ПУТЬ К СЕБЕ

Хорошо бы понять, как устроен мир, прочитав умную книжку. К сожалению, в соответствии с принципом трансцендентализма, это невозможно. Человек — «медленное» существо, и от знания чего-либо до внезапного понимания: «Так оно и есть!» — может пройти много времени. Человек — «долгое» существо, пробирающееся сквозь заросли чужих представлений к неведомой цели (счастью?), чтобы обнаружить в конце пути — если повезет, — что это был путь к себе. И что любой путь — это путь к себе. И что до себя можно и не дойти.

Этапы процесса понимания самого себя, преодоления ситуации «упрямой и приводящей в замешательство слепоты» описывает в своем «прустовском» цикле Мамардашвили. Основа цикла — анализ романа Пруста «В поисках утраченного времени». Он составил две книги — «Лекции о Прусте» и «Психологическую топологию пути».

«Лекции о Прусте» Мамардашвили посвятил женщине, которую любил и которую не видел к тому времени около 20 лет. «Те, кто знал его в те годы, говорят, что до встречи с Зельмой это был совершенно другой человек. Она сделала из него то, чем он стал. Она придала ему форму», — рассказывала Елена Немировская, жена Юрия Сенокосова. Может быть. По крайней мере, она «организовала» ему встречу с реальностью. «В 1970 году она решила с семьей эмигрировать в Израиль. Попросила Эрика Неизвестного сказать об этом Мерабу, когда она уже уедет. Эрик пришел к Мерабу домой и сказал. Мераб как сидел за столом, так, ничего не сказав, и остался сидеть. Эрик через какое-то время ушел. Потом через несколько часов спохватился, вернулся. Мераб сидит в том же положении, как он его оставил. Так он просидел несколько дней, ни с кем не общаясь».

Тема реальности и не желающей с ней считаться «упрямой слепоты» — стержень не только прустовского цикла: «…Могу признаться, что одним из моих переживаний (из-за которых я, может быть, и стал заниматься философией) было именно это переживание — совершенно непонятной, приводящей меня в растерянность слепоты людей пред тем, что есть» («Психологическая топология пути»).

Ситуацию слепоты Мамардашвили называет «ситуацией стеклянных перегородок»: мы живем, как рыбы, в аквариуме, но стенок его не замечаем. Мы пытаемся жить в мире, которого на самом деле не существует, мире, «который устроен так, в котором я знаю, что будет, или я ожидаю, что если я сделаю то-то, то будет то-то и то-то». В мире ожиданий. Но реальность — всегда другая, и действует не по законам наших желаний. Если мы пытаемся ее не замечать, она врывается в жизнь подобно руке, вынимающей рыбу из воды.

Есть законы слепоты и есть законы прозрения. Для того чтобы восстановить реальность, породить истину, необходимо собрать вместе разрозненные части информации, найти их смысл. Это делается силой формы, говорит Мамардашвили, созданием порождающей конструкции, которую условно можно назвать текстом. Таким текстом, например, может быть роман: «…В действительности написание литературного текста не есть занятие, отдельное от жизни: само построение какой-то условной, воображаемой конструкции впервые придает логику тому, что ты раздельно видел в своей жизни». То есть текст — это не то, что читают, а то, чем читают, — искусственный орган, увеличивающий разрешающую способность зрения. Орган искусства.

Значит, необходимо создать текст (своего рода ящик резонанса), выявить форму бесформенного, и тогда части действительности встанут на свои места. Но это не просто ящик, в котором мы расположили «вынутые» воспоминания по какой-то линии. Это зеркало, поставленное перед жизненным путем, по отражениям в котором этот путь исправляется: различные впечатления резонируют между собой, «перекликаются» — выявляют упакованный в них смысл. Это работа с прошлым, с памятью — перепросмотр жизни.

Просматривая свою жизнь, мы обнаруживаем, что абсолютные пространство и время есть только представления, химеры. Некоторые части нашего актуального сознания действуют так, как будто находятся в собственных «пространство-временах», а какие-то события, происходившие с интервалом в годы, в нашем сознании сливаются в одно.

Следовательно, «фактическая последовательность приводимых в резонанс состояний не имеет значения. Мы от нее не зависим».

