"Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну" - читать интересную книгу автора (Кремлёв Сергей)

ГЛАВА 8 Время разбрасывать бомбы, время собирать выручку…

Да, с мировой войной Капиталу нужно было поскорее кончать. Советская Россия явно подавала «дурной пример», попытки контролировать ее не удались, а попытки уничтожить с самого начала оказались очень уж неопределенными по своим конечным результатам.

С одной стороны, возникала опасность «большевизации» Европы, с другой — к середине 1918 года США уже почти обеспечили военное поражение германских конкурентов.

Пока, правда, лишь «почти». Интересен случившийся в ходе войны эпизод, известный лишь со слов компетентного участника. Весной 1918 года немцы опять близко подошли к Парижу. Французскую столицу уже обстреливала дальнобойная (на 100 километров) «Большая Берта», ее бомбили в ночных налетах бомбардировщики, можно сказать, на виду у всей Европы. Менее известным было то, что в Париже за бастовали 400 тысяч рабочих. Союзники были в панике. США тоже. Американские солдаты, только начав свои плавания к Старому Свету, могли ненароком опоздать. И вот тут-то «полковник» Хауз срочно обратился к влиятельному корреспонденту агентства Херста Карлу фон Виганду с поручением.

Виганд был не просто газетчиком — у него имелись серьезные связи, он дружил с кайзером. И теперь его собирались послать с особой миссией в Швецию, а оттуда в рейх для… вы работки предварительных условий сепаратного мира Европы и США с Германией!

Сепаратного — потому что тогда у Германии появлялась возможность возобновить наступление на Восточном фронте на Россию, теперь уже советскую.

Мира — потому что победа США могла рухнуть накануне победы.

Но немцы успехи наступления закрепить не смогли, а Клемансо сумел уговорить рабочих. Необходимость в посредничестве Виганда отпала.

Не войдя в исторические анналы, эта история с несостоявшимся миром не вошла, естественно, и в дневник «полковника» Хауза. Ее со слов Виганда вписал в свой дневник американский посол в Берлине в тридцатых годах Додд.

Профессор Додд в её правдивости сомневался, потому что, мол, нигде о ней не читал. Ещё бы! Это как раз и была та прав да, которая тает и бесследно исчезает в воздухе, как слова важного, но нигде не фиксируемого разговора…

А американцам пришлось, что называется, «пришпорить коней». В мае на военном совете союзников в Версале союзные премьеры: английский Ллойд-Джордж, французский Клемансо и итальянский Орландо составили телеграмму Вильсону: «Положение крайне серьезно. 162 союзные дивизии должны сдерживать напор 200 германских. Без американских подкреплений минимум по 300 тысяч человек ежемесячно на победу надеяться нельзя».

И Дядя Сэм начал посылать в Европу нужное количество голов — сотни тысяч жизней в обмен на сотни миллионов дол ларов. К осени в Европу отправляли уже по 330 тысяч солдат ежемесячно.

Реальное их участие в боевых действиях, к слову, было не таким уж и значительным, что подтверждают данные о людских потерях войск США. Основная их доля пришлась на период с июля по ноябрь 1918 года и составила 34 тысячи солдат и офицеров. Всего же безвозвратные боевые потери США составили около 40 тысяч человек.

Как и всегда, Америка не столько воевала, сколько «давила» психологически. Но давила она, нужно признать, с размахом.

В итоге Германия быстро утратила даже минимальные шансы не то что на победу, но и на более-менее почетный мир. И вот ведь как интересно получается!

Америка сделала всё для того, чтобы Германия внешнюю войну проиграла. Америке был ни к чему рейх, угрожающий вначале оттоптать янки пятки, а потом и показать им спину.

И вот теперь, после того как Штаты почти уничтожили Германию, подрезав германскому Капиталу крылья, Америке же приходилось заботиться о внутренней политической победе этого Капитала над общим врагом — Трудом — и… сохранить при этом германский потенциал европейского противостояния на будущее.

