"Опасное наваждение" - читать интересную книгу автора (Питерс Натали)

Глава 15 КОНЕЦ НАШИМ НАДЕЖДАМ

Сет ушел от меня на следующее утро около девяти. Я пыталась уговорить его выйти через черный ход, но он грязно выругался и, нагло посвистывая и помахивая тростью, вышел через парадную дверь. Он был действительно невыносим. Но я победила. Он ничего не расскажет, я была уверена в этом.

Этот рождественский день я провела с семьей Мак-Клелландов и, конечно, вечером была у них на балу. Я боялась, что Сет испортит мою радость какой-нибудь двусмысленной шуткой или намеком, но он был холоден и держался вежливо-безразлично, так что даже Стивен не мог к нему придраться.

Я только раз видела его днем. Мы со Стивеном играли с детьми на полу в детской. Помнится, я предсказывала Мери судьбу.

– Эта линия говорит, что ты очень красива, Мери. Линия справа означает, что ты будешь счастлива в любви. А какая длинная линия сердца! Длиннее, чем у твоего папы!

Стивен рассмеялся. Мальчики потребовали, чтобы я погадала им тоже. Мы болтали и веселились, когда я случайно подняла голову и увидела, что в дверях стоит Сет и с неприкрытым отвращением смотрит на нас. Он тихо отошел раньше, чем кто-либо заметил его.

Позже, вечером, на балу, он танцевал со мной вальс.

– Ты была бы отличной парой Аполлону, – заметил он, кружась со мной по залу.

Я слегка вспыхнула.

– Пожалуйста, не говори гадостей. Ты весь день так хорошо вел себя. Не испорть все напоследок.

– Ты понимаешь, что мы не сможем до бесконечности скрывать наши отношения? – тихо спросил он.

– Сможем! – возразила я. – Нужно только быть внимательными. Послушай, Стивен сказал мне, что если ты… то есть мой муж… не появится в течение семи лет, я могу официально объявить его умершим. Прошло уже три года. Стивен сказал, что мы прибегнем к этому способу, если возникнут трудности с разводом или признанием брака недействительным…

– Я думал, ты не хочешь говорить со мной об этом.

– Я только хотела сказать, что пока все идет хорошо. Через некоторое время я перестану считаться твоей женой, понимаешь? И тебе не придется ничего делать, просто сидеть и ждать. О! Перестань, ты прижимаешь меня слишком сильно. Почему бы тебе не уехать, Сет? Возвращайся туда, куда ты обычно исчезаешь.

Он разозлился:

– Ты не забыла, что это мой дом? Я хотел провести Рождество в лоне любимой семьи. Я думаю, это вполне нормально, поскольку я уже достаточно времени провел в твоем прекрасном лоне.

– Ты самый худший из дьяволов, которых мне доводилось встречать в жизни, – прошипела я.

– А ты самый прелестный из них. И самый страстный. Согласись, мы словно созданы друг для друга.

– Нет!

Я была рада, что музыка наконец стихла и к нам подошел Стивен. Сет сразу удалился.

– Не позволяй ему надоедать тебе.

– Это была моя вина, – улыбнулась я. – Он сказал какую-то пошлость про оперных певцов, и я не сдержалась. Твой брат любит дразнить… – Оркестр заиграл польку. – Идем танцевать, милый. Ты так хорошо танцуешь…

– Лучше, чем Сет? – усмехнулся Стивен.

– Гораздо лучше, – заверила я его. На самом деле они были одинаково хороши: сильные, грациозные, уверенные в себе танцоры. К счастью, они сильно отличались друг от друга во всем остальном, и это облегчало мой выбор. Потом воспоминания вернули меня к предыдущей ночи с Сетом, я вспомнила, с каким диким голодом он набросился на меня, и покраснела. Я боялась, что вчерашняя ночь – это только начало.

– Ты вся горишь, дорогая, – сказал Стивен. – Может, сядем?

– Нет, нет, все в порядке, – возразила я. – Просто здесь немного жарко.

– На нас смотрит Сет. Я уверен, он мне завидует. Что за негодяй! Прошлой ночью он ушел из дома и вернулся только утром. Мне противно думать о том, куда он ходил.

– Мне тоже, – тихо ответила я.

Следующая неделя была заполнена бесконечной суетой. Мы с Давидом поссорились из-за последних изменений в программе, и кончилось тем, что он вырвал ее у меня из рук и сам отнес в типографию. Я подгоняла портниху, занималась рекламой и продажей билетов и в последний момент забыла об обещании, которое дала Стивену: не совершать экстравагантных поступков. Чтобы Французская опера ломилась от народа, я прибегла к испытанному приему – в полдень, в пятницу, за день до концерта, проехала по Бурбон-стрит на белой лошади. Вокруг меня сразу собралась большая толпа, а несколько восторженных юношей засыпали меня цветами. Я улыбалась и махала рукой, и тут откуда ни возьмись появился Сет. Он гарцевал на великолепном черном скакуне.

