"Опасное наваждение" - читать интересную книгу автора (Питерс Натали)

Глава 10 РЯДОМ С КОРОЛЕМ

– Посмотрите, вот она. Новая любовница короля! Русская! Как они забавно смотрятся вместе – она почти на полголовы выше его.

Я вздрогнула. Больше всего мне хотелось выпалить что-нибудь язвительное в адрес этих двух затянутых в корсеты и шелка гарпий, которые шушукались, прикрываясь веерами. Но мужчина рядом со мной был спокоен.

– Не обращай на них внимания, дорогая. Они стары и глупы, сплетни – единственная радость в их жизни.

– Я бы выпорола этих злобных сук.

– А я бы не возражал, – вздохнул король Людвиг. – Говоря откровенно, я бы вздел их на дыбу, а потом повесил на людном перекрестке с табличками «Наказаны за то, что сплетничали о своем короле». Но, увы, – вздохнул он еще раз, – мы живем в просвещенные времена. Сотню лет назад можно было использовать грубую силу, чтобы пугать и повелевать, но теперь нет. Король в наши дни – всего лишь кукла, символ власти, не больше… но вот и я разворчался, как старая женщина! По крайней мере, дорогая Рони, я хоть заставил тебя улыбнуться.

– Я переживаю не за себя, – сказала я. – Они же не знают тебя так, как знаю я, и я счастлива, что ты относишься к числу моих друзей.

– А я благодарю судьбу за то, что она привела тебя ко мне, – король нежно поцеловал мою руку, – моя милая Афродита.

Мы прошли в королевскую ложу в маленьком прелестном театре в королевской резиденции Мюнхена. Зрители встали, приветствуя нас, мы с королем заняли свои места, и все последовали нашему примеру. Перед занавесом появился мужчина в белом парике и в ливрее королевской династии Виттельсбак и трижды стукнул посохом о пол, возвещая начало представления. Занавес взвился. В этот вечер давали «Фауста» Гете.

Мои познания в немецком были все еще довольно слабы, но я полностью отдалась происходившему на сцене, игнорируя любопытные взгляды публики. Своим поведением я, казалось, говорила: «Я здесь, чтобы наслаждаться пьесой, а если вы хотите сплетничать, то это меня не касается».

Куда бы я ни шла, вокруг меня раздавался взволнованный шепот. Шесть месяцев назад я была скорбящей матерью, брошенной женой бессердечного авантюриста. А сейчас я стала лучшим другом и, как утверждали некоторые, любовницей Людвига, короля Баварии. Я стала силой, с которой не могли не считаться в Мюнхене. Король, по общему мнению, был слабым, безвольным человеком, и мои враги предсказывали, что через несколько лет именно я буду управлять страной. Конечно, все это была вздорная болтовня, но нельзя было заткнуть рты злопыхателям.

Когда мы с Анной прибыли в Мюнхен, я послала ее с нашим багажом в гостиницу, а сама пошла прямиком в королевскую резиденцию и потребовала встречи с королем. Я не назвалась и сказала лишь, что у нас есть один общий друг.

Меня ввели в приемную и попросили подождать. Прошел целый час, и я уже потеряла терпение.

– Я прошу всего несколько минут королевского внимания, – сказала я секретарю на ломаном немецком. – Но я должна увидеть его. Это очень важно!

– Король – очень занятой человек, мадам, – извиняясь, сказал секретарь. – Возможно, вам придется ходить сюда в течение нескольких недель.

– Я не стану приходить ни завтра, ни послезавтра, ни через несколько недель, – твердо сказала я, – потому что никуда не уйду и останусь здесь до тех пор, пока не повидаюсь с королем.

Я не имела ни малейшего представления, что скажу королю при встрече, но в ту минуту это казалось мне несущественным. Секретарь поспешно вышел.

Через несколько минут в комнату вошел человек в черном мундире с красной перевязью. Это был высокий мужчина с прилизанными черными волосами, длинными, закрученными на концах усами и необычайно длинным и тонким носом. У него были глаза стального серого цвета без малейшего проблеска юмора или доброты.

– Я барон Вольфганг Карл фон Цандер, мадам. – Мужчина безукоризненно владел французским. Очевидно, секретарь предупредил его о несовершенстве моего знания немецкого языка. – Я друг и советник короля Людвига и его королевского величества кронпринца Максимилиана. Если вы сообщите мне суть вашего дела к королю, возможно, я смогу помочь вам.

– Я хочу немедленно поговорить с королем и сама сообщу ему суть дела! Пожалуйста, передайте ему, что его ждут!

– Он уже знает, что здесь находится странная женщина, которая отказывается назвать себя.

– Он не узнает моего имени, даже если я назовусь.

По темному лицу барона пробежала тень недовольства.

– Правитель такой могущественной страны, как Бавария, не обязан встречаться с любым, кто попросит аудиенции. Просто скажите мне…

– Я не верю, что королю доложили обо мне. Я сама сделаю это!

И я быстро прошла к дверям, через которые появился барон.

– Немедленно вернитесь! – воскликнул барон. – Или я буду стрелять!

Я только ускорила шаги. Проскочив через двойную дверь, я выпалила:

– Прошу простить меня, ваше величество, но я должна поговорить с вами прежде, чем этот человек убьет меня!

– Извините меня, ваше величество, – раздался за моей спиной голос барона, – но эта женщина силой прорвалась в ваши покои, несмотря на мой запрет.

Король стоял перед высоким окном спиной к нам. На нем был домашний халат, и он занимался тем, что просовывал кусок хлеба через прутья решетки, которыми были забраны окна. Повернувшись, он спокойно произнес:

– Убери свое оружие, Вольфганг. С каких это пор мы стали направлять пистолеты на богинь? Как поживаешь, моя дорогая? – Раскрыв объятия, он пошел ко мне. – Очень рад снова встретить тебя.

Я стояла, приоткрыв рот от удивления. Это был тот самый смешной человечек из парка Пратер в Вене. Опомнившись, я присела в глубоком реверансе.

– Прошу прощения, ваше величество! Я даже и не подозревала…

– Ничего страшного, моя дорогая. – Король взял меня за руки и заставил встать. Он засмеялся. – Ты должна простить стареющему монарху его маленькие причуды. Вольфганг, ты еще здесь? Пожалуйста, оставь нас.

Барон убрал пистолет и, выпрямившись, щелкнул каблуками.

– Как прикажете, ваше величество, – холодно заметил он, слегка поклонившись. Бросив на меня злобный взгляд, от которого я даже поежилась, барон четким военным шагом вышел из комнаты.

– Ваш подчиненный разозлился на меня, – сказала я виновато. – Кроме того, я вас отвлекла. Он сказал, что вы не хотите меня видеть…

– Не волнуйся о Вольфганге, – успокоил король, подводя меня к длинной кушетке перед камином. – Он всегда на кого-нибудь злится. Вообще этот человек – страшный зануда, но я не могу от него избавиться. Он, к сожалению, лучший друг моего сына. Ты выглядишь еще привлекательней, чем в прошлый раз. Я так рад, что ты приняла мое приглашение. А как твой маленький?