Помощников из Старого Света в этих делах у Штатов хватало. Долларов тоже.

3 октября 1918 года в Германии, еще при кайзере, по указанию Вильсона было образовано «коалиционное» правительство. Глава — аристократ, принц Макс Баденский, но в состав уже вошли «демократы» Шейдеман и Бауэр.

5 октября это правительство обращается к Вильсону с просьбой о перемирии, на что 8 октября следует жесткий ответ. Фактически от немцев требовали капитуляции.

9 октября на заседании кабинета министр иностранных дел задает вопрос генерал-квартирмейстеру Людендорфу: «Может ли фронт продержаться хотя бы три месяца?». Людендорф поправил усы и резко ответил: «Нет!».

Людендорф потребовал перемирия ещё 28 сентября. Но он имел ввиду именно перемирие, а не катастрофическую капитуляцию. Поэтому, когда Макс Баденский снесся с Вильсоном и немцы узнали, что им предлагают форменное самоубийство, гот же Людендорф настоял, чтобы маршал фон Гинденбург обратился к войскам. Седоусый маршал ответил: «Ответ Вильсона требует капитуляции, а потому для нас, солдат, неприемлем».

Армия же продолжала разваливаться. Людендорф 26 октября подал в отставку, а 4 ноября в Киле восстали моряки.

9 ноября рабочие Берлина объявили всеобщую забастовку по призыву «Союза Спартака».

10 ноября Вильгельм навсегда бежал в Голландию. Его личный друг директор «Гамбург Америка линие» Л. Баллин, узнав об этом, покончил жизнь самоубийством.

В Германии нарастал хаос.

В истории конца Первой мировой войны, как и в истории её начала, её хода, есть много мест не то чтобы темных, но скорее своеобразных. Например, чаше всего думают, что левый «Союз Спартака», образовавшийся в конце 1916 года, был так назван по имени античного героя…

Может так, а может и не так. И может быть, все объясняется тем, что кто-то знающий вспомнил об орденском имени основателя мощного франкмасонского ордена иллюминатов Адама Вейсхаупта, потрясавшего Германию в конце XVIII века. Вейсхаупт у иллюминатов был «Спартаком», историк Вестенридер — «Пифагором».

«Вольные братья-каменщики» и люди, к ним близкие, всегда (а в XX веке — особенно) любили двусмысленности. Посему сказать точно, тень какого Спартака чтили в Германии в 1918 году, теперь просто невозможно.

Во всяком случае многое в масонстве в начале ХХ-го века стало смотреться как-то иначе, чем ранее. Так Людендорф — уже после войны — громогласно заявлял, что в военном поражении Германии виновно франкмасонское влияние в армии.

Но в Германской армии оно было скрытым, а вот во французской нелояльности к масонству пресекалась открыто… А что же Россия?

Знаменитая Елена Кускова, жена лидера кадетов Прокоповича и сама видная кадетка, в глубокой эмигрантской старости написала воспоминания, в которых приоткрыла немного завесу таинственности: «Движение это (масонское. — С.К.) было огромно. Везде были свои люди. Князьев и графьев было много. Были и военные — высокого ранга. До сих пор тай на огромна. К Февральской революции ложами была покрыта вся Россия, Здесь, за рубежом, есть много членов этой организации. Но — все молчат. И будут молчать».

Впрочем не будем углубляться в «масонскую» тему. Безусловно, масонство — наиболее очищенная от национального и конкретно государственного интереса форма организации «золотой» мировой элиты. И это — очень серьезный и давний фактор в политической истории мира. Масонство формировалось, вырастало, совершенствовалось и видоизменялось не один и не два века. Однако дело не в фартуках и мистике, а в кошельках и экономических интересах. Интересы Капитала вообще вненациональны, а точнее — наднациональны.

Но в Германии, в силу особенностей ее новейшей истории, капитал имел весьма выраженную национальную окраску.

И вот теперь осенью 1918 года этот национальный (по преимуществу) германский Капитал капитулировал перед Капиталом интернациональным.

