"Петроградская повесть" - читать интересную книгу автора (Жданов Николай Гаврилович)

13. В "Хижине дяди Тома"

Наш грузовик снова мчится по городу.

Вот уже вокзальная площадь, где бабушка нанимала извозчика, четырёхугольная башня с часами, чугунный царь на чугунной лошади.

Машина сворачивает влево и выбирается на широкий проспект. Вдали видны голубые своды и чёрные купола собора.

Мы едем в Смольный. Панфилов так и сказал:

— Поедем пока в Смольный, а там что-нибудь придумаем.

Он совсем не ругал меня за то, что я не запомнил, как называется улица, где офицеры схватили Митрия. Он только сказал: «Эх, жаль!» — и стукнул кулаком себя по колену.

На полной скорости грузовик выскакивает на грязную, крытую булыжником площадь, ещё небольшой поворот — и по широкой аллее мы несёмся к подъезду длинного трёхэтажного здания с белыми колоннами.

Справа и слева от нас под деревьями горят костры, дым стелется низко по мокрой земле. У огня греются солдаты. У ворот стоят две машины с закрытыми железными кузовами, покрытыми бугорками заклёпок.

— Броневики! — уважительно шепчет Любезный. — Видишь, пулемёт из щели высовывается?

Наша машина остановилась, матросы, разминаясь, выбираются из кузова. Любезный уже подобрался к одному из броневиков и с любопытством заглядывает в дуло пулемёта.

У деревянной будки, где стоит часовой, я вижу Малинина. На руке у него красная повязка, на которой написано тушью: «Начальник караула». Он, кажется, собирается уходить. Но Панфилов кладёт ему руку на плечо.

— Кременцов из вашего батальона? — спрашивает он.

— Из моего. А где вы его видели?

— Вот паренёк говорит, что его офицеры забрали.

— Когда? — Малинин нахмурился и посмотрел на меня так сердито, точно подозревал во лжи.

— Вчера вечером, — сказал за меня Панфилов, — но дело в том, что он не знает теперь, где найти эту улицу.

— Надо найти, — сказал Малинин сурово.

Он подумал немного, потом сказал:

— Это на Петроградской стороне, не иначе. Он туда уехал лошадей реквизировать. А дом ты приметил? — спросил он меня всё тем же сердитым тоном.

— Дом я приметил, — сказал я. — Я его из всех домов узнаю.

— Ладно. Подождите немного, сдам посты разводящему. Вместе поедем.

Он быстро ушёл.

— Вы, друзья, сегодня ели чего-нибудь? — спросил Панфилов.

— Вот он хлеб давал. — Я показал на Любезного.

— Рулите-ка за мной.

Вслед за матросом мы пошли вдоль ограды на боковую улицу. В ближайшем от нас доме, совсем недалеко от ворот, был трактир. Он назывался «Хижина дяди Тома». На вывеске был нарисован крендель и чайник, из которого шёл пар.

В этот трактир мы и зашли. В низком зале с каменными полами было дымно, солдаты сидели за столиками, курили и пили чай.

Матрос стряхнул рукой пепел с клеёнки на одном из столов.

— Садитесь, ребята, — сказал он. — Кулешом нас тут не накормят, а чаю дадут и ситного тоже.

Он подозвал парня в застиранной косоворотке, и тот принёс нам сразу два чайника: один, побольше, с кипятком, другой, совсем маленький, с заваркой, — три чашки и нарезанный кусками ситник.

Матрос сам не стал ничего есть. Он сказал:

— Закусывайте, ребята, я скоро за вами приду, — и вышел.

За стойкой у большого самовара сидел усатый дядя в переднике. Он резал ситник, выдавал чай на заварку и часто покрикивал на полового:

— Анатолий, обслужи клиентов!

Любезному тут очень понравилось.

— Нажимай, «клиент», — говорил он и прыскал от удовольствия.

Но вот дверь с улицы отворилась, и к стойке подошёл высокий молодой человек в драповом пальто с поднятым воротником и в студенческой фуражке. Он подошёл к стойке, спросил коробку спичек и стал зажигать папиросу. Никто, кроме меня, не обратил на него внимания. А я сразу перестал есть и почувствовал, что горло у меня сжалось. Я протянул руку под столом и дёрнул Любезного за полу ватника.

— Ты что? Спятил? — спросил он недовольно.

— Вон тот, у стойки, с усиками, видишь? Это они дядю Серафимова… — Я чувствовал дрожь во всём теле, но Любезный будто нарочно не хотел ничего понимать.

— Путаешь ты, сам говорил, что офицеры его схватили, а разве это офицер?

— Он переодетый. Смотри, он уже уходит.

Студент действительно сунул спички в карман, достал часы на цепочке, посмотрел и, пряча их, вышел из трактира.

— Переодетый? — переспросил Любезный, и глаза у него округлились. Он засунул остатки ситника в карман, и мы оба выскочили за дверь.