– Что ты здесь делаешь?! – вспылила я. Моя кобыла, внезапно оробев от запаха жеребца, начала приплясывать. – Это мой спектакль! Убирайся!

– Я не хочу, чтобы ты оскандалилась, – ответил он, галантно приподнимая шляпу. – Дамам не полагается ездить днем в одиночестве по главной улице города. Я бы не хотел, чтобы Стивену пришлось краснеть из-за тебя.

– Ты думаешь не о Стивене, – злобно сказала я. – И почему ты считаешь, что я боюсь скандала? – Я повернула голову и, ослепительно улыбнувшись, крикнула: – Бонжур, мсье Галлир! Надеюсь, вы придете завтра на мой концерт!

– Ни за что не пропущу такое грандиозное событие, баронесса, – улыбнулся тот, приподнимая шляпу. – Кто это с вами? Сет? Как поживаешь, старина? Не видел тебя тысячу лет, а может, и больше.

Сет подскакал ближе ко мне.

– Мерзавец, – в бешенстве прошипела я. – Я хочу привлечь публику на мой концерт, а не афишировать наше с тобой знакомство. Не удивлюсь, если ты скупил половину билетов, чтобы никто не пришел. Или нанял Сотню хулиганов, которые будут свистеть и топать ногами во время выступления. Должна сказать, что я сталкивалась с такими штучками раньше, и они не срабатывали. Я буду петь, даже если меня никто не услышит. Я переверну этот город вверх дном! Я не позволю тебе помешать мне!

– Я и не хотел мешать тебе, дорогая, – с улыбкой ответил он, делая вид, что обижен незаслуженными обвинениями. – Давай спешимся и позавтракаем. Интересно, у Феликса кормят так же хорошо, как и раньше?

– Я не стану есть с тобой, даже умирая с голоду, – отрезала я, ударила лошадь позолоченным хлыстиком и поскакала сквозь толпу. Люди отхлынули в разные стороны, и, когда дорога оказалась свободна, я перевела лошадь в галоп.

На следующий день меня неожиданно охватило предконцертное волнение. В пять минут я довела портниху до слез. Накричала на Дору так, что она швырнула недочищенную картофелину на пол. Калинка, скуля, трусливо забился под рояль. Даже верная Анна весь день отказывалась войти в музыкальную комнату. Только Давид Тэтчер сохранял невозмутимый вид, хотя, видит Бог, ему было нелегко это сделать, потому что я закатила жуткую сцену, в финале которой, как назло, появился Сет.

– Ты слышишь эти звуки? – орала я на Давида. – Это пароходный гудок в тумане! Я сегодня не смогу петь. Это слишком высоко. Надо изменить программу. «Каста Дива» не будет!

– «Каста Дива» будет, – спокойно возразил Давид. – Или я отказываюсь тебе играть.

– Что? Ты мне угрожаешь? – взорвалась я. – Я переломаю тебе пальцы, и ты никогда больше не сможешь сесть за рояль! Если захочешь и дальше заниматься музыкой, тебе придется купить себе шарманку и ученую обезьяну.

Я резко развернулась на каблуках и увидела стоявшего в дверях Сета. Похоже, увиденная сцена доставила ему несказанное удовольствие.

– Ты! – Я задохнулась от изумления. – Ты… пришел… зная, что меньше всего я хотела бы видеть в своем доме тебя! И особенно сегодня, когда у меня так много дел! Я не собираюсь выслушивать твои мерзкие замечания! Убирайся! Вон! Ну, почему ты не уходишь?!

Сет налил себе бренди и спокойно сказал:

– Мне здесь слишком нравится.

Тут в комнату вбежала моя портниха. Лицо у нее было такое, словно она проглотила лягушку.

– Это невозможно, говорю вам, это невозможно, – запричитала она. Потом увидела Сета – новое лицо – и повернулась к нему. – Это невозможно, мсье! Она невыносима! Вы знаете, что она велела мне сегодня утром? Сделать вырез глубже! Мадам, сказала я, сейчас об этом не может быть и речи! Мы все давно решили! Так нет, подавай ей вырез и сегодня к вечеру! Что мне делать, мсье? Поговорите с ней, умоляю вас!

Сет пожал плечами.

– Сделать вырез глубже? Я думаю, любой мужчина в зале будет безмерно благодарен, если вам удастся это сделать.

– Прекратите этот цирк! – закричала я. – Я больше этого не вынесу! Я пойду в свою комнату и застрелюсь. Давид, когда этот мерзавец уйдет, придешь и скажешь мне.

Я убежала в спальню и захлопнула дверь. Я сердито ходила взад-вперед по комнате, бормоча ругательства, потом услышала мужские голоса и прижалась ухом к двери.

– Что с ней? – спросил Сет Давида, и я поняла, что портниха уже ушла. Было слышно, как скулит Калинка.

– Что с ней? – равнодушно, как обычно, пробормотал Давид. – Ничего. Она всегда волнуется перед концертом. С ней совершенно все в порядке.

– Я поражен, – признался Сет. – Она просто великолепна в гневе. Вот что случается с маленькими цыганками, когда они вырастают. Скажите мне, она действительно хороша?