А последнему рейхсканцлеру кайзеровской Германии принцу Максу оставалось лишь направить к победителям парламентеров.

Вечером 7 ноября 1918 года автомобиль германской делегации под белым флагом пересек линию фронта. Немцев посади ли в спецпоезд, и утром они уже подходили к штабному вагону маршала Фоша на станции Ретонд в Компьенском лесу. Фош руки им не подал и с отсутствующим видом полюбопытствовал:

— Чего вы хотите, господа?

— Мы хотим получить ваши предложения о перемирии.

— О, у нас, — Фош издевательски развел руками, — у нас нет никаких предложений такого рода. Нам очень нравится продолжать войну.

— Мы считаем иначе. Нам нужны ваши условия прекращения борьбы.

— Ах, так это вы просите о перемирии. Это другое дело.

Компьенское перемирие ещё не было подписано, а его условия уже ориентировали Германию на вражду с новой Росси ей. Статья 12-я предусматривала, что германские войска должны покинуть русскую территорию только тогда, когда «союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий».

Если кому-то было что-то непонятно, то публичные комментарии к «14 пунктам», с которыми Вильсон выступил в Нью-Йорке 27 сентября 1918 года, все объясняли вполне определенно.

6-й пункт из 14, «озвученных» их «автором» еще 8 января, касался России: «Урегулирование всех затрагивающих Россию вопросов, которое обеспечит России самое полное и свободное сотрудничество других наций в предоставлении ей беспрепятственной и ничем не стесненной возможности принять не зависимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики».

О том, как США и «другие нации» «помогали» нам сделать свой свободный выбор в гражданскую войну, можно написать отдельную книгу.

А можно просто сообщить о том, что Вильсон прокомментировал 27 сентября 6-й пункт так: все белогвардейские правительства на территории России должны получить помощь и признание Антанты; Кавказ — это часть проблемы Турецкой империи; Средняя Азия должна стать протекторатом англосаксов; в Сибири должно быть отдельное правительство, а в Великороссии — новое (то есть не советское).

У народов России на эти американские комментарии был взгляд, отличающийся от вильсоновского.

В Германии же 9 ноября установилось правительство, с Вильсоном согласное, под «руководством» правого социал-демократа Эберта. Рано утром 11 ноября условия перемирия бы ли подписаны. В честь такого события в 11 часов в Париже прогремел артиллерийский салют в 101 залп.

А 13 декабря 1918 года в Париж на «мирную» конференцию прибыл из Вашингтона главный «миротворец».

Правда, до того как «умиротворить» Европу и мир, предстояло решить вопрос с Германией. Хотя немцы и не очень-то дружно вели дело к социалистической республике, но «краснела» Германия быстро.

И в начале 1919 года в Берлин со срочным заданием направляются офицеры Его Королевского величества. Облегчало им жизнь только то, что в самой Германии оказалось просто найти желающих помочь. Вчерашние враги объединили усилия, и 15 января 1919 года цель была достигнута: в Берлине зверски убили Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Проблем у Капитала в Германии сразу поубавилось.

Вскоре все и вообще пошло на лад. 6 февраля в Веймаре открылось Национальное учредительное собрание, а 13 (дату опять-таки выбрали такую то ли случайно, то ли намеренно) февраля Шейдеман там же сформировал первое правительство «веймарской коалиции».

Началась бесславная и бездарная история Веймарской республики.

А в Париже 18 января в зале Министерства иностранных дел Франции на Кэ д'Орсэ речью французского президента Пуанкаре открылась Парижская мирная конференция. Француз сразу же выдвинул идею расчленения Германии на ряд мелких государств. Французским патронам Пуанкаре и Клемансо явно хотелось повторить давнюю историю Вестфальского мира 1648 года, завершившего Тридцатилетнюю европейскую войну и закрепившего раздробленность Германии. Конечно, это были пустые мечтания — ни Лондон, ни Вашингтон такой вариант не устраивал.