– Он мертв. В Вене была эпидемия гриппа. – Я отвернулась, глядя в огонь.

Король сжал мои руки.

– Как мне жаль, – сказал он с искренним сочувствием. – Но ты теперь у меня в гостях! Ты будешь жить в моем дворце и я назначу тебя… эээ… я назначу тебя официальной музой первого поэта королевства, то есть меня. Знаешь, что я заметил, когда ты сидела в парке? Меня поразило сходство между тобой и скульптурой. Ты помнишь ее? Афродита. Копия римской копии из моей коллекции, и неплохая. Такое красивое лицо, чистое, благородное и такое холодное, каким только может быть камень. Но я увидел тебя, и статуя словно ожила. Ты плакала, и мне показалось, что у меня вот-вот разорвется сердце. Ты самое теплое, живое и ослепительно красивое создание, какое я когда-либо видел. Я очень жалел, что ты не приняла тогда моего приглашения на чай. Но потом мы встретились снова. Судьба! Ты рассказала мне о своих бедах, и я понял, что ты должна всегда находиться рядом со мной. Понимаешь? Я в некотором роде известный собиратель красоты. Позволь показать тебе кое-что.

Он взял меня за руку и провел по лабиринту коридоров в большой зал. Его энтузиазм напоминал мне радость маленького мальчика, и я понимала, что он собирался показать мне что-то, чем он сильно гордился.

Вдоль стен стояли многочисленные бюсты и статуи: римские императоры, сенаторы, военачальники. Там были греческие мальчики и мужчины и целый пантеон богов и богинь. Я ничего не знала об античном искусстве, понимая только, что эти статуи очень старые и что я видела нечто подобное во Флоренции и Риме.

– Моя коллекция, – гордо объявил король Людвиг. – Или по крайней мере часть ее. Собиралась годами. Некоторые статуи не слишком хороши, но вот эта…Узнаешь? Афродита, но вовсе не похожая на ту жалкую мраморную статую в Пратере. Посмотри, как сверкает мрамор, как он гладко отполирован. Разве она не прелестна? А теперь посмотри на ее лицо! Она – это ты, дорогая. Ты!

Статуя была действительно красива, но, как мне показалось, сходство между нами ограничивалось только фигурой: у Афродиты были красивые бедра, длинные ноги и полная грудь.

– У тебя те же классические пропорции, – радостно продолжал король. – Твое лицо разделено на совершенные трети. Расстояние от лба к носу, длина носа и расстояние от носа к подбородку равны. Ты сама это увидишь. – Он нетерпеливо подвел меня к зеркалу. – Классический прямой нос! Замечательные скулы. Неповторимый округлый подбородок. О! – Людвиг Баварский судорожно вздохнул и воздел руки к небу. – Всю свою жизнь я был истинным ценителем красоты. Я живу ради красоты, и я окружаю себя красивыми вещами и красивыми женщинами.

– А теперь вы решили и меня прибавить к своему великолепному пантеону? – улыбнулась я.

– Да. Именно так. – Король одобрительно кивнул. – Ты, наверное, сочла довольно эгоистичной мою просьбу приехать в Мюнхен, но все мужчины эгоисты, моя дорогая, и почему король должен отличаться от остальных? Обещаю, что буду хорошо заботиться о тебе. Ты получишь все, что захочешь, только попроси.

– Я хочу научиться читать и писать, – объявила я твердо. – Я наполовину цыганка и никогда не училась грамоте.

– Замечательно! Восхитительно! – Людвиг всплеснул руками. – Я сам стану учить тебя. Английскому и немецкому. Не умеешь читать, да? Весьма необычное занятие для меня – преподавание. Как я могу писать для тебя стихи, если ты не сможешь их прочесть? Я сейчас же отдам приказ приготовить тебе подходящие апартаменты. Думаю, лучше всего рядом с моими. Вольфгангу придется переехать.

Мы с Людвигом вернулись в зал. Он непрерывно болтал и смеялся, словно маленький мальчик, который наслаждается новой игрушкой. Однако, прежде чем мы вошли в его комнату, он остановился и коснулся рукой моего рукава.

– Есть еще кое-что, моя дорогая. – Он слегка покраснел. – Я не стану… эээ… просить что-либо у тебя… кроме… эээ… Кроме того, о чем я уже сказал. Ты будешь моей музой, и ничем больше. Когда передо мной столь совершенная красота, мне не хочется… эээ… Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Прекрасно понимаю, – ответила я. – Вы не хотите спать со мной. – Он покраснел и смущенно уставился на свои туфли. Я ласково взяла его за руку и сказала: – Я очень благодарна вам за честь, ваше величество. Благодарна, что вы согласились стать моим другом. Обещаю, я не подведу вас.

– Мы будем лучшими Друзьями, – счастливо согласился король, – а также учителем и ученицей, богиней и ее верным поклонником. Пойдем, моя милая Венера, отпразднуем нашу встречу шампанским. Какой сегодня чудесный день.

Мои комнаты были элегантно обставленными, светлыми и очень удобными. Анна никак не могла поверить нашему счастью – жить в королевской резиденции рядом с самим королем. Людвиг заходил каждое утро, чтобы позавтракать со мной, и каждый вечер перед тем, как лечь спать. Он всегда приносил какую-нибудь безделушку из его огромной коллекции: украшение, вазу или статуэтку. Он часто обращался ко мне «Венера» или «Афродита», и мне иногда казалось, что он действительно считает меня богиней любви и красоты.

Почти сразу же он приказал придворному художнику герру Штилеру нарисовать мой портрет для «Галереи красавиц» – известного на весь мир собрания портретов самых красивых женщин Европы, где были изображения и дочери мюнхенского сапожника, и портреты самых избранных дам высшего света со всех континентов. Королю так понравился мой маленький портрет, что он заказал у Штилера еще одну работу, где я была написана в костюме Афродиты – греческой тоге, которая оставляла открытой одну руку и грудь. Он присутствовал на каждом сеансе и, когда все было закончено, приказал повесить этот портрет у себя в спальне. Нечего и говорить, что эта история вызвала страшный скандал. Но король, казалось, ничего не замечал.

– Ты теперь всегда со мной, – вздыхал он радостно, – и когда я сплю, и когда бодрствую.

Однако речь при этом шла только о портрете. Я была в недоумении. Нельзя было сказать, что король Людвиг не любил женщин, наоборот, он обожал их. Почему же он не хотел лечь со мной в постель?

Мы проводили вместе долгие часы. Я училась читать и писать так же упорно, как некогда училась играть в карты. Став грамотной, я собиралась уничтожить последнее преимущество, которое имели передо мной горгио: никогда больше ни один мужчина не сможет оставить мне записку, которую я не смогу прочитать.

