"Николай Вавилов" - читать интересную книгу автора (Резник Семен Ефимович)Страны Средиземного моря«Теперь мы в Марселе. Море не спокойно. Я чувствую, предстоит нелегкое путешествие. 12 дней и ночей в лучшем случае. Но я не колеблюсь, дорогая. Это необходимо сделать по логике жизни. Это не является удовольствием, дорогая, поверь мне. От поездов, экспрессов и моря (я уже сделал, по крайней мере, 25 000 км) я получил постоянную головную боль»*. Открытка датирована 1927 годом, 5 января. На одной стороне ее — изображение парохода, на котором предстоит плыть Вавилову. Другая разделена пополам: половина для адреса, другая — для текста. Много таких посылал Вавилов, путешествуя по странам Средиземноморья. Адресовал в институт, сотрудникам, друзьям. Но чаще всего жене. И иногда в Москву — сыну. Десять-двенадцать бисерных, неразборчивых строк. Он писал их, как правило, на ходу. Где-нибурь на улице, в поезде, автомобиле. Писал торопливо. Без точек и запятых. С сокращениями. Без банальных вопросов о здоровье. Писал и длинные письма, когда выпадал свободный час. И письма и открытки просил хранить — они заменяли ему дневник. Так почему бы нам не привести одно за другим наиболее интересные письма и открытки? Мы и сделаем это, опуская по возможности латинские названия растений, повторы и второстепенные детали, а также нерасшифрованные фразы, и лишь в самых необходимых случаях давая пояснения. Но сначала короткая предыстория путешествия, которая тоже запечатлена в письмах Н. И. Вавилова. Основная трудность — получение виз в страны Средиземноморья. Особенно в принадлежащие Англии и Франции колонии Вавилов пишет письма, обивает пороги посольств… И вдруг узнает, что из-за вводимого в стране «режима экономии» экспедиция откладывается на неопределенный срок. Он обращается к Н. П Горбунову: «Посылаю Вам краткую Докладную записку, которая, может быть, понадобится Вам при переговорах, как материал, объясняющий, что именно в силу „режима экономии“ необходимо осуществить данную поездку. Я глубоко убежден в полной практической целесообразности этой поездки, которая одобрена несколькими селекционными съездами, Наркомземом, Пленумом и Малым Совнаркомом, не говоря уже о том, что затрачено очень много энергии на то, чтобы осуществить ее, на то, чтобы получить согласие Англии, Франции на разрешение поездки. Внутренняя убежденность в правоте этого дела позволяет просить Вас помочь институту в нем»*. Дело быстро улаживается. Письмо Н. П. Горбунову датировано 4 апреля 1926 года. А уже 16 апреля Вавилов, возобновивший «выколачивание» виз, сообщает Г. С. Зайцеву: «В Сирию, Марокко в визах уже определенно отказано французским правительством. Вообще путешествие в колониальные страны сопряжено с большими трудностями: в метрополию пускают, а колонии остаются недоступными, особенно имеющим советский паспорт»*. 17 мая. М. Г. Попову; «Я добился на днях снятия „вето“ на поездку у нас, но возникли новые неожиданные препятствия, ибо оказалось, что в колонии с советским паспортом не пускают. До сих пор такого случая не было. В Марокко и Сирию нас не пустят, по словам Шевалье,[39] хотя бы все французские ботаники вместе за нас поручились. Французский посол заявил, что самое большое, что он может сделать, дать визу во Францию, но гарантировать въезд в Алжир и Тунис не может и предлагает это дело устраивать в самом Париже»*. 29 мая Вавилов писал в Англию Г. Д. Карпатченко: «Я, наконец, кое-как устроил дела со своей поездкой. Из английских виз я получил 2-недельную визу в Англию, визу в Кипр и Палестину. Отказали в визе в Египет и в Судан. Еду в Лондон, чтобы попытаться получить эти визы. Порасспрашивайте в Мертоне, не могут ли мне помочь в этом деле. Мне до зарезу нужно попасть в Египет и Судан, в последний главным образом, чтобы через него пройти в Абиссинию. В Абис-синию мне попасть нужно до зарезу, ибо там решается ряд проблем пшеничных и ячменных. Так вот, проинтервьюируйте до моего приезда. Я Вам, вероятно, пошлю телеграмму или открытку из Берлина. Выезжаю я из Москвы 31 через Ригу, Берлин, Голландию [в] Лондон без задержек. Числа, следовательно, 5-го буду в Лондоне»*. 11 июня он уже отправил Елене Ивановне письмо из Лондона. «Милая моя, родная Ленушка, сегодня неделя как я тут lt;…gt;. Бегаю по министерствам. Дошел, страшно подумать, до Downing Street, т. е. Министерство Иностр[анных] дел, до лордов. Был у губернаторов. Положение нашего брата трудное. В Египет не пускает Егип[етское] правительство. В Судан посланы бумаги, рекомендации. В Иерусалиме будет ответ, если им удостоят. По правде, милая, надоели эти хлопоты без конца, дипломат я все-таки плохой. Мне, право, надо как никому быть в Средиземье. И это единственный мотив. Помогает книга о Центрах. Без нее нельзя было бы и разговаривать. Дня три еще буду в Лондоне и дальше a Paris. Был в Рединге у Персиваля. Большая новость — Т. persicum[40] Это самое лучшее, что видел. Нас они по картофелю опередили. Хожу по бесконечным dinner'aм, lепсh'ам. Всюду зовут. Собрал уже кое-какой материал по хлебам Абиссинии. lt;…gt; Во всяком случае, уже кое-что приобрел для нас. Пока наш курс верныйlt;…gt;. Нашел интересные карты, книги по Африке. Словом, пытаюсь быть тут не напрасноlt;…gt;. Здесь начинаешь понимать, что то, что мы делаем, не безразлично и для них»*. 12 июня. П. П. Подъяпольскому: «Пробираюсь ко львам, но пока трудно с визами. Львов отгородили визными затруднениями, для нас почти непроходимыми»*. 13 июня. Е. И. Барулиной: «Из-за закрытия по воскресеньям и субботам с часу всех учреждений и магазинов придется пробыть здесь на 2 дня дольше. Впитываю Лондон, но он так велик и богат, что даже воспринять объем его трудно. Вчера, наконец, добрался до библиотек. Чудовищная литература по Востоку. По одному Египту есть целые магазины книг. А сегодня (воскресенье) бегал смотреть Индию (обдумывая поход), Египет. Словом, весь Египет собран в British museumlt;…gt;. Ходил в Kew garden.