"Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля" - читать интересную книгу автора (Фрай Макс)

СВЕТЛАНА ДИЛЬДИНА

МОЖЕШЬ НИЧЕГО НЕ БОЯТЬСЯ

- Всегда знала, что ты слабак! - Она шагала целеустремленно, туфельки так и мелькали, совсем недавно лаково-блестящие, а сейчас густо покрытые пылью. Бант в волосах подпрыгивал, огромный, розовый, будто собирался взлететь и в последний миг передумывал, вновь опускаясь на макушку.

- Мы заблудимся...

- Мы уже заблудились! - возражений она не слушала.

Я плелся сзади, мечтая, чтобы она наконец устала и остановилась. Если сидеть на тропе, нас рано или поздно найдут. Лучше бы рано... Каждый раз, поглядывая на небо, я боялся увидеть его потемневшим. В тысячный раз давал себе слово быть хорошим, съедать пенки от молока и даже вернуть садовнику моток бечевки, который стянул, чтобы сделать воздушного змея.

Моя подруга и провожатая смотрела только вперед.

Так далеко в лес мы ни разу не забирались.

- Я тебя брошу, честное слово, брошу, - донеслось из-за ствола бука. Пока я оглядывался по сторонам, она уже свернула в сторону - по еле заметной тропинке, протоптанной скорее не человеком, а лесным зверьем. И остановилась, дожидаясь, глядя на мой страх с жарким презрением.

Звали ее Марта, и ей исполнилось десять лет - а мне, получается, девять.

То было лето персиков - огромные, бархатисто-оранжевые, они висели на ветках, лежали горкой на блюде в центре стола, на подоконнике и в корзине у торговки. Их сияюще-сладким соком были испачканы наши руки, губы, щеки и даже уши.

Мы жили в огромном доме посреди луга - две семьи; два крыльца с разных сторон и общий чердак. Когда-то стенка делила его на две части, но во времена наших дедушек кто-то сломал непрочную преграду, а может, дерево прогнило само. Так или иначе, теперь на чердаке лежал общий хлам, и, как утверждала Марта, жили общие привидения.

Я боялся подниматься туда: родители рассказывали, что под самой крышей сидит страшная ведьма, которая ест непослушных детей. По вечерам она выходит из дома и бродит вокруг, хватая всех зазевавшихся. А днем спит вполглаза и слышит все, что происходит вокруг.

Марту родители тоже пугали, только не ведьмой. В сознании моей подружки рассказанные взрослыми страшилки принимали причудливые формы, в которых было что-то от плодовых деревьев с зубами, что-то от хищных птиц, а еще больше неясного, вроде солнечного зайчика на стене - для слепого. Фантазии Марты внушали мне ужас куда больший, чем собственные, и я ненавидел разговоры о них. А Марта любила рассказывать, ей доставляло удовольствие видеть, что другой напуган еще больше, чем она сама.

Родители наши не то что дружили, но соседями были добрыми. Летними вечерами любили пить чай в саду, вести неспешные разговоры. Это время осталось в памяти как самое счастливое - на нас с Мартой попросту не обращали внимания, целый час, а то и больше мы были предоставлены сами себе.

Связанные в пучок соломенные волосы, блеклое лицо и узкие, острые ногти - такой была мать моей подружки. Отца ее помню хуже, в мыслях являются только его бесчисленные костюмы и галстуки - однотонные, полосатые, в мелкую и крупную клетку. Костюмы - или же галстуки? - ходили по лестницам, разговаривали, водили машину и давали указания по дому.

Тогда был июль.

Голоса старших растворялись в неподвижном, сладко пахнущем воздухе, как варенье в чае. Мы с подружкой сидели подле живой изгороди, стены из глянцевых острых листьев и мелких белых цветов. На лист запрыгнул кузнечик, закачался на шаткой опоре и только собрался покинуть ее, как очутился в кулачке Марты.

- Смотри! - прошептала она, чуть разжимая пальцы. - Он светится!