Король Людвиг был необычным монархом. Он чувствовал себя крайне неловко во время традиционных церемоний с его присутствием и очень любил гулять по улицам, останавливаясь, чтобы поболтать с продавцом, студентом или прачкой. Его фигура давно примелькалась на улицах Мюнхена: всегда чем-то озабоченный, с опущенными плечами – внешность не короля, а профессора из университета.

Он был знатоком истории и ценителем антиквариата. Едва ли несколько человек во всем мире могли сравниться с ним в познаниях о древнем искусстве. Он провел меня по Глиптотеке – первому музею в Европе, построенному специально, чтобы представить широкой публике античное искусство. Одновременно, по приказу Людвига, строилась Пинакотека, или музей живописи, который должен был вместить его внушительную коллекцию картин. Его любовь к красоте и огромные познания вдохновляли меня, и я очень многое узнала от своего старшего друга. Король Людвиг стал для меня учителем и отцом, и я искренне привязалась к нему.

Очень скоро я поняла, что его положение правителя было крайне непрочным. Когда дело доходило до принятия политических решений, король Баварии становился таким же наивным, как пекари и столяры, с которыми он частенько общался. Возможно, даже еще более наивным.

Прислушиваясь к дворцовым сплетням, я обнаружила, что самым могущественным человеком в Баварии был не король или кронпринц Максимилиан, а барон Вольфганг Карл фон Цандер. Одно его имя вызывало страх и уважение, он держал всю страну в своих железных руках. Он лично отбирал королевских гвардейцев, и они были преданы только ему. Принц Максимилиан, который обещал стать таким же слабовольным монархом, как и его отец, однако без щедрости и великодушия последнего, был полностью во власти барона. Все соглашались в том, что, когда кронпринц придет к власти, настоящим правителем Баварии станет Вольфганг фон Цандер.

Этот могущественный сановник навестил меня через месяц после моего появления в резиденции короля. Я сидела в гостиной с учебником немецкого языка, когда туда вошла моя служанка.

– В чем дело, Анна?

Анна выпятила живот и похлопала рукой по левой груди, затем изобразила длинные свисающие усы.

– А, барон, – пробормотала я, закрывая книгу. – Пожалуйста, попроси его войти.

Я пересела на кушетку и расправила свои юбки.

В комнате появился барон. Он выглядел великолепно в белом мундире с голубой лентой через плечо и отделанными золотом ножнами шпаги.

– Добрый вечер, фрау Гаррет. – Он поклонился.

– Откуда вы узнали это имя? – Обычно я представлялась как мадам Ульянова и говорила всем, что недавно прибыла из России.

Не дожидаясь приглашения, барон сел рядом со мной.

– О, у меня есть друзья в Лондоне и Париже. – Он слегка пожал плечами. – Вы и ваш муж достаточно примелькались на континенте за два года. Что за карьера! Воспитана цыганами, привезена в Париж проезжим авантюристом, образование получила у вышедшей в тираж старой куртизанки, а потом стала любовницей одного из самых крупных негодяев в Европе. И ведь еще так молода! – восхитился он. – А сейчас не знаете забот, живя рядом с королем. Я завидую вашей молодости и обаянию, фрау Гаррет. И завидую Сету Гаррету. – Барон бросил голодный взгляд на мое декольте. – Он был дураком, что бросил вас.

– Я устала от него, – как можно легкомысленнее ответила я. – Я вообще легко устаю от грубиянов, барон.

– Как и я, фрау Гаррет, – ухмыльнулся мой собеседник. – Вы не возражаете, если я закурю? – Он залез рукой в карман и достал длинную сигару.

– Я бы предпочла, чтобы вы не курили.

Барон не обратил на мои слова ни малейшего внимания. Он обрезал кончик сигары маленькими золотыми ножницами, которые носил на цепочке для часов, затем зажег ее и выпустил клуб густого дыма. Я демонстративно помахала перед собой рукой, разгоняя дым.

– Интересно, что вы надеетесь найти в Мюнхене? – внезапно спросил барон. – Любовь? Деньги? Интимные отношения с правящим монархом? Желаю вам удачи. Ни одно из маленьких увлечений короля не длилось больше пары месяцев. И знаете почему? Возможно, вы уже и сами догадались.

– Я не прислушиваюсь к сплетням.

– Не стоит лгать, – возразил барон, неожиданно переходя на «ты». – Позволь мне сказать: если ты ожидаешь, что Людвиг рано или поздно ляжет с тобой в постель и будет вести себя как мужчина, то ты можешь ждать до скончания века. Он этого не сделает – он просто не может. Именно поэтому его пассии жили с ним не больше месяца или двух. Или же они надоедали ему, или, наоборот, женщины сами уезжали, не вынеся разочарования. Ужасная вещь – разочарование. Ничто не может быть более оскорбительным для красивой женщины, чем когда ею любуются и восхищаются, но не любят.

– Вы предлагаете себя в качестве компенсации за недостатки короля? – спросила я холодно. – Надеюсь, я правильно поняла ваши намерения, так как вы выражались довольно… двусмысленно.

– Ты становишься образованной, – хихикнул барон. – Употребляешь слова «компенсация» и «двусмысленно». Твой учитель должен тобой гордиться. – Он взял учебник, по которому я занималась, и презрительно засмеялся. – Я читал эту книгу в возрасте пяти лет.

Я пожала плечами.

– Когда мне было пять, я училась тому, как воровать и предсказывать судьбу доверчивым людям. Наше образование сильно отличается: ты освоил предательство и обман после того, как уже мог читать и писать, у меня же все было наоборот.

Барон слегка покраснел.

– Я был прав: ты умна. Ты действительно можешь стать серьезной помехой, если тебя вовремя не остановить. Что, если я сообщу королю, что его драгоценная Афродита вовсе не богиня, а просто искательница приключений и дешевая шлюха?

– Он все знает о моем прошлом, и вряд ли ему понравятся твои попытки очернить меня.

Фон Цандер внезапно рассмеялся.

– Ты довольно редкая маленькая сучка. – Он придвинулся ближе и погладил меня по руке. – Как это освежает – встретить подобную женщину в этом затхлом дворце. Обычно наш старый дурак вздыхал о таких дурочках, которые ничем не отличались, кроме внешности, но у тебя есть и ум, и красота. Возможно, ты даже преуспеешь там, где другие потерпели поражение, фрау Гаррет.

– Не называй меня фрау Гаррет, – резко оборвала его я. – Я больше не жена тому человеку.

– Неужели? А как же клятва у алтаря? – Барон неприятно усмехнулся и еще ближе придвинулся ко мне. Я почувствовала его дыхание у себя на шее. – Ты властолюбива, не так ли? Если бы ты была действительно умна, то сразу увидела бы преимущества, которые получишь, если станешь союзницей того, кто имеет настоящую власть в Баварии.