– Хороша? – раздался задумчивый голос Давида. Он бывал медлителен до безумия. – А, как певица? Да. Более, чем хороша. Она может стать великой, да, великой артисткой. Но она ленива и не любит упорной работы. Она предпочитает внешние эффекты, которыми стремится возместить пустоту внутри. Она говорит, что публика именно это и любит, и она права. Но для пения это плохо.

Я безмолвно погрозила ему через дверь кулаком. Эффекты! Плохо для пения! Я убью его… после концерта.

– Да, мистер Мак-Клелланд, – сказал Давид, – я думаю, что сегодня вечером вы будете приятно удивлены своей маленькой Рони.

Наступила длинная пауза.

– Значит, ты знаешь об этом.

– О да. Она думает, что очень скрытна и хитра, но я могу читать по ней, как по книге.

«О, ты можешь», – подумала я.

– Но я умею быть порядочным. За меня можете не беспокоиться. Я не хочу, чтобы ей было больно.

Милый Давид. Он сказал еще что-то, но так тихо, что я не расслышала. О чем он говорил?

Потом что-то сказал Сет, Давид ему ответил. Наконец Сет произнес:

– Хорошо, я ухожу, чтобы баронесса могла еще вдоволь покричать. Полагаю, это помогает разогреть голос?

– У вас есть все основания так думать, – ответил Давид, – а я не обращаю на это внимания.

В этот день у меня был еще один посетитель – Элиза Мак-Клелланд. Она появилась, как только ушел Сет. Интересно, видели они друг друга или нет? Но я недолго терялась в догадках. Не успели мы перекинуться и парой фраз, как Давид, извинившись, вышел, и она прямо спросила:

– Вы знали Сета раньше, не так ли? До того, как встретили Стивена?

Я открыла рот, да так и застыла на месте.

– О, вы так думаете, потому что он только что был здесь! Он… он хотел пожелать мне удачи. – Наверное, такая опытная лгунья, как я, могла бы соврать и получше, но Элиза застала меня врасплох. Она села совсем рядом и обняла меня.

– О, моя дорогая, я не хотела огорчать тебя! – тепло сказала она. – И особенно сегодня. Но я поняла это сразу же, когда той ночью Сет вошел в гостиную. Я не глупа. Я знаю своих сыновей. И я знаю, что чувствует женщина, когда она влюблена.

– Я люблю Стивена! – запротестовала я. – Клянусь…

– Я знаю, – мягко сказала она. – Но ты любишь и Сета, так ведь? Только по-другому. Ты же не можешь любить их обоих одинаково. Они такие разные. – Элиза замолчала, вспоминая что-то, вероятно, из своей жизни. – Здесь никто не виноват, ни ты, ни они. Они оба тебя любят.

– Он меня не любит, – глухо сказала я, и она поняла, кого я имела в виду. – Он никогда меня не любил.

– После того, как вы все поехали в церковь на рождественскую мессу, Сет остался, и мы разговаривали около часа, прежде чем он ушел. Он расспрашивал о тебе, как будто просто так. И мы рассказали ему, как ты встретилась со Стивеном… по крайней мере то, что ты рассказала нам. Он думает, что достаточно умен и умеет скрывать свои чувства. Но тогда ему это не удалось, вот как тебе сейчас. Нет, не расстраивайся! Мы с отцом оба все видели и потом долго говорили об этом. Сет… он не умеет говорить о своих чувствах. Его отец точно такой же. Сет всегда борется за внимание окружающих, за их любовь. Ему не пришлось… мы так его любили… но его не переделаешь. Он может совершать безумные, безрассудные поступки, но ни за что не спросит: «Ты меня любишь?» Ему нужны действия, а не слова. Он ни в чем никогда не уверен. Ему нужны доказательства.

– Доказательства! – вскричала я. – Я дала ему доказательства! Слезы и кровь и… – я замотала головой. – Он все равно меня бросил. Он убежал от своего счастья.

– Он действительно любил Джули, – тихо сказала Элиза. – Он считал, что она предала его, и боялся снова обжечься.

У меня помутилось в голове. Лондон. Я пыталась покончить с собой, потому что ненавидела его, а он хотел убить моего ребенка. Он женился на мне, чтобы спасти меня. И спасти наше дитя. А после того, как Николас родился, он бросил меня. Потому что думал, что я не люблю его? Потому что у меня был ребенок, и он решил, что я больше в нем не нуждаюсь? Это было так больно, так непонятно.

– Но я все же собираюсь выйти замуж за Стивена, – тихо сказала я.

– Разве все так просто? – спросила Элиза. – Ты любишь их обоих. И они любят тебя. Ты знаешь их, знаешь их сильные стороны и их слабости. Ты знаешь, что им нужно. Мне кажется, ты должна серьезно подумать, кто из них нуждается в тебе больше. Потому что именно с ним ты будешь счастлива.

Она поцеловала меня и встала.