[41] В культуре до 12 000 линнеевских видов. Альпийск[ие] растения в самом цвету. Сад полон рододендронов»*. 16 июня. «1 час ночи. Я уже в Париже. Сегодня приехал вечером. Был у знакомого агрохимика Бессонова. И завтра начинаю хождения по визным деламlt;…gt;. Париж набит россиянами. Один из них сегодня на пароходе завидовал моему советскому паспорту, к[отор]ый мне не особенно на руку для колоний. Шофер говорил по-русски и читал „Послед[ние] новости“lt;…gt;. Бедствуют россияне здесь! Жизнь здесь раза в 3–4 дешевле лондонской. Большей нелепости трудно представить. Переехал Ла-Манш и за автомобиль платишь в 8 раз дешевле. Собираюсь делать тут в Академии наук доклад о Центрахlt;…gt;. С Лондоном распрощался. Мог бы там еще многое сделать. Не видел гербария. Не видел всей ботанической литературы. Но кое-что сделал. Самое главное, добыл карты для всех интересующих нас районов»*. 21 июня. «Вот, детка, у M-mе Сталь, к[отор]ую я случайно читаю, есть подходящее место. Она много путешествовала — от Франции до России. 100 лет тому назад это была дистанция большая. Вот что она пишет:[42] „Что бы об этом ни говорили, а путешествовать — одно из самых грустных удовольствий жизни. Если вы чувствуете себя хорошо в каком-нибудь иностранном городе, то он становится для вас как бы вторым отечеством; но когда проезжаешь незнакомые страны, слышишь язык, который едва понимаешь, видишь лица, равнодушные к твоему прошлому и будущему, то остаешься в одиночестве, лишенный отдыха и покоя; мало того, поспешность, торопливость, с какою вы стремитесь прибыть туда, где никто вас не ждет, волнение, единственной причиной которого служит любопытство, не внушают вам большого уважения к самому себе, и это до тех пор, пока новые вещи не станут для вас постепенно старыми и не создадут вокруг вас устойчивые интимные связи, ощущения и привычки“ (Коринна или Италия). А если к этому прибавить визные трудности, к[отор]ые поглощают все, то ты поймешь, роднаяlt;…gt; мои настроения. А кроме того, по долгу совести и чести надо изъять весь капитал для нас, в смысле литературы, сортов»*. 22 июня. «Вчера мотался между Blaringhem'ом,[43] телефонами к маркизе Вильморен[44] и директором колониального ин[ститу]та Шевалье. Сегодня назначен в 1 час dejeneur[45] у маркизы Vilmorin, к[отор]ой Ячевский написал письмо. Готовлюсь и чувствую, что экзамен выдержу слабо. Сейчас пойду покупать шляпу, манжеты, запонки. Словом, приводиться в порядок. Пока этим совсем не занимался. Хотя в Англии и завтракал с лордом Lovet (тоже хлопоча о визе в Судан), но то было проще. Лорд оказался просто культурным человеком. Все строится, родная, на ерунде. В один голос твердят все, что если и можно что сделать, то только через Blaringhem'a. У него тесть директор департ[амента] Иностр[анных] дел. Но Blaringhem по моей классификации относится к 20 % сумасшедших, к[отор]ых так много среди нашей братии. И вчера наслышался от него таких вещей, что не знал как бы поскорее убраться. В заключение от него получил замечание, что слишком много печатаю, некогда читать, гораздо лучше все изложить на 2 стр., как просят во Францииlt;…gt;. А потом сюжет почти подошел к тому, что вот долгов Вы, сэры, Франции платить не желаете, а колонии франц[узские] Вас интересуют и на поездки дают деньги.[46] Словом, милая, не знаю, как выбраться из прекрасной Франции и еще более прекрасного Парижа. А вдобавок здесь в связи с падением франка кризис министерства, неделю нет министров, все отказываются. И кто будет министром иностр[анных] дел, от к[отор]ого зависит моя судьба, неизвестно. lt;…gt;Для практики франц[узского] языка начал ходить в театры. Был на „Даме с камелиями“. Все понимаю, но для разговора с маркизами этого очень мало. Вчера был на обеде у археологов, знакомых по Афганистану.[47] Сделали они там мало, хотя и стоило им в 100 раз больше нас»* 22 июня. «Был у маркизы de Vilmorin. Готовился, как никогда. Был званый обед. Директор здешнего И[нститу]та Прикл[адной] Ботаники Шевалье, дети с женами (Вильморен). Пришел раньше времени. Входит леди. Сначала не понравилась. Возраст неопределенный. По детям лет 50–55, но и брови, и волосы, и губы крашеные. Лицо, правда, красивое. „Je suis trés fatiguée.[48] И все такие бестолковые, глупые. Вы этого не находите“. Ну, думаю, ни черта не выйдет. Затем пригласила в свой кабинет. Весь в книгах, картинах. Показала медаль Менделя, ей лично присужденную в Брюнне… Затем обед. Разговор, поднятый Шевалье о происхожд[ении] культ[урных] растений, поставил меня на ноги. Работы они мои знают. На днях подробно излагается моя книга в Revue de Bot. optique. Словом, обед сошел. С порядком блюд справился. Особенно не конфузился. Дальше с Шевалье начался разговор, что со мной делать. Тревожить ли Бриана, Пуанкаре.[49] Ну, думаю, попал. Решили писать начальнику Мин[истерства] Иностранных] дел (ami intime de M-me Vilmorin[50]). Если не выйдет, другим. К моему изумлению, Vilmorin взяла всерьез мои дела. Un grand savant, grand ami de son mari[51] (к[отор]ого я очень мало знал). Письмо Ячевского, очень хорошо написанное, подействовало. В М[инистерст]ве Иностр[анных] дел до начальства меня Тот обещал пустить в ход мое дело. По-видимому, подоспела рекомендация Академии наук (Парижской) и другие, к[отор]ые я выхлопатывал. Что-то будет? Наша миссия вчера раскачалась, и секретарь наконец отправился в М[инистерст]во Иностр[анных] дел. О ужас! Послезавтра снова завтрак с маркизой. И с ней должны на автомобиле ехать в Verierres[52] на посев. К вечеру она помолодела еще лет на 20. И в профиль могла бы сойти за молодую. Но действия ее пока так умны, что, если дело кончится благополучно, ей я буду признателен всю жизнь. Без нее дело не