"Страсть сжигает все преграды" - читать интересную книгу автора (Грэхем Линн)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Сверхчеловеческим усилием Эшли оторвалась от жара его рта и высвободилась. Она терла покрасневшие губы, словно хотела очиститься от его прикосновения.

— Но я могу сопротивляться этому, — выкрикнула она, убеждая скорее себя, чем его.

— Зачем бороться с собой? — мягко спросил Вито. — Ты хочешь меня. Я уверен, что ты хочешь меня сильнее, чем хотела любого другого мужчину. Поэтому ты и борешься со мной. Во мне… ты чувствуешь угрозу.

Эта уверенность-вывела ее из себя.

— В какой книге популярной психологии ты выудил такие сведения? — насмешливо спросила она. — Не считай, будто я не знаю, почему тебе хочется думать именно так. Весьма лестное для тебя объяснение.

— А разве я не прав? — Он безжалостно не отпускал ее взгляд. — Очень многие женщины хотели меня, cara. Быть желанным для меня вовсе не новость.

Ненависть молнией пронзила ее. Он говорил правду. У него было все. Власть. Богатство. Харизматическая привлекательность. И своего рода хранилище пылкой сексуальности, которая магнетически действовала на женщин. Ее никогда не удивляло, что она, потеряв голову, влюбилась в Вито. Но сила этого чувства вызывала в ней ужас. Ее шаткая безопасность основывалась на необходимости самой контролировать собственную жизнь. Инстинктивно она понимала, что, дай Вито волю, он полностью подчинит ее себе.

— Так что же выделяет меня из стада? — с наигранной обидой спросила Эшли.

— Твоя красота, твоя индивидуальность… и разные мелочи…

— Какие? — Эшли, будто защищаясь, обхватила себя руками.

— Способ, каким ты бросаешь мне вызов. — Слабая улыбка смягчила жесткую линию рта. — Способ, каким ты в любом споре намеренно принимаешь точку зрения, противоположную моей. Неважно, на самом деле ты так думаешь или нет. Ты вызываешь во мне любопытство. Ты словно коробочка с китайской головоломкой.

Коробочка, которую он хочет открыть. Головоломка, которую он хочет решить. Он напугал ее. Да, она чувствовала опасность. Он уже сдирал с нее слои, как и обещал.

Откинув назад голову, он изучающе смотрел на нее.

— К примеру, почему во время споров ты всегда прячешься за большими предметами мебели?

— Я не прячусь, — возразила она и только в этот момент осознала, что стоит с противоположной стороны кровати. Насколько возможно дальше от него.

— Ты и правда прячешься. Когда-то это выводило меня из себя. Но теперь я привык. Физически ты боишься меня, и четыре года назад я считал это невероятно оскорбительным, — признался он, медленно сокращая расстояние между ними. — Как ты можешь бояться меня, если я ни разу не поднял на тебя руку? Единственный вывод — был кто-то, кто поднимал?

Побелев, как снег, и вся дрожа, Эшли опустила ресницы, чтобы скрыть смятение, от которого вдруг глаза наполнились слезами. У нее не хватило сил шевельнуться, когда он обхватил ее своими могучими руками.

— Если доберусь до него, — прорычал Вито, — убью.

Сказать, чтобы с ней плохо обращались в детстве, Эшли не могла. Шлепки, встряски — не больше. Эшли часто говорила себе в утешение, что отец, человек крепкого телосложения, когда выходит из себя, сам не сознает своей силы. Но не случайная физическая боль страшила ее сильнее всего… Нет. Ее пугало понимание, что из всей семьи только она вызывает в нем такую реакцию. Он никогда пальцем не тронул мать или сестру с братом. И он всегда с отвращением говорил о мужчинах, которые используют физическую силу, чтобы подчинить более слабых.

