"Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат" - читать интересную книгу автора (Зенькович Николай Александрович)

Первый срок

В 1953 году он получил первый срок — восемь лет. Официальная версия, которая тогда не была обнародована, — превышение власти, злоупотребления.

Вероятнее всего, считает С. П. Красиков, Василий был подвергнут аресту на основании решения особого совещания КГБ СССР. Л. П. Берия, после смерти И. В. Сталина завладевший многими личными документами вождя, среди которых, вероятно, имелись досье на членов Политбюро и на самого Л. П. Берию, опасался, что Василий мог об этом знать и в запальчивости проговориться.

Юрист А. Сухомлинов разыскал бывшего сотрудника Владимирской тюрьмы А. С. Малинина и записал его рассказ о пребывании там Василия Сталина.

— Его привезли поздно ночью, я тогда был на дежурстве, — вспоминал А. С. Малинин. — Одет он был в летную кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что он будет числиться по тюремному делу как «Васильев Василий Павлович». Это было согласовано с Москвой… Через месяц его перевели в третий корпус на третий этаж, в угловую камеру. Там он и отбывал весь срок — до осени 1959 года, когда его опять увезли в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете. В тюрьме работать нельзя (только сидеть!), но для него, по его просьбе, сделали исключение и разрешили работать в нашей слесарной мастерской, так он инструменты из Москвы выписывал — чемоданами… Ничего плохого про него сказать не могу. Вел себя спокойно, корректно, и мы относились к нему так же. Помню, вызывает меня начальник тюрьмы: «У твоей жены сегодня день рождения, возьми и передай поздравления». Дают мне корзину, а в ней 35 алых роз. Я сначала не понял, с чего это такая забота о моей жене. А потом выяснилось: 24 марта Василию исполнилось в тюрьме 35 лет, ему передали корзину цветов, а он в камеру их нести отказался. «Завянут быстро, — говорит, — без света. Отдайте кому-нибудь из женщин». Жена моя до сих пор этот букет забыть не может. Таких цветов ей в жизни никто никогда не дарил…

А. Сухомлинов ставит кардинальные вопросы: взял бы Берия на себя ответственность в одиночку казнить сына вождя, слезы по которому у народа еще не просохли? Нет. Хрущев? Он пока находился в тени и пришел к власти только на июльском Пленуме ЦК. Молотов, Булганин, Ворошилов самостоятельно ничего не решали. Оставался Маленков. Эти два месяца он был первым человеком в государстве. Кстати, именно ему докладывал министр внутренних дел С. Круглов о ходе следствия по делу Василия Сталина. Так что своими нарами на Лубянке Василий, скорее всего, обязан товарищу Маленкову, которого И. В. Сталин уважал и любил больше других.

Арест 29 апреля 1953 года санкционировал Генеральный прокурор СССР Сафонов, а утвердил лично Берия. Постановление подписано начальником следственной части по особо важным делам генерал-лейтенантом Влодзимирским (это он потом выбивал показания и сам их редактировал), согласовано с замминистра внутренних дел СССР Кобуловым. 23 декабря 1953 года Берия, Кобулов, Влодзимирский были расстреляны, в том числе и за «злоупотребление властью и фальсификацию следственных материалов», Сафонов снят с должности.

«Чем же мешал далекий от политики Василий?» — спрашивает А. Сухомлинов.

Как известно, расправы над членами семей всегда были нашей славной традицией. Таким образом новая власть утверждала свою силу, показывала народу, что возврата к плохому старому не будет.

Сын «отца народов» мешал, причем всем. Он был потенциальный наследник культа личности, а значит, как бельмо в глазу. По всем законам жанра его нужно было если не стереть в порошок, то хотя бы держать под надзором, да с таким ярлыком, чтобы каждому было ясно — там ему, гаду, и место! Поэтому когда через два месяца главой государства стал Хрущев, он сразу дал понять, что ему вмешиваться в это дело «не с руки», не он же его арестовывал, значит, и спрос не с него.

Кроме А. Сухомлинова, никто не высказывает своего предположения, кто мог быть инициатором заключения Василия в тюрьму. Даже С. И. Аллилуева. Правда, у нее есть косвенный намек, что этого добивались освобожденные после смерти Сталина из заключения крупные авиационные начальники, к аресту и осуждению которых был причастен Василий.