пошло бы и темп событий был бы иной. А теперь побегу в театр. До черта надо овладеть французским. Хотя леди хорошо говорит по-английски, но lt;…gt; изредка переходит. За это путешествие, если попаду в Алжир и Тунис, придется овладеть французским, к[отор]ый у меня был слаб». lt;…gt; Письмо маркизы в М[инистерст]во было не хуже [письма] Ячевского. «Я ручаюсь за Вавилова, как за себя. Он сделал многое для Вильморенов. Исследования его имеют мировое значение. И Франция от них получит не менее других». Дом Вильморенов берет на себя всю ответственность и т. д. Это, право, благородно. И я уже простил маркизе и крашеные губы и парик и весь свой конфуз в непривычных условиях. Судьба поездки в Африку зависит теперь не в меньшей мере от маркизы. Как будто есть надежда на днях получить визы в Сирию, Алжир, Тунис и Марокко, но не в Сомалию. В последнюю дадут визу, когда будет согласие Эфиопского правительства.[53] Вот еще неожиданный №*. 24 июня. «12 ч. д[ня]. Утро весьма печальное. В префектуре (Министерство Внутренних дел) визв Африку не желают давать. В 4 часа опять требуют для опроса. Еще хуже с итальянцами. Виза дана без меня в Москве и переслана в Париж. А здесь говорят, что могут ее дать только для немедленного въезда в Италию из Франции. А не так, как мне надо, с заездом в Грецию и пр. Визы, словом, не дали. Отправляюсь сейчас к маркизе Vilmorin в весьма груст[ном] настроении. Но идти надо. 8 ч. веч[ера]. Милая Ленуша. Не верю пока своим глазам, но тем не менее в кармане визы в Сирию, в Алжир, Тунис и Марокко. Не только я не верю, но и Полпредство. Остается, т[аким] обр[азом], Испания, Египет. Италия, думаю, даст в конце концов, и главное, Абиссиния, Судан и Сомалия. В самом М[инистерст]ве Внутр[енних] дел не верили. Это все дело маркизы.[54] Теперь надо все обдумать. Я уже перестал даже думать о Сирии. Карт даже еще не покупал. Будь бы это на 1?месяца раньше!!!»* Несмотря на подробные описания в приведенных письмах «визитных мытарств», не лишни будут некоторые дополнения. Отношения СССР с Францией были крайне натянутыми. Полпред СССР во Франции Леонид Борисович Красин, вспоминал Вавилов, «расценивал получение виз как дело безнадежное». Но когда Вавилов «в грустном настроении» приехал к госпоже де Вильморен, то прежде всего услыхал: «Мой друг, Вам разрешено ехать туда, куда Вам угодно. Направляйтесь в Министерство иностранных дел, оттуда в префектуру, получайте визы и заходите к нам на прощанье». Оказывается, она все-таки посетила Пуанкаре и Бриана. В префектуре, куда Вавилов явился из министерства иностранных дел для окончательного оформления виз, его встретили с изумлением. «Вы знаете о событиях?» — коротко спросил чиновник и стал звонить в министерство. События, о которых он говорил, были мало приятны для французских колонизаторов. Уже почти год прошел с тех пор, как в Сирии, в горах Хорана, началось восстание друзов, притесняемых колониальной администрацией, а события все развивались. Более того, восстали и рифы в Марокко. Стараясь скрыть от мировой общественности истинное положение в этих странах, французские власти не пускали туда никого из иностранцев. Даже французы могли въехать в эти колонии лишь по специальному разрешению. В этом и было основное препятствие для получения виз Вавиловым. Но указание выдать визы советскому путешественнияу исходило от самого премьер-министра. После часа телефонных переговоров визы были у Вавилова на руках. 1 июля Вавилов писал Елене Ивановне из Марселя: «Эти дни я замотался. Все пытался добыть визу в Египет. Пока ничего не вышло. Сегодня неожиданно решил изменить маршрут. Выяснилось, что в Сирию я все равно опоздал, а в С[еверной] Африке или надо теперь быть, чтобы что-нибудь застать, или вообще не ехать. Есть и еще много соображений. Все обдумав, решил ехать сегодня в Африку и завтра уже буду в Алжире. Там пробуду месяц и оттуда буду делать поездки в Марокко и Тунис. Визы у меня на 1 месяц 10 дней в эти 3 страны. Оттуда поеду в Италию (если удастся устроить с визой) и в Грецию, а оттуда уже в Палестину и Сирию. Но пока трудно сказать точно. Второй день в Марселе. Уже Средиземье, пальмы, чинары. Был на выставке С[еверной] Африки. Весьма убога, но кое-что взял. Париж сам я видел как следует, кроме агроном[ической] части. Пасторианцы очень помогли (Метальников, Вайнберг, И. И. Иванов,[55] он здесь, вернулся из Сенегамбии, куда ездил по обезьяньим делам). Снабдили всякими прививкамиlt;…gt;. Итак, не верится, завтра сбудется мечта 10 лет»*. 3 июля. Е. И. Барулиной. Алжир. «Начал поглощать факты lt;…gt;. Алжир наводнен пришельцами растительного мира, бразильцами, австралийцами. Я еще не очень опоздал. Кое-что можно собрать и из дикарей»*. 9июля Г. С. Зайцеву. «Наконец я в Алжире. Глаза разбегаются. Не справляюсь. Кругом и дикая свекла, и дикий лен, и тьма новых культур. Чтобы сделать все, что надо, надо было бы в 10 раз больше времени и быть нескольким вместе. Что могу, делаю. Во всяком случае, Африкой мы начали овладевать»*. 17 июля. Е. И. Барулиной. Рабат. «Пересек все Марокко, и пустыни, и степи. Проехал на автобусе. Нестерпимая жара. Начинаю глотать хинин, так как не хочу схватить марокканскую лихорадку. В центральном Марокко собрал ценный материал. Наконец, и по Ervum ervilia,[56] льны, интересный горох. Если окажется возможным, буду возвращаться в Алжир аэропланом»*. В эти жедни. Г. С. Зайцеву. «Закончил Марокко. По хлопку набрал литературу. Дело с ним безнадежно lt;…gt;, воды достаточно, во время уборки дожди, а летом сирокко (знойные ветры). И хотя патриоты марокканские пыжатся, а дело не пойдет. Гораздо интереснее с твердой пшеницей. По ней нашел много нового. Как и в Азии, самое интересное таят горы. В горах Высокого Атласа нашел культуру, аналогичную таджикской. Пойдут факты. И чем их больше, тем больше их нужно для обобщений»*. 