой домашний номер, трубка не ожила.

Идти сейчас к Алке? Хоть Маше и был дан ключ от ее квартиры, идти в пустое чужое жилье (Алка-то в институте) казалось ей чем-то неправильным. Слишком часто бывала она в чужих квартирах без приглашения и даже без ведома хозяев.

Нужно было подумать о последствиях своей сегодняшней выходки в прокуратуре, но в голову ничего не приходило.

Она присела на скамейку и закурила.

Оставаться на улице тоже не прельщало: становилось по-осеннему прохладно. И хотелось есть.

И вдруг, словно похмелье, черная волна нахлынула на нее. Одиночество. Все это время она не ощущала, как она одинока. В Питере был папа со своей смешной заботой, потом — Атос; и «бандиты» (для кого-то — бандиты, а для нее — безопасные и забавные человечки). Потом была всепоглощающая ревность, обида, страстная жажда мести… Плотность чувств с лихвой заменяла ей общение. Потом — радость встречи с домом, Алка, возвращение веры в любовь…

Сейчас — пустота. Пустота, пустота, пустота…

Это было ужасно глупо с ее стороны — вот так сидеть и упиваться своим одиночеством, и, наконец, она решила, куда сейчас отправится: в политех к Алке на занятия. И посоветуется с ней. Или посоветуется потом, а сегодня снова сходит с ней к ее ребятам в общежитие. Развеяться. А там — будет видно.

…Звонок возвестил об окончании пары, и из аудитории в коридор посыпались симпатичные молодые ребята. Это явно были совмещенные занятия нескольких групп: ребят было много. Нескольких она узнала, узнавали и ее кивали, приветливо улыбались.

Алка вышла одна из последних в сопровождении тоже знакомого Маше парня — того самого Сережи, который ухаживал за ней на той, памятной, вечеринке. "Очень характерно", — отметила про себя Маша. Алка с детства усиленно кокетничала именно с ЕЕ мальчиками. Они никогда не ссорились по этому поводу, ведь шансов у Алки «увести» мальчика практически не было, сама же она объясняла свое поведение так: "Просто, Машка, у тебя вкус хороший: только ты скажешь, что тебе мальчик нравится, смотрю, а он точно — классный…"

Увидев Машу, Алка обрадованно помахала рукой, а Сережа потупился. Маша внутренне усмехнулась: какие они все-таки дети.

— У нас еще пара, я тебе очень нужна? — спросила Алка, поравнявшись с ней.

— Да, у меня, кажется, неприятности.

— Ты в своем амплуа… Ладно, тогда я смываюсь, — Алка обернулась к Сергею. — Будь другом, устрой, чтобы на перекличке кто-нибудь за меня крикнул.

— Устрою, — вроде бы даже с облегчением тряхнул тот светлой шевелюрой и побежал догонять остальных.

— Что у тебя опять стряслось, пропащая ты душа? — накинулась Алка.

— Сейчас все расскажу. Где тут присесть можно?

— Деньги есть с собой?

— Смотря сколько.

— Тут прямо в корпусе кафе недавно открылось…

— Ну, на это-то хватит…

— Я всяко не «Форд» у тебя хотела попросить.

— Кто тебя знает. Хотя, если сильно попросишь…

— Ты уже достала своими барскими замашками. Пойдем.

…После рассказа Маши они довольно долго молчали, потягивая через соломинку коктейль. Неважный коктейль — отметила про себя Маша. За то — не дорогой.

— Знаешь, — начала наконец Алка, — когда мы от Леши шли, и ты не захотела исчезнуть, я тебя не понимала. Я привыкла думать, что ты живешь в Питере, что тут ты — в гостях… Но потом поняла: тебе, везде было плохо, дома ты — только здесь…

— Да нет, — перебила Маша, — иногда мне было очень хорошо…

— С ним, — кивнула Алка. — А знаешь почему? Потому что в нем твоя душа неприкаянная нашла хоть что-то стабильное. Домашнее. Ведь не влюбилась же ты в какого-нибудь пижона питерского, мало их там что ли?

