"Малыш с Большой протоки" - читать интересную книгу автора (Линьков Лев Александрович)НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРАСлучилось то, чего Ермолай никак не ожидал: призывная комиссия взяла да и забраковала его. «Вы, товарищ Серов, в армии служить не будете», — объявили и поставили в воинском билете штамп «Снят с учёта». И всё из-за того, что у него на левой ноге нет большого пальца — отморожен большой палец. — Ну, куда тебя зачислили? — встретили в коридоре друзья. — Меня во флот взяли! — с гордостью сказал Антон Курочкин. — А нас с Алёхой — в авиацию! — похвастал Серёга Варламов. — Отсрочку дали… До будущей весны, — на ходу сочинил Ермолай: не хватило духу сразу признаться в беде. Он нарочно замешкался в сенях и вышел из военкомата, когда колхозные брички уже тронулись в обратный путь и только одна осталась у коновязи. Моросил дождь. Красные ленты, вплетённые в гриву лошади, намокли, потемнели. В бричке, накрывшись брезентом, покуривал отец. «И зачем он со мной поехал!» — с тоской подумал Ермолай, как будто что-то могло измениться оттого, узнает отец всё сейчас или чуть позже… Небо обложило унылыми тучами. Даже не верилось, что утром, когда по-праздничному разукрашенные брички выехали из Ивановки в райцентр на призывной пункт, ярко светило солнце. Ермолай не спеша отвязал Зорьку, не спеша взобрался в бричку, уселся рядом с отцом. — У тебя что — язык отнялся? Куда определили? — нетерпеливо спросил Степан Федотович. — Шах и мат объявили. Отец в недоумении вскинул брови: — Это как же понять? — Забраковали… Пальца на ноге нет… Отец резко сбросил с плеч брезент, ударил вожжами по мокрому крупу лошади. — Но! Заспалась, губошлёпая! Ехали молча. Дорога раскисла, и Зорька не торопилась догонять остальных. — Что за врачи-то там были? — нарушил молчание Степан Федотович. — Небось молокососы? Не дождавшись ответа, он повернул вдруг обратно. — К полковнику Суслову поедем. — А чем он поможет? — горько усмехнулся Ермолай. — У врачей свой закон. — Помалкивай! — прикрикнул отец. К Суслову так к Суслову. Лишь бы не попасть засветло в Ивановку — засмеют парни и девчата: «Бракованный!» Мать, конечно, обрадуется — ей бы только не уезжал сын из дому. Так мечтал попасть на флот или в пограничники— и на тебе! Особенно хотелось ему на границу. Сколько книг было прочитано о пограничниках: о герое Андрее Коробицине, который один вступил в бой с четырьмя диверсантами и не пропустил их в наш тыл; о знаменитом на весь Советский Союз проводнике розыскной собаки Никите Карацупе, задержавшем сто сорок нарушителей; о героях моряках с пограничного катера «Смелый»… Ивановка находилась неподалёку от приграничного городка, и пограничники были в селе частыми гостями. Они так увлекательно рассказывали о своей службе, что Ермолай спал и видел себя на заставе, в наряде на границе, полной таинственных неожиданностей и опасностей. Ермолай никогда бы там не струсил. Разве не он вместе со взрослыми, вместе с отцом ходил с облавой на волков? Разве не он прошлой зимой уложил с одного выстрела медведя-шатуна, повадившегося на колхозную ферму? И вот все мечты рухнули… — Тяжёлый случай, — выслушав Степана Федотовича, сказал начальник пограничного отряда полковник Суслов. — Действительно вроде шаха и мата. — Какое там — тяжёлый! — разгорячился старший Серов. — С придиркой доктора. Не гляди, что Ермолай ростом не вышел. Зимой на лесозаготовках полторы нормы вырабатывал, а летом на поле и по две давал. — Знаем мы твоего наследника, знаем! С удовольствием бы взяли к себе, да прав нам таких не дано. Наклонясь, полковник что-то тихо сказал отцу. — А поможет? — усомнился Степан Федотович. — Трудно сказать, — ответил полковник, взглянув на невысокого коренастого Ермолая. — Ты действительно к нам так уж хочешь? Ермолай не успел и слова вымолвить. — Хочет?! Чего его спрашивать! — распалился отец. — Мыслимо ли, чтобы такой здоровый парень, да ещё комсомолец, в армии не служил! Лётчик Маресьев без обоих ног летал, фашистов колотил… — Тогда война была, — перебил полковник. — И что ты, собственно говоря, кричишь на меня, Степан Федотович? Призывная комиссия мне не подчинена, а своё мнение я тебе высказал. Вот вам перо, бумага, и действуйте… По совету полковника Суслова, Ермолай с отцом написали в Москву письмо с просьбой разрешить зачислить Ермолая в пограничные войска. Минула неделя, за ней вторая, месяц прошёл, а ответа на письмо всё не было и не было. — Что ж ты думаешь: в Москве об одном тебе забота? Там и без тебя дел хватает, — успокаивал Степан Федотович не столько сына, сколько самого себя. В конце ноября — кругом уж было белым-бело — бригада Степана Федотовича собралась на лесозаготовки в то самое урочище, где с год назад, угодив в подснежный ручей, Ермолай отморозил злосчастный палец. Выезд назначили с рассветом, а накануне, под вечер, к избе Серовых нежданно-негаданно подкатил крытый пикап. — Собирайся, Ермолай Степанович! — входя в горницу, улыбнулся знакомый пограничник сержант Ивлев. — Москва уважила твою просьбу! — Да как же это вы так сразу, не предупредивши? — разволновалась мать. — Я и не приготовила ничего Ермоше. — Успеете приготовить, Марфа Васильевна, — успокоил сержант. — Сейчас мы в город за продовольствием, а за Ермолаем поутру заскочим. Звонили, звонили по телефону в ваш сельсовет, да ничего не получилось — видно, обрыв на линии. Пурга. — Какие ещё такие особые приготовления! — нахмурился Степан Федотович. — Не за тысячу вёрст ехать, без подорожников Ермолай обойдётся. А Ермолай даже растерялся от неожиданности, не знал, что и сказать. Не на день ведь и не на два уедешь из дому… |
||
|