17 июля, Олегу Вавилову. Рабат. «Милый детка. Я в Марокко и пересек на автобусе (540 верст) все Марокко вдоль Атласских гор. Ехал lЅ дня. Жара в пустыне была градусов до 52 в тени. Губы начали трескаться от жары»*. 18 июля, Е. И. Барулиной. Рабат. «Вчера я получил много новых фактов для центров. Действительно, было бы лучше их писать после Средиземноморья lt;…gt;. Нашел много видов чечевиц. Ничего пока неожиданного»*. 24 июля. Ей же. Рабат. «Ночь. lt;…gt;. На Марокко у меня была виза на 10 дней. Я думал, что оно особенного интереса не представляет, оказалось, наоборот, что ему-то и надо было уделить внимание. Ты поймешь, как пришлось торопиться. Сделал я около 2000 [км] по Марокко исключительно на автомобиле. Помощник мой, попросту служащий банка, франц[узский] буржуа, требующий хорошего обеда, спокойного жития и не имеющий, как все русские офицеры (он бывш[ий]) технич[еских] навыков. В общем все сошло. Многое не доделано. Но ехать сюда стоило. Особенно интересны оказались горы. В горах Высокого Атласа нашел новую группу тверд[ых] пшениц lt;…gt;. Поездка в Африку совершенно отлична от Афганистана. Здесь вся суть [в том, чтобы] в кратчайший срок собрать сведения, всех посетить, осмотр[еть] гербарии, получить офиц[иальные] письма, уделить время обедам, завтракам и мчаться на автомобиле. Благодаря низкому курсу франка свожу концы с концами и пока еще не вышел из бюджета. Каждый день строится по-новому в зависимости от обстоятельств. В Аф[ганиста]не был темп и ритм определенный, здесь вечно варьирующий. Постиг французский этикет и справляюсь с языком. В общем отношение очень хорошее. Я жаловаться не могу. В Марокко спецы сбили меня с толку в маршруте, ибо недооценили гор. Ну, им это простительно. Себе не прощаю. 1 день по Болын[ому] Атласу недопустимо [мало] lt;…gt; Для нас Средиземье совсем неизвестно. Для философии оно нужно не меньше Аф[ганиста]на. lt;..gt; Тороплюсь, не теряю пока дня lt;…gt;. Привезу, будет все благополучно, очень много для И[нститу]та»*. 25 июля. П. П. Подъяпольскому. Рабат. «Закончил с Марокко, завтра на аэроплане возвращаюсь в Алжир, а оттуда в Сахару, в Тунис. До львов не знаю еще, доберусь ли. Виз ни в Египет, ни в Судан, ни в Абиссинию нет…»* 3 августа. Е. И. Барулиной. Bisvas (Sahara). «Приехал в Сахару, в пограничный оазис. Вчера видел замечательные руины Тимгада — алжирскую Помпею. Римский город 3 века у границы Сахары с остатками библиотеки, театра, форума. Ничего подобного раньше не видел. Раскопки поразительны, и для агрономической философии их надо было видеть. А сегодня пойду на опытную станцию и по деревням-оазисам. Пробуду здесь дня 2–2? и lt;…gt; направлюсь в Тунис, где буду 6-го/VIII»*. Со львами Вавилову пришлось встретиться раньше, чем он рассчитывал. Во время одного из полетов над Сахарой у самолета забарахлил мотор. Летчику-французу пришлось посадить машину. Солнце клонилось к горизонту. Понимая, чем грозит ночь в пустыне, Вавилов натаскал побольше хворосту и развел огромный костер. Как только упала ночь, у костра появился лев. Летчик обезумел от страха и решил погасить костер. Никакие доводы не помогали. Чуть не дошло до драки. Утром, как только лев исчез, летчик дрожащими пальцами поковырял в моторе и стал раскручивать пропеллер. Кое-как добрались они до аэродрома… 12 августа. Е.И.Барулиной. На пути изТуниса в Марсель. «Мне не очень повезло. Визу в Италию мне не дали, и, чтобы ехать дальше, приходится возвращаться во Францию lt;…gt;. И это еще лучший выход. Были возможности и худшего. Потеряю 10 дней. С Франц[узской] Африкой я кончил и, по-видимому, удачно. Все видел, высмотрел. Совершенно новых фактов не нашел, но философию Средиземья начинаю понимать lt;…gt;. Поездка в общем была интересна и нужна, и продуктивна lt;…gt;. Отношение агрономов и коллег здесь самое лучшее. Мы на хорошем счету. Идаже работу нашу приводят как доказательство того, что Россию еще рано зачеркивать на планете. Центры происхождения во Франции, Англии и Америке встречены очень хорошо. Harlan[57] пишет: „render the congratulation“,[58] Swingle[59] — „Splendid word“,[60] Beaven[61] — „classical research“.[62] Никто еще не ругал. Но, вероятно, выругают. Это интереснее»*. 13 августа. П. П. Подъяпольскому. С борта парохода. «Закончил часть дел африканских: Алжир, Тунис, Марокко. Видел и кланялся от Вас Сахаре. Она мне очень приглянулась. Не люблю ни моря, ни пустыни. Первого боюсь. А пустыня пуста. Но чудны оазисы финиковых пальм. И от них не хотел уходить. Видел несметное число гордых пальм. По пустыне, как и в Азии, катаются дикие арбузы — колоцинты. А теперь в Азию. Постигаю понемногу философию бытия, т. е. происхождения. Она упирается в Восток. Всем привет»*. 14 августа Е. И. Барулиной. Марсель. «С парохода на пароход. Приехав в Марсель, узнал, что немедленно идет пароход в Грецию Житья моей греческой визе осталось 8 дней. И иного выхода нет, как ехать в Грецию, а там просить о продлении визы. В Греции я никого не знаю. И язык мне чужой. Думаю, пробуду недели две. А оттуда буду пробираться в Сирию и Палестину. Там определится судьба дальнейшего плавания»*. 16 августа. На пути в Грецию. «3-й день из Марселя. По счастью, пароход не качает и можно читать и писать. lt;…gt; В Греции надо собрать сортовой материал и повидать Фессалию и Македонию — два центра культуры хлебов. Надо бы взглянуть и на Крит — там раскопки Эванса[63] — лабиринт Кносса и пр., но еще не знаю, как выйдет. Из Греции в зависимости от пароходов — в Сирию или Палестину и даже, м. б., на Кипр. Знакомств у меня в этих странах нет. Сирия на военном положении, и по опыту боюсь, что не смогу сделать всего, что хотелось бы. В Марокко, Алжире, Тунисе много помогли Trabut, Beuef, Ducallier и Miegi.