Нужно пытаться разгадать, какие символические фигуры складываются из наших впечатлений, — и они заговорят. Тогда конечное человеческое существо становится способным вырваться из-под власти сумбурного ряда эмпирических событий и перейти в вертикальное измерение времени — взглянуть на мир со стороны бесконечности. Это стремление и делает человека человеком.

К проблеме произведения искусства (текста) как порождающей человека формы Мамардашвили возвращается в своем последнем лекционном курсе — «Эстетике мышления».

Форма — это не что-то абсолютно идеальное, но и не полностью материальное: это то, что позволяет размазанным, неясно ощущаемым, неартикулируемым движениям мысли воплотиться — обрести плоть. «Чем Христос отличается от Антихриста?» — спрашивает Мамардашвили. Тем, что Антихрист абсолютно идеален. Он — отрицание того, что совершенство может воплотиться в конкретной форме, то есть в живой плоти. Бесконечные мечты об идеальном, никогда не воплощаемые в реальность, — болезнь культуры, в том числе и русской.

В жизни всевозможные «высокие идеалы» приходится претворять в конечной форме, ведь и сам человек не бессмертен, он — конечная форма. И, может быть, смысл человеческой жизни — увидеть сквозь хаос дурной бесконечности другие, вне человека существующие формы и понять их значение.

Форма для Мамардашвили — это не что-то статичное, это ритм, динамическая пульсация, точка, где перекрещиваются свобода и необходимость.

Свобода — потому что почувствовать, воспринять этот ритм можно только в точке личного мужества, в которой отбрасываются все заранее навязанные представления («волна-пилот», ни впереди, ни позади которой ничего нет); а это — личностный акт, и его никто не может заставить совершить, как «нельзя заставить подумать».

Необходимость — потому что вибрации этой формы создают из «размазанного» во времени человеческого существа человека символического, «полного», «собранного» вот этой формой.

Увидеть за, казалось бы, случайно происходящими событиями какую-то форму (закон) — значит, извлечь опыт из пережитого. Мамардашвили вводит принцип телескопа: нужно пытаться видеть то, что видишь, как элемент формы или закона. Но мы видим только то, что ожидаем увидеть, а значит, для того, чтобы что-то пережить в эмпирическом смысле, необходимо понимать, что происходит. Логический круг.

Как же увидеть структуру за теми фактами, которые повторяются в нашей жизни? Ведь невозможно охватить взглядом целое, пока оно не завершено, пройти все точки пути, уходящего в бесконечность. Значит, должна быть форма актуализации того, что не поддается прохождению, — считает Мамардашвили, — форма извлечения осмысленного опыта, с помощью которой можно знать что-то истинно, не зная всего.

Символ и является одной из таких форм: он абсолютно тотален, то есть полностью изменяет восприятие действительности, позволяя увидеть за хаосом не связанных между собой элементов структуру реальности.

Процедура воздействия на нас символической реальности проста: в поле символа человек входит через впечатления. Те впечатления, которые тревожат, заставляют снова и снова к себе возвращаться, потому что несут какую-то скрытую информацию о нас, являются загадкой, ответ на которую находится «не здесь». Любое впечатление воспринимается как событие, смысл которого остается для человека тайной. Иногда разгадывать эту тайну приходится в течение всей жизни.

В общем-то, не имеет значения, понимает человек или нет, какие символы формируют его жизнь. Но если ему интересно, он вполне способен это понять: в соответствии с принципом голограммы, вся информация у него есть. Его мыслительный аппарат должен только расшифровать, какой символ скрывается за тем или иным впечатлением, и извлечь опыт, то есть выявить манифестируемую символом структуру жизни.

Реального времени для этого может быть недостаточно: какие-то важные для понимания структуры жизни впечатления могут просто не успеть появиться. Значит, время каким-то образом нужно сделать более насыщенным, плотным. Уплотнением времени занимается, например, искусство.

«Искусство — это создание конструкций, способных генерировать в нас какие-то состояния, выводящие за рамки горизонта возможного, и только через эти структуры мы способны увидеть реальность, закрытую экраном кажущейся жизни и нашей психологии». В пространстве романа мы проживаем множество жизней, каждая из которых — «невозможная возможность». Таким образом мы «добираем» необходимые впечатления — и через художественное произведение человек начинает понимать самого себя.