Я ничего не видел, но сразу поверил.

- Он живет на луне. - Марта мизинцем погладила пеструю спинку. - Видишь, будто искорки белые? Это лунная пыль.

- Что же он ест на луне?

Вид у кузнечика был обреченный.

- Нектар огромных цветов.

- Такой маленький? Как же он ухитряется?

Каждый раз, когда я позволял себе усомниться во всеведении подружки, она сердилась.

- Он специально стал маленьким, чтобы не поломать нашу изгородь. Если я попрошу, вырастет очень большим! Я привяжу тебя к спине кузнечика, он допрыгнет до луны и оставит тебя там, - отрезала Марта.

Моего раскаяния оказалось достаточно - пленник был отпущен на волю и мгновенно ретировался. Я с сожалением проводил его взглядом: оказаться среди сияющей лунной пыли было бы жутковато, но так заманчиво!

Марта уже забыла про кузнечика.

- А это знаешь что такое?

- Суслик. То есть его нора. - Я равнодушно склонился над круглым глубоким провалом в земле. - Только там давно никто не живет, садовник говорит, выгнал его...

- Враки! Этот ход ведет в подземную страну. Суслик остался в этой стране - зачем ему глупые люди, которые хотят разорить его дом? А там, внизу, вечное лето и радуги в небе.

- Откуда ты знаешь? Тебе туда не пролезть!

- Я там гостила, когда только родилась. Тогда я была очень маленькой, меньше ладони, но все помню... - Марта мечтательно прикрыла веки и продолжала таинственно: - Поначалу ход - простая пещера, совсем темная и тесная. Но если не испугаешься, попадешь в сад, где растут разные цветы и деревья. Многие из них разговаривают. Персики там тоже есть, - прибавила Марта, поглядев на меня, держащего косточку за щекой. - Они жалуются на садовника - зачем тот убивает гусениц? В подземной стране на гусеницах ездят, а потом, когда из них вырастают бабочки, все летают, - представляешь, как быстро?

- И даже суслики? - фыркнул я.

- Дурак. Бабочки там размером с дом... если нужно.

Я навсегда запомнил этот закат - темно-розовую полосу над синим лесом, и запах скошенного сена, и Марту, сидевшую на корточках над пустой норой.

Марта не обращала на меня внимания, водила пальцами по сухой земле, очерчивая круг. Ветер шевелил светлые прядки девочки, будто хотел найти один-единственный нужный ему волосок.

Потом наступила среда - да, точно, ведь по средам к нам всегда заглядывал почтальон. Покончив с завтраком и уроками, я помчался на поиски Марты - мне не терпелось услышать еще что-нибудь увлекательное и загадочное, переворачивающее с ног на голову привычный, совсем не волшебный мир.

Тогда я впервые увидел ее напуганной. Марта сидела сжавшись в комочек, вздрогнула, когда я остановился рядом.

- Они за мной придут, - сказала шепотом, и я заметил на ее щеках мокрые дорожки.

- Кто придет?

- Они, - Марта всхлипнула, опасливо оглянулась.

- Как их зовут? - Я почувствовал холодок, будто ледяные тысяченожки быстро-быстро забегали по спине и рукам.

- Не спрашивай. Тогда придут и за тобой! А пока о тебе не знают, ты хороший, а я хуже всех, я вазу разбила! - Она зарыдала в голос, я же стоял дурак дураком и не знал, как утешить. Меня тоже ругали, если я разбивал чашку или блюдце. Но ваза... это, конечно, серьезней.

После этого Марта и отправилась в лес. Теперь я понимаю, она приняла решение - посмотреть своим страхам в глаза. Отважилась на то, что вряд ли было ей по плечу, - бросить вызов кошмарам, поджидавшим девочку всюду. Хотела она победить или договориться? Не знаю.

Я, как верный оруженосец, плелся за своим рыцарем - маленьким, в платье, а не в доспехах, с розовым бантом вместо шлема на голове, и думал только о том, чтобы нас нашли побыстрее. Но Марта нарочно выбирала самые глухие тропинки.