[64] Форсированно штудирую литературу по Средиземыо. Тут что ни шаг, то история. Финикияне, Карфаген, Эллада, Рим, Алекс[андр] Македонский, этруски, праэллины, Египет. Мне надо немного ото всего, но немного трудно найти. Как видишь, милая, я продвигаюсь быстро, по расписанию, 5 виз — день в день. lt;…gt; Теперь еду в другие страны, где придется наводить экономию, но пока финансовая сторона обстоит благополучно. Самое неприятное — это положение россиянина в пространстве в атмосфере подозрения и наблюдения, и полного бесправия. Когда есть знакомства, как в Алжире, Тунисе — это еще ничего, но без таковых трудно. Ни к какому консулу, ни в посольство обращаться нельзя. В Африке обо мне целое досье бумаг в соответствующих учреждениях. Попробуем все преодолеть lt;…gt;. Получены ли посылки семян из Алжира? Их будет около 80 по 10–12 фунтов. Огромный колосовой материал. Тороплюсь. Испанию и Италию откладываю или в крайности — на обр[атном] пути lt;…gt;. Если не будет качать, буду писать, начну „Средиземноморский очаг земледелия“. Но душно и заниматься трудно»*. 17 августа. Ей же. «На пути в Грецию. По счастью, пароход не качает. Читаю и пишу третий день. Начитался истории. Даже во сне вижу стены Дамаска и переживаю век Перикла. С Авраамом пересекал пустыню Сирийскую. Завтра в Афинах»*. 19 августа. В. Е. Писареву. «Дорогой Викт[ор] Евгр[афович]. Посылаю Вам для сохранения (передайте Шаллерт[65]) пример некоторого внимания к скромному ботанику со стороны здешних россиян. Из него Вы увидите, как надо быть здесь осторожным со всех сторон». Дальше приклеена маленькая вырезка из газеты: «Большевики, забывшие одно время Алжир, снова зашевелились. Появляются какие-то профессора, интересующиеся Марокко и проникающие будто бы с научной целью. Интересно, что эти „ученые“ как-то случайно выкапывают в Алжире неизвестных русской колонии русских проводников из Марокко. Интересно еще и то, что бумаги у этих господ оказываются еще в Париже приведенными в такой порядок, что придраться решительно не к чему». На полях этой вырезки рукою Вавилова помечено: «Руль. 15/VIII». 1 сентября. Е. И. Барулиной. Крит. «Вчера видел вещи замечательные в Кносском дворце, 17–18 век до Р. X., в зерновом хранилище из огромных глиняных чанов масса зерна и в том числе Ervum ervilia,к[отор]ая и теперь возделывается на Крите. Получил ископаем[ые] Er. ervilia. Ее называют здесь „iovi“. Культура критская поразительна. 1900 лет до Р. X. делали турнюры, парики, талии, чудные краски, ванны, канализацию. В ископаемом виде инжир, олива, виноград, ячмень, пшеница. Нынче еду в долину Злаков Крита»*. 7 сентября. Ей же. Кипр. «Самое неприятное в путешествии по греческим странам, что здесь никто не ценит времени.[66] Угощают, пьем без конца кофе. Соображаем, и время бежит. После часу до 4 спят. Утром только в 9 часов, как просыпается люд. Вот и на Кипре день кончается, я потерял его зря. Так же, как в Москве, на 90 % времени убитого, одна десятая дела. Все-таки лучше всего дома»*.[67] 7 сентября. Ей же. Кипр, Ларнака. «Добрался до Кипра после трех дней пути от Крита. Море 2 дня было бурное. Очевидно, никогда к нему не привыкну. Вот и Кипр. Кругом Европа — первоклассные отели, англичане. Правда, вывернули как нигде весь багаж наизнанку. С Кипра, вероятно, к нам нельзя отправлять посылок, придется все тащить с собой. lt;…gt;В общем собираю огромный материал, если он только дойдет до назначения. Очень много дал Крит и Греция. 4 страны исследованы настолько, что, пожалуй, по полевым и огородным растен[иям] взято все. Философия дается огромным материалом. И пока ее не поймал. Много Aegilops, совсем новых lt;…gt;. Хоть и поздно, все же собрал. За неделю-две пребывания в каждой стране пытался взять максимум. Пока благодаря помощи местных ботаников и агрономов, это удавалось. Средиземье, черт его возьми, велико даже при европейском способе передвижения. От Марселя до Сирии — 14 дней пароход. Объевропеилось оно отчаянно. Даже неловко как-то, что И[нститу]т Прикладной] Ботаники на Крите нашел безлигульную пшеницу»*.[68] 17 сентября. Е. И. Барулиной. Бейрут (Сирия). «Сегодня приехал в Сирию. Как и обычно, впуск сопровождался неприятностями. Таскали в полицию, выделили из всех пассажиров, описали с ног до головы все приметы. Сирия меня очень интересует. Не знаю, как удастся к ней подойти. На Кипре, благодаря исключительному содействию Министерства земледелия сделал очень много. Послал огромный материал lt;…gt;. Самое интересное — пшеница с Ervum ervilia, на которой там пришлось констатировать большое разнообразие форм»*. 19 сентября. Ей же. Дамаск. «Вот и в самом старом городе мира. Хотя и с бронированными вагонами, со стражей, удалось проникнуть. Город на краю пустыни, но сам весь в воде. Сады, ручьи. По корану здесь все для рая. Масса бобовых. Ervum ervilia в большом разнообразии»*. 23 сентября. Ей же. Дамаск. «Я опечален, дорогая, но должен написать тебе — я поймал малярию. Будет очень неприятно, если это изменит мои планы. Первые приступы случились, когда я был вблизи провинции Друзов (Ю. Сирия). Французские власти разрешили мне пойти в эту область.[69] Я нашел здесь дикую пшеницу в местах, не указанных в литературе. Теперь я тороплюсь в Бейрут, пойти к врачу. Это очень жаль, т. к. на счету каждый день и я не могу себе позволить болеть»*. 27 сентября. Ей же. Бейрут. «Малярия оказалась „пападанчи“. Три дня сплошной простой, а дальше недели починки. Солдат в армии после нее пускают на шесть недель в отпуск. Починка идет быстро, и через 2 дня думаю от нее избавиться. Вот хуже с визами. Полоса отказов. Спроси, пожалуйста, сколько посылок пришло из Африки»*. 28 сентября. Ей же. Ливан. «Полдня писал письма в Египет. Целых 6 длиннейших посланий. Надежды, в сущности, нет. Но делал все, что зависит от себя. Сегодня и вчера превратился в упаковщика 30 посылок. Лихорадка пока оставила»*. 