— Хватает, — улыбнулась Маша, припомнив «Охту» и ее постоянных посетителей.

— Так вот. Он для тебя был частицей дома…

— Ну, не только…

— Не перебивай, дай договорить, — чуть повысила Алка голос, и Маша, кивнув, стала внимательно слушать ее.

— Из дома ты не сама уехала, тебя выперли. Отчим выпер. В Питере друзей настоящих ты себе не завела. И тут — Леша. Может быть, он для тебя и что-то большее, только лучше всего тебе было бы С НИМ и ЗДЕСЬ, понимаешь?

Маша кивнула:

— Да, ты, наверное, права.

— Короче, что я хочу сказать. Я поняла, почему ты не исчезла. Ты вернулась НАСОВСЕМ. Но тем, что ты устроила сегодня, ты себе это сильно усложнила.

Нельзя сказать, что Алка сообщила ей что-то новое, но она как бы упорядочила в машиной голове то, что она знала и раньше. И Маша была благодарна ей за это.

— И как мне быть дальше?

— К черту гордость. Нужно звонить в прокуратуру. Твоего Зыкова от дела отстранят, это факт…

— Да, он и сам сказал…

— Ну вот. А новый следователь поуважительней будет. И очень хорошо, что ты деньги не отдала. Нужно нанять самых лучших в городе адвокатов для тебя и для твоего Атосика. Тебе придется пройти через всю эту судебную волокиту, если ты действительно хочешь вернуться к спокойной жизни. Второй вариант — в бега.

— Нет. Меня больше устраивает первый. А насчет адвокатов, думаешь, это может помочь? Со мной-то проще, а вот Леша…

— Да там куча смягчающих обстоятельств! Его ведь тоже, как и тебя, использовали. И чем, к стати, дело кончилось: он пытался вырваться, ушел, не взяв ни копейки, а его «подельщики» приехали и ножом пырнули. За что? За то, что «завязал»… Чистосердечное признание, раскаяние, хороший адвокат, глядишь — три года строгого режима. Потом — за примерное поведение еще год скостят, останется два — как в армии. А то и вовсе под амнистию попадет…

Маша смотрела на подругу и поражалась.

— Откуда ты все это знаешь? Я помню, ты мечтала на юрфак поступить, но ведь не стала же.

— Потому и не стала, что всей этой ерунды объелась. "Открою кодекс на любой странице и не могу — читаю до конца…" Противно стало. Когда маленькая была, во всей этой уголовщине какая-то романтика виделась. А потом поняла: это же люди… Плохие люди.

К их столику кто-то подошел. Маша подняла голову. Сережа.

— Так и знал, что тут вас поймаю, — присаживаясь, сказал он.

Алка глянула на часы:

— Ни фига себе, всю пару проболтали.

— Пойдемте к нам, там сегодня опять какой-то сабантуй намечается, предложил Сергей.

— В связи?

— Двести лет граненому стакану, — плоско пошутил он.

— Ясно, — удовлетворенно кивнула Алка и обратилась к Маше: — Двинем?

Маша пожала плечами, хотя на самом деле чувствовала, что ей очень не лишним будет слегка развеяться. С этими ребятами она начинала чувствовать себя такой же маленькой, и это было приятно. Надо еще позвонить в прокуратуру… Да ладно, лучше сразу приду завтра. Тут она спохватилась:

— Я не одета…

— Так переоденься, — предложила Алка, — у тебя же платье с собой.

— Оно мнется сильно. Если только в общежитии погладить…

Сережа коротко оглядел ее с ног до головы. Сплошные джинсовые лохмотья.

— Отлично, — заявил он. — Не вздумай переодеваться. Так с тобой хоть разговаривать не страшно. А когда ты при параде, все просто цепенеют.

— Ого! — сделала большие глаза Алка. — А ты оказывается, мастер по части комплиментов!

— Я не волшебник, — в тон ей ответил он, — я только учусь.

Они засмеялись, и это явилось достойным началом последующей веселой оргии.