Прикосновения этого мужчины вызывали у меня отвращение. Его руки были влажными и холодными, как кожа змеи. Он наклонил голову, чтобы поцеловать меня в плечо, но я резко встала.

– Прошу меня извинить, но мне невыносима сама мысль о соглашении с тобой. Не сомневаюсь, что твое тело такое же гнилое, как и душа, барон.

Он вскочил и схватил меня за руку.

– Мне стоит дать тебе хороший совет – не оскорбляй меня. Я убивал мужчин и за меньшие обиды.

– Пусти меня, ты, свинья!

Барон ухмыльнулся, показав два ряда великолепных белых зубов.

– Ты редкостный противник, – вздохнул он. – Ты заставляешь меня чувствовать себя мужчиной, который… о, обещаю тебе, рано или поздно ты станешь моей. И ты придешь ко мне по собственному желанию. Едва ли ты выдержишь долго, живя здесь как послушница в монастыре, пока король пишет тебе свои бездарные вирши и болтает часы напролет о том, что тебя совершенно не интересует. Ты молода, у тебя страстная натура, а в нашем королевстве есть только один достойный тебя мужчина. – Барон прижался губами к моему рту. Я резко отвернулась и, высвободив руку, с размаху влепила ему звонкую пощечину.

– Убирайся из моей комнаты! И никогда не смей сюда больше приходить! Я не желаю больше иметь ничего общего с тобой.

Глаза барона опасно сверкнули.

– Обещаю, ты пожалеешь об этом. Я мог бы помочь тебе, но теперь… – Он опустил руку на эфес шпаги.

– Я ни о чем не пожалею, – отпарировала я. – Разве только о том, что не вышвырнула тебя отсюда раньше.

Барон развернулся на каблуках и вышел. Я глубоко вздохнула и без сил упала на софу. В комнату вошла Анна, неся поднос с чаем. Она выглядела очень взволнованной.

– Все в порядке, Анна, – успокоила я ее. – Но этот человек – настоящий дьявол! В нем есть что-то странное. Хотела бы я понять что. Он говорит очень грубо… выглядит как настоящий мужчина, но все равно в нем скрыта какая-то червоточина. Его поведение похоже на актерскую игру. Ну да ладно. Достаточно того, что теперь у меня появился могущественный враг, Анна. Но не волнуйся, я в состоянии о себе позаботиться. Давай лучше пить чай! Мне нужно попить, чтобы смыть горький привкус во рту. – Анна покачала головой и зябко передернула плечами, словно ей было холодно. – Ты его боишься? – участливо спросила я. – Не стоит. Если он станет нам мешать, я расскажу всем, что он насильно пытался заняться со мной любовью, а я вышвырнула его вон!

На следующий день мы с королем Людвигом изучали книгу по анатомии человека, когда объявили о посетителе:

– Герр Ференц Лист!

Людвиг с распростертыми объятиями пошел навстречу своему дорогому гостю.

– Ференц! Какое неожиданное удовольствие. Я думал, ты в Италии.

– Я там бываю время от времени. – Лист тепло улыбнулся и пожал королю руку. Затем он увидел меня, нахмурился было, но сразу же широко улыбнулся. Король только собрался представить нас, но Ференц опередил его:

– Мы с мадемуазель уже встречались. Давно, в Париже. Надеюсь, мадемуазель Рони, вы последовали моему совету и занялись вокалом?

– К сожалению, нет. – Я покачала головой. – У меня не было времени.

– О чем вы говорите? – вмешался Людвиг. – Вокал? Моя дорогая Венера умеет петь?

– Ваша прелестная Венера затмит любого соловья, – ответил Лист, склоняясь над моей рукой. – Простите меня, но сегодня я не могу задержаться надолго. Возможно, в следующий раз вы споете для меня? Я знаю, что синьор Локкателли из Рима сейчас в Мюнхене. Он выглядит полоумным, но может научить петь даже камни. Непревзойденный учитель.

– Ты не останешься отобедать? – спросил король.

– Не могу, очень жаль. Прощайте, ваше величество. До свидания, мадемуазель.

После этого разговора король немедленно послал за синьором Локкателли, и с тех пор я начала брать уроки вокала. Я выучила ноты, и многие часы проводила, осваивая нижний и верхний регистры своего голоса, диапазон которого синьор Локкателли признал феноменальным. От него же я узнала, что, если ты хочешь, чтобы тебя слушали, не обязательно петь громко.

Людвиг присутствовал на каждом нашем занятии, хотя мы с моим учителем и уговаривали его отдохнуть. Нам казалось, что гаммы и упражнения будут заставлять скучать человека с таким изысканным слухом.

– Нет, моя дорогая Венера, – возражал король, – вы меня никогда не утомите и не заставите скучать. Я закрываю глаза и представляю, что иду по волшебному лесу, слушая пение экзотических птиц. Знаете что, синьор Локкателли? Я, пожалуй, построю новое здание оперы в Мюнхене. На это потребуется два года. Согласится ли моя Венера петь на его открытии?

– Она достигла необыкновенных успехов, – признал старый учитель. – Редко мне приходилось встречать ученицу с таким пониманием музыки. А через два года она будет готова петь в лучших домах Европы. Да, ваше величество. Начинайте строить свой оперный театр без промедления.

Шесть месяцев спустя после моего прибытия в Мюнхен мы с королем Людвигом гуляли в саду рядом с королевским дворцом. Только что закончилось представление «Фауста».

– Я видел, как на тебя заглядывался молодой капитан фон Бюлов, – сказал король. – Ты вскружила ему голову.

Я слегка приподняла бровь.

– Фон Бюлов? Капитан? О, да, я помню его. Он каждый день посылает мне цветы и записки.

– Очаровательно!

– Но у него ужасный почерк, и я не прочла ни одной из них, – призналась я. – Так что не представляю даже, что он там мог написать. Кроме того, я ненавижу цветы! Это плохая примета.

– Ты все еще очень молода, моя дорогая. Ах, если бы только Лист вернулся в Мюнхен.

– О чем ты говоришь, Людвиг? Надеюсь, ты не пытаешься свести меня с ним? Я не желаю становиться одной из тысячи жертв обаяния Ференца. Зачем давать пищу для разговоров всем этим напудренным придворным мартышкам? – Я помолчала. – Неужели ты всерьез предлагаешь мне завести любовника? – Король выглядел обескураженным. – Разве мне не достаточно моей музыки и учебы? Меня не интересуют мужчины, их внимание или их домогательства.

– Как жаль, – пробормотал король. – Ты знаешь, что тебя во дворце называют «Снежной королевой»?

– Правда? Очередные лживые слухи, распускаемые нашим другом Вольфгангом.

– Похоже на то. Но, как всегда, репутация холодной женщины не сдерживает, а, наоборот, только раззадоривает мужчин. Если у тебя будет хотя бы один постоянный любовник, это положит конец сплетням: тебя оставят в покое.