30 сентября. Ей же. Алеппо. «Вот у северных пределов Сирии. Суть дела я понял и, к моему невежеству, должен сообщить, что Сирия ничего особенного не представляет. Это охвостья культур и решительно всех. Есть любопытные дикари, начиная с Tr. dicoсcoides,[70] но они пропастью отделены от культур. Я, пожалуй, даже не использую нескольких дней в Сирии, ибо для дикой флоры поздно, с культурной ясность»*. 3 октября. Ей же. Алеппо. «Кончаю Сирию. Числа 8–9 буду в Палестине, в Иерусалиме. По чечевице и Ег. ervilia (керсанке) здесь материал большой и, по-видимому, интересный. И та и другая культура здесь большого значения, особенно Er. ervilia. Из всех бобовых на 1-м месте формы среднего размера. Малярия оставила»*. 4 октября. Ей же. Триполи, Сирия. «Еду сегодня в Латтаки, оттуда в Бейрут. Отправка посылок, выездные приятности обычного порядка. Попытаюсь последний раз получить итальянскую визу. Написал 1/2 дюжины писем в Египет. Надежд у меня по-прежнему нет, так как египетских ученых не знаю, да их, вероятно, и не. Вечер. Вернулся со сломанным автомобилем (1330 верст все-таки сделал). Завтра утром в горы на Ливан, взглянуть на вымирающий кедр ливанский, может быть, найти кое-что из дикарей и в Бейрут собираться восвояси. Сделал уже более 1500 верст на автомобиле по Сирии. Носятся „форды“ тут как бешеные — 60–70 верст в час»*. В тот же день П. П. Подъяпольскому. «Дорогому Петру Павловичу привет из пустынь сирийских, от кедров ливанских, от гор Гермонских. Видел воочию дикую пшеницу около гор. Но пекла творения в Сирии не нашел, надо искать. Направляюсь к Иерусалиму, а оттуда в сторону черных — Судан»*. 8 октября. Е. И. Барулиной. «Ночь в Иерусалиме. Добрался благополучно. И даже на этот раз на границе не учинили обычного издевательства. Виза на 3 месяца (в Марокко на 10 дней, в Сирию на 3 недели). После Сирии, где была форменная слежка, чувствую себя хотя и последнего разряда ситуайенном.[71] Завтра на почту. Собираюсь быть тут 3 недели. В газете „Дни“ вычитал о получении премии.[72] Сама по себе она меня не интересует. Все равно пролетарии. Но за внимание тронут. Будем стараться»*. 20 октября. Ей же. Газа. «Редкий вечер. Я имею час, когда имею возможность писать письма. На краю пустыни Синайской, около Египта, сто пятьдесят верст и в Египте. Завтра утром слетаю к границе взглянуть на оазисы с финиковыми пальмами — пустыню Синайскую, а затем в Хоброн, в Иерусалим, а оттуда к морю Мертвому, к папирусам, в Заиорданье, к Triticum dicoccoides. А дальше на север: Назарет, Галилея, Самария, предгорья Гермонских гор, долина Израиля. И последнее прости Азии. В Палестине интересно, много сделано людьми. И по клочку земли пытаюсь понять все Средиземье. Географически многое стало яснее. И если бы когда-либо смог видеть С.-В. Африку, концепция географии видообразования, пожалуй, была бы фиксирована. lt;…gt;Ко мне отнеслись хорошо, и не успеваю всех повидать, всем сделать визиты, все видеть. Для нас здесь необходимо учредить филиал, и, вероятно, фактически я это и сделаю. Мне даже самому как-то не верится, что меня не пускают в Африку. В Египет пошло с десяток рекомендаций от банкиров, ученых, арабов. Но факт остается глупым фактом. Может быть, через год я получу даже приглашение посетить Египет, а пока отказывают даже в транзите. Через две недели надо читать лекцию в Иерусалимском университете (на англ[ийском]) и в Тель-Авиве (около Яффы). Из Палестины выеду, вероятно, около 10/XI, т. е. пробуду в ней всего месяц. В голове у меня мысль, как бы тебя выписать в Италию. Мы могли бы по ней бродить вместе с тобой, родная. Запроси на всякий случай визу в Италию. Я напишу В[иктору] Евг[рафовичу] [Писареву], и ты к нему зайди. Финансы — все, что у тебя есть и остатки моих жалований, да и займи. С премией вывернемся. И я пока никакого стеснения не имею. В[иктор] Е[вграфович] даст тебе отпуск-командировку без содержания. Для этого не надо и подписи Горбунова. 2 месяца или 1? мес[яца] отпуск ты можешь взять, тем более что придется в самом деле помочь мне. В Италии много надо сделать lt;…gt;. Визу проси для работы в ботанических лабораториях и гербариях и по семейным делам. Есть шансы, что не дадут, но, м. б., и дадут. В этой стране все возможно. Если паче чаяния меня впустят в Египет, я, конечно, туда поеду, но, во всяком случае, возвращаюсь через Италию. И ты готовь визу и если получишь ее, мне телеграфируйlt;…gt;. Ну вот и новая авантюра. lt;…gt;Средиземье пока не дало фактов первой важности, но мелких фактов много, и в сумме они нужны для философии. Факты I разряда, очевидно, в Абиссинии и горном Судане»*. 3 ноября. Ей же. Иерусалим. «Мотаюсь по Палестине. Кончил попутно еще страну, о существовании которой только здесь узнал — Заиордания, около Аравии. Собрал много dicoccoides. В общем, что надо, делаю. Еще 2 недели здесь и в Рим. Окончательно и в третий раз, несмотря на хлопоты банкиров, журналистов, мне в визах отказано.[73] Побаиваюсь и за Италию. Пиши, во всяком случае, в Рим»*. 5 ноября. Ей же. «Уже сделал по Палестине тысячи 2 верст. В ней нагоняю Сирию, да и вообще она интересна. Засяду через неделю дня на 2–3 в библиотеку за талмуд, надо извлечь из него все с.-х. — ое. В Италию рассчитываю выехать числа 20—22-го. Египет грубо наотрез отказал, несмотря на 10 поручительств и вмешательство банкиров. Визы итальянской еще не получил, но вероятность получения имеется»*. Через несколько дней. Ей же. Тель-Авив. «Здесь теперь мне не стало житья после лекции. И надо удирать. Всем есть какие-то дела. Всем надо знать мнение проф. Вавилова. Из скромного туриста, никому не известного, тут меня сделали известным. 3 номера газет посвящены изложению наших работ. С.