— Началось следствие, — вспоминает Светлана Иосифовна. — Всплыли аферы, растраты, использование служебного положения и власти сверх всякой меры. Выплыли случаи рукоприкладства при исполнении служебных обязанностей. Обнаружились интриги на весьма высоком уровне, в результате которых кто попал в тюрьму, а кто погиб… Вернули маршала авиации А. А. Новикова, попавшего в тюрьму с легкой руки Василия… Теперь все были против него. Теперь уж его никто не защищал, только подливали масла в огонь… На него «показывали» все — от его же адъютантов до начальников штаба, до самого министра обороны и генералов, с которыми он не ладил… Накопилось столько обвинений, что хватило бы на десятерых обвиняемых…

А. Сухомлинов, проведший гигантскую работу по установлению истины, выяснил, что для «успешного» расследования «дела Василия Сталина» следователь Следственного управления МГБ полковник Мотовский арестовал двух заместителей В. Сталина — генералов Теренченко и Василькевича, начальника АХО Касабиева, адъютантов Капелькина, Степаняна, Полянского, Дагаева, старика-шофера Февралева, который вместе с Гилем возил В. И. Ленина. Около года их держали под стражей, потом освободили, получив нужные показания.

Для того чтобы расследовать инкриминируемые Василию обвинения, опытному следователю нужно не более недели. Допросить Сталина, Февралева и адъютантов, приобщить пленку с подслушанным разговором и получить характеристику. Постановление ЦИК СССР о порядке расследования дел этой категории от 1 декабря 1934 года устанавливало 10 суток. Дело Василия Сталина расследовалось около двух с половиной лет. Пока следователи скрупулезно разбирались в тонкостях служебной деятельности авиационного генерала, он содержался под стражей. Интересно, что после сдачи должности командующего ВВС МВО С. Красовскому прошел почти год. Акт о приеме-передаче должности подписан Главкомом ВВС, все службы штаба ВВС МВО представили письменные акты о том, что у них полный ажур и никаких претензий к бывшему командующему нет.

И вот год спустя оказалось, что претензии есть, и все на грани уголовщины. Следствие вела следственная часть по особо важным делам МГБ. Создали специальную комиссию МО СССР, члены которой, не зная толком, что от них требовалось, «устанавливали» все подряд, а это «все подряд» потом автоматически переехало в обвинительное заключение и в приговор. Отказываться бессмысленно.

Лично его, признается А. Сухомлинов, сильно насторожила литературная обработка показаний Василия, как и то, что «до аэродрома в Кубинке 30 км» (так записано в протоколе его допроса), хотя каждый солдат ВВС МВО знает, что до Кубинки 70 километров, а сам он командовал не округом, а ВВС округа, и спутать это не мог.

Военная коллегия дала ему восемь лет тюрьмы. Он не мог поверить. Он писал в правительство письма полные отчаяния, с признанием всех обвинений, и даже с угрозами. Василий забывал, что он уже ничто и никто…

В марте 1955 года из Владимирской тюрьмы арестованного перевезли на лечение в Центральный госпиталь МВД СССР и поместили в терапевтическое отделение. У посаженного в клетку сокола открылась язва желудка. Ему выделили отдельную маленькую палату и поручили проводить лечение заведующей госпиталем Л. С. Сметаниной.

По памяти Василий Иосифович набрал телефонный номер футболиста Г. И. Джелавы.

Они встретились, расцеловались. Джелава потом вспоминал, что он впервые увидел на его глазах слезы, хотя он не переносил плачущих мужчин. Сказал, что ему очень плохо. Нет, со здоровьем все в порядке. Зачем его перевели в госпиталь, он сам не знает. Считает, что все еще находится в заключении. Надо было выпить за встречу, да ничего нет, он теперь сам себе не принадлежит. Джелава достал из портфеля бутылку доброго грузинского вина. Он опять прослезился.

Его третья жена Капитолина Георгиевна Васильева, по ее словам, бывала во Владимире еженедельно, часто вместе с Надей. Чтобы провести с Василием воскресенье, приходилось выезжать из Москвы в субботу вечером.

Начальство свиданиям не препятствовало, напротив, предоставляло для встреч специальную комнату. Такой вот семейный уик-энд с икоркой и, чего греха таить, рюмкой водки за колючей проволокой. В Москве Василия Сталина уже не боялись, но в провинциальном городе Владимире имя самого скандального зэка Союза по-прежнему вызывало трепет.