– Ваша логика слишком запутанна.

– Ты не должна позволять, чтобы отрицательный опыт с одним человеком заставил тебя возненавидеть всех мужчин, – настаивал король. – Сейчас ты думаешь, что любовь – это иллюзия, что мужчинам нельзя доверять. Ты собираешься посвятить себя Искусству, Красоте и Музыке. Все это согревает жизнь таких стариков, как я. Но ты молода и полна сил. Нельзя вечно отгораживаться от людей ледяной стеной. Годы летят очень быстро, и в один прекрасный день ты обнаружишь, что тебе одиноко. У тебя, разумеется, останутся толпы поклонников, но ни одного любимого.

Я остановилась и взяла его руки в свои.

– Из всех мужчин, которых я встречала со времени моего приезда в Мюнхен, – сказала я нежно, – только один заслужил мое уважение и привязанность. Я не могу отдаться никому другому. – Я легонько поцеловала Людвига. – Я не создание из мрамора, не фигура на картине. Я женщина, и мне нужны знаки внимания иного рода, не только подарки и стихи. Я благодарна за все, что ты дал мне – пожалуйста, пойми меня правильно! – но мне очень тяжело быть идолом, мне невыносимо наблюдать, как тот, кого я люблю, лишь издалека преклоняется передо мной. Женщине нужна близость, нужна теплота.

Даже в полутьме я видела, как залилось краской его лицо.

– О, моя дорогая Венера… Не то чтобы я… чтобы ты мне не нравилась, но ты… просишь невозможного!

– Я прошу не больше, чем простых прикосновений и близости – таких же невинных, как между детьми. Взаимные объятия в темноте. Такие приятные ощущения! Только и всего, ничего больше. Ты придешь ко мне сегодня вечером? Скажем, через два часа? Я буду так счастлива. Пожалуйста. – Бедный мой собеседник замер от страха. Сейчас-то я понимала, почему он восхищался красотой на расстоянии и вознес меня высоко: когда я приблизилась к нему, сойдя с пьедестала, он был готов бежать без оглядки. – Мы выпьем немного шампанского, – сказала я успокаивающе, – а потом я буду петь для тебя цыганские песни. А ты прочтешь мне свои стихи. Пожалуйста, скажи, что ты придешь.

– Разумеется, моя дорогая. Через два часа, хорошо? Я поцеловала кончики своих пальцев, легонько коснулась ими его щеки и ушла. Мне надо было успеть еще так много.

– Быстрее, Анна, – воскликнула я, вбегая в свою комнату. – Сегодня ночью я должна творить чудеса, и мне нужно для этого кое-что. Спустись в кухню и принеси оливкового масла и лярда, потом поможешь мне переодеться. Надо скорее найти доктора Теллера.

Одевшись в скромное платье, я быстро прошла в комнаты королевского врача. Мне пришлось поднять его из кровати, и он выглядел очень разочарованным, когда увидел, кто его ждет.

– Расскажите мне, что не в порядке с королем? – напрямик спросила я. – Только побыстрее, у меня мало времени. Я хочу помочь ему.

– Послушайте, юная особа, – сказал доктор слегка обиженно, – я не должен…

– Он ваш пациент? Не волнуйтесь, вы не прогадаете, вам только спасибо скажут. Еще раз спрашиваю, что с ним такое?

Доктор нахмурился. Я повторила, что если он поможет мне и я преуспею, то его щедро вознаградят. Обещанная награда и перевесила чашу весов в мою пользу. Он прокашлялся и сказал:

– Король – импотент.

– Что это значит?

– Что он не может нормально… эээ… функционировать.

– Почему? – допытывалась я. – Он был ранен? Какой-нибудь несчастный случай?

– О нет, ничего подобного! Он испытывает… затруднения не на физическом уровне, а на эмоциональном. Все очень просто: он восхищается женщинами, но боится их до смерти.

– Да, я сама стала этому свидетелем. Ну что ж, если там нет никакой физической причины, его можно излечить. Что вы ему прописали?

– Он сидит на специальной диете. Умеренное количество алкоголя и много мяса.

– Диета! – фыркнула я. – Какая глупость.

Я вернулась в свою комнату и смешала немного специальной «цыганской» мази. Затем я одела кружевное, кофейного цвета, белье, поставила шампанское в лед и отослала Анну спать. Король прибыл полчаса спустя, в половине второго утра. Он ушел в восемь, и я проводила его прощальным поцелуем. В его кармане была маленькая склянка с мазью, и я наказала ему смазывать ею «больное» место дважды в день или даже чаще. Мы не делали ничего, только лежали, обнявшись, словно два невинных младенца. Я не беспокоилась и не торопила события. Лечение только начиналось, и оно должно было занять несколько недель. Как только Людвиг перестанет меня бояться, он излечится от своего недуга.

На лечение мне потребовалось три недели. Все закончилось бы раньше, если бы не приезд его жены. Большую часть времени они жили порознь: король в Мюнхене, а королева в одном из многочисленных загородных имений. Когда я встретила ее, то мгновенно поняла, почему мой друг так боится женщин. Это была сущий дракон в юбке. Она не терпела его увлечения искусством, называя это глупой эксцентричностью, и постоянно пилила и воспитывала Людвига. Он, в свою очередь, вел себя в ее присутствии, как побитая собака. Меня она не считала своей соперницей, так как полагала, что прекрасно разбирается в людях.

– Ну знаешь, Людвиг, – сказала она, увидев меня, – новое всегда кажется лучше старого. А эта выглядит настоящей великаншей.

Как я уже сказала, ее посещение имело неприятные последствия: король целых три дня не мог выносить моих прикосновений. Я попыталась поговорить с ним о его жене, но в ответ услышала только какое-то невнятное бормотание, которое, возможно, даже неправильно поняла. «Она часто бьет меня». Бедный Людвиг.

Однако мало-помалу лечение стало приносить плоды. Он избавился от страха передо мной, и я завоевала его любовь и доверие. Людвиг был так благодарен, бедняга.

– Ты сделала мне бесценный подарок! – говорил он вновь и вновь.

Я искренне радовалась за него. Людвиг был очень добр ко мне, и мне хотелось отплатить ему чем-нибудь. Как любовник он, разумеется, не мог сравниться с Сетом, но недостаток опыта он восполнял старанием.

Как-то днем он привез меня к какому-то строящемуся зданию за несколько кварталов от королевского дворца и сказал, что здесь он построит для меня дом. Людвиг называл его нашим «маленьким Олимпом» и очень гордился своим планом. Предполагалось, что особняк будет окончательно закончен через год.

– Но, дорогой мой, – запротестовала я. – Мне было так хорошо во дворце, рядом с тобой. Мне вовсе не нужен собственный дом.

– Конечно, нужен. Знатные дамы должны жить, как им подобает.

– Но я ведь не отношусь к знати, Людвиг.