-х. журнал „Hassadch“ печатает статью в 20 стр. о моей персоне. Мне это совсем не нужно и только мешает. Народ здесь хороший, но в нем есть долька стремления эксплуатировать. Эта особенность не всегда приятна для объекта воздействия. Сегодня последний день ответа из Каира о визе. Думаю, ничего не выйдет. И иду брать билет на 26-е в Неаполь. Читал я, кажется, удачно. Вместо английского языка вдруг выяснилось, что 90 % понимает русский (аудитория 120 человек). А по-русски дело не трудное и не стеснительное lt;…gt;. Единственный плюс известности: я начал получать очень хорошие презенты, нам нужные. Много изданий. Вот принесли 14 сортов миндаля, 40 сортов клещевины, делают фотографии etc. Словом, и я эксплуатирую, кто кого больше — в этом вопрос»*. 12 ноября. Ей же. Тель-Авив. «Собираюсь уезжать из Палестины. Пойду через два дня брать итальянскую визу. Если паче чаяния не дадут, lt;…gt; поеду в Константинополь. Предполагаемые события — отъезд в Италию 26/XI и прибытие туда 3–2/XII Раньше нет, к сожалению, пароходов. В Египте и Судане бесповоротно отказано. Абиссиния отпадает. Вчера получил пачку бумаг из Каира с надписью. Директор Бюро разрешает. Минист[ерство] Ин. Дел не намерено рассматривать более моих заявлений»*. 17 ноября Ей же. Иерусалим. «Визу в Италию мне дают. Почему-то требуют сначала взять билет на пароход, ну, да все это обычная история. 26/XI со скверным пароходом, который будет трепать 6–7 дней, еду в Неаполь, оттуда прямо в Рим, чтобы заручиться рекомендациями. А дальше думаю (в зависимости от срока визы, итальянцы по этой части готовят, вероятно, сокращение ее до минимума) надо объехать всю страну»*. 20 ноября. Ей же. Иерусалим. «Только что прибыл из длительной поездки обратно в Иерусалим. Послал уже 55 посылок из Палестины. Очень вероятно, что около 100–200 разновидностей (форм) чечевиц. Они очень интересныlt;…gt;. 23–24 последний ответ из Египта. Мой вопрос поставлен перед парламентом 2-мя членами египетского парламента. Тем не менее никаких надежд»*. 26 ноября. Палестина. Сыну Олегу. «Сегодня, детка, еду на пароходе „Милано“ в Италию. Неаполь, оттуда в Рим. Пиши мне теперь в Рим, только не на машинке, а от руки. Маму поздравь с ангелом»*. 26 ноября. Е. И. Барулиной На пути в Италию. «Вот снова на море, от Азии к Европе. Ждал до последнего дня, не пустят ли в Египетlt;…gt;. 2 декабря должен быть в Неаполе, если погода будет благоприятствовать. Медленно путешествовать по морю. Пароход заходит во все гавани. Завтра будем у берегов Египта, у Нила. Но нет права даже сойти на берег. Затем Кандия на Крите. Пока море тихое, я могу писать, читать. За последние два дня недосыпал. Написал статью по просьбе, о характере организации научно-исследовательской работы в Палестине, в благодарность за содействие. Отослал еще посылки (до 70), книги. Были банкеты, вчера даже пришлось надеть черную паруlt;…gt;. Буду учить дорогой итальянский. Он легкий. Давно не читал книг на нем, но справлюсь. В Италии буду не меньше месяца. Виза мне дана без ограничения срока. План жизни таков. Приезжаю в Рим. Попытаюсь ускорить дело с твоей визой. 27/XI. Александрия. Вот и Египет. Хотя я поехал первым классом, надеясь на большую льготу, но на берег меня не выпустили. Пароход стоит 28 часов. Можно бы повидать Нил, деревни, даже пирамиды. Начал штудировать Абиссинию и обдумывать вероят[ность] прямого проникновения через Эритрею. Он [этот путь] не удобен, так как, войдя в Эритрею, можно не получить визы в Абиссинию. Вся трагедия в том, что эта страна не имеет нигде представительств, а сама окружена 5-ю странами, для к[отор]ых Soviet passport,[74] как волчий билет. Отказываться от проникновения в Абиссинию очень досадно, ибо другого случая надо ждать годы, да и он не очень вероятен. Ну, словом, попытаюсь. Отказ Египта глуп и туп, но за Судан мне досадно. Там английское начальство, а у англичан есть достаточно сведений обо мне, чтобы отнестись по-иному. Попасть же в Абиссинию прямо необходимо, так как Средиземноморский центр оказался для хлебных злаков весьма сомнительным. И по интуиции да и по обрывкам фактов чувствую, что там решится многое»*. 29 ноября. Ей же. «Бесконечно медленно плывет „Milano“ к Италии. После трех дней спокойного мирного жития началась буря; к вечеру кончилась, и я снова жив и пишу тебе. Только через три дня будем в Неаполе. Читаю, пишу, но меньше, чем надо. Обдумываю стратегию ближайших месяцев, лет. Мы взялись за слишком большое дело. Оно было бы не так сложно в иных условиях. В пять лет можно бы общую мировую схему полевых и огородных культур подытожить и перейти к филогенетике по-новому. А нынче вся проблема, которая поставлена верно (в этом я не сомневаюсь), упирается в такой туристический парадокс, как Египет, куда ездят лечиться, на прогулки. Кто в Вашингтоне может поверить, что трудно поехать в Египет и достать оттуда три сотни образцов? Я сам, родная, еще не могу усвоить, что при всех знакомствах и в Египте и в Англии не удалось туда попасть. Пришел ли материал по чечевицам из Крита, Кипра, Сирии, Палестины? Меня очень интересует, что ты найдешь. По этому будем расшифровывать и другие сюжеты»*. 1 декабря.[75] «Плохо переношу море. Езда по морю для меня пытка. Второй день качает. Не могу заниматься, с трудом читаю. Сегодня вечером в Мессине. Из-за англ[ийской] забастовки угольщиков пароход идет на плохом угле раза в lЅ медленнее. Завтра к вечеру все же доплетемся до Неаполя, а 3-го буду в Риме. Прочитал Сталь „Италия или Коринна“. Посылаю тебе. Хоть книжонке и 100 лет, но читать можно. Подытоживаю Средиземье. Еще рано. Но в общем поездка была удачная. Собран огромный материал. И кое-что сделано для философии. Все еще мало, так далеко до овладения миром, а овладеть им надо. Это задача жизни. И больше этого сделать некому»*. 11 декабря. Ей же. Рим. «Я писал, что с визой взялись устроить в Полпредстве, заявив, что они это могут. И думаю, что через дня 3–4 дело уладится и числа 15/ХП виза телеграфно тебе будет послана. И, т[аким]) обр[азом], к рождеству ты будешь в Риме. Мой адрес постоянный, отель Londra недалеко от Полпредства (Via gaиta, 3)»*. 