"Анатомия российской элиты" - читать интересную книгу автора (Крыштановская Ольга)

1.6 Элита — высшая страта политического класса

Я вслед за Х. Лассуэллом считаю, что «политическая элита — это верхушка правящего класса».[95] Моя дефиниция такова: элита — это правящая группа общества, являющаяся верхней стратой политического класса. Элита стоит на вершине государственной пирамиды, контролируя основные, стратегические ресурсы власти, принимая решения общегосударственного уровня. Элита не только правит обществом, но и управляет политическим классом, а также создает такие формы организации государства, при которых ее позициия вляются эксклюзивными. Политический класс формирует элиту и в тоже время является источником ее пополнения.

В нашем понимании термин «элита» свободен от ценностных суждений: указанная группа не обладает никакими выдающимися качествами «лучших людей», и к ней не применим тот же подход, который используется при селекции животных, растений или предметов роскоши. Причисляя индивидов к элите, мы вовсе не подразумеваем их особых достоинств, как, впрочем, и отсутствия этих достоинств. Будучи ценностно нейтральной, элита является понятием, вычленяющим функциональную группу, к которой относятся как люди выдающихся способностей, так и вовсе бездарные, как образцы нравственности, так и жулики. Критериями, по которым одни люди относятся к элите, а другие нет, лежат в иной плоскости. Элита — это высшая страта политического класса, это группа, обладающая максимумом власти. Элита не только формирует и изменяет политическую систему общества, она распоряжается государственной машиной, и в этом смысле является собственником государства.

Об элите говорят в единственном (элита) и во множественном числе (элиты). Второй подход называют плюралистическим. Плюралисты полагают, что в демократических обществах существует как минимум две элиты — правящая и не правящая, и между ними происходит постоянная конкурентная борьба, исход которой решается путем выборов. Такого мнения придерживался В. Парето, считая, что в «главном классе есть два подкласса»: правящая элита и не правящая.[96] Не правящую злиту также называют контрэлитой. П. Бахрах считал, что важнейшим признаком демократии являются выборы, на которых электорат выбирает между конкурирующими элитами.[97]

Моя непозиция несколько иная. Я считаю, что элита — единая правящая группа общества. При таком понимании говорить о «не правящей элите» бессмысленно, так как, на наш взгляд, если элита не правит, значит, это не элита. Конечно, в правящей группе могут возникать противоборствующие группировки, кланы, клики и прочие формальные или неформальные образования. Однако это не может изменить сути концепта элиты, дающего нам возможность понять, как осуществляется управление обществом и политика в целом. Борьба же за власть на выборах происходит не между двумя элитами, а между элитой и активными группами политического класса, стремящимися войти в элиту, или между частями элиты за сохранение своих позиций или их перераспределение.

Употребление термина элита во множественном числе происходит также оттого, что элитами называют отдельные части, подгруппы элиты, выделенные по иерархическому или отраслевому признаку. Так появились региональная, военная, политическая, экономическая, культурная и проч. элиты. Причем эти понятия употребляются в двух смыслах: во-первых, для обозначения реальных субэлитных групп, а также для обозначения групп, не имеющих к элите в нашем понимании никакого отношения. Так, под культурной элитой в первом смысле понимают тех деятелей культуры, которые вошли во властные структуры и контролируют политику государства в области культуры (так, в СССР отобранные писатели и артисты входили в ЦК КПСС). Во втором случае под культурной элитой понимают верхушку профессиональной группы, выдающихся представителей культуры — певцов, композиторов, художников, артистов. Этот второй подход представляется нам неоправданным, так как в его рамках происходит аннигиляция самого концепта. Элита из специфической социальной группы превращается в этом случае в символический ярлык для обозначения лучших по профессии: лучшие слесари образуют «слесарную элиту», лучшие библиотекари — «библиотечную элиту» и т. п. Вспомним Паретовскую «элиту воров». Смысл рассыпается, распадается на множество корпускул, каждая из которых существует сама по себе. Поэтому я никак не связываю элиту с оценочными категориями «лучший», «выдающийся» и т. п. Как и любая другая социальная группа, она имеет в своем составе людей разных способностей. Эта группа отличается от других вовсе не достоинствами, а функциями, которые и наделяют ее особым статусом, властными ресурсами, способностью навязывать свою волю другим. Для нас словосочетание «властвующая элита» является тавтологией, так как элита, по определению, есть правящая группа общества. В рамках моего подхода не имеет ровно никакого значения, каких высот добился тот или иной индивид в своей профессии; для меня важно лишь одно — вошел ли он в структуры власти, стал ли причастен к принятию общегосударственных решений.

Строго говоря, неверно говорить об «элитах» как о группах, между которыми происходит борьба за власть. Эти противоборствующие группы, безусловно, существуют, но являются не «элитами», а различными частями единой правящей элиты — то есть субэлитами. Однако для стилистического упрощения и благозвучия я иногда буду опускать приставку «суб», подразумевая всякий раз, что термим «элита», употребленный с прилагательными или во множественном числе, означает внутриэлитную, а не самостоятельную группу. Так, я буду говорить не «бизнес-субэлита», а «бизнес-элита», не «топ-субэлита», а «топ-элита».

Формальная структура элиты. «Элита с прилагательными»

Обычно говорят об элите как о меньшинстве населения в отличие от большинства, называемого массой. Однако не надо воспринимать элиту как малую группу, подобно тем, что становятся объектом изучения социальных психологов. Элита — полноценная социальная группа, которая имеет сложную внутреннюю структуру. В ней можно выделять подгруппы по различным критериям, как формальным, так и неформальным. Формальные субэлитные группы могут быть отраслевыми (политическая, экономическая, военная субэлиты), функциональными (идеологи, силовики, администраторы и пр.), иерархическими (субэлитные слои), рекрутационными (назначенцы, избранники).

Отраслевых субэлитных групп можно выделять столько, сколько требуется детальностью анализа. Так, изучая министров, можно говорить о правительственной субэлите, изучая военных, находящихся на высоких государственных постах, — о военной субэлите и проч. Группы, вычлененные по разным основаниям, могут пересекаться, накладываясь одна на другую. Так, военный, член правящей элиты, одновременно может относиться как к военной элите, так и к правительственной (если он министр), или к региональной (если он губернатор), или к одной из функциональных групп (поскольку он силовик). Словосочетание «политическая элита» является тавтологией, так как, согласно вышеизложенному подходу, элита не может не быть политической. Однако я буду иногда пользоваться им для обозначения субэлитной группы, в функции которой входит непосредственное управление политическим процессом, для того чтобы отличить ее от экономической субэлиты, которая ведает государственной экономической политикой. Ф. Фехер называет эту группу «собственно политической элитой».[98]

Элита, в свою очередь, может быть разделена на группы, соответствующие ветвям власти, — законодательная, исполнительная и судебная, а также по ее местоположению — федеральная (или центральная) и региональная (или локальная). Экономическая субэлита может быть разделена в соответствии с отраслями экономики, которые она курирует: промышленная, аграрная, банковская и проч.

Функционально элита также подразделяется на множество подгрупп. Здесь можно обнаружить администраторов, которые координируют деятельность разных государственных органов и совершают документооборот; идеологов, включая разработчиков стратегических программ, пропагандистов и агитаторов; налоговиков, собирающих налоги; разрешителей, в функции которых входит выдача разрешений и лицензий разного рода; силовиков, кто имеет в своих руках инструменты силового воздействия на непокорных; законодателей, принимающих законы, постановления и указы; международников, которые осуществляют представительство интересов национального государства на межгосударственном уровне, и т. п. В разные периоды важнейшую роль в обществе играют разные субэлитные группы. Х. Лассуэлл считал, что при становлении режима главенствующую роль играют идеологи, которые должны убедить население следовать за вождями. Вслед за этим наступает период, когда «власть передастся от специалистов по убеждению к специалистам по принуждению».[99] В первый период возрастает роль спикеров, писателей, журналистов, групп давления, парламентских дебатов, философии, общественных наук. Во второй период на авансцену выходят «специалисты по принуждению»: возрастает роль вооруженных сил, полиции, спецслужб, их связи с партиями.

Вето-группы

Термин «вето-группы» был введен американским политологом Д. Рисменом в его книге «Одинокая толпа»,[100] посвященной анализу современной ему американской элиты. Рисмен полагал, что никакой единой унифицированной элиты нет, а есть «группы интересов», одни из которых могут принимать политические решения, а другие — только влиять. Первый тип «групп интересов» он называл «вето-группами».[101]



Рисунок 3. Вето-группы в политическом пространстве


В моем подходе вето-группы понимаются иначе — как внутриэлитные образования, в функции которых входит принятие решений по поводу разрешения или запрета какого-либо действия. Понятно, что не вся элита в одинаковой мере задействована в вето-процессе, а только та ее часть, которая имеет право подписи на разрешительных или запретительных документах. Эта функциональная группа элиты постоянно, в силу своих обязанностей, контактирует с акторами внешнего для элиты мира, которые обращаются к элите за разрешениями. Чиновники, входящие в вето-группы, в наибольшей степени подвержены коррупции, так как занимают «доходные места», где аутсайдеры (а иногда и инсайдеры), заинтересованные в положительном решении их вопроса, настойчиво предлагают вознаграждение за разрешительную подпись.

Топ-элита

Особой общностью внутри правящей элиты является небольшая сплоченная группа официалов, стоящих на самом верху властной пирамиды. Эту группу Т.Заславская называет «верхним (субэлитным) слоем»,[102] а М. Бёрд использует термин «верхушечная элита» (apex elite).[103] Л.Шевцова говорит о «суперэлите».[104] М. Дювержс, анализируя элитарную верхушку партийных структур, называет «внутренним кругом» ту часть элиты, которая отличается олигархичностью и замкнутостью.[105]

Я буду называть эту группу топ-элитой, или высшим руководством страны. Эта группа насчитывает, как правило, 20–30 человек в каждой стране и является самой закрытой, сплоченной и труднодоступной для исследований. Находясь на вершине пирамиды, она ограничивает свои связи с внешним миром, чтобы оградить себя от лавинообразных информационных потоков, а также в интересах безопасности. Чем острее угол политической пирамиды, чем больше концентрация власти, тем более закрытой является топ-элита.

К ней вполне применимо понятие карцерной группы — то есть группы, постоянно живущей в изоляции. Хотя в отличие от всех других карцерных групп изоляция топ-элиты является добровольной. Термин «карцерная группа» впервые был применен И. Гоффманом, который изучал индивидов, долгое время пребывающих в отрыве от внешнего мира.[106] Тюрьмы, клиники для душевнобольных и иные карцерные системы коренным образом отличаются от других организаций своим полностью закрытым характером. Закрытый образ жизни вносит свои особенности в менталитет карцерной группы: из-за постоянного взаимного контроля у ее членов возникает культ privacy (личной жизни, скрытой от посторонних глаз) и психологическая дистанция между ее членами увеличивается. Из-за ограничения информации, поступающей из внешнего мира, их мировосприятие претерпевает изменения и перестает быть адекватным. В элитных карцерных группах царит атмосфера напряжения, связанная с необходимостью постоянно помнить о мерах безопасности, о потенциальной угрозе их жизни и статусу. Часто это вызывает повышенную тревожность и мнительность, которая тем выше, чем более закрытой является группа. Конечно, топ-элита не так отрезана от внешнего мира, как заключенный в одиночную камеру. Но все же доступ к ее членам жестко ограничен установленным числом обслуживающих ее людей. Общение «на равных» также ограничено соратниками и членами топ-элит других государств. Атмосфера на вершинах, где обитают высшие руководители государств, разряжена, и чем дольше на этой вершине пребывает политик, тем большее воздействие на его личность оказывает власть. Степень инкарцерации является величиной, прямо пропорциональной как времени пребывания в «элитной резервации», так и высоте элитного статуса. Подобно тому, как молодые люди, входящие в жизнь, проходят этап социализации, жители политического Олимпа десоциализуются, утрачивая множественные и стихийные социальные связи с миром «простых людей».

Об инкарцерации советской номенклатуры в свое время метко писал М.Вослснский:[107]

«… Начиная с определенного уровня номенклатурные чины живут как бы вовсе не в СССР, а в некоей спецстране. Рядовые советские граждане отгорожены от этой спецстраны так же тщательно, как и от любой другой заграницы… Номенклатурное семейство в СССР может пройти весь жизненный путь — от родильного дома до могилы: работать, развлекаться, учиться и лечиться, не соприкасаясь с советским народом, на службе которого якобы находится номенклатура».

Изоляция высшего руководства усиливается в тоталитарно-бюрократических обществах, подобных советскому, где верховный правитель вынужден ограждать себя не только от рядовых членов политического класса, но и от своих товарищей по Политбюро. Отсутствие легитимного механизма перехода власти в обществах такого типа приводит к тому, что для верховного правителя опасными соперниками становятся все члены топ-элиты как возможные узурпаторы власти, которую генсек желал бы (но не может) длить вечно. Особо опасными для правителя являются такие члены его команды, которые моложе его и пользуются популярностью среди элиты. Если к тому же потенциальный соперник еще и контролирует силовые ведомства, он становится внутренним врагом № 1 правителя. Поскольку подозрения в возможном переемничестве возникают у главы тоталитарного государства попеременно то в отношении одного коллеги, то в отношении другого, создается атмосфера обшей подозрительности. Формируется негласная «презумпция виновности» всякого члена высшей иерархии, являющегося потенциальным соперником лидера. Это еще более увеличивает дистанцию между членами топ-элиты, усугубляя царящее на вершине напряжение.[108]

Неформальная структура элиты

Кроме групп, вьшсленных внутри элиты по формальным критериям, связанным с должностью, можно провести классификацию по неформальным критериям, которые связаны с внутри групповым и отношениями и ролями. Кланы, клики, стратегические группы и группы давления, внутренние партии, обоймы образуют неформальную структуру элиты. В идеальном бюрократическом государстве такого рода связи не должны существовать, так как они мешают эффективной и безличной работе функционеров-бюрократов. Вебер рассматривал патримониальное государство как противоположное бюрократическому.[109] Если первое строит свои внутренние связи на основе рациональности функционирования, то второе зиждется на клиентистских отношениях, отношениях личной преданности, которые становятся доминирующими. Между двумя полюсами идеальных типов государств находятся реальные государства, в которых в той или иной степени присутствуют отношения патрон — клиент.

Вся система неформальных политических связей образует клиентелу. М. Афанасьев определял клиептелу как форму «социальной — персональной или коллективной — зависимости, происходящей из неравномерного распределения ресурсов власти».[110] Дж. Виллертон писал, что даже самое развитое бюрократическое государство не может избежать патронажа при рекрутации и мобильности элитных кадров.[111]

Клиентелизм изнутри разрушает бюрократический механизм управления, так как вводит дополнительный фактор мотивации для членов элиты. Политические связи и «доверительные расписки» образуют иную совокупность связей между членами группы, формируя группы интересов и группы давления, происхождение которых никак не может быть объяснено функциональными обязанностями официалов. Клиентелистская модель политической группы объясняет поведение инсайдеров политической системы и наполняет само содержание власти дополнительным объемом. Поскольку клиент и патрон apriori находятся на разных уровнях иерархии, тесная связь между одним патроном и множеством его клиентов усиливает асимметрию неравенства, создаст мини-пирамиды, не вписанные в геометрию формальной организации. Такие мини-пирамиды в лексиконе советской элиты получили название обойм.

Обоймы

Гранины обоймы проходят вне силовых линий бюрократической субординации, и их образование приводит в действие механизм саморазрушения организации, построенной на рациональных правилах. Сосуществуя, обоймы и формальные иерархические группы постоянно борются между собой, так как сами принципы их функционирования и целеполагания несовместимы. Клиентелистские связи, не являясь легальными, а тем более легитимными, иногда становятся важным механизмом существования целого политического режима. Так было с советской властью, в которой патронаж, связи и протекции играли не меньшую роль, чем действующие законы и постановления.[112]

В интервью, которое дал мне бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС 1988–1990 гг. Г.П. Разумовский, он сказал, что статус официала в системе номенклатуры определяла формула «должность плюс личность».[113] Сильная личность с могущественными и обширными связями приобретала подчас статус, значительно превышающий тот, который подразумевала его должность. И наоборот, слабая личность как бы принижала должность, делая ее в глазах других инсайдеров менее значимой. Этот личностный аспект, постоянная персонификация политического процесса даже в иерархических корпорациях создавали эффект «двойного дна»: внешне бюрократическая организация была наполнена латентными образованиями, создающими «возмущения» в процессе рационального принятия решений. Это и было одной из причин существования в СССР не только «второй экономики», но и «второй политики» (термин Дж. Виллертона[114]). Из-за широко распространенной практики патронажа, советская политическая система может быть признана одновременно и бюрократической, и патримониальной, что и делает ее столь сложной для научного исследования.

Кланы

Кланы складываются вокруг влиятельного лидера и способствуют тому, что руководящие посты монополизируются этой неформальной группой элиты. К кланам вполне применимо Гидденсовское понятие «групп взаимопомощи», которые отличаются неиерархической структурой, отсутствием фиксированных должностей, непостоянным членством, наличием некоторых моральных принципов и общих интересов, связывающих группу.[115] Они совместно участвуют в разработке проектов, накапливают информацию и полезные контакты. Такие клановые группы взаимопомощи создаются вопреки бюрократической разобщенности различных институтов власти и являются, по сути дела, межинституциональными неформальными общностями, существующими параллельно с формальными иерархизированными группами.

В российской политической практике 90-х годов XX века клиентелизм получил мощное развитие в связи с тем, что иерархические оболочки были ослаблены постоянными преобразованиями. Клиентелизм вышел наружу и обнаружил себя в такой яркой и недвусмысленной форме, что его приоритет над рациональной бюрократией стал очевиден. Новая российская элита стала стремительно возвращаться к патримониальным устоям политий прошлого. Но в отличие от номенклатурных обойм с их геометрией мини-пирамид, встроенных в большие пирамиды политических иерархий, российский клиентелизм приобрел иные формы. Возникшие множественные центры власти раскололи элиту на кланы, которые были устроены по типу слоеного пирога: верхний слой такого «пирога» представлен публичным политиком, являющимся символом клана. Второй слой — группа его политической поддержки. Третий — группа экономической поддержки, представленная финансово-промышленным капиталом. Далее — обслуживающие интересы данной группы средства массовой информации. И, наконец, частные армии и спецслужбы — приватизированные (юридически или фактически) части государственных силовых структур (см. рисунок 4).



Рисунок 4. Структура политического клана


В отличие от обойм, кланы функционируют вне рамок какой-либо одной властной корпорации, пронизывая многие структуры. Клан формируется вокруг одного или нескольких политических деятелей, вербует сторонников, разрастается, стремясь к покрытию всего политического поля. Чем больше членов клана работает в разных иерархиях, тем больше его капитализация.

В России начала 90-х годов одним из самых могущественных был клан А. Чубайса, политика, занимающего в разные годы высшие государственные должности от вице-премьера правительства до руководителя президентской администрации. Начало «команды Чубайса» положила так называемая санкт-петербургская группа, состоявшая из самого А. Чубайса и его земляков С. Беляева и Д. Васильева. Эта группа начала формироваться в Госкомимуществе (ГКИ) — ключевом ведомстве начала 90-х гг., ведающем приватизацией. После отставки Чубайса с поста руководителя ГКИ началось преобразование петербургской группы в элитный клан, который вбирал в себя новых коллег Чубайса по работе в избирательном штабе Б. Ельцина на выборах 1996 г., в правительстве, где Чубайс занял пост первого вице-премьера, и администрации президента, которую он возглавлял с 1996 по 1997 г. По мере своего карьерного перемещения Чубайс использовал малейшую возможность для того, чтобы перевести в подведомственную ему структуру как можно больше своих людей. Круг «своих» людей расширялся. Нынешний президент В. Путин в тот период также был членом «клана Чубайса», занимая различные посты в администрации президента. Чубайс обзавелся дружескими контактами и среди финансовой олигархии, которая именно ему обязана назначениями на государственные посты В. Потанина и Б. Березовского. Чубайс имел поддержку высших политических кругов США, которые способствовали развитию карьеры членов его команды. Так за несколько лет небольшая группа молодых и образованных реформаторов во главе со своим лидером А. Чубайсом превратилась в наиболее могущественный элитный клан страны.

Стратегические группы

Впервые термин «стратегическая элита» был введен Сьюзанн Келлер, которая предложила так называть профессиональных политиков, «чьи суждения, решения и действия имеют важные и определяющие последствия для многих членов общества».[116] Роберт Патнэм причислял к стратегической элите высших гражданских чиновников; директоров важнейших промышленных предприятий; лидеров массовых организаций; высших военных чинов; ведущих профессионалов.[117] Мой подход несколько иной: под стратегической элитой я понимаю одну из неформальных субэлитных групп, которая берет на себя функции стратегического планирования и проектирования. Эта группа является мозговым центром, источником новых идей, принципиальных сценариев развития. Ее, как правило, составляют инсайдеры, занимающие высокие государственные позиции, хотя главным условием вхождения в эту группу является не столько статус, сколько интеллектуальный потенциал и способность генерировать новые подходы. Таких стратегических групп внутри элиты может быть несколько, и каждая специализирована на определенном круге вопросов.

В России 90-х годов стратегическая группа находилась в зоне экономической политики: ее составляли высокопоставленные чиновники — экономисты по образованию, такие как Е. Гайдар, А. Чубайс, Е. Ясин, А. Кох и др. При В.В. Путине стратегический центр перемещается из сферы экономики в сферу безопасности, что непосредственно связано с предыдущим опытом работы президента. Приоритетными сферами политики становятся военная реформа, международное положение России, участие в антитеррористической коалиции и вопросы безопасности. Стратегический центр теперь составляют министры-силовики и бывшие офицеры спецслужб, находящиеся в ближайшем окружении президента Путина [см. об этом в главе 4].

