"Двое на одном велосипеде" - читать интересную книгу автора (Мошковский Анатолий Иванович)

Глава 14. Эдька, Крылышкин и другие

Когда они возвращались домой, Вася наконец рассказал Саньке о человеке-факеле. Санька полдороги молчал, думал о чём-то, крепко сжимал своей жаркой пятернёй Васину руку, когда приходилось прыгать через рытвины, и потом, у ворот посёлка, сказал:

— А есть ли теперь такие? — И сам же ответил: — Должны быть, хоть и нет войны…

Уже у своей калитки он похвалил Васю:

— А ты к месту вспомнил, что мой дед хорошо играет на скрипке, очень к месту, хоть я и терпеть не могу его… Жаль мне его. Старый он, много прожил, а как мало понимает в жизни… Ну пока! — Санька пропал в темноте.

Вася не совсем понял, почему Санька похвалил его: просто неприятно стало, что все ругают Санькиного деда, вот и пискнул. Однако сейчас некогда было разбираться во всем этом. Как бы дома не влетело: Вася никогда не возвращался так поздно. Хорошо хоть, ещё не уехала мама — с ней ничего не страшно, она всё поймёт.

Так и случилось.

Все уже готовы были ринуться на поиски, но мама просила подождать. Бабушки подавленно молчали на терраске, а мама увела его в комнату, и Вася честно рассказал ей, где был.

Мама не ругала его, а попросила больше так поздно не возвращаться и поинтересовалась, правда ли, что вчера Санька избил Бориса. Вася сказал, что это враньё, никого Санька не избивал, а если и стукнул Бориса и тот шлёпнулся в пруд — так за дело. И в свою очередь спросил у мамы, кто это разносит по посёлку такую ложь.

— Люди, — расплывчато ответила мама, а Вася почему-то был уверен, что этим добрым словом она незаслуженно назвала Эдьку. — Я не против вашей дружбы с ним, — сказала напоследок мама, — но имей свою голову. Саня бывает слишком горячим и несдержанным и может сделать плохое, не желая этого. И если ты будешь всё время только с ним, у меня будет неспокойно на сердце…

Вася в душе был согласен с мамой: что правда, то правда, и, чтобы успокоить её, сказал:

— Ну что ты, мама! Я не буду всё время только с ним.

Вася твёрдо решил весь завтрашний день, последний день маминого отпуска, не уходить с участка, не покидать её. Это оказалось не так-то просто — уж очень тянуло к Саньке. Как никогда. И этот неожиданный взрыв «Пирата» в пику Эдьке, и отчаянный удар в защиту Крылышкина, и посещение лагеря студентов, и жар их гудящего костра — всё это так врезалось в Васину душу, что продолжалось и во сне и стояло перед ним вот сейчас, днём. Он давно знал, какой он, Санька, да, оказывается, знал не всё…

«Странно устроена жизнь, — думал Вася, — все к кому-то тянутся и совсем по разным причинам: он — к Саньке, чтобы научиться храбрости, умению всё делать и не унывать; Крылышкин — к нему, Васе, чтобы иметь защитника и тоже кое-чему поучиться… А Эдька тянется к нему по совсем иной причине — чтобы оторвать от Саньки с Крылышкиным и подчинить себе… Никогда ему это не удастся!»

Чтобы бабушки не особенно дулись на него за вчерашнее, да и просто так, чтобы размяться, Вася с утра поливал гряды: держал в руке прозрачную пластмассовую трубку на конце шланга, и вода медленно растекалась меж кустиков недавно окопанной картошки, с трудом просачивалась сквозь тяжёлую почву. Потом Вася вызвался поколоть дрова.

Бабушки при маме помалкивали, одобрительно кивали во время обеда, когда Вася быстро проглотил полтарелки вермишели и в три глотка разделался с котлетой.

Что вот будет без мамы? Две бабушки — вроде бы и хорошо: столько любви обрушивается на него, но, с другой стороны, и не очень хорошо: сразу четыре зорких, любящих глаза будут приглядывать за ним, сразу два голоса будут уговаривать его не делать одно и делать другое…

Вечером Вася с маминой мамой, бабушкой Надеждой, провожали маму до бетонки, и было очень грустно и щипало глаза.

— Ну, Васенька, через неделю увидимся… — Мама поцеловала его в щёку, в макушку с густыми вихрами золотистых, выгоревших на солнце волос и пошла по бетонке к платформе.

Мама шла и всё время оборачивалась — гораздо чаще, чем папа, — и махала Васе и бабушке Надежде рукой. Потом её фигура стала совсем маленькой, но мама всё ещё продолжала оборачиваться и махать.

— Ну пошли, что ли, — Вася дёрнул бабушку Надежду за локоть, и они зашагали к посёлку.

— Ничего, скоро мама приедет, — сказала бабушка, однако Вася не поднял даже головы. С ресниц его сорвалась и упала на горячий асфальт бетонки нечаянная слеза.

У калитки, ведущей к Мутному пруду, лениво стоял Борис, толстоплечий и презрительный. Он хмуро поздоровался с бабушкой Надеждой, а на Васю даже не поглядел.

Через несколько шагов бабушка оставила Васю — исчезла в калитке Сомовых.

Когда Вася вернулся на участок, там его уже поджидал незваный гость — Эдька. Он сидел у крылечка возле врытого ножками в землю стола и приветливо посверкивал своими живыми глазами.

— Проводили маму? Не горюй, нам с тобой скучно не будет! Знаешь, что я задумал построить? Этому губастому и не снилось такое!

— Не знаю и знать не хочу!

Вася пошёл в дом. Но укрыться от Эдьки ему не удалось. Он дёрнул дверь, проник на терраску и при этом не переставал трещать:

— Неужели тебе не интересно узнать, что я задумал? Я удивляюсь твоему равнодушию! Ты таким не был раньше… От кого научился?

— От кого надо, от того и научился!

Вася надеялся, что хоть теперь Эдька отстанет от него, однако, видно, Вася плохо знал Эдьку: он и не думал отставать. Был лишь один выход избавиться от него.

— Надо цветы полить. — Вася зевнул и потянулся. — Не хочешь помочь мне?

— Вообще-то можно… — чуть замялся Эдька. — Помочь — это всегда хорошо, но у меня сейчас есть одно сверхсрочное дельце, кончу — прибегу… Вот увидишь!

— Ну-ну, только поскорей! Не начну поливать без тебя.

— Можешь начинать, — совсем растерялся Эдька, не ждавший такого поворота, — а я обязательно постараюсь прийти…

Он быстро ушёл, а Вася, хотя раньше и не думал об этом, принялся поливать из шланга цветы, кусты смородины и крыжовника: нажал у колодца чёрную кнопку, и мотор напряжённо и радостно застучал…

Вода обрызгивала ему ноги, шорты, клокотала, размывая тяжёлые комья земли, весело разливалась под растениями. Она лихо смывала и относила жучков, мушек и Муравьёв, деловито бегущих по своим муравьиным делам, и на какое-то время Вася забыл о маме и о Саньке, который сейчас бегает где-то.

— Да хватит тебе, Васенька, отдохни! — сказала бабка Федосья, ползавшая на коленках у кустов чёрной смородины. — Уморился поди, успеешь ещё…

— Верно говорит Федосья, — поддержала сестру бабушка Надежда. — Да вот к тебе и гости, встречай…

Вася обернулся и увидел сестёр Сомовых: впереди шла Оля, за ней, как нитка за иголкой, — Валя; они почти всегда ходили парой, словно боялись, что если будут ходить порознь, на них нападёт бешеная собака или они заблудятся. Конечно же, боялась этого не самонадеянная Оля, а её младшая сестрёнка.

— Добрый вечер, Вася! — пропела она. — Мы решили построить скворечник, но ничего у нас не клеится… Помоги нам, пожалуйста!

Оля молчала и, поблескивая прозрачными глазами, с интересом поглядывала на Васю: как он к этому отнесётся?

Вася любил, когда его просили помочь что-нибудь смастерить: это очень приятно, когда тебя считают мастером! И так захотелось ему крикнуть что-нибудь вроде: «С удовольствием, девчонки, помогу вам! Идите! Вот кончу поливать и прибегу!» Но Вася не крикнул так, потому что знал: с девчонками надо быть сдержанными, и он довольно равнодушно сказал:

— А что не клеится-то у вас?

И продолжал поливать.

Бабушка Надежда кинула на Васю осуждающий взгляд и взяла у него шланг. Вася неторопливо отряхнул с рук воду, вытер их для важности о шорты, подошёл к девчонкам, спросил, есть ли у них нужный инструмент и гвозди, и только после этого пошёл с ними.

По дороге он вдруг подумал: а где Крылышкин? Как он себя чувствует после той драки? Вот, наверно, перепугался!.. Досталось бедняге.

Вася шёл по улочке, разговаривая с сёстрами, и не знал, что Санька видит его (тот медленно брёл от ворот) и, конечно же, Вася не мог знать и того, что когда он вошёл вслед за Олей на их участок. Санька с завистью вздохнул и подумал: «Пришли бы девчонки за мной — уж я бы разбился в лепёшку, а сделал всё, о чём бы они ни попросили меня. Да, видно, не попросят, побаиваются…»

На следующий день после завтрака Вася помчался выяснять, как живёт Крылышкин, почему не приходит к нему.

Крылышкин играл на полу терраски в серебристых металлических солдатиков — их у него было несметное количество, штук сто! В боевых рядах навытяжку, на одном колене наготове стояли бесстрашные русские воины в чешуйчатых кольчугах и шлемах, с мечами, топорами и щитами в руках, а на щитах гибкие гербовые леопарды, могучие медведи, всевозможные узоры; всадники с пиками наперевес мчались навстречу страшным тевтонским рыцарям с рожками на широких шлемах, и лошадиные металлические гривы грозно развевались на ветру…

На миг Вася залюбовался стройными воинскими рядами.

Увидев его, Крылышкин обрадовался, запрыгал, как маленький, и с ходу стал рассказывать Васе о том, как водил в сражения свои непобедимые фаланги Александр Македонский, как хитроумно выигрывали решающие битвы Наполеон, Суворов и Кутузов…

Вася присел рядом с ним на пол и целых полчаса слушал. Было жарко, душно, и он позвал Крылышкина искупаться на пруд, но тот наотрез отказался.

Вася с сожалением посмотрел на него.

— Из тебя, Петух, спортсмена хотят сделать, а ты…

— Эх, Вась-Вась, не обижайся, — тяжко вздохнул Крылышкин, — мама не разрешила мне выходить с участка.

— Тебе? Чего так? — поразился Вася.

— Да всё из-за той драки на пруду… — замямлил тот. — Кто-то сказал маме, что всё было из-за меня, что Борис чуть не исколотил меня… Ну вот, мама теперь и не выпускает никуда.

— А ты сбеги! — тут же предложил Вася. — Ты же ни в чём не виноват! Сбеги, и точка!

— Как это? — Крылышкин уставился на Васю большими недоумевающими глазами.

— Не читал, как это делается? Узники перепиливают решётки пилкой, спрятанной в хлебе, спускаются по верёвочной лестнице из окна или выбираются через подкоп и даже улетают на вертолёте с тюремного двора… Есть много способов убежать!

Крылышкин смущённо улыбнулся.

— А у меня всё открыто. Через подкоп легче, чем мне…

— Вижу, — протянул Вася и по-настоящему обиделся за Крылышкина, хотел промолчать, да не смог: — Я бы, Крыло, что-то предпринял… Нельзя же так! Кто наболтал-то маме про ту драку?

— А я откуда знаю?.. — надулся Крылышкин. — Давай поиграем в Ледовое побоище. Только уговор: Александром Невским буду я…

«Хорош из тебя Невский!» — подумал Вася и сказал:

— А я, значит, буду псом-рыцарем? Спасибо!

Васе стало скучно. Говорят, людей нужно воспитывать, влиять на них, чтобы они стали смелыми и решительными. Но как это делать? С чего начинать? Крылышкин, например, совершенно не поддаётся никакому воспитанию или влиянию!

Вася ушёл от Крылышкина и заспешил к Санькиному участку: теперь он имел на это полное право. Мама ведь не запрещала, а просила, чтобы он дружил не только с Санькой.

Он услышал впереди себя голоса, увидел несколько малышей, Эдьку с велосипедом и бабку Федосью. Вася хотел уже свернуть в сторону, чтобы не встречаться с Эдькой, но не сделал этого, а открыл от удивления рот: бабка Федосья вдруг протянула к Эдькиному велосипеду руку и сказала:

— Дай-ка мне, милок, попробовать… Умела же я когда-то кататься, и, сказывают, неплохо.

Эдька, видно, не хотел давать, но бабка Федосья уже положила руки на руль, прислонила велосипед к столбу, утвердилась на сиденье, поставила одну ногу в драном мужском полуботинке без шнурков на педаль, оттолкнулась от столба и поехала. Переднее колесо выписывало зигзаги; бабка, старательно горбясь над рулём, упрямо жала на педали, и её длинная сборчатая юбка путалась и мешала ногам.

Ребята — а вместе с ними и Вася, — радуясь неожиданной потехе, весело галдя, побежали за бабкой Федосьей.

— Ой, ой, держите меня! — вдруг закричала она, теряя власть над техникой: велосипед вопреки бабкиной воле свернул с дорожки и нёс её прямо на забор.

Ребята попытались догнать старуху, да было уже поздно. Переднее колесо ударилось о забор, и бабка Федосья завалилась набок.

Ребята помогли ей подняться.

— Я на дамском умею, а с этим не справиться! — смущённо сказала она и вдруг засмеялась.

Глубокие морщины на её лице разгладились, она враз помолодела чуть не на полвека.

— Лихая бабка! — обронил дед Демьян, наблюдавший эту сцену со своего участка, а Вася вспомнил слова бабушки Надежды, что когда-то Федосья была отчаянной, красивой и даже месяц отсидела в царской тюрьме в Твери за участие в стачке текстильщиц.

Вася развеселился и побежал к Санькиной калитке.

Саньки, как и следовало ожидать, на участке не было, зато там была Марина. Она загорала в купальнике у кустов крыжовника — вытянулась во весь рост на вытертом плюшевом коврике и читала. Марина сказала, что Санька, скорее всего, на стройке. Вася посмотрел в её янтарные, прищуренные от яркого солнца глаза, хотел спросить и не спросил, интересная ли была картина «Выстрел на Монмартре»: картина была про любовь, и Марина могла посмеяться. Она легко перекатилась на живот, подставив солнцу спину, а Вася побрёл к калитке.

По пути к дому Васю опять перехватили сестры Сомовы, и Вася с некоторым даже хвастовством снова демонстрировал младшей, Вале, свою ловкость, обстругивая рубанком дощечки для скворечника, заколачивая гвозди и работая ножовкой.