Нет, Эшли больше всего мучило другое. Ее терзал вопрос: «Почему я?» И постепенно, выстраивая все замеченное в ряд, она начала понимать, что в глазах отца она была чужой. Потому и не могла вызывать к себе любовь, как Сьюзен или Тим. Отец любил их. Но не ее. Он с легкостью выгнал ее из дома…

— Кто это делал? — настаивал Вито.

Ресницы дрогнули.

— У тебя разыгралось воображение, — прошептала Эшли.

— Я мог бы так подумать, если б не увидел твое лицо. — Длинные пальцы ласково обводили нежный изгиб ее подбородка. — Кто? — повторил он.

Нда, сохрани она хоть каплю наивности, печально подумала Эшли, могла бы даже поверить, что его и вправду это беспокоит. Горячие слезы брызнули из глаз. Она не могла понять, почему его настойчивость заставляет ее плакать.

— Это… это было очень давно, — пролепетала она. — Оставь. Некоторые вещи должны оставаться секретом.

— Не между мужем и женой.

— Я не твоя жена! — вскинулась она.

Он крепче обхватил ее за плечи.

—Ты моя жена. И чем раньше ты признаешь этот факт, тем счастливее будешь. И пока ты не привыкнешь к этой мысли, — посоветовал он, — запомни раз и навсегда — я никогда не буду использовать свое преимущество в силе.

Дрожь долго не отпускала ее. Существовала боль гораздо худшего рода, которую он умел причинять. Боль, которая не оставляет видимых следов. Четыре года назад он замечательно справлялся с этой задачей, проявляя изощренную жестокость. Как она могла противостоять мужчине, который так блестяще пробивал ее защитные укрепления? Как она могла бороться со странным обманчивым чувством, которое приносило облегчение?

— Придет день, и тебе больше не надо будет сомной бороться, — ровным голосом проговорил он. — Придет день, и ты научишься доверять мне.

— Ты не просто амбициозный, у тебя мания величия!

— Просто я не люблю проигрывать, — мрачно возразил он. — Но каким-то образом, в какой-то момент, сам не понимая, что случилось, я проиграл в отношениях с тобой.

От этого признания холодные мурашки пробежали вниз по напряженному позвоночнику. Чего еще он хочет от нее? Любви? Вечной преданности, которой обладал в прошлом и от которой сам отказался? Эшли с болью осознала, насколько полной была бы его месть, если б она, став его женой, соответствовала всем его ожиданиям.

— Проиграл, — хрипло повторил он, опуская ее несопротивлявшееся тело на кровать. — Черное пятно бесчестья на безукоризненной репутации. Я не мог с этим жить.

С каждым словом он усиливал глубочайшие страхи Эшли.

Вито ласково поднял ее точеную руку и шутливо прижался губами к платиновому пояску обручального кольца.

— Разве это похоже на кандалы?

— Мертвая хватка, — быстро ответила Эшли. — Символ собственности. Интересно, почему ты не хочешь на каждой клеточке кожи сделать татуировку «Кавальери». На случай, если я отобьюсь от стада!

— Ты не отобьешься, сага. Я очень внимателен к своей собственности.

— Будь ты проклят! — выкрикнула она, пытаясь сесть.

Но он пробежал кончиком языка по аллее между грудями, и этот эротический набег остановила только встреча с краем ее махрового халата. Она снова упала на спину, замерев под жаром пламени, охватившим ее после хорошо рассчитанной подготовки.

— Dio… Чуть не забыл. — Он потянулся к пиджаку и достал знакомую маленькую коробочку. Одной рукой открыл ее и извлек на свет крохотную таблетку. — У медицинской науки есть свои преимущества. Я подумал об этом во время обеда и теперь готов на компромисс…

В изумлении Эшли открыла рот. Он опустил в него таблетку, и она автоматически проглотила.

— Но ты…

— Нам не обязательно, чтобы это случилось слишком скоро. Удача может отодвинуть другие удовольствия, которые в данный момент, по крайней мере для меня, — уточнил он, — более важны.

