ПОВЕСТЬ О БРОНЗОВОМ ВЕКЕ

Полуденная гроза все спутала и переменила. Недавно еще искрившееся под солнцем озеро, приютившее на своем берегу лагерь экспедиции, потемнело и подернулось рябью, обступивший его бор зашумел, а из-за вершин растревоженных сосен, вмиг накрыв собою поляну, выполз кран огромной косматой тучи. Выцветший купол вместительной армейской палатки с закатанными под самый верх брезентовыми стенками, где за длинными обеденными столами собрался уже почти весь отряд, сначала захлопал, как бы приноравливаясь к силам надвигающейся бури, а затем, разом наполнившись ветром, превратился из обычного тента в тугой парус. Гром ударил, казалось, над самым лагерем, и лесное эхо разнесло его по всей округе. И сразу же на грубую ткань шатра обрушились не капли, а тяжелые струи воды, заставляя смельчаков выбираться наружу и под шквалом воды и ветра расправлять свернутые в рулоны пологи палатки.

Опустившаяся завеса из быстро намокшего брезента сделала шум дождя глуше. Иначе в наступившей темноте стали восприниматься и частые раскаты грома. Теперь они вполне могли показаться отзвуками разыгравшейся в поднебесье битвы, где на полном скаку сшибались быстроходные колесницы, а в мареве дыма и поднятой копытами разгоряченных коней пыли огнем сверкали бронзовые клинки.

Долото и кинжал эпохи бронзы (Андреевское озеро, дер. Мыс).

Несколько таких клинков уже подарил нам Чистолебяжский могильник, раскопки которого вел отряд. В небольшой березовой роще неподалеку от лагеря, среди душистого разнотравья, чудом уцелев от распашки, сохранилось более 75 курганов эпохи бронзы. Настоящий некрополь — город мертвых. Впервые увидев его несколько лет тому назад из кабины экспедиционного автомобиля, пробиравшегося пустынной лесной дорогой вдоль берега Тобола, я понял, что лучшего объекта для раскопок трудно и пожелать, тем более что о бронзовом веке предтаежного Притоболья было известно в те годы не так уж и много. И поэтому уже в который раз я приезжал сюда, уверенный в интересных находках и гостеприимстве старых знакомых — лесного озера и напоенного ароматом хвои соснового бора.

Однако сегодня стихия нарушила все планы. О возвращении на раскоп нечего было и думать. Ливень отрезал нам дорогу даже к собственным палаткам. Оставалось только пережидать его здесь, в огромном и темном шатре. И мысли сами собою вернулись к тому сюрпризу, который утром преподнес нам первый из исследованных в этом году курганов.

Если бы не отсутствие костей погребенного и не два перевернутых вверх дном сосуда, стоявших один под другим в самом центре небольшой ямы, ее вполне можно было принять за одну из детских могил, которых в некрополе насчитывалось немало. Да и обычными глиняными горшками они могли показаться только на первый взгляд. Вместо типичных для посуды этого могильника треугольников, меандров и других геометрических узоров, наносившихся на сырую глину ребром тонкой пластинки или заостренным резцом, оба они по всей боковой поверхности были украшены оттисками лопаточки, двигавшейся вокруг сосуда с ритмическим нажимом на еще не высохшее тесто. Племена алакульской культуры, которым принадлежал могильник, никогда таких сосудов не делали. Может быть, к исследованному кургану обнаруженная яма вообще не имела отношения и была выкопана на этом месте задолго до его сооружения? Нет, уж слишком хорошо вписывалась она в круг из восьми обнаруженных на подкурганной площадке захоронений с классической андроновской посудой. Из рук каких же гончаров бронзового века вышли эти странные сосуды и как в нарушение всех обычаев оказались в жертвеннике на кладбище иноплеменников?

Разглядывая их, уже очищенные от земли и заботливо обметенные мягкими кисточками, я неожиданно вспомнил, при каких обстоятельствах мне однажды уже довелось держать в руках подобную керамику.