– До свидания, дорогая. Я знаю, что выбрала неудачное время для разговора. Но я увидела Сета, спускающегося по лестнице, и ничего не смогла с собой поделать. Я немножко люблю совать нос в чужие дела. Но я люблю тебя, как дочь, и хочу, чтобы ты сделала правильный выбор.

– Правильного выбора не существует, – с горечью сказала я. – Единственный правильный выбор для меня – это уйти из их жизни.

– Да нет, все не так плохо, – бодро возразила Элиза. – Ответ ясен, ты только подумай хорошенько.

– Вы знаете?..

– Конечно! Но не скажу. Au revoir,[8] Рони. Желаю отлично спеть сегодня. Мы все придем и будем переживать за тебя.

Ослепительно улыбнувшись на прощание и весело махнув рукой, Элиза вышла. Я села и закрыла глаза. Я пыталась собраться с мыслями, но не могла. От всей этой кутерьмы у меня разболелась голова. Я любила Сета, и я ненавидела Сета!

– Ба, – негромко воскликнула я. Бедный Калинка вылез из-под рояля и лизнул меня в лицо. Вытерев глаза, я вдруг обнаружила, что вся моя нервозность испарилась. По-видимому, мое беспокойство из-за предстоящего концерта померкло в сравнении с другими проблемами, которые внезапно на меня навалились.

Когда я в сопровождении Давида Тэтчера вышла на сцену, шум в зале перерос в рев. Давид не брал с собой нот. Он давно выучил все мои номера, чтобы публика не отвлекалась, когда он будет переворачивать страницы. Он сказал, что сделал это специально для того, чтобы слушатели могли сосредоточиться только на музыке, и еще потому, что пианист и певец должны слиться в единое целое, но я полагала, что он просто хотел порисоваться. На нем был его обычный вечерний костюм, и, как обычно, он был совершенно спокоен и невозмутим, хотя ему предстояло выступать перед тремя тысячами зрителей. «Раз я их все равно не вижу, – говорил он, – так чего о них беспокоиться».

На мне было платье из дорогого, цвета слоновой кости атласа, расшитого жемчугом. Жемчуг был у меня также на шее, в ушах, волосах и на запястьях. За юбкой сзади тянулся небольшой шлейф, и я велела Давиду идти осторожно, чтобы не наступить на него, иначе мы оба окажемся в глупом положении.

– Как ты думаешь, – спросила я его перед самым выходом на сцену, – я выгляжу не слишком блекло? Очень много белого: платье, жемчуг, перчатки. Нужно какое-то яркое пятно!

– У тебя их много, – возразил он. – На щеках и в глазах. Отличный контраст, больше ничего не нужно. Ты выглядишь… великолепно.

И тут он сделал неожиданную вещь: потянулся ко мне и неловко поцеловал в щеку.

– Давид Тэтчер! – изумилась я. Он покраснел до корней волос.

– Только не думай, что я влюблен в тебя, – сказал он. – Но я… впрочем, не важно.

Я несколько раз низко поклонилась, сделала особый реверанс в стороны ложи Мак-Клелландов, которая располагалась в первом ярусе, справа от меня. Я хорошо видела их всех. Гарт выглядел особенно представительно, Элиза и Габриэль больше походили на сестер, чем на мать и дочь, горделивый и самодовольный Шон, Стивен, такой красивый и благородный, что у меня перехватило дыхание, и Сет с бледным, ничего не выражающим лицом.

Я подождала, пока стихли последние голоса и перестали шелестеть программки. Подождала, пока наступит полная тишина, затем сосчитала до пятидесяти и только тогда кивнула Давиду, что готова. К этому моменту атмосфера в театре накалилась до предела. Давид взял первые аккорды «Каста Дива». Мой голос воспарил в зале, к балконам и выше, в самое небо. Никогда в жизни я не пела лучше, потому что я пела для человека, которого любила.

Я закончила первую арию под гром аплодисментов и перешла ко второй, к Бетховену. Потом потрясающая концертная ария Моцарта, которую большинство присутствующих в зале слышали впервые, ибо она так дьявольски трудна, что большинство сопрано даже не пытаются браться за нее. Я пела им Генделя, Брамса и Листа.

– А эти песни написал для меня мой дорогой друг и учитель, – сказала я публике. Зрители посмотрели в программки и обнаружили, что этим другом был не кто иной, как легендарный Лист.

Я запела «Пять цыганских песен». И когда я их пела, я, не вытерпев, взглянула на ложу справа от меня, на Сета, словно говоря: «Что, видишь, ублюдок? Ты не верил в меня и ошибся!».

Его глаза горели, но лицо оставалось бесстрастным. О чем он думал? Вспоминал чумазую девчонку в рваном цыганском платье, которая, заглядывая ему в лицо и улыбаясь, стаскивала с него ботинки и массировала ногу? Или он вспомнил девушку с жемчугом в волосах, которая с напыщенным видом ходила по гостиной, изображая, как ей казалось, светскую даму? Волосы, золотистым каскадом спадавшие до пола, и юное, изящное тело в его руках? Лицо, с выражением дьявольского лукавства склонившееся над карточным столом во время игры в «фараона»? Или то же лицо с сияющими глазами на атласной подушке. Лицо с выражением гнева? Или радости? Или страха? Белое и безжизненное? Или раскрасневшееся от счастья, когда она улыбалась сыну?