Странный укол боли окрасил ее облегчение оттого, что он передумал использовать ее лишь с одной целью. Яснее он не сумел бы сказать, что для него беременность — сексуальный поворотный пункт или, пожалуй, финальный акт шарады, в которой он заставил ее участвовать.

— Ты довольна? — спросил он.

— Экстатически… Но ты хочешь всего, что я могу дать тебе в ответ, — натянуто прошептала она, понимая, что его снисходительность тоже имеет свою цену.

Искушающая рука обхватила грудь, и глаза Эшли невольно закрылись, по телу прокатилась жаркая волна предвкушения.

— И это невероятная щедрость, правда? — хрипло проговорил он. — Учитывая, что я мог бы взять, не спрашивая.

Другая рука нежно поглаживала светлевшие в темноте бедра, и при каждом движении все ее чувства совершали гигантские прыжки. Руки вцепились в края кровати, так невыносим был соблазн коснуться, обнять его.

Мягко засмеявшись, он распахнул полы халата и наклонил темную голову к ее животу. И уже через мгновение рот вбирал в себя ответы ее податливой плоти.

— Я собираюсь свести тебя с ума, — пообещал Вито.

Он, словно куклу, поудобнее устроил ее на кровати. Эшли столкнулась взглядом с ненасытным голодом, сверкавшим в мужских глазах, оценивающих ее молочное тело, ощупывающих грудь и скользящих по изгибам ее бедер. И она снова вспыхнула. Эшли подняла на него глаза и быстро задышала. Ее почти агонизирующий взгляд про-скользил по широким плечам, спустился к жестким завиткам волос на груди с прекрасно развитой мускулатурой и ниже, к плоскому и твердому животу. И потом она крепко закрыла глаза.

Он обхватил губами розовый бутон соска и начал дразнить его зубами. У нее вырвался сдавленный стон. Она почувствовала, как откуда-то из глубины живота поднималось эротическое желание, будто повернули ключ в невидимом замке. Он склонился над ней, языком раздвинул податливые губы и ворвался в рот, наслаждаясь ответом, который она не смогла сдержать. От возбуждения ее трясло, кидало то в жар, то в холод. Это случилось так быстро, что она не в силах была контролировать себя.

Его ловкие руки перемещались по телу, то твердые, то нежные, и всегда, всегда на один мучительный шаг позади того места, которое жаждало их прикосновения. Эшли не могла лежать спокойно, потому что Вито медленно и неотвратимо покрывал ласками все ее трепещущее тело. И жестокие языки пламени пожирали ее, когда его пальцы играли с влажными золотистыми завитками, венчающими низ живота. Она стонала, выкрикивала его имя и жадно хватала ртом воздух.

И затем он сделал то, что она никогда раньше не позволяла ему делать. Невыносимо интимное и такое волнующее, что она полностью растворилась в наслаждении. Раздвинув сжатые бедра, он погрузился ртом в ее секретное место. Лавины примитивного, дикого чувства волна за волной накрывали ее, и взрыв наслаждения, будто землетрясение, раскалывал ее на части. И потом наступил пик страсти…

— Ты моя. Абсолютно, непререкаемо моя. Эшли не совсем понимала, вернулось к ней сознание или нет. Она остановила взгляд на Вито, а он, стоя на коленях у ее ног, с триумфом наблюдал за ней. Крепкие руки обхватили бедра, и он подтянул ее к себе. Она не сопротивлялась. И он вошел в нее властно и глубоко. От его дикого ритма сердце у нее застучало, словно в безумной гонке. Кожа, скользкая и влажная, восхитительно терлась об него. И вдруг совершенно неправдоподобно лихорадка желания снова вспыхнула в ней, пальцы царапали атласную влажную кожу у него на спине. И в этот момент, точно удар током, наслаждение пронзило ее.

Прошло очень много времени, прежде чем он освободил ее от тяжести своего тела. Но ей и не хотелось, чтобы он двигался. Ей хотелось, чтобы он навсегда остался там, где был. Эшли чувствовала себя великолепно и в глубине своего затуманенного сознания понимала, что это чувство вряд ли будет долго продолжаться.