О причинах перевода Василия в госпиталь поведала Светлана. Оказывается, над ним просто сжалились. Зимой 1954–1955 годов он болел, и его решили немного подлечить. Из тюремного госпиталя его должны были отправить в больницу, потом — в санаторий «Барвиха», а затем уже домой на дачу. Светлане сказал об этом Н. С. Хрущев, вызвавший ее к себе в декабре 1954 года. Он искал решения, как вернуть Василия к нормальной жизни.

Но все вышло иначе. В госпитале его стали навещать старые дружки — спортсмены, футболисты, тренеры. Приехали какие-то грузины, привезли бутылки. Он опять сошел с рельсов. Забыв про обещания, снова шумел, снова угрожал, требовал невозможного… В результате из госпиталя он попал не домой, а назад, во Владимирскую тюрьму. Приговор Военной коллегии оставили в силе.

Во Владимир Светлана ездила навещать его вместе с его третьей женой Капитолиной Васильевой, от всего сердца пытавшейся помочь ему.

Этого мучительного свидания Светлана, по ее словам, не забудет никогда. Они встретились в кабинете у начальника тюрьмы. На стене висел — еще с прежних времен — огромный портрет их отца. Под портретом сидел за своим письменным столом начальник, а они, брат с сестрой, — перед ним, на диване. Они разговаривали, а начальник временами бросал на них украдкой взгляд. В голове его туго что-то ворочалось, и, должно быть, он пытался осмыслить: что же это происходит?

Начальник был маленького роста, белобрысый, в стоптанных и латаных валенках. Кабинет его был темным и унылым. Перед ним сидели две столичные дамы в дорогих шубах и Василий… Начальник мучился, на лице его отражалось умственное усилие…

Василий требовал от сестры с Капитолиной ходить, звонить, говорить, где только возможно о нем, вызволять его отсюда любой ценой. Он был в отчаянии и не скрывал этого. Он метался, ища, кого бы попросить? Кому бы написать? Он писал письма всем членам правительства, вспоминал общие встречи, обещал, уверял, что он все понял, что он будет другим…

Капитолина, мужественная, сильная духом женщина, говорила ему: не пиши никуда, потерпи, недолго осталось, веди себя достойно. Он набросился на нее: «Я тебя прошу о помощи, а ты мне советуешь молчать!»

Потом он говорил с сестрой, называл имена лиц, к которым, как он полагал, можно обратиться. «Но ведь ты же сам можешь писать кому угодно! — говорила Светлана. — Ведь твое собственное слово куда важнее, чем то, что я буду говорить».

После этого он прислал еще несколько писем с просьбой писать, просить, убеждать… Была у него даже идея связаться с китайцами. «Они мне помогут!» — говорил он не без основания… Сестра с Капитолиной, конечно, никуда не ходили и не писали… Светлана, по ее словам, знала (ой ли?), что Хрущев сам стремился помочь ему.

Между тем за стенами Владимирского централа, где отбывал наказание секретный узник, прокатывались бурные события. Произошел самый первый раскол среди заговорщиков, отправивших на тот свет своего лидера. Раскол закончился новым заговором, который был направлен против Берии. Его внезапно, из-за угла, арестовали.

Но Василия никто не освобождал. Значит, не Берия был виноват в его изоляции. Иначе бы выпустили. На него тогда навесили кучу обвинений, и какие-то, очевидно, были небезосновательными. Но, очевидно, главное было в другом. Уже во время похорон отца Василий публично бросил обвинения членам Политбюро, что они приложили руку к его смерти.

В приговоре ему инкриминировали строительство различного рода спортивных сооружений, в том числе спортивного центра ВВС, бассейна на территории Центрального аэродрома, на которые были израсходованы крупные денежные средства.

А. Сухомлинов провел юридическую экспертизу судебного приговора и пришел к однозначному выводу — приговор явно был кем-то заказан и преследовал цель избавиться от нежелательного свидетеля.

В обязанности командира, доказывает А. Сухомлинов, согласно Уставу внутренней службы ВС СССР, занятие строительством не входило и не входит сейчас. Этим должны заниматься строительные организации и их структуры согласно смете. Контроль за расходом финансов, выделенных для этих целей, ведет финансовая служба. Она и должна следить за правильностью финансирования любого строительства, для чего есть соответствующие специалисты. Обо всех случаях финансовых нарушений финслужба должна докладывать по команде. Ежегодно проводятся ревизии финансово-хозяйственной деятельности вышестоящим органом. В данном случае — финслужбой округа, Главного штаба ВВС и ЦФУ.

