"Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости" - читать интересную книгу автора (Белоусов Валерий Иванович)ЧАСТЬ 2 Самый длинный деньГЛАВА 1 Четыре часа ровноПолк уже почти взлетел — выстроившись в круг над летным полем, дожидается последних. На земле, разбегаясь, взлетают наконец оставшиеся, их всего несколько машин, пара звеньев… Вот очередной И-15бис, кажется, готов уже оторваться от полосы… И в этот момент прямо перед самолетом вспухает огненный разрыв! Машина капотирует и, разваливаясь на куски, вспыхивает как солома… В тот же миг все летное поле покрывают черные султаны взрывов… Все же есть у немцев ахиллесова пята — видели же они, что русские самолеты взлетают, а стрелять начали ровно точно по графику… минута в минуту. «Орднунгунд бефель, айне колонне марширет…» — против великой русской ИМПРОВИЗАЦИИ… А так бы весь полк могли накрыть! И ведь чуть-чуть не накрыли… Васильев покрывается холодным потом — и все ему кажется, что во вспыхнувшем самолете — горит он сам… Но что же теперь делать? Воздух — свободен! Все дороги открыты! На Северо-Востоке — Кобрин, и благодарность начальства — ведь он спас фактически свой полк от напрасной гибели! На Западе, за линией границы, — громящие Высокое позиции немецкой артиллерии и строжайший приказ начальства — границу не перелетать! И нагло кружащий за рекой немецкий разведчик-корректировщик… немцы явно ЗНАЛИ, что русские границу пересекать не будут! Внизу, под крылом, — аэродром, где сейчас на глазах потрясенных друзей заживо горят не успевшие взлететь его сынки-летчики, девятнадцатилетние сержанты… Что ты выберешь, майор? Васильев на секунду смежил глаза… и снова перед ним встает проклятое, навек оставшееся в памяти огненной меткой 14 июля 1939 года… день боли и бессильного гнева. Как будто вчера это было! И снова, как в кошмарном сне, повторяется уже сегодня! Пылающее небо ХалхЫн-Гола… Как вы думаете, испугается трибунала человек, который и самураев-то не боялся? Вот то-то и оно. Васильев широко, многообещающе улыбается хищной волчьей улыбкой и, покачав крыльями — делай как я! — дает ручку от себя… Возмездие на немецкие батареи пришло скорое и неотвратимое. По дороге заодно, играючи, смахнули с неба заметавшийся было в панике надоедливый немецкий «костыль» — корректировщик «хеншель»… потому что нехер! Разлетался тут, понимаешь, каракатица, как у себя дома! Через десять минут БОЕВОЙ штурмовой полк ложится на курс к Кобрину… Впереди летит изрешеченный немецкими малокалиберными зенитками, но живучий командирский И-153 с гордой надписью кармином на простреленном правом борту: «За ВКП(б)!» Из всех танковых соединений РККА этой дивизии повезло меньше всех… Расположенная прямо на берегу Буга, в трех-четырех километрах от границы, она находилась в пределах досягаемости всех артиллерийских систем немецкой армии, до легких пехотных орудий включительно. Небо вспыхнуло светло-красным… Бесчисленные всполохи взрывающихся снарядов всех калибров сделали уходящую ночь светлее, чем день. Адский грохот заполнил землю — и она дрожала, как в лихорадке. Большие деревья, окаймлявшие Буг, сгибались вперед и назад в дикой судороге, терзаемые ударной волной. В техпарке дивизии бушевал огненный шторм. Автоцистерны и грузовые автомобили, стоявшие на открытых площадках, сливали языки пламени в огромном погребальном костре. Вспыхнули, а потом рванули склады ГСМ. В боксах и на стоянках загорались танки и боевые машины. Перед казармами лежали сотни людей — убитые, раненые, контуженные… Крики, стоны, плач… Истекая кровью, искалеченные люди напрасно просили о помощи… В ивняке — замаскированные танки капитана Басечки — дежурный, загодя выведенный из расположения части батальон. Все, что