Характеристики элиты

Джеймс Мэйзел в своей книге «Миф правящего класса», исследуя характеристики элиты, вывел знаменитую формулу «трех С»: «Conscience — Cohesion — Conspiracy (Сознание — Сплоченность — Сговор)».[118] Эта формула содержит в себе утверждение, что элита суть социальная группа, насквозь пронизанная неформальными патрон-клиентскими отношениями, которой имманентно присущи такие черты, как групповое сознание, замкнутость, сплоченность и автономия от других страт общества. По Мэйзслу, элита— внутренне гомогенная, сплоченная группа, обладающая самосознанием, которая вовсе не является объединением изолированных индивидов. Принадлежность к элите больше похожа на членство в эксклюзивном клубе, чем на формальную идентификацию себя с абстрактным классом. Каждый в элите знает каждого, его бэкграунд, степень лояльности и интересы. Элита объединена сговором и тайной «круговой порукой». Элита — самосохраняющийся (а иногда и самовоспроизводящийся), эксклюзивный, замкнутый сегмент общества. Власть в ней репрезентируется богатством и престижем.

Сплоченность

Сплоченность, на мой взгляд, является ключевой характеристикой элиты, которая вытекает из логики ее существования. Элита, будучи группой, конституирующей социальное неравенство и пользующейся его плодами, заинтересована в неравном распределении ресурсов. Власть, являющаяся функцией элиты, не сможет быть осуществлена, если у одних будет столько же ресурсов, сколько у других. Контроль над большинством ресурсов является необходимым условием существования как самой власти, так и группы власть имущих. Поэтому сущностной чертой элиты, выражением ее внутренней природы становится охрана неравенства, что и делает ее группой, отгороженной от масс, с вожделением взирающих на привилегии элиты.

Индивид, инкорпорируясь в элиту, мгновенно наделяется политическим капиталом, который он наращивает на протяжении своей карьеры. Получив контроль над ресурсами при инкорпорации, он становится по другую сторону неравенства, приобретает привилегированное положение, с которым уже не хочет расстаться. Он узнает «тайну» элиты, заключающуюся в том, что она, провозглашая лозунги о социальной справедливости и равенстве, по сути, является группой, которая может существовать исключительно в условиях неравенства. Элита оказывается в опасном окружении людей, которые стремятся к равенству распределения общественных ресурсов. Эти люди являются классовыми врагами элиты, и от них требуется защита. И такая защита возводится в виде законов или иных правил игры, выражающих интересы элиты, в виде системы санкций для нарушителей принятых установлений. Оборона своих позиций и является тем обстоятельством, которое вызывает к жизни внутригрупповую сплоченность.

Подобно тому, как консолидируются угнетаемые фуппы, элита испытывает ту же потребность к сплочению для противодействия давлению масс. Однако такое единение против уфоз внешнего мира не делает элиту абсолютно монолитной фуппой. Ее внутрифупповые интересы подчас приобретают такую остроту, что становятся предметом общественного внимания. Поэтому, когда мы говорим о сплоченности как об одной из ключевых характеристик элиты, мы имеем в виду лишь то, что значение этого показателя здесь гораздо выше, нежели у других фупп общества.

Групповое самосознание

Консолидация на основе защиты своего привилегированного положения способствует возникновению группового самосознания. По сравнению с ментальностью других социальных групп, элитное сознание отличается большей мерой идентификации. Понятие «номенклатура» было ключевым словом для идентификации членов политического класса в СССР и означало наличие некоей ментальной, а не только институциональной общности. Эта ментальная общность формировалась на разных уровнях осмысления групповых интересов и далеко не всегда означала простую идентификацию себя с классом, группой, стратой или статусом. Сознание элиты подразумевало некий эзотерический дискурс — скрытые от сторонних наблюдателей коммуникативные коды, играющие роль паролей для распознавания «своих». Но не только язык кодировал смыслы, вся совокупность коммуникаций в элитной сфере была зашифрована. Правила игры, нигде не прописанные и не зафиксированные, представлялись ребусом непосвященным, но были ясны и прозрачны для инсайдеров.

Эзотерические нормы регулировали все без исключения сферы деятельности элиты и обнаруживали себя лишь тогда, когда кто-либо осмеливался нарушать их. Карцерный характер элиты как социальной группы приводил к тому, что новичок, оказавшийся внутри системы, чувствовал себя в Кафковском «Замке» и должен был сам расшифровать скрытые смыслы, сам понять неписаные правила. Он оставался в группе, если ему это сделать удавалось, или выбывал из нее, если его интуиции было недостаточно, чтобы читать между строк.