– А вот и нет. Я дарую тебе титул баронессы Равенсфельд в дополнение к поместью и землям.

– Ты шутишь? Людвиг даже обиделся.

– Я обладаю достаточной властью, чтобы жаловать титулами в благодарность за услуги, оказанные королевской семье.

Ты оказала нам неоценимую помощь, и мы желаем достойно выказать свою признательность. И мы не примем отказа.

– В таком случае я, конечно же, не стану отказываться. – Я впервые слышала, как Людвиг произносит королевское «мы». Я тепло расцеловала его. – Благодарю, ваше величество.

Итак, я стала Рони, баронессой фон Равенсфельд. Фон Цандер был взбешен и развернул против меня целую кампанию. Однажды, когда мы с Людвигом ехали в моей личной карете – с королевским крестом и изображением Венеры под ним, – нас встретил град камней и гнилых фруктов. Карету окружила толпа разъяренных студентов, а кучер, вместо того чтобы подхлестнуть лошадей, остановился и вступил с ними в переговоры. Студенты осмелели до того, что взбирались на подножку кареты и стучали кулаками в окошки.

– Как они смеют! Людвиг, ты должен что-нибудь сделать. Это возмутительно!

– Может быть, мы выйдем и дальше пройдем пешком? – невозмутимо предложил король.

– И нас забьют до смерти. Нет, спасибо. – Я прокричала кучеру: – Ради Бога, трогай! И поскорей!

В конце концов перепуганные лошади понесли, и мы вырвались из толпы. К сожалению, это было только начало. Подобные эпизоды стали повторяться. Король был расстроен, но не обеспокоен.

– Ты зря так волнуешься, – сказал он мне.

– Но они могли напасть на тебя! – вскричала я.

– О нет. Они не посмеют.

Единственным человеком, с которым я могла откровенно поговорить, была Анна.

– Я знаю, кто стоит за всем этим, – говорила я ей. – Барон. Он видел, что растет мое влияние на короля, и испугался этого. Он считает, что я держу Людвига у себя под каблуком так же, как он держит Максимилиана. Дурак! Я не хочу править этой глупой страной. Я хочу только жить здесь, наслаждаясь своим счастьем. А какие он распространяет обо мне сплетни! Что я наложила на короля цыганское заклятие, что я обворовываю страну и отсылаю деньги за границу конфедератам! Конфедераты! Какая чушь! Да я даже не знаю, кто это такие! Меня так и подмывает публично столкнуться с ним и все опровергнуть.

Анна обняла меня за шею и энергично замотала головой. На ее лице появилось выражение страшной тревоги.

– Ты права! – сказала я, слегка успокоившись. – Это только спровоцирует его на новые гадости. Пока он лишь раздувает скандал – а мне не привыкать быть в центре скандалов, – я ничего не стану делать, и жалкая кучка разбушевавшихся студентов меня не запугает.

Меня, однако, сильно беспокоил отказ Людвига поверить в серьезность сложившегося положения, поверить в предательство барона. Он часто удивлял меня замечаниями вроде: «Я так устал быть королем. Я сделал для моих подданных все, что мог» или: «Максимилиан полон амбиций: он должен стать королем, прежде чем потеряет вкус к власти, прежде чем постареет».

– А барон? – напоминала я ему. – Ведь Максимиллиан в его власти!

– О, я не стал бы волноваться из-за Вольфганга, – возражал король. – И тебе не следует. Таким красавицам, как ты, не идет заниматься политикой.

Король был таким милым, но он говорил такие нелепости!

Мы провели лето в Нимфенбурге, королевском поместье к востоку от Мюнхена. Оно было построено дедом или прадедом Людвига по образу и подобию парижского Версаля. Кроме основного здания, которое возвели в семнадцатом веке, по территории поместья были разбросаны еще несколько небольших домиков, «павильонов», как их называл Людвиг.

Принц Максимилиан и барон приехали туда на неделю в начале сентября, как раз перед тем, как мы с королем собрались отъехать в столицу. Они собирались насладиться первой в сезоне охотой. Барон посетил меня в Амалианбурге – охотничьем домике, где я жила. Я предпочитала этот дом, так как он был небольшим и стоял очень уединенно.

Я пригласила барона выпить со мной чаю на террасе, выходившей на небольшой пруд. По воде плавали лебеди, изредка устраивая драку из-за кусочков печенья, которые я им бросала.

– Вы поедете с нами завтра на охоту? – спросил меня барон.

– А на кого вы здесь охотитесь? На светловолосых русских певиц?

– Нет, подобные животные слишком редки, – рассмеялся барон, – можно сказать, находятся на грани исчезновения. Ты мне нужна живой, фрау Гаррет. Завтра мы охотимся на кабана. Весьма волнующая забава, и довольно опасная. Загнанный в угол кабан не станет ждать, пока на него набросятся собаки. Случалось, кабаны убивали лошадей – и людей тоже. Возможно, ты предпочитаешь более спокойное времяпрепровождение, баронесса? – Каждый раз, когда он употреблял мой титул, в его голосе звучала откровенная насмешка. – Можно, например, сходить на рыбалку.

– Меня не пугают баварские свиньи, – многозначительно заметила я. – Я бы хотела посмотреть на эту вашу охоту.

– Рад, что ты доверяешь мне, – усмехнулся барон. – О, я вовсе не доверяю тебе. Ни вот на столько. – Я машинально изучала чаинки на дне моей чашки. Там я видела путешествия, деньги, любовь. Ни малейших намеков на смерть или опасность. – До меня дошли ужасные слухи, – задумчиво протянула я. – Кто-то распускает по Мюнхену самые невероятные сплетни обо мне. Мы даже знаем, кто является источником этих сплетен. Это ты!

– Дорогая баронесса! – На длинном, худом лице фон Цандера появилась гнусная ухмылка. Он попытался напустить на себя вид оскорбленной невинности, но через эту маску проглядывало явное удовлетворение тем, что отголоски скандала все же достигли моих ушей. – Я люблю вас так же сильно, как сам король! Зачем бы я стал причинять вам неприятности?

– Такой негодяй, как ты, не нуждается в особых причинах. Ты прекрасно знаешь, что я не угрожаю твоему влиянию на короля. Власть меня не интересует – это слишком тяжелая работа. И то, что ты делаешь, больше ранит короля, чем меня. Почему бы тебе не остановиться?

– Простите меня, баронесса. – Фон Цандер пододвинул стул ближе к моему. – Обычно я теряю всяческое терпение, разговаривая с женщинами. Признаюсь, твои представления о политике слишком незрелы, но это сейчас не важно. Ты сильно отличаешься от остальных женщин – глупых и похотливых сук. Ты познала глубокую страсть, сильную ненависть и боль. – Он прикоснулся рукой к одному из золотых браслетов. К тому, что подарил мне Сет. Браслеты остались единственными драгоценностями от тех времен. Впрочем, это не имело значения, и без них слишком многое напоминало мне о муже. Барон глубоко вздохнул. – Эти браслеты восхищают меня. Такая тонкая, изысканная работа. Как я понимаю, вы редко появляетесь без них. Это так интригующе.