Сумерки опустились, а подружка моя шагала вперед все так же неустрашимо. Она очень устала, но останавливаться не желала - а может, просто боялась. Лес давным-давно перестал быть знакомым, каждая ветка превратилась в когтистую лапу, и даже ослепительно-победительный бант поблек, будто цветок без воды.

- Нас найдут и спасут, - говорил я.

Марта возражала мне с особенным удовольствием:

- Нас никогда не найдут! Ни-ког-да! - подчеркивала слово и проводила языком по губам, будто собиралась съесть кого-то... меня?

Даже в полутьме я видел ее ликование.

Меня лишь отругали, Марту же заперли в комнате на целых четыре дня. Когда нас искали, прочесали весь лес до реки и хотели переправляться на ту сторону, а еще искать тела вниз по течению. Взрослые сначала думали, мы заблудились, потом - что нас украли цыгане, потом вспомнили, что намедни в окрестностях видели странного помешанного бродягу...

Мои родители считали Марту виновницей. Меня это огорчало - ведь я сам, добровольно пошел за ней и не испугался в темном лесу... по крайней мере, не очень боялся. А теперь она сидит под замком, мне же все улыбаются как ни в чем не бывало.

Наконец ее выпустили.

Подружка моя вовсе не выглядела раскаявшейся или поникшей. Только стала задумчивей и отказывалась играть в жмурки или кататься на качелях; забывала ловить мяч, останавливаясь с поднятыми руками и глядя на что-то, мне недоступное.

- Ничего не выходит, - сказала Марта. Стрекот заполнял сад, пахло сладко и умиротворяющее. - Я пыталась. Думала, они отстанут от меня...

- Кто?

- Они... помнишь, я говорила? Там, в лесу, я чувствовала их дыхание, видела горящие глаза. Зачем только нас отыскали!

- Неужели ты правда хотела, чтобы тебя сожрали в чаще? - меня передернуло, как наяву я увидел горку белых костей под кустом, непроходимую глушь, услышал зловещие крики совы...

- Если бы удалось не испугаться, они бы лопнули как мыльные пузыри!

- Но ты же боялась.

- Я думала о подземной стране, об огромных бабочках, у них крылья как радуга. Я стала бы там королевой!

- А родители?

- Что родители. Они - здесь, - равнодушно сказала моя подружка. - И знают, кто за мной охотится. Наверное, даже видят.

- Но они тебя любят! - В этом я не был уверен, но когда меня ругали мама и папа, потом всегда следовало: "Мы же любим тебя, все для твоего же блага!"

- Может быть. Но им приятней будет, если однажды меня заберут те, голодные, чем увидеть летящей в золотой короне под облаками. Потому что хорошие девочки так себя не ведут. Хорошие не летают, а чинно ходят, приседают перед старшими и не роняют варенье на платье. А когда за мной явится посланец с луны или из подземного королевства, он даже не заметит ваз и тарелок и перебьет все до одной. Представляешь гору осколков? Родители боятся этого больше всего на свете.

- А я? Я хочу играть с тобой вместе. Даже в лес ходить, если надо!

- Ты тоже не веришь в лунных кузнечиков, - Марта вздохнула, запустила персиковой косточкой в изгородь.

Когда в близлежащий городок приехал цирк, Марту простили окончательно: мои родители уговорили соседей не сердиться на непутевую дочь. Нас обещали свозить на представление, а старших интересовала ярмарка.

В этот вечер я приболел и не выходил из комнаты, предвкушая завтрашнее удовольствие.

Всю ночь мне снились акробаты, гибкие, будто жгуты из резины, тигры, похожие на зубастых бескрылых ос, танцовщицы на проволоке, держащие в руках крошечные зонтики из разноцветной фольги.

После завтрака, после ненавистного горячего молока подружка забралась в мою комнату через окно. Она редко так поступала - только когда хотела поделиться чем-то особенным и не желала ждать ни минуты. Мне пришло в голову: если ее увидят, все опять рассердятся. Но уже было поздно, девочка подтянулась и перевалилась через подоконник, не боясь ушибиться.

- Я расскажу тебя тайну, - Марта склонилась ко мне, глаза ее блестели, щеки раскраснелись. - Сегодня в зеркале я видела тех. Они подкрадывались сзади, думая, что я ничего не замечу. Но персики шепнули мне волшебное слово, теперь я ничего не боюсь! Ты рад за меня?

Я очень хотел обрадоваться, но мне стало так грустно, как не было никогда. И даже страшные существа, крадущиеся в зеркале за Мартой, не испугали.

- А что за волшебное слово? - спросил я, чтобы развеять грусть. Но моя подружка загадочно улыбнулась:

- Я скажу тебе после. Может быть. А может, и не скажу, но ты все равно поймешь. Только это секрет, понимаешь?

Потом ее позвали одеваться. В бледно-розовом платье с кружевным передничком подружка моя напоминала сахарную вату на палочке, а не живую, бойкую девочку.

За нами приехали родственники родителей Марты, на широкой и длинной машине. Сухопарые и вежливые, они близоруко щурились, разглядывая нас сквозь толстые стекла очков, и казалось, были удивлены тем, что дети прилично одеты, не кусаются и не бросаются грязью.

Уже по дороге к автомобилю Марта воскликнула, что забыла нечто очень важное, и помчалась назад, по квадратикам плитки и вверх по ступенькам крыльца. Миг - и она уже держится за ручку входной двери, еще миг - исчезает за дверью.

Приезжие родственники недоуменно переглянулись, родители Марты тщетно старались скрыть смущение.

Когда прошло пять или десять минут, за Мартой отправились в дом, но ее не нашли. Садовник, работавший на заднем дворе, клялся, что девочки не видал. Марты не оказалось ни на чердаке, ни в погребе.

- Я ожидала подобной выходки. - Мать моей подружки мяла в руках платок. - Зря вы уговорили ее простить. Это сущее наказание, а не ребенок. Пора отдать ее в закрытую школу.

Мои родители чувствовали себя неловко. Наверное, они думали, что уж их-то сын умеет себя вести и никогда не опозорит семью.

В цирк я тогда не попал. Но не слишком расстроился. Меня тревожило другое: вдруг до Марты все же добрались те, кого она так боялась? Потом вспомнил ее ликующий взгляд утром, когда она буквально свалилась в мою комнату, - и успокоился.

Полиция обшарила дом и окрестности, они вывернули наизнанку каждую травинку и каждый камешек, но следов Марты не отыскали. Я-то догадывался, куда она делась, но взрослым не говорил.

Деревья в саду молчали как рыбы; сколько б ни шелестели под ветром, стихали, стоило мне подойти. А я все ждал, что они шепнут волшебное слово и мне. Но, наверное, мне оно не было так отчаянно нужно - ведь за мной никто не охотился ни здесь, ни по ту сторону зеркала. И даже родители смирились с тем, что их сын так и не полюбил молочные пенки, а повзрослев, не научился завязывать галстуки.

Теперь у меня свои дети. Я не рассказываю им страшных сказок - ни днем, ни тем более на ночь. Про Марту не говорю тоже, но они откуда-то знают и про лунных кузнечиков, и про персики, и даже про норку суслика под холмом.

Мы живем в том же доме, чуть постаревшем, но по-прежнему бодром. На чердаке - дети боятся туда ходить - часто слышатся скрипы и шорохи. Но я однажды видел на чердаке солнечный зайчик: он крался по стенке, хитро улыбаясь, совсем как моя подруга детства.

Теперь я знаю, что она здесь, и порой, когда мы все уходим из дома, оставляю на подоконнике самые спелые фрукты и ягоды, иногда конфеты. И по возвращении нахожу подоконник пустым.