Назначение на должность или избрание были лишь первой ступенью капитализации инсайдера. Его дальнейший путь полностью зависел от элитной социализации (инкарцерации), которая была второй в его жизни важнейшей попыткой адаптации к новой среде. Но если первая — юношеская — социализация открывала индивиду новый мир бесконечного выбора, то вторая этот мир закрывала, хотя взамен предлагала новый — маленький, но бесконечно привлекательный мир элиты. Этот новый мир означал высокий престиж, причастность к общегосударственным решениям, высокую степень защищенности, многочисленные привилегии, групповую поруку, взаимопомощь, обмен ресурсами и проч. Только войдя в инсайдерский политический рынок, индивид открывал для себя возможности, о которых он раньше и не подозревал. Постепенно ему становились доступны все ресурсы власти — даже те, которыми он непосредственно не распоряжался.

Связи

Фактор сплоченности усиливается небольшим размером группы, что неизбежно приводит к возникновению множественных неформальных связей, личных отношений между членами группы, где каждый знает каждого. Неформальные связи возникают из-за включения в активные процессы обмена ресурсами и принимают вид накопления «доверительных расписок». Поскольку действующий в элитной среде инсайдерский политический рынок требует постоянной интенсификации коммуникаций, размывается граница между служебной деятельностью и частной жизнью. В отличие от веберовских идеальных бюрократов, представляющих собой «общество с ограниченной ответственностью», элита функционирует в режиме «ненормированного рабочего дня». Ее право на privacy растворяется в необходимости постоянно быть на связи с другими членами элиты для того, чтобы исполнить неожиданный приказ или удовлетворить просьбу своего коллеги, должником которого он является. Тягость такого положения вызвала к жизни специальные меры по ограничению доступа к высокопоставленным лицам.

«Общество с безграничной ответственностью», которым является элита, стало одновременно и самым коммуникабельным, и самым закрытым. Причем интенсивность коммуникаций обратно пропорциональна статусу: чем более узким и специализированным ресурсом располагает тот или иной член элиты, тем большие связи нужны ему для осуществления накопления капитала и своего статусного роста. Исполнение его «доверительных расписок» означает развитие такой сети инсайдерских связей, которая позволит ему совершать требуемые обменные операции. Чем более высокий ранг у инсайдера, чем более универсальными ресурсами он располагает, тем в меньших связях он нуждается, так как не испытывает потребности в обмене. Напротив, в его услугах нуждаются другие. Следовательно, низшие страты элиты стремятся к развитию коммуникативной сети, а высшие страты — к ее ограничению. Иными словами, специализированные ресурсы власти рождают коммуникативность, а универсальные — замкнутость. Карцерная топ-элита вообще перестает испытывать необходимость в расширении связей, и становится самой труднодоступной группой общества.

Таким образом, важнейшими характеристиками элиты как социальной группы надо считать сплоченность, осознание своих групповых интересов, развитую есть неформальных коммуникаций, наличие эзотерических норм поведения и кодового языка, а также отсутствие четкой грани, разделяющей служебную деятельность и частную жизнь.

Открытая и закрытая элита

Многие присваивают элите свойство закрытости, хотя в некоторых странах элита — действительно закрытая группа, а где-то она может быть открытой и конкурирующей. Вопрос в том, что понимать под закрытостью. Обратимся к трудам Х. Лассуэлла: «Мы говорим „открытая элита“, когда все или многие члены политических органов включены в нее. „Закрытая элита“, с другой стороны, включает в себя лишь немногих из них».[119] При таком понимании различие между открытой и закрытой элитой заключается лишь в размерах: большая элита, составляющая значительный процент политического класса, дает основания говорить о ее «открытости», а маленькая — о «закрытости». Тут речь идет о степени концентрации власти, и если группа лиц, принимающих стратегические решения, сосредоточена на самом верху властной пирамиды, мы имеет пример закрытой элиты.



Рисунок 5. Открытая и закрытая элита по Х. Лассуэлду


Выделяя каждому члену политического класса зону компетенции, элита вынуждена отдать ему и часть своих властных полномочий. Следовательно, при открытой элите власть диверсифицируется и в разные периоды то в большей степени концентрируется на верху пирамиды, то, напротив, делегируется все большему числу представителей политического класса. Периоды центростремительного распределения власти сменяются периодами центробежными, при которых происходит рост роли локальных и отраслевых групп, а вслед за этим следует редукция, свертывание их власти вплоть до полной зависимости от центра. Классическим примером закрытой элиты может быть советская система, где власть концентрировалась в коллективном органе, насчитывающем всего 20–25 человек, — Политбюро.