18 декабря. Болонья. «Брожу по Болонскому университету. Занимаюсь генетикой. Здесь работал Мальпиги (первый анатом растений), Гальвани. Словом, наука университетская пошла из Болоньи. Самый старый университет в мире»*. 23 декабря. Ей же. Ночь. «Ну, милая, родная Леночка, события развертываются. В кармане у меня виза во Францию и во Франц[узскую] Сомалию, только транзит н[ая], но и с ними я дерзаю ехать. Такова воля судеб. Мой план жизни таков. Числа до 2-го—3/1 в Риме и вообще в Италии и затем еду во Францию в Марсель, откуда на пароходе 5 или 6/1 в Порт-Саид и в Красное море, оттуда в Джибути (Фр. Сомалия). И там буду хлопотать о визе в Абиссинию, почти у самой Эфиопии. Не выйдет, буду пытаться попасть хотя бы в Эритрею. Если бы не проклятое море, я написал бы дорогой предварительный отчет по памяти, выучил бы итальянский язык, к[отор]ый мне нужен для досмотра Италии, для Эритреи. Итак, беру маршрут на Абиссинию. Я беру и без того крайний срок. 1-й пароход идет 31/XII. Но буду ждать тебя. Мой план таков. Февраль, март в Абиссинии, в апреле в Италии. 2 недели на нее и на 3 недели в Испанию. 24/XII. 27/XII я надеюсь достать для тебя разрешение. 28/XII, скажем, ты получишь визу. 29/XII выедешь из Москвы 1/1—2/1 в Риме. 3/1 выезжаем вместе по пути во Францию через Ривьеру. Если не выйдет в этой глупой формалистике, которой засорена жизнь, ты на меня не сердись. Бери паспорт, и увидимся весной в Италии. Если ты получишь визу поздно, то лучше отложи поездку (визы не бери, чтобы она не пропала, а проси ее задержать)»*. 26 декабря. Ей же. Рим. «Милая, я как на иголках. Надо ехать в Марсель через 5 дней, а в сущности и через 3 дня. Надо не опоздать, и то уже запоздал. Боюсь, что до весны не увижу тебя. Я здорово замотался, и сотни писем из Ленинграда меня доконали. Пис[арев] все же не справляется и не может войти во все углы и немного грубоват. Сложна механика управления. Пишу без конца письма, директивы. lt;…gt; Рима я и Италии не видел и не увижу. Увидим с тобой. Видел глав[ный] генетич[еский] инст[итут]. Кое-что хорошее, но много нехорошего 1-й раз в жизни меня не приняли в Инст[итуте] генетики (Pieti — Рим). Это нелепо, но так. lt;…gt; На Испанию начинаю надеяться. Завожу ботанич[еские] связи. Кое-кого нашел».* 27 декабря. Ночь. «Мне грустно было посылать тебе сегодня телеграмму: „delay your departure for spring“.[76] Но иного нельзя было. Виза, вероятно, получится 28–29/XII, не раньше (это в лучшем случае), выехать ты могла [бы] в лучшем случае 1/1, а 5-го из Марселя отходит пароход в Джибути (1 раз в месяц). Все это безбожно глупо. Визу могли дать одинаково и месяц тому назад. Но терпи, казак, атаманом будешь. Я столько навидался всего, что принял и это как должное. Сегодня день хождения по мукам, визиты министрам, консулам. Банк не переводит из Италии денег за границу, надо специальное разрешение. От Института генетики получил сегодня, через неделю, замечательный ответ: „Директор нездоров, ассистенты все разъехались на праздник“. Все претерпим. lt;…gt;В? апреля съезд международный по пшенице в Риме. Я дал согласие быть и сделать доклад „Мировые центры ген пшеницы“. Когда выеду из Абиссинии или Эритреи, телеграфирую тебе, чтобы ты ехала в Рим. Посевы произведут без тебя. С тобой осматриваем Италию (Венецию, Флоренцию, Неаполь, Помпею, Палермо и самый Рим, я не был даже в Ватикане). Затем, если пустят, на 3–2 недели в Испанию, и после этого „ныне отпущаеши раба твоего“»*. 29 декабря. Ей же. Милан. «Видел сегодня хоть мельком Леонардо да Винчи „Тайная вечеря“, кладбище — музей скульптуры, и чудный Миланский собор. Из собора не хотел уходить. Камень превращен в кружево»*. Итак, несмотря на огромное желание встретиться с Еленой Ивановной, Вавилов, не дождавшись ее, уезжает во Францию и оттуда в Эфиопию. Лишь в мае, на обратном пути из Эфиопии, он встретится с Еленой Ивановной в Италии и тогда-то изучит страну. В ноябре 1927 года он снова приедет в Италию — на Международный съезд по сельскому хозяйству. И опять в Ленинград полетят открытки и письма. Мы позволим себе, нарушая хронологию, привести их здесь. 11 ноября 1927 года. Е. И. Барулиной. Рим. «Совет кончается. Доклад делал. Удачно. Импрессию произвел. Но в наших делах Баур и Фрувирт не больно уже понимают. Думаю еще слетать в Неаполь и конец. До свидания»*. 12 ноября. Рим. Ночь. «Только что вернулся из Неаполя, из Помпеи. Снова осмотрел музей и подробно раскопки. На этот раз они оставили еще большее впечатление. Нам тогда не все показали, хотя ты все же видела больше меня. Город (Помпея) изумителен. Вся жизнь с ее темным началом и тем же концом. Булочные, пекарни, мельницы, аптеки, лечебницы, лавки с прилавками, храмы, суд, дом банкира, жилище поэта. А инструментарий архитектора, хирурга! А краски! Милая Ленуша, я рад, что ты все это видела. Это все поразительно, да еще на фоне Везувия. И в то же время грустно. Мы движемся хуже черепах. Кто же превзойдет их в мозаике, скульптуре, замысле? Словом, детка, ходил нынче, удрав со скучного съезда на день, и по совести хотел засесть и описать Помпею. Как жили 2000 лет тому назад. Право, это так легко. lt;…gt; Когда-нибудь напишу. Заметила ли ты самовары в музее? Даже и они были тогда. Извечен цикл жития»*. 13 ноября. «Я пишу тебе, дорогая, из собора св. Петра. Снова св. Елена, монументы пап. Камень, трансформированный в чудо. Как он огромен и прекрасен! Я люблю этот собор за его величие»*. 15 ноября. «Спасаюсь в Ассисе, в монастыре. Надо написать несколько мелочей. В Риме трудно. А здесь тихое и мирное житие в горах Умбрии. Напишу — уеду в Милан, а оттуда через Мюнхен, Берлин в Москву»*. Но вернемся к концу 1926 — началу 1927 года. |
||
|