Он наверняка что-то вспомнил, потому что внезапно встал и, не дослушав «Пять цыганских песен», вышел из ложи.

Потом говорили, что во Французской опере от аплодисментов чуть не рухнул потолок. Не знаю, насколько это было правдой, но сцена была так густо усыпана цветами, что я с трудом пробралась к рампе на поклоны. Я спела на бис семь коротких номеров, а публика хотела еще столько же. После концерта светская молодежь города во главе с Шоном Мак-Клелландом выпрягла из моей кареты лошадей и с криками везла ее по улицам.

– Через две недели они обо мне забудут, – сказала я Стивену, когда вечером мы остались вдвоем в музыкальной комнате. – Им все время нужны новые развлечения. И эта ночь – всего одна в череде таких же. Но у нас с тобой будет много, много чудесных ночей, Стивен.

– Я в растерянности, – с притворной робостью сказал Стивен. – Мне придется превзойти стольких обожателей…

– Глупости. – Я поцеловала его и села к нему на колени. – Тебе не нужно ни с кем соревноваться. Мое сердце принадлежит тебе, и ты это знаешь. Но что случилось с твоим братом? Он не любит музыку?

– Я думаю, у него появился еще один повод для зависти. – Стивен сдержанно рассмеялся. – И я не могу винить его за это.

– Для зависти? Ты правда так думаешь? – У меня застучало сердце. Сет ревнует? Неужели его мать права и он любит меня? «А если и так, то что из этого, – сказала я себе. – Ты ведь не любишь его». – Бедный Вулкан, – вздохнула я.

– Что?

– О, – сказала я поспешно. – Я так прозвала его, потому что он напоминает мне Вулкана: большой, черный, молчаливый. Он работает глубоко под землей, где его никто не видит, пока мы, прекрасные боги, играем на небесах.

– Я только не понимаю, как ты сможешь бросить сцену ради того, чтобы стать женой простого адвоката? – вздохнул Стивен.

– Тебя скомпрометирует, если твоя жена будет появляться на публике? Твои враги уговорят критиков писать плохие рецензии о моем пении! Мне-то наплевать, я их все равно никогда не читаю, а ты будешь в ярости. Тебе придется вызывать их на дуэль и убивать одного за одним, и твоя карьера будет кончена!

– Ну и фантазия! – засмеялся он и нежно поцеловал меня.

Я соскользнула с его колен и легла на кушетку, увлекая его за собой. Волосы упали ему на лицо, и я отвела их в сторону. Ах, какое у него красивое, открытое лицо. Его глаза светились любовью ко мне. И я любила его.

– Как мне не хочется снова покидать тебя, – вздохнул он.

– Покидать? – Я удивленно посмотрела на Стивена. – О чем ты говоришь?

Он смутился.

– Я помню, что мы собирались поехать куда-нибудь после концерта, – сказал он, – я хочу этого так же, как и ты, но президент вызывает меня в Вашингтон. Завтра я уезжаю. Это связано с положением на Кубе. Я встречался с генералом Лопесом, и президент Тейлор подумал… но тебе, наверное, все это неинтересно. – Он увидел, как влажно заблестели у меня глаза, и сел. – Ты сердишься?

– Нет, нет, – поспешно сказала я. – Просто я не ожидала… я не хочу остаться одна…

«С Сетом», – мысленно добавила я.

– Глупости, – засмеялся Стивен. – Ты не будешь одна. Здесь моя семья. Тебе не придется скучать. Сезон в разгаре, ожидаются вечера и балы. На этой неделе прием у губернатора. К тому же тебя окружает толпа почитателей.

Ты даже можешь великодушно позволить бедняге Сету свозить тебя куда-нибудь.

– Я не могу этого сделать, – резко ответила я. – Я не доверяю себе рядом с такими мужчинами, как он. – И это была правда.

– Тогда, наоборот, держись от него подальше, – засмеялся Стивен. – Я уеду ненадолго. На месяц, не больше.

У меня упало сердце. На месяц. С таким же успехом он мог уехать на год. Месяц с Сетом разрушит все до основания.

– Можно мне поехать с тобой? – тихо спросила я. – Я не доставлю тебе хлопот.

– Тогда я не смогу работать. И никто другой в Вашингтоне.

– А что будет после свадьбы? Ты будешь все время уезжать по делам других людей и оставлять меня… на съедение волкам! Это несправедливо, Стивен. Женатые люди должны жить вместе.

– Бедняжка, – сказал он с печальной улыбкой, – ты говоришь так, словно я бросаю тебя.

– Ты так и делаешь! Ты бросаешь меня. А как было с Джули? Ты брал ее с собой в Вашингтон?

– Конечно, нет. – Я видела, что ему неприятен этот разговор. – Она большую часть времени была беременна и к тому же не любила путешествовать.

– Похоже на какой-то странный уговор. Ты приезжаешь раз в год, целуешь детей, делаешь ей еще одного ребенка и уезжаешь. А как же любовь? Или во время твоих отъездов ей полагалось жить воспоминаниями о коротких мгновениях ваших встреч?

– Ты несправедлива, Рони, – сдавленно сказал он. – Джули была счастлива тем, что она жена известного политического деятеля.

– Она сама говорила тебе об этом? Или ты ей это сказал?

– Она сама сказала, – холодно ответил он. – А что касается занятий любовью… – Стивен помолчал и вздохнул. – Она этого не любила. Она… ее воспитывали совсем иначе, чем тебя, Рони. Она терпела «это», но не любила. Иногда я слышал, как она потом плакала в темноте.

Но Сет заявлял, что Джули «не святая», имея в виду, что она пылко и страстно отдавалась ему. Теперь я поняла. Она вышла замуж за Стивена, но в ее душе хранилась тайна. Тайна от него. Вероятно, ей нравилось быть женой политика, писать ему умные письма, воспитывать его детей, содержать дом в порядке и каждый раз… с ужасом ждать его возвращения. Ложь всегда была рядом, преследовала ее, причиняла постоянную боль. Этот обман превращал в ложь все, что она делала: каждый ласковый жест, нежное слово, каждую жертву.

Чудесный, счастливый брак Стивена был построен на лжи. Его жестоко обманули, обманули сильнее, чем он думал. Возможно, она все это время любила Сета… а может, и нет. Это не имело значения. Она не рассказала обо всем, когда следовало, а со временем сделать это становилось все труднее и труднее. Тайна пряталась в ней, как пласт угля под каменной породой. Ожидание несчастья лишь усиливало ее пытку.

И я вот-вот сделаю то же самое: построю брак на гнилом фундаменте лжи и обмана.

– Но ты, Стивен, – тихо сказала я, – как же ты обходился… у тебя были любовницы?

– Моей любовницей была политика, – ответил он с горькой усмешкой. – У меня были какие-то женщины, но я ненавидел встречи с ними. Я считал, что это нечестно по отношению к Джули. В конце концов это была не ее вина.

Но я никогда не имел постоянной женщины до тех пор, пока не встретил тебя. Такую теплую, нежную. Ты не стыдилась и не смущалась. Тебе нравилось смотреть на мое тело и нравилось, когда я смотрел на твое.

Сказать ему. Сказать ему. Но он сейчас выглядит таким несчастным. Я сделаю его еще несчастнее. Нет, я не могу. Не могу!

– В котором часу ты уезжаешь? – спросила я.

– Утром. – Он вытащил из кармана часы. – Пожалуй, мне сейчас лучше уйти.

Стивен хотел встать, но я удержала его.

– Нет, – сказала я, – этой ночью ты останешься со мной. Я… я не хочу быть одна. Концерт… я буду очень разочарована, если ты уйдешь. Пожалуйста, Стивен.

Он легко коснулся моего лица, потом взял за руку и повел в спальню. Мы быстро раздели друг друга. В эту ночь он сделал мне больно – впервые с тех пор, что я знала его. Он был голоден, неистов, требователен. Он хотел, чтобы я возместила ему все годы воздержания и разбитых надежд. И я старалась. Мы спали урывками и снова отчаянно занимались любовью, словно это было последний раз в жизни.

– Ты весь день будешь очень усталым, Стивен, – сказала я незадолго до рассвета.

– Не важно. Я высплюсь на корабле. Стивен поцеловал меня в растрепанные волосы.

– Мне кажется, мы стали гораздо ближе друг другу, – прошептал он.

– Мне тоже так кажется, и я рада этому. О Стивен, я хочу поговорить с тобой.

Я решилась. Я скажу ему.

Но он снова поцеловал меня, потом еще раз и сказал:

– Не надо. Не сейчас.

Я трусиха. Я цыганка. Я отдаюсь мгновенному удовольствию, а потом будь, что будет.

Следующие две недели я наслаждалась вниманием многочисленных поклонников. Меня засыпали приглашениями на балы, вечера и званые ужины. Я пела в кафедральном соборе Сент-Луиса, а Элиза Мак-Клелланд попросила меня выступить перед вдовами, потерявшими мужей в чалметтском сражении. Конечно, я согласилась. Я всегда от души сочувствовала вдовам… и брошенным женщинам. Получалось, что во время отсутствия Стивена я без дела не сидела, и это, по мнению Анны, было к лучшему. Сета я видела редко, но достаточно часто, чтобы понять, что он все еще в городе. Как бы мне хотелось, чтобы он тоже уехал.

Затем однажды утром, в десять часов, он ворвался ко мне в комнату, преследуемый разгневанной Анной, которая пыталась остановить его. Я только что проснулась и сейчас, сидя за туалетным столиком, расчесывала волосы.

– Где она? – с порога крикнул Сет. – Ну, выкладывай! Что вы с ней затеяли? – Он был бледен и небрит, налившиеся кровью глаза сверкали от гнева.