Он схватил меня за запястье. У него были длинные и сильные пальцы, все мои попытки вырваться оказались безуспешными.

– Но у тебя внизу есть особые украшения. – Барон расстегнул замочек на одном из браслетов и тот упал, обнажив тонкий пурпурный шрам. – Дело было в Лондоне, не так ли? Видишь, как хорошо я знаю твою жизнь. Ты тогда была в безумном отчаянии из-за какого-то мерзавца, карточного шулера. А потом заставила его жениться на себе. О, это самые замечательные драгоценности. Браслеты боли.

Лицо барона оказалось всего в нескольких дюймах от моего лица. Его зрачки так сузились, что стали похожи на маленькие черные точки, а глаза были как металлические монеты: холодные и твердые. Я чувствовала, что он одновременно притягивает меня и отталкивает. Барон схватил меня в объятия, словно змея, которая сдавливает своими кольцами пойманную птичку.

– На что это было похоже? – хрипло шептал он, его тело сотрясала нервная дрожь. – Много крови вылилось? Была ли ты обнажена, когда решилась на самоубийство? Я бы на твоем месте разделся. О, чувствовать, как теплая кровь стекает по твоему обнаженному телу! Так красиво. Смерть теплая или холодная? Расскажи мне о своей боли. Покажи мне!..

И я показала ему. Взяв чашку, я разбила ее о край стола. Затем, взяв один осколок, я провела им по лицу барона. Фон Цандер, прерывисто всхлипывая, словно человек на вершине блаженства, схватился рукой за щеку. По его пальцам потекла кровь. Я отшатнулась. Барон какое-то мгновение сидел неподвижно, глубоко дыша, с зажмуренными глазами и полуоткрытым ртом. Я испытывала ужас, но не находила в себе сил встать и уйти.

– Ты… ты болен, – прошептала я. – Ты отвратителен. Барон открыл глаза, с трудом фокусируя на мне свой взгляд.

– Мы могли бы объединить свои силы, – прохрипел он. – Ради короля. И страны…

– Ты сумасшедший! Да я лучше лягу в постель с диким кабаном. – Подхватив свои юбки, я убежала в дом.

На следующий день я выехала со всеми на охоту. Хотя я и старалась быть осторожной, барону все же удалось под каким-то предлогом увести меня от остальных. Мы остановились над невысоким обрывом, прислушиваясь к звукам погони. Местные крестьяне стучали в барабаны и громко кричали, пытаясь выгнать зверей из их укрытий в чащобе леса прямо на охотников, которые были вооружены копьями. Я слышала лай собак и ржание лошадей.

– Охотники так близко, – сказала я барону.

– Боишься оставаться со мной наедине? – хихикнул барон. – В таком случае мы немедленно присоединимся к ним. Ах, какая жалость, – неожиданно воскликнул он и спешился.

– В чем дело?

– Моя лошадь имеет привычку вбирать в себя воздух, а потом выпускать его, но уже после того, как ее оседлают. – Барон похлопал свою лошадь по крупу. – Она считает, что это отличная шутка. Ты не подержишь ее под уздцы, пока я подтяну подпругу? Разумеется, если ты боишься…

– Разумеется, нет. – Я спешилась и подошла к лошади барона. – Почему ты не сделал это еще в конюшне?

– Я сделал, – тяжело дыша, проговорил барон, поправляя подпругу. – Ну вот, закончил.

Мы вернулись к моей лошади, и барон наклонился, чтобы подсадить меня. Когда я уже занесла ногу, чтобы сесть в седло, он внезапно схватил меня за талию и сдернул на землю. Все это было проделано так быстро, что я не успела вывернуться и оказалась лежащей под ним.

– Прекрати! – гневно закричала я. – Немедленно остановись!

Несколько минут барон молча терпел мои попытки вырваться, затем с силой ударил меня по лицу. Раздвинув мне ноги, он попытался воткнуть в меня что-то очень длинное и твердое. Этот предмет тыкался мне в бедра и явно не имел ничего общего с человеческой плотью. Я отбивалась изо всех сил, и, выбрав подходящую минуту, ударила его локтем в нос.

Барон упал на бок, и мне удалось подняться. Поглядев вниз, я заметила, что в траве что-то блестит. Это был хлыст с резной рукояткой и изображением кабана. У фон Цандера, видимо, было очень странное представление о занятиях любовью.

Я схватила хлыст и начала хлестать им по лицу и плечам барона. Сначала он инстинктивно поднял руки, чтобы защититься, но затем произошло нечто необъяснимое. Он опустил руки, подставляя тело под удары.

– Еще сильнее, – стонал он, – бей меня сильнее, умоляю тебя!

Я посмотрела на него с отвращением и ненавистью. И этот человек называет себя мужчиной? Я отшвырнула хлыст в сторону.

– Ты грязный извращенец! – Вскочив на коня, я поспешно ускакала прочь. На этом и закончилась для меня охота. Я понимала, что не имеет смысла рассказывать Людвигу о случившемся: он просто не поверит мне.

Когда мы с королем вернулись в Мюнхен, я обнаружила, что мой особняк уже почти достроен.

– Он будет готов к зиме, – сказал мне король. – Я приказал послать на строительство еще двести человек.

Мой будущий дом был очень изысканным – словно дворец в миниатюре, с комнатами, подобными ювелирным шкатулкам, – украшенным десятками зеркал. Король предоставил часть вещей из своей коллекции для убранства комнат. В спальне висела картина Рубенса, а в столовой два панно работы Дюрера. В музыкальном салоне потолок был расписан изображениями девяти муз – красивых, в тевтонском вкусе, девушек в разноцветных туниках. В центре их хоровода находилась сама Афродита, которая, как и следовало ожидать, была похожа на меня.

– Повелительница моего вдохновения, – восторженно объявил Людвиг. – Это ты, моя дорогая Венера. Ты!

В моей гостиной постоянно толпились посетители. Бесчисленные поклонники приносили подарки, герцоги и принцы оспаривали друг у друга право на мое внимание, поэты искали во мне вдохновения, а музыканты умоляли спеть. Однажды король привел ко мне на ужин Ференца Листа.

– А, красивая золотоволосая цыганка! – тепло поприветствовал меня великий композитор. Его обращение так и осталось моим титулом на все время моего пребывания в Баварии. – Ты стала еще прекрасней. Скажи мне, стала ли ты брать уроки вокала, как я тебе советовал?

– Да, мсье Лист. Мой король настаивал, и мне пришлось подчиниться.

– Мир от этого только выиграл, – улыбнулся Лист.

– Синьор Локкателли хвалил ее без меры, – радостно сообщил Людвиг. – Тебе стоит послушать Рони, Ференц. Сейчас она может действительно затмить соловья!

– Я бы с радостью послушал ваше пение, баронесса, – обратился ко мне Лист. – Может быть, устроим импровизированный концерт?

Гости столпились около пианино. Я спела несколько итальянских серенад, арии из опер и под конец несколько цыганских песен, которые так любили мы с Листом. Когда мы закончили, наша маленькая аудитория разразилась громовыми аплодисментами. Вспыхнув от радости – я впервые пела на публике, – я тепло поблагодарила Листа.

– Я получил не меньше удовольствия, – уверил он меня. – Мне хочется написать для тебя музыку. Ты вдохновляешь меня.

– Она нас всех вдохновляет, – вмешался Людвиг. – Ах, Ференц, через год будет закончено здание моего оперного театра. Локкателли сказал, что Рони достойна петь на публике. Если и ты одобришь это… это будет так восхитительно…

– Я не могу отказать вам, ваше величество, – ответил Лист. – Я буду счастлив аккомпанировать баронессе на ее первом концерте и немедленно начну писать музыку.

Неожиданно раздался звон разбившегося стекла. В окно кто-то запустил камнем. Раздался женский крик, и все, кто в это время находился в музыкальном салоне, бросились к дверям. Я схватила короля за руку и потянула к окну. Улица внизу была запружена студентами, которые громко скандировали: «Король платит шлюхе, пока люди голодают!», «Русская проститутка – шпион!» и «Должны ли наши деньги оплачивать королевскую похоть?»

Позже мы узнали, что зачинщиком демонстрации, которую очень быстро разогнала полиция, был не студент, а профессиональный революционер. Несомненно, его услуги оплачивал фон Цандер.

– Это возмутительно, – пробормотала я. – Их надо остановить. – Я вышла на балкон. Когда они увидели меня, то буквально осатанели. Около моего уха просвистел камень.

– Рони, ради Бога, вернись обратно, – молил меня король.

– Святые небеса, неужели музыка потеряет такой талант? – вторил ему Лист.

Я не обращала внимания на их увещевания.

– Почему бы вам не сказать тому, кто вам платит, чтобы он вышел вперед? – прокричала я толпе. – Или барон фон Цандер слишком большой трус, чтобы открыто появиться перед людьми?

Гости за моей спиной даже вскрикнули от такой неслыханной дерзости. Оскорбить барона было равносильно самоубийству. Но мне было все равно, и я только жалела, что не могу поведать всему миру, каким извращенцем является барон. Никто бы мне не поверил.

Я решила показать всем жителям Мюнхена, что фон Цандеру меня не запугать. Я каждый день каталась одна в парке, сопровождала короля в его прогулках по городу и каждый вечер отправлялась в театр, на вечеринки или балы. Однажды или дважды я даже зашла в игорный дом и выиграла. Совпадение, твердила я себе, но на самом деле я знала, что дар предвидения вернулся ко мне. Однако каждое мгновение за карточным столом напоминало мне о Сете Гаррете, причиняя боль, и я не стала задерживаться там.

Я носила элегантные меха и бархат. Мои украшения, особенно драгоценности, стали объектом карикатур и критических заметок в прессе. Однажды вечером я надела в оперу великолепное рубиновое ожерелье, фамильную драгоценность королевской семьи. Король подарил его мне на свой день рождения, сказав, что это единственная вещь в его коллекции, достойная моей красоты. Другими подарками были тиары, бриллиантовые браслеты, кольца и броши.

Газеты подняли вой, обвиняя меня в покушении на государственное достояние. Разумеется, им хорошо заплатил фон Цандер, но я, к сожалению, не могла защитить себя от напечатанной лжи. Первые полосы газет были полны намеков на то, что, если король не в силах отослать свою содержанку, его правление должно быть ограничено.

– Надо что-то сделать, чтобы остановить барона, – сказала я Людвигу. – Я беспокоюсь не за себя, а за тебя! О, мой друг, почему ты обязан сносить подобные оскорбления? Каждый день толпы на улицах становятся все больше и агрессивнее, а статьи в газетах – все язвительней и злей. Когда же все это закончится?

– Ты не жалеешь, что выучилась читать? – спросил король вместо ответа. – Если бы ты была по-прежнему неграмотна, то даже не знала бы о существовании подобных газетенок.

– Как ты можешь шутить в это время! – возмутилась я. – Барон ненавидит меня и хочет моей смерти. Это я понимаю. Но почему он топит и тебя? Все дьявольские вещи, в которых он меня обвиняет, не могут не задевать тебя: я твоя содержанка, значит, ты мне платишь. Я принимаю драгоценные подарки, но ведь это ты глуп настолько, чтобы дарить их мне. Я пользуюсь твоей привязанностью и разрушаю экономику страны, но ведь это ты король, который позволяет женщине вертеть им. Ты видишь всю подлость замыслов барона? Он настраивает твоих подданных против своего монарха. Он ненавидит тебя всей душой.

– О нет, – вздохнул король, отшвыривая газеты в сторону. – Разве ты не видишь, моя дорогая? Он добивается того, чтобы я отказался от престола в пользу Максимилиана. Тогда он получит власть. Максимилиан не такой уж и слабый человек, но он во всем будет слушаться барона. В руках Вольфганга он станет марионеткой. Все очень просто. Если бы ты была реальной угрозой для фон Цандера, он давным-давно убил бы тебя.

– Да, он сам сказал, что я полезна ему живой.

– Разумеется! Такая блестящая возможность порочить меня в глазах моих подданных. Только не расстраивайся, Рони! Если бы не ты, фон Цандер нашел бы кого-то или что-то еще. В этом году ветры грядущей революции дуют по всей Европе. То, чего добивается Вольфганг, неотвратимо. Но я не стану задерживать тебя здесь против твоей воли, Рони. В конце концов это может оказаться даже опасным. Когда люди взбунтуются, они потеряют головы. Возможно, мне стоит отослать тебя…

– Я никуда не поеду, мой дорогой друг! – Я опустилась на колени рядом с креслом Людвига и взяла его за руку. – Я останусь с тобой, пока они не отошлют нас обоих. Неужели нет ничего, что могло бы остановить барона? Должны ли мы сидеть сложа руки, ожидая, пока он накопит достаточно сил, чтобы взять власть? Это так несправедливо!

– Подобное случается с королями уже тысячи лет, – пожал плечами Людвиг. – Предательство, сплетни, обман. Пылает целый континент – Франция, Греция, Италия. Почему же Бог должен пощадить Баварию? Мы только пешки на шахматной доске, Рони, а я никогда не смог бы и не стал бы сопротивляться ходу истории. А теперь, – король глубоко вздохнул, меняя тему разговора, – спой для меня, Рони. Спой что-нибудь успокаивающее.

Он закрыл глаза и откинулся назад в кресле, а я тихонько напевала ему цыганские песни о любви и жизни.

Между тем на улице перед моим домом собиралась толпа для очередной демонстрации.