Он перекатился на спину и несколько коротких мгновений лежал, отдыхая, на другой стороне кровати. Эшли уперлась подбородком в ладонь, а локтем в подушку и неосмотрительно взглянула на него. Не говоря ни слова, он соскочил с кровати и схватил халат.

Эшли не могла поверить, что после пережитого он просто так уйдет. И она позволила ему дойти до двери, прежде чем выговорила:

— Простите, сэр. Я разочаровала вас?

— Это не смешно. — Он повернулся, и взгляд словно кинжалом пронзил ее.

Эшли вытаращила глаза, чтобы удержать обжигающие слезы, и выдавила еще несколько слов:

— Я и не предполагала смешить тебя. Но ведь не мне говорить мужчине с таким опытом, как у тебя, что для подобных случаев есть определенная форма…

— И ты прекрасно все изучила… — Ноздри раздулись от отвращения. — Сколько других перебывало в твоей постели?

Эшли побледнела. Гордость требовала: не позволяй ему так обращаться с собой. Он говорил, что она его жена. Муж не поступает так. Получив то, что хочет, он не уходит спать в другое место, не обронив ни слова.

— Скажи мне, — настаивал он. — Я хочу знать.

— Не думаю, что сейчас подходящее время, — пробормотала она, глотая унизительные рыдания, клокотавшие в горле.

— У меня разыгралось любопытство, — прошипел он.

— Я не позволю тебе так обращаться со мной. Ты говорил… Ты говорил, что прошлое осталось в прошлом…

— Как, черт возьми, оно может остаться в прошлом, если всякий раз, как я касаюсь тебя, оно вновь оживает? — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Думаешь, мне приятно это чувство? Думаешь, я радуюсь, когда унижаюсь до таких позорных и низких вопросов?

— Чего ты хочешь? Список имен, мест и дат? М-м-может быть, ты хочешь, чтобы я проставила в этом списке против имен очки и баллы? — запинаясь, спросила она, от отвращения едва сдерживая тошноту.

Сердитый румянец будто смыло с его лица.

— А как же насчет доверия? Ты вроде бы говорил, что я могу доверять тебе, — продолжала Эшли. — Но сам ты никогда мне не доверял. — Она заставила себя посмотреть прямо ему в глаза. — И знаешь почему? Я сделала колоссальную ошибку — я была, как ты называл меня, потрясающе импульсивной. И как я это называю, потрясающе глупой. Я легла с тобой в постель в первую же ночь, как мы встретились. А ты со своей средневековой моралью не можешь мне этого простить. Мол, приличная женщина так не поступит. Для тебя не имело значения, что ты мой первый мужчина. Ты ждал, что я найду себе кого-нибудь еще. И не думай, будто я этого не знаю!

Эшли спрыгнула с кровати и заперлась в ванной.

— Эшли… выходи.

Она молчала, слезы струились по щекам. В этот раз он зашел слишком далеко. Она позволила ему зайти слишком далеко. Но ни за что на свете она не станет жить, пусть и совсем недолго, с лицемерной свиньей, которая презирает ее. «Думаешь, я горжусь, что не могу удержаться и не касаться тебя?» — говорил он в Лондоне. Нет, она совершен но ясно видит, как, утолив голод, он старается избегать ее.

— Эшли…

Она включила душ только для того, чтобы он ушел. Почти час спустя она выползла из ванной без точного плана, нб с лихорадочной, ошеломляюще сильной потребностью куда-то бежать. Эшли быстро оделась, выбрав белое, строгого покроя платье и вишневый жакет. Бросив несколько необходимых мелочей в пляжную сумку, она на цыпочках спустилась вниз. Дом утопал в темноте, парадная дверь была не заперта.

Когда она спустилась с веранды, из тени соткалась фигура, одетая в белое.

— Леди хочет покататься? Леди хочет машину?

Уже наступила полночь, но белозубая улыбка вроде бы говорила, что эксцентричные желания европейцев не стоят того, чтобы выражать удивление.

— Да, машину, — согласилась она. — Я хочу поехать в Коломбо.

— Сейчас приведу Банду. Надо время. — Теперь слуга выглядел озабоченным.

— А вы можете отвезти меня? — поспешно спросила Эшли, предвидя, что он пойдет за Банду и сейчас же проснется весь дом.

— Я? Кумар? — хлопнув себя в грудь, назвал он свое имя и засмеялся. — Да, я повезу леди. Кумар очень хороший водитель, — заверил он.

Глядя на то, как он подвел к дому машину, в это можно было поверить с трудом. Но Эшли не стала терять время и быстро юобралась на сиденье. С силой нажав на акселератор, Кумар выехал на шоссе, и они понеслись по дороге.

— Не могли бы вы ехать немного медленнее? — выдохнула Эшли.

— Очень медленно. Кумар едет очень медленно.

Они мчались по дороге со скоростью миль девяносто в час, и Кумар крутил руль, точно пилот на автогонках.

— Медленнее! — минут через десять с ужасом выкрикнула Эшли, когда вспомнила, как резко обрывается край дороги к террасам с чайными кустами.

Кумар буквально прыгнул на тормоза, пытаясь остановить машину. Но она вырвалась из-под контроля и вихляла из стороны в сторону. Одно колесо попало в канаву на обочине дороги, автомобиль последний раз подпрыгнул, дернулся, и мотор заглох. Эшли завизжала. Кумар завизжал еще громче. Машина сползала вниз. Наступила тишина.

— Ехали медленно. Получилась авария, — простонал Кумар. — В кино не ездят медленно. Ездят быстро.

Отстегнув ремень безопасности, Эшли в нерешительности посмотрела на дорогу и выпрыгнула в канаву. Ее трясло. Кумар что-то выкрикивал на родном языке. Вдруг нарастающий скрежет привлек ее внимание. Не веря своим глазам, она уставилась на машину, которая сползала вниз и наконец сорвалась и рухнула на террасу с чайными кустами: Кумар забыл поставить ручной тормоз, да и склон был крутой.

Кумар издал безумный крик ужаса и бросился на дорогу. Он был в таком отчаянии, что Эшли понадобилось приложить немало сил на уговоры, что он не потеряет работу из-за разбитой машины. Однако он был безутешен.

Наконец ей удалось у него выяснить, что в нескольких милях ниже по шоссе есть маленький дом для отдыха проезжих. Они отправились туда пешком. Дорога заняла больше часа. Эшли, как назло, сломала каблук. К тому времени, когда Кумар разбудил владельца дома, а потом к владельцу присоединились его любопытная жена и взволнованные дети и все выслушали их историю, было уже три часа утра. Эшли ругала себя последними словами за то, что заварила такую кашу.

В маленьком, почти без мебели доме ей оказали теплый прием. Она умылась под краном с холодной водой над древним умывальником, стоявшим в углу, потом легла на залатанные, но безукоризненно чистые простыни и задумалась, глядя на белую кисею противомоскитной сетки.

И неизбежно мысли вернулись на четыре года назад…

Утром после того вечера, изменившего ее судьбу, она решила, что никогда больше не увидится с ним. Она позволила ему отвезти себя домой. Он предложил ей вечером вместе поужинать. Она заявила, что занята. Он пригласил ее на следующий вечер, и она сказала, что будет занята всю оставшуюся жизнь.

Он засмеялся и ничего не ответил. В тот же вечер он просто приехал к ней с огромной охапкой роз. Ее соседки по квартире онемели от потрясения. Если на глазах у всех спустить его с лестницы, рассудила Эшли, то не оберешься сплетен, и поехала с ним ужинать.

— Ты и вправду не должен этого делать, — без конца повторяла она, становясь в его компании колючей, как кактус. В шикарном ресторане она заказывала тосты с омлетом, потому что не хотела, чтобы он тратил на нее деньги.

— Я начинаю каждый день с чистого листа, — объявила она ему. — Прошлая ночь? Ничего не случилось. Ты мне ничего не должен.

— Почему ты так решительно хочешь оттолкнуть меня? — наконец не выдержал он.

Ясно, что это были для него совершенно необычные отношения. Он включил на полную катушку все свое обаяние. Прошлая ночь… Все случилось слишком быстро. Он был старше, мудрее, ему следовало все знать. Это полностью его вина, его ответственность. И он хотел, чтобы они начали снова, будто ничего и не случилось.

— Оттолкнуть? — удивилась она.

— По-моему, я влюбился в тебя. — Вито печально улыбнулся.

— Это желание, — упрямо возразила она. — Тебя мучит желание, а не любовь.

— И еще, по-моему, я собираюсь жениться на тебе, если ты немножко помолчишь, чтобы я мог сделать тебе предложение, — продолжал он с полной убежденностью.

Эти слова потрясли ее, но она быстро пришла к заключению, что это он несерьезно. И несмотря на вроде бы разумный вывод, она провела остаток вечера, объясняя ему в расплывчатых выражениях, почему никогда не выйдет замуж ни за него, ни за кого другого.

— Значит, у нас будет роман, — спокойно проговорил Вито.

— У меня нет времени для романов, — запротестовала она.

— Для меня у тебя найдется время. — Черная бровь взлетела вверх, в голосе не слышалось и тени сомнений.

И он оказался прав. Правда, времени им не хватало. Иногда, получив уведомление меньше чем за час, Вито мог оставить Европу на неопределенное число дней. Эшли занималась в университете, выполняла курсовые работы и положенные часы отрабатывала в кафетерии официанткой, чтобы прогнать с порога нужду. И кроме того, у нее были друзья, мужчины и женщины, с которыми ради Вито она не собиралась порывать.

Хотя они планировали начать все заново и постепенно больше узнавать друг о друге, из этого ничего не вышло. Времени видеться почти не было. И когда однажды он повез ее в свои апартаменты на ленч, то немедленно вспыхнувшая страсть снова вырвалась из-под контроля. Фактически они никогда не обсуждали возможность жить вместе. Он предложил ей использовать его апартаменты во время его отъездов за границу, чтобы спокойно заниматься, избавившись от шума ее перенаселенной квартиры. Предмет за предметом ее вещи постепенно перекочевывали в апартаменты. И ночь за ночью Вито продолжал уговаривать ее, чтобы она не уезжала домой.

Но не раньше, чем она повесила свою одежду в один из его шкафов, постоянно возникавшие разногласия переросли в полномасштабную ссору. Теперь Вито хорошо знал ее расписание и считал, что она должна отказаться от обязанностей, которые он расценивал как ненужные или неважные. Ее упорное нежелание отказаться от работы официанткой вызывало в нем дикое возмущение. Он так никогда и не понял, что Эшли способна смириться с огромным различием в их финансовом положении, только если будет сама содержать себя.

Точно так же ее твердая решимость сохранить хорошие отношения с друзьями и время от времени посещать университет доводила его буквально до бешенства. Его раздражало простое упоминание о таких встречах. Но когда однажды вечером он обнаружил, что она сидит за столом рядом с другом-мужчиной, раздражение переросло в безумную ревность.

Если у Вито начинались отношения с женщиной, он требовал исключительного права на нее все двадцать четыре часа в сутки. Если его нет дома, он хотел, чтобы она сидела у окна, погруженная в свои мелкие женские мечты о нем, и не отходила от телефона, ожидая его звонка.

День ото дня ссоры становились все более бурными. Ни один из них не собирался уступать. И Эшли все с большей и большей тревогой понимала уязвимость своего положения. Постепенно до нее доходила ужасная правда — у нее нет сил отказаться от него. И последнее время спальня стала единственным местом, где они находили гармонию.

Когда он критиковал ее, спорил или пытался переубедить, она хлопала дверью. Все чаще, пока он спал, она лежала без сна, обдумывая, что делать. Один из преподавателей сказал ей, что ее курсовые потеряли свою нестандартность. Она не могла сосредоточиться на работе. Все ее мысли занимал Вито… Вито… Вито… Он попытался помочь ей с курсовой работой. Но однажды вечером, когда она стала упрекать его во всех своих неудачах, он вышел из себя и сказал, что у нее нет призвания к бухгалтерскому делу.

Он извинился. Но она знала: он сказал правду. Горькую правду. А она не хотела слышать правды от человека, который добился такого блестящего' положения в финансовом мире. Это воздвигло между ними еще один барьер. И потом, когда они снова были на ножах, он исчез, уехал в Италию. Прошла целая неделя, прежде чем он позвонил ей.

За день до его возвращения ее посетила Елена. А Вито появился и предъявил ультиматум. Он должен уехать в Италию. Отец его болен. У него есть семейные и деловые обязательства, которые он должен выполнить.

— Мы должны пожениться, — через плечо бросил он, на мгновение прервав указания, которые давал домоправительнице, распаковывавшей его багаж. — Пора тебе стать взрослой, — сказал он. — Я хочу иметь семью, пока еще молод и могу радоваться жизни, — сказал он. — Мне надоела вся эта феминистская… чепуха, — сказал он. — Ты должна признать, что мое положение в банке и ответственность, безусловно, предпочтительнее Твоих интересов, — сказал он.

И когда до нее наконец дошло, что он сделал ей предложение, хотя ему понадобилось довольно много времени, она не вцепилась с жадностью в руку, щедро предлагавшую золотое кольцо. И тут он сказал совершенно невероятное:

— Но ведь ты столько месяцев разделяла со мной постель!

В результате началась безумная борьба. Эшли высказала ему все, что думает. Для человека, любящего критиковать чужие недостатки, он оказался чрезмерно чувствительным. Все обиды всплыли на поверхность. Он припомнил ей все промашки. Они сыпали друг другу в лицо обвинения. Вся проблема, по мнению Эшли, заключалась в том, что Вито искренне убежден: весь ее мир должен вращаться вокруг него…

Сжавшись на жестком матрасе, Эшли вернулась в болезненное настоящее. Был уже девятый час, когда она встала. Теперь Вито, наверно, уже узнал, что она уехала. И куда она собиралась бежать? Только разбила бы себе сердце.

Когда Вито был рядом, сердце не просто билось чуть быстрее. Оно прыгало вверх и вниз, будто акробат в цирке. Еще ночью, ближе к рассвету, до нее дошла правда, которую она не желала признавать. Яркая слепящая' вспышка прозрения. С тех пор как Вито вернулся в ее жизнь, она вытерпела слишком много боли. Она любила Вито. Только любовь давала ему власть. И он использовал эту власть, чтобы причинять ей боль. И можно ли сказать, что она по-настоящему ненавидит его? Она не знала. Она чувствовала себя слишком опустошенной, чтобы думать о чем-нибудь другом, кроме как о любви к нему. А он теперь не любил ее. И Эшли понимала: для нее это смертный приговор.

Слабый звук заставил ее оторвать взгляд от меню, которое она изучала. Хозяин посадил ее за столик с видом на водопад. Эшли замерла. Возле балюстрады веранды стоял Вито. Неестественно тихий и поразительно бледный. Смуглая рука лихорадочно вцепилась в кремовый пиджак, наброшенный на плечи. Белая рубашка расстегнута у ворота. Густые черные волосы — влажные и спутанные. И такие нетипичные для него темные тени под глазами.

Он медленно сглотнул, невероятно напряженный взгляд словно приклеился к ее удивленному лицу.

— Я думал, что ты погибла, — выдохнул он.