В приговоре сказано: «В. И. Сталин занялся комплектованием при ВВС МВО спортивных команд. Им были созданы команды: конно-спортивная, конькобежно-велосипедная, баскетбольная, гимнастическая, плавания, водного поло. Спортсмены переманивались из других команд, им незаконно присваивались офицерские звания… Премиальный фонд В. И. Сталин расходовал для награждения спортсменов. Им было премировано 307 спортсменов и только 55 человек летно-технического состава.

Из 227 квартир, полученных ВВС МВО, спортсменам предоставлено более 60 квартир. На обеспечение спортсменов летно-техническим обмундированием израсходовано 700 тыс. рублей. Предоставление таких привилегий спортсменам не вызывалось деловыми соображениями».

А. Сухомлинов легко доказал несостоятельность этих обвинений. Во-первых, спортсменами ВВС (спортивный клуб армии ВВС создан и его штат разработан директивой Генерального штаба) в течение 1948–1952 годов установлено: 92 рекорда вооруженных сил, 60 рекордов СССР, подготовлено 30 чемпионов СССР.

В составе олимпийской сборной СССР 1952 года было 14 спортсменов ВВС, в том числе футболисты В. Бобров, К. Крижевский и другие.

Во-вторых, правом присвоения офицерских званий командующий ВВС округа не был наделен.

В-третьих, предоставление квартир и премирование в армии производятся на основании решений соответствующих комиссий, коллегиально.

В-четвертых, по данным Центрального спортивного клуба армии, например, за 1997 год, в крытом 50-метровом бассейне ЦСКА (это его «строил» Василий Сталин) регулярно занимаются плаванием 1650 детей в составе детской спортшколы и 150 пятиборцев, а также офицеры и генералы центрального аппарата МО РФ и ветераны Вооруженных Сил СССР.

Невооруженным глазом видно, что на В. Сталина «навешивали всех собак». Причем никакого следствия не было, чувствуется безграмотная работа «объединенной комиссии» с партийным уклоном во главе со следователем КГБ. Фигурируют в деле и «отделка служебной дачи», и «использование инвентарной мебели», и «добровольное подписание офицерами фиктивных ведомостей для получения денежных сумм». (Таким способом собирали деньги на похороны хоккейной команды ВВС.) И даже «доставка на дачу саженцев из Мичуринска»…

В обвинении записано, что на дачу возили ему фураж, которым адъютанты кормили двух лошадей, теленка, кур, семь индюков и двадцать голубей. Общая сумма этого «великого ущерба», нанесенного боевым генералом и, между прочим, сыном вождя, не указана. Иск не предъявлялся.

Опись арестованного имущества — 76 пунктов. Самое ценное — коллекция ружей, в основном подаренных отцом, шашек, подаренных К. Е. Ворошиловым, седло — подарок С. М. Буденного. Больше ничего интересного нет: настольные часы, охотничьи сапоги, ремни, фотоаппарат, киноаппарат, две байдарки, два велосипеда, два мотоцикла (подарок И. В. Сталина), автомашина «паккард».

В 1946–1947 годах Василий был командиром корпуса в Германии. Одна его дивизия стояла в Гроссенхайне, в 30 минутах езды от Дрезденской картинной галереи. Другой полк стоял под Потсдамом. Это резиденция прусских королей. Да при желании он мог столько культурных ценностей вывезти, что «друг Гельмут» по сю пору искал бы формы обмена…

Андрей Сухомлинов — заслуженный юрист России. Вот его мнение по прочтении приговора: он не выдерживает критики. Доказательства не приводятся, юридическая аргументация выводов суда отсутствует, ссылок на нормативные акты нет, квалификация не мотивирована. В приговоре не решен вопрос о возмещении ущерба: если считать, что он был, то нужно было заявлять гражданский иск. Далее, никто не может объяснить, почему Василий отбывал наказание в тюрьме, хотя по приговору он должен был находиться в исправительно-трудовом лагере. Кто хоть чуть-чуть знаком с этим вопросом, знает, что «крытая» тюрьма и лагерь — это большая разница. День тюрьмы идет за три дня лагеря.

Нет сомнений, что опасного свидетеля решили просто упрятать подальше от глаз.