Есть и другое понимание открытости элиты. Закрытость и открытость можно трактовать под ракурсом исследования рекрутации элиты. Закрытой в таком случае надо считать элиту, которая формируется исключительно из представителей нижестоящих страт политического класса. В этом случае восхождение во властной иерархии совершается постепенно и существует преемственность в обновлении элиты. Проникновение наверх людей случайных, не прошедших управленческую школу государства, исключается. Открытой, напротив, будет называться такая элита, рекрутация в которую позволяет использовать несистемные каналы.

Периоды открытой и закрытой элиты сменяют друг друга и зависят от циклов становления политических режимов. Новые режимы, испытывающие кадровый голод и имеющие ограничения на привлечение представителей старого политического класса, как правило, широко используют аутсайдеров для пополнения элиты. Чем старше и стабильнее режим, тем меньше шансов у «чужаков» попасть в систему власти, тем более постепенное восхождение нужно совершать инсайдерам, чтобы добраться до вершины. Системный (то есть закрытый) тип рекрутации означает, что объем внешней инкорпорации невелик и пополнение происходит с одной ступени политического класса на другую (см. рисунок 6).

Рисунок 6. Различия в формировании закрытой (А) и открытой (Б) элиты


Открытый тип рекрутации особенно распространен при смене режимов, когда временно двери элиты открываются, чтобы впустить туда «свежую кровь», новичков — разночинцев, не запятнавших себя связями со старым режимом. Этот период длится недолго, и как только режим стабилизируется, элита пытается вновь «закрыть двери». Однако ей не всегда это удается сделать быстро. Период открытой элиты рождает надежды у наиболее активных и амбициозных групп, что приводит к возникновению напряжения у «закрывающихся дверей». В такие периоды обостряется конфликт между теми, кто уже инкорпорирован, и теми, кто рассчитывал продвинуться, но не успел. Эта «обиженная» часть политического класса, не сумевшая совершить победоносный рывок и остановленная у самого входа, может стать серьезной угрозой для элиты. Контрэлита становится лидером идеологической оппозиции и начинает кампанию против се недавних соратников и коллег.

Смена режимов приводит к фрагментации политического класса, к возникновению «старой» и «новой» элиты, отчаянно сражающихся за власть. Целью первой является удержание власти, которая утекает из их рук, а целью второй — захват всех ключевых позиций в государстве, который неизбежно требует вытеснения со своих постов «стариков». Фрагментация может привести к настоящей войне внутри элиты, которую сторонний наблюдатель подчас вовсе не замечает. В. May и И. Стародубровская называли этот феномен «предреволюционной фрагментацией общества».[120]

В периоды открытия элиты в нее проникают аутсайдеры, которых мы будем называть разночинцами (то есть представленных разными «чинами»). Разночинцы, проникал в элиту, делают ее гетерогенной, вызывают к жизни новые неформальные образования и способствуют фрагментации. Разночинцы привносят в элиту новые взгляды и коммуникативные нормы, которые размывают традиционные устои правящей группы. Их ассимиляция в элиту проходит более или менее конфликтно, но рано или поздно заканчивается. Тогда разночинцы растворяются в группе и способствуют тому, чтобы элита вновь закрыла двери. Именно разночинцы, ставшие официалами, выступают главными поборниками строгого контроля над инкорпорацией, сужения рекрутационных каналов и восстановления жестких ограничений при подборе кадров. Революционеры становятся консерваторами и, желая сохранить достигнутое status quo, вступают в борьбу с другими революционерами, не успевшими попасть в элиту.

Правда, такой путь характерен лишь для недемократических обществ или обществ с неразвитой демократией. Идеальная модель демократического общества подразумевает наличие множественных каналов для вертикальной мобильности, в том числе и для рекрутации в элиту. Поэтому элита демократических обществ apriori более открыта, чем в иных обществах. Однако в реальности зачастую этот постулат оказывается не более чем мифом, так как конкуренция на выборах развертывается не между свободными независимыми кандидатами, а между лидерами двух доминирующих партий. Выбор в таком случае ограничивается альтернативой «элита — контрэлита», а не «элита — неэлита». Однако в любом случае наличие альтернативных выборов делает процесс инкорпорации более открытым и менее контролируемым бюрократией.