Я покосилась на него и сонно спросила:

– О чем ты? И о ком? Может, он спятил?

– Ты знаешь о ком! – Сет подошел к туалетному столику и рывком поднял меня на ноги. Его пальцы впились в мои покрытые шрамами запястья. – Если ты не скажешь мне правду, я оторву твою глупую цыганскую голову с плеч долой! – Он встряхнул меня. – Габи убежала! Ты прячешь ее, признавайся! Это все твои проделки!

Он отпустил меня, и я отскочила, потирая запястья.

– Я ничего не знаю, – проговорила я. Сонливость как рукой сняло. – Ради Бога, Сет, успокойся и скажи мне, что случилось. Что ты имеешь в виду, говоря, «она убежала»? Куда?

Он вытащил из кармана сюртука смятую записку и протянул мне.

– Прочти это. Ты ведь теперь умеешь читать. Мы думали, что она гостит у Колетт и Филиппа. Сегодня утром я отправился навестить их, и выяснилось, что они ее не видели! Ее нет уже неделю! А это мы получили час назад. Записку бросил в ящик здесь, в городе, какой-то мерзавец-сообщник. Это была ты, Рони?

Я бегло просмотрела записку, выхватывая отдельные фразы. У меня подкосились ноги, и я тяжело опустилась на стул.

– «Дорогие мама и папа… пожалуйста, простите… надеюсь, вы поймете… Борис и я…» Борис! – воскликнула я. – О Господи, это ужасно! – Я вернула записку. – Она убежала с этим чудовищем! Сделай что-нибудь, Сет! Найди ее! – Я вскочила и схватила его за руки. – Я предупреждала ее, Сет. Ты думаешь, это моих рук дело? Я ненавижу Бориса Азубина! Он жестокий, злой эгоист! Я сказала ей, что он разобьет ей сердце, как ты… – Я закусила губу и замолчала. – Пожалуйста, Сет, поверь мне, я не имею к этому никакого отношения.

– Она познакомилась с ним у тебя, ведь так? – не унимался он. – Он русский и ты тоже. Он, наверное, был одним из твоих любовников, а? Был? Говори!

– Нет, нет! – Я бросила взгляд на Анну, которая стояла в дверях и испуганно смотрела на нас широко раскрытыми глазами. – Скажи ему, Анна! Он несколько раз приходил играть в карты и один раз потом… Никогда… – Я прижала пальцы к вискам. – Принеси кофе и бренди, Анна.

– Ты решил… из-за того, что я тебе тогда сказала… ты решил, что я хотела сделать тебе больно через нее? – Он устало сел на край кровати, зажав руки между коленями. – Это были только слова, Сет, не больше. Я люблю твою семью. О, мне следовало догадаться, что она что-то задумала! – Я ходила по комнате, ломая руки. – Она вела себя слишком тихо, слишком послушно. Мы с твоей матерью обе думали, что она начала забывать его. Я должна была догадаться! Женщины не забывают подобных мужчин так легко. А он такая свинья, что не успокоится, пока не отомстит. Все вы дьяволы! Я оденусь и помогу тебе искать ее.

Я распахнула гардероб и достала простой, в испанском стиле костюм для верховой езды с узкой юбкой с разрезом, короткой курткой-болеро и белой кружевной блузкой.

Только я успела снять ночную рубашку, как в комнату без стука вошел Давид Тэтчер. Я вскрикнула и прижала рубашку к груди, но он даже не взглянул на меня.

– Есть новости? – спросил он Сета. Сет отрицательно покачал головой.

– Ты все знаешь? – удивилась я, застегивая блузку. Давид кивнул.

– Сегодня утром я был у Масперо и встретил мистера Мак-Клелланда. Он не хотел, чтобы о случившемся знал весь город, а дом Масперо – лучшее место, где можно обо всем разузнать, не привлекая ничьего внимания.

Анна принесла кофе, и они оба взяли чашки. Пока мужчины обсуждали, куда она могла убежать, я надела ботинки. Габриэль и это мерзкое чудовище! Как она могла быть такой слепой? А Давид Тэтчер носится по заведениям, имеющим в городе самую ужасную репутацию. Насколько я знаю, Масперо такой же мерзавец, как и Сет Мак-Клелланд. «Мужчины, – с отвращением подумала я. – Все они одинаковы».

Через десять минут в комнату вошел Гарт. Мак-Клелланд. Похоже, моя спальня сегодня утром стала местом встреч всех мужчин Нового Орлеана.

– Я кое-что узнал, – сказал он. – Кто-то видел, как они… или пара, похожая по описанию на них… на прошлой неделе садились на пароход «Валери Джейн». Они оплатили билет до Сент-Луиса и сейчас, наверное, на полпути туда. «Валери Джейн» – самый быстрый пароход на Миссисипи.

– Нужно ехать вдогонку верхом, – воскликнул Давид. – Против течения они вряд ли делают больше пятнадцати узлов.