осталось от целой дивизии… Майор Квасс, весь в копоти, черный, со сгоревшими волосами, в лохмотьях формы, сквозь которые краснеет его обгоревшее тело, отвечая на немой взгляд подчиненного: — Нет, наши танки выводить не понадобилось… Так они и сгорели, стоя на подпорках. Абсолютная, мертвая тишина. Августа медленно приходит в себя… Надсадно кашляет… «Что это? Дым… дым?! Пожар?! Юра, Юрочка! Сыночек мой!». Женщина с трудом вздергивает себя с пола и, не замечая, как за ней тянется кровавый след, с нечеловеческим трудом, волоча перебитую осколком ногу с сахарно белеющей сквозь лохмотья мяса костью, пробирается, держась за стену, в комнату. Распахивает дверь. И видит, что стены, у которой стояла детская кроватка, — нет! На месте стены огромная пробоина, в которой неслышно вспыхивают разрывы снарядов во дворе… Августа, бесшумно воя, падает на колени, начинает раскапывать, обдирая до мяса ногти, кучу битого красного кирпича… и с немым ужасом находит то, что искала… Встает, тяжко, медленно, как в кошмарном сне, подходит к абсолютно целой этажерке, на которой даже припудренная красной пылью фарфоровая балерина все так же, по-прежнему, стоит на своей хрупкой ножке — только беленькая салфеточка с мережкой вся засыпана красным песком… Августа берет с этажерки альбом, раскрывает, садится на пол рядышком с чудовищной кучей… Показывает фотографии тому немыслимо ужасному, что окружают засыпавшие кроватку быстро намокающие красным тяжелые кирпичи: — Видишь, Юрочка, это мы с папой на свадьбе… А это — ты у нас родился… А это — ты учишься ходить… Из-под белокурых, растрепанных волос на альбом капают круглые, тяжелые капли черной крови… Кап, кап, кап… С каждым словом голос ее медленно, медленно гаснет. Нападения ожидали. Даже готовились… И все равно — хотели как лучше, а получилось… Почти как всегда. Так первый снежок, выпавший в Москве в середине декабря, становится для московского ЖКХ нежданным стихийным бедствием… Первый залп произвели реактивные установки врага — «нибельвельферы». За четыре минуты на Цитадель обрушилось более 60 000 (шестидесяти тысяч!) снарядов… Никогда ранее не применявшиеся на практике, пучками по шесть снарядов, подобно кровавым кометам они протянули свои хвосты — их жуткий вой заглушал залпы ствольной артиллерии… Казалось, что зашатался весь мир… Воздух был заполнен металлом осколков, зажигательные снаряды обращали в пепел опустевшие палатки, коновязи, к которым еще час назад были привязаны кони, оставшуюся на плацу Крепости технику… Вспыхнули не успевшие покинуть Крепость машины 31 — го отдельного автобата… Многое и многих удалось вывести, однако все спецподразделения уйти не успевали — они и попали под удар. После налета реактивных установок во дворе Цитадели практически никого живого не осталось… Взрывы создавали воздушный вакуум, разрушавший легкие людей и животных. После того как огненный шторм окончился, можно было видеть тела людей — просто сидевших, как замороженные куклы, неподвижных, безгласных — на скамьях в курилке, где настигла их смерть — без каких-либо ран или внешних увечий… Однако казематы, выстроенные в прошлом веке русскими инженерами, выстояли! Когда рванули первые взрывы, форты лишь дрогнули, как при землетрясении… Стены укреплений снаряды не пробивали — но те здания, окна которых выходили на юго-запад, охватил пожар. Зажигательные снаряды влетали прямо в окна, прорубленные «мудрыми» поляками в стене казематов, и рвались в казармах. Загорелась вся крыша Кольцевой оборонительной казармы, помещения 333-го стрелкового полка. Пылала как огромная свеча пожарная вышка Белого дворца, сараи, жарко вспыхнули фураж и сено конюшен, горели дрова, сложенные во дворе в огромные поленницы… |
||
|