Зато их устраивало и радовало другое… Посол Англии в Париже лорд Берти записал в своем дневнике: «Нет больше России! Она распалась. Если только нам удастся добиться не зависимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т. е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., то, по мне, остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку».

Заметим, читатель, что английского лорда особенно заботило то, как бы отгородить «санитарным кордоном» Россию не просто от Европы, а именно от Германии. В геополитике этот лорд явно знал толк! Но и Дядя Сэм ему, нужно сказать, не уступал. За океаном тоже хорошо понимали, как Россия потенциально опасна для интернационального Капитала.

Поэтому её и пытались нарезать на куски, как ветчину перед сытным обедом.

Ещё 23 декабря 1917 года Клемансо, Пишон и Фош от Франции, лорды Мильнер и Сесиль от Англии заключили тайную конвенцию о разделе сфер влияния в России: Англии — Кавказ, Кубань, Дон; Франции — Бессарабия, Украина, Крым.

США формально в конвенции не участвовали, хотя фактически держали в руках все нити, особо претендуя на Сибирь и Дальний Восток… Они рассчитывали и на общую гегемонию, и на конкретную добычу.

Географическая карта, подготовленная госдепартаментом США для американской делегации на Парижской конференции, показывала это со всей наглядностью графического документа: Российское государство занимало там лишь Средне русскую возвышенность.

Прибалтика, Белоруссия, Украина, Кавказ, Сибирь и Средняя Азия превращались на «госдеповской» карте в «самостоятельные», «независимые» государства.

Графическая иллюстрация сентябрьских комментариев к январским «мирным» пунктам получалась хоть куда! Иллюстрировала она и еще одно обстоятельство: Америка всерьез стала рассматривать себя как вершительницу судеб мировой цивилизации. Ничем иным нельзя было объяснить то, что она замахивалась на будущее громадной, потенциально первой — первой не в силу внешних захватов, а в силу внутреннего развития — мировой многонациональной державы.

Екатерина Великая называла нашу Родину Вселенной, а психопатичный американец-профессор, поставленный в президенты, намеревался послать (вдумайся, читатель!) в революционную Россию отряды из молодежных христианских ассоциаций «для морального обучения и руководства русским на родом»!

Независимо от реализуемости этих претензий можно было сказать, что в искусственной истории искусственной американской империи началась новая эпоха мирового держимордства.

Пройдут почти семьдесят лет реальной истории, и американский историк Артур Шлесинджер-младший в книге «Циклы американской истории» напишет: «Мы беззаботно применяем выражение „конец невинности“ к тому или иному этапу американской истории. Это вполне благозвучная фраза — в тех случаях, когда за ней не скрывается пагубное заблуждение. Сколько раз нация может потерять свою невинность?»

Вряд ли сам автор понял, насколько точен его вопрос! Соединенные Штаты чуть ли не с колыбели обрели бесстыдство шлюхи, которая способна терять «невинность» раз за разом, поскольку это ей выгодно и необходимо, каждый раз заливая при этом белые ризы американского ханжества вот уж действительно невинной кровью…

Вначале — европейское «пушечное мясо», направленное за океан завоевывать Америке её независимость.

Затем — индейцы…

Еще позднее — чёрные рабы…

Потом — честные американские простые парни, считавшие, что погибают за освобождение этих рабов, а в действительности умиравшие за наращивание капитала, растущего на «целинных», нетронутых соках нового континента. Но все это происходило до поры в пределах самой Америки.

С приходом XX века очередная «потеря невинности» обернулась уже реками крови на другом великом континенте.

Перманентная американская «девственница» окончательно вышла во внешний мир для того, чтобы «терять невинность» всё чаще и заливать уже всю нашу планету все большими потоками невинной, то есть чужой и чуждой Америке крови.

«Мирная» Парижская конференция и должна была закрепить вновь создавшееся мировое положение вещей, закрепить уже достигнутое и подготовить условия для новых «невинных» циклов американской истории.