– Нет, – возразил Сет, – из-за дождей все дороги развезло. Сплошная грязь. Подождите, «Делта Белл» сейчас в порту? Я знаю ее капитана, Фарлея Сьюарда. Я уговорю его догнать «Валери Джейн». Он до смерти любит гонки.

– Я поеду с вами, – сказал Давид.

– Нет. – Гарт взял Давида за руку. – Возможно, я ошибаюсь, и они уехали в другую сторону, а может, они все еще в городе. Ты нужен мне здесь, Давид. Продолжай поиски, может, тебе удастся узнать что-нибудь важное. И если так… если они не на «Валери Джейн», пошлешь телеграмму Сету в Сент-Луис, и он вернется домой. Сет, я прикажу, чтобы Джордж собрал твой чемодан и отвез его к пристани. А ты отправляйся к Сьюарду и попробуй его уговорить.

Затем все трое вышли из комнаты, даже не взглянув на меня.

– Как глупа молодость, – вздохнула я. – Почему, почему она меня не послушала, Анна? Ничем хорошим это не кончится, ничем. Я боюсь за нее, Анна.

Я вспомнила, в каком отчаянии была сама, когда Сет покинул меня, и как чуть не умерла от горя, если бы не Анна.

Меня спасло то, что рядом со мной была другая женщина, которая сочувствовала мне.

– Анна, я поеду с Сетом! – воскликнула я. – На «Делта Белл»! Упаковывай вещи! Возьми лекарства, чай, немного бренди, водки и какой-нибудь еды. Хватит одного платья, простого и прочного. Нижнее белье и теплый плащ… так, я надену это. И пришей остатки подарков Людвига к нижней юбке! Они могут понадобиться.

Затем я села за стол в музыкальной комнате, чтобы написать несколько слов Стивену. Это было самым тяжким занятием в моей жизни – не потому, что я не знала, что сказать, а потому, что никогда в жизни не писала писем, а с последнего урока у короля Людвига прошло много времени.

– Дарагой Стивен, – писала я слова так, как они мне слышались. С пера на бумагу сорвалась огромная чернильная капля. Я выругалась, разорвала лист и начала снова: – Я знаю што ты паймеш миня. – Кончик пера обломился – я слишком сильно надавила на него. Я растерялась. Все письма за меня писал Давид, а Бог знает, где он сейчас носится. Ясно, что мне не суждено написать Стивену письмо. Ему придется узнать подробности нашего отъезда от кого-нибудь еще, и я надеялась, он действительно поймет меня. А когда я вернусь, я, может быть, наберусь смелости сказать ему правду.

На пристани перед «Делта Белл» кипела бурная деятельность. Чернокожая команда выносила с катера весь посторонний груз и даже мебель, чтобы облегчить судно. Человек на мостках криками поторапливал их. Я решила, что это, должно быть, и есть капитан Фарлей Сьюард. За ним шел Сет.

– Рони. – Кто-то взял меня за руку. Я обернулась и увидела Гарта Мак-Клелланда. – Что ты здесь делаешь?

– Я должна поехать с ним, – сказала я. – Когда мы найдем Габриэль, будет хорошо, если рядом с ней окажется женщина. Я хочу помочь. Пожалуйста, не пытайтесь остановить меня.

– Не буду. А ты действительно делаешь это ради Габи? Или ради самой себя?

У него были добрые голубые глаза. И очень внимательные, как у Стивена.

Я почувствовала, что краснею.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Думаю, что понимаешь.

– Я сейчас вообще ничего не понимаю, – торопливо пробормотала я. – Я не знаю, кто я и чего хочу. Мне нужно уехать, вы можете это понять? Все произошло слишком быстро. Я люблю его… я никому не хочу сделать больно. Я должна сказать вам… о мсье!.. Я не могу выйти замуж за Стивена, даже несмотря на то что я люблю его, потому что я уже давно замужем за Сетом. – Я опустила голову. – Вы думаете, я плохая? Я должна была хоть кому-то сказать об этом! Я не знаю, что мне делать!

Он обнял меня и сказал:

– Тебе предстоит сделать выбор? И ты боишься сказать об этом Стиву?

– Я не могу, – прошептала я, уткнувшись лицом ему в сюртук. – Я несколько раз пыталась, но не смогла. – Я с надеждой подняла глаза на Гарта. – Может быть, вы? Вы скажете ему об этом!

Он покачал своей львиной гривой.

– Это ваше с Сетом дело.

С «Делта Белл» раздался гудок. Гарт ободряюще улыбнулся и сказал:

– Тебе лучше идти на катер. Они сейчас отчалят. Не беспокойся. Тяжелые испытания закаляют. Удачи тебе, Рони. Вам обоим.

И поспешно обняла его, поцеловала и вытерла платком мокрые глаза. Потом велела носильщику нести мой чемодан на катер и подбежала к сходням как раз в тот момент, когда матрос собирался их убрать. Грузный моряк преградил мне дорогу.

– Сегодня пассажиров не берем, мэм, – сказал он.

Нам предстоит гонка и…

– Я знаю, что вам предстоит, – отрезала я. – И я еду с вами. Я жена Сета Мак-Клелланда.