"Джеймс Хеллборн - Разрушитель Миров" - читать интересную книгу автора (Багрянцев Владлен Борисович)Глава 31. Скрип авторучки— Как ты сюда попала?! — спохватился Джеймс. — Как ты сюда попал?! — спохватилась Патриция. — Как ты сюда попала?! — повторил Хеллборн. — Ты не находишь несколько невежливым отвечать вопросом на вопрос, особенно если спрашивает дама? — нахмурилась она. — Вообще-то я первый спросил, — удивился Джеймс. Она нахмурилась еще больше. — Больше того, я и приказать могу… лейтенант Блади, — заметил Хеллборн. Она покраснела, надула губки и стала почти хорошенькой. Даже диагональный шрам не так бросался в глаза. Странное дело, подумал Хеллборн, и почему так многим девушкам идет сердитое выражение лица? Ей идет даже этот уродливый пиджачный костюм — стандартная униформа драконских чиновниц… — Так точно, сэр, — выдавила из себя Патриция. — Я готова немедленно ответить на любые ваши вопросы. — Извини, — пробормотал Хеллборн. — Это все было очень неожиданно… и мы договорились называть друг друга по именам. — Разве? — задумалась она. — Да, что-то такое было. Как ты продинамил меня в тот вечер! «В тот вечер я назначил свидание в Самарре одному старому профессору», — вспомнил Джеймс. — Так вот куда ты забрался, и только чтобы не отвечать за свое непристойное поведение! — продолжала девушка. — Патриция! — в их разговор внезапно ворвался третий голос, доносившийся с другого конца читального зала. — Патриция, ты еще здесь? — Черт! — спохватилась она. — Это Куинлан, наш ночной охранник. Мне и в самом деле пора закрывать библиотеку! Пойдем. — Но я хотел… — Хеллборн протянул руки к разложенным на столе книгам. — Оставь, — Патриция пробежалась взглядом по корешкам и обложкам. — У меня дома подборка не хуже. — Патриция! Вот ты где! — Ночной охранник Куинлан оказался пожилым негром в строгом сером мундине Народной Полиции. — Что-то ты сегодня припозднилась. — Извини, Куинлан, мы уже уходим, — вскочила лейтенант Блади. — Уж очень интересная у нас с товарищем вышла дискуссия о влиянии полигонального экзоферизма на рабочее движение в Северном полушарии… Добродушное лицо африканца мгновенно превратилось в маску ужаса. — Конечно, разумеется, не сомневаюсь… — испуганно забормотал он. «На представителей примитивных культур подобные заклинания всегда действуют безотказно, — подумал Джеймс. — Знать бы еще, что такое «экзоферизм…» Оказавшись снаружи, Патриция поежилась: — Когда я приехала сюда, было совсем жарко. Теперь это все больше и больше напоминает Альбион… — Недостаточно, — заметил Хеллборн. — Слишком много разноцветных человечков. — Постой! — снова спохватилась она. — Как давно ты здесь? Как ты сюда попал?! Шутки в сторону, это может быть опасно! Если нас остановит патруль… — Сегодня я получил драконское гражданство, талоны на питание и комнату в служебной гостиннице, — похвастался Хеллборн. — Покажи, — потребовала Патриция. Они все еще стояли на ступеньках у входа в библиотеку, в круге света тусклого фонаря. Еще один тусклый фонарь! — Отлично, — пробормотала она, перебирая бумаги. — Паспорт… Направление… Комната?! Какой же ты наивный! — рассмеялась мисс Блади. — Это не комната, это койка! А на что ты расчитывал в коммунис… — она оборвала себя на полуслове и испуганно заозиралась. Но рядом никого не было. — Джеймс, ответь прямо сейчас — как ты сюда попал? — Прилетел на конвертоплане, потом меня везли на бронепоезде… — начал было Хеллборн. — Джеймс, я не Драконию имела в виду, — Патриция заметно рассердилась. — Прошел через зеркало, — наконец-то признался он, хотя сам до конца не мог поверить своим собственным словам. — Я тоже, — сообщила она с видимым облегчением. — Ты пришел, чтобы забрать меня?! Я верила, что наши меня не бросят и будут искать… — Нет, это произошло случайно, — сообщил Хеллборн, переваривая полученную информацию. Значит, все-таки зеркало. Он все правильно понял. — Случайно?… — Патриция заметно расстроилась. — То есть теперь мы застряли тут вдвоем… — Мы не могли бы найти другое место для разговора? — спросил Джеймс, оглядываясь по сторонам. Не нравилась ему эта сумрачная лестница. — Да, конечно, — заторопилась она. — Поехали ко мне домой. Там тихо и безопасно. Ты не обязан являться в свою «гостиницу». Добирались чуть ли не два часа — с личным транспортом здесь было плохо, а общественный с наступлением ночных часов становился постепенно недоступен. Уже в первом автобусе Хеллборн попытался завести некое подобное светского разговора, но Патриция не была склонна его поддерживать и только шепнула на ухо: «Лучше помолчи. У тебя неудачно получается». И Джеймс заткнулся, и погрузился в наблюдения за попутчиками. Собствено, он уже делал это днем, когда курсировал между госпиталем, министерствами и библиотекой. Пришло время вечернего сеанса. Белые и цветные, молодые и пожилые, все скромно одетые, усталые и бодрые, грустные и веселые — что ж, это больше всего напоминало троллейбус в каком-нибудь Нью-Йорке (а именно в Нью-Йорке, месяцев восемь назад, он в последний раз пользовался общественным транспортом). Разговаривали в основном по-английски, но время от времени в уши врывалась французская или португальская речь, а иногда — какой-нибудь невероятный африканский диалект. О классовой борьбе говорили чаще, чем в американских троллейбусах, но еще чаще говорили о погоде, семейных проблемах и тому подобных вещах. Увы, этих поездок было явно недостаточно, чтобы понять — чем дышит этот город/эта страна/эта планета. Из газет Хеллборн узнал гораздо больше. Конечно, если он будет кататься в кейптаунских автобусах ежедневно, три-четыре месяца подряд… Но Джеймс Хеллборн решительно не собирался задерживаться на этой планете на такой длительный срок! — Ничего себе вилла! — только хорошие манеры удержали Хеллборна от одобрительного свиста. — Здесь каждый гражданин такую может получить? — Я здесь не одна живу, — рассмеялась Патриция, копаясь в сумочке, на дне которой были похоронены ключи. — Кроме меня еще шесть девушек. Но одни уехали к родным на уик-энд, другие сегодня работают в ночную смену. Мы сможем провести несколько часов наедине, и никто нам не помешает. Джеймс покосился на нее, но вряд ли она имела в виду нечто непристойное. Просто двум альбионцам на чужой планете было о чем поговорить. Патриция захлопнула калитку, и они поднялись по широким ступеням. — Это здешний колониальный стиль? — непринужденно заметил Хеллборн. — Псевдоримские колонны? — Понятия не имею, — призналась лейтенант Блади, разбираясь с массивной связкой ключей. — Так и не удосужилась выяснить. До революции дом принадлежал какому-то капиталисту, который бежал в Европу от справедливого возмездия рабочего кла… — Революционная риторика быстро прилипает к губам, — вздохнул Джеймс, — это заразно. И ты не замечаешь, как начинаешь использовать ее даже в повседневном разговоре со старыми друзьями. — Извини, — покраснела она, — это и в самом деле заразно. Но здесь иначе нельзя. Не поймут. — Я это уже понял, — Хеллборн вспомнил представление, которое он разыграл перед товарищем Огилви и его сотрудницами. Слишком легко все прошло… Надо обязательно поделиться своими подозрениями с Патрицией. — Порой мне кажется, — продолжала мисс Блади, — что я попала в прошлое. Иногда этот мир очень напоминает Альбион в первые годы нашей, антибританской революции. — Слишком жарко, слишком много негров и других цветных человечков, — напомнил Джеймс. — Хотя Нику Ливермору здесь могло понравиться. — Бастарду-Нику? — удивленно переспросила она. — Ты что, лично с ним знаком? — Был, — криво усмехнулся Хеллборн.. — Как-нибудь потом расскажу… Нет, это не Альбион. — Он посмотрел в сторону моря. Патриция проследила за его взглядом. — Здешний народ даже не подозревает, что за южным океаном лежит огромная обитаемая земля… Иногда и я начинаю в этом сомневаться… — Знакомое чувство, — прошептал Хеллборн. Она наконец-то справилась с входной дверью, и альбионцы оказались внутри дома. И здесь мраморные колонны. Только они плохо сочетались с голыми стенами. — Картины отправили в музей, — пояснила Патриция. — Хрустальные люстры — тоже. Зато библиотека осталась. Разумеется, это государственная собственность, поэтому сюда часто приходят студенты, а мои соседки-учительницы иногда читают лекции для рабочих. Джеймс устало опустился в кресло и окинул взглядом полки. Все аккуратно расставлено, по алфавиту. Интересно, здесь есть «Военная трилогия» Уэллса? Он так и не заглянул в нее, не мог оторваться от «Всеобщей истории». — Ой, ты должно быть проголодался?! Подожди, я загляну в холодильник. Там всегда что-то остается. «Наверно, это и есть коммунизм», — подумал Хеллборн. Некоторое время они молча поглощали бутерброды, пока Патриция не спохватилась в очередной раз: — На чем мы остановились?! — На зеркале, — напомнил Джеймс. — Я долго не могла прийти в себя и поверить, — прошептала она. — Я была уверена, что в том кафе меня чем-то отравили… Что это нарктический бред, в один прекрасный миг все закончится… — Рассказывай, — потребовал Хеллборн. — Я вылетела из Лондона всего через сутки после тебя. Сэр Натаниэль вручил мне новенькие офицерские погоны и тут же велел собираться в дорогу. Поручение было на первый взгляд простое — всего-то передать пакет нашему человеку в Касабланке. — Знакомая работа, — кивнул Джеймс, но тут же спохватился: — Касабланка?! Касабланка была столицей Сеутаритании. Это было скромное и незаметное государство в Северной Африке, где белые европейские поселенцы, в основном испанские и португальские католики, правили мавританским и берберским простонародьем. Почти как в Претории, только по другую сторону экватора. Когда началась война, Сеутаритания в очередной раз громко заявила о своем нейтралитете. Тамошние католики в теории преданы римскому папу, но Джеймс знал, что в последние месяцы в Касабланку зачастили агенты апсаков. — Я встретилась с резидентом в маленьком кафе в центре города. Меня уверяли, что это приличное и безопасное место, там часто появляются военные атташе и другие дипломаты. Так что и я пришла на «свидание» в форме. Передала пакет, выпила коктейль, а потом заглянула в дамскую комнату. И там меня ждали. Два мерзавца с бесшумными пистолетами. Скорей всего, апсаки. Если я правильно опознала их акцент. Так и есть, отметил Хеллборн. Зачастили. Апсаки. — Подробности нашего разговора не имеют особого значения, но он (разговор) явно не удался, — вздохнула Патриция. — Я решила, что терять мне нечего, и достала свой пистолет. И даже успела отстрелить одному из них ухо, прежде чем апсаки меня обезоружили. Потом… Потом они разбили моей головой зеркало, которое висело в туалете. Большое такое зеркало. Мне даже показалось, будто оно металлическое. Не понимаю, как оно могло треснуть. Не помню, после какого удара я потеряла сознание. Когда очнулась, в туалете никого не было. Я решила, что апсакам надоело развлекаться, и они убрались. Или их кто-то спугнул, и они решили отложить наш неприятный разговор. Черт, не надо было идти на встречу в альбионской форме. — Оставь, ты не виновата, — поспешил успокоить ее Хеллборн. — За тобой могли следить еще от самого посольства или даже с Лондона. — Все может быть. Итак, выхожу я из дамской комнаты, а в кафе как будто наступила альбионская полночь. Музыка не играет, свет не горит, и ни единой живой души. Я пришла к выводу, что отключилась на несколько часов, и заведение давно закрылось. С трудом нашла выход, чуть ли не наощупь — маленькая дверца где-то на кухне. Выбралась на улицу. Пошла на свет. В буквальном смысле. Потратила несколько минут на приступы удивления. Это же был коммерческий центр города — огни, реклама, работающие до самого утра клубы и рестораны. И вдруг — тьма! Какие-то трущобы, собаки лают за углом. Черт знает что! Похоже, пока я была без сознания, меня перетащили в другой район города! Так я решила тогда. «Мне было проще, — подумал Хеллборн, — я был на незнакомом острове, где был готов встретить даже разумных говорящих слонов». — А потом меня задержал патруль. Сперва я ничего не заподозрила. Они даже говорили по-испански. Но мои документы не произвели на них никакого впечатления. Дальнейший расказ Патриции напомнил Хеллборну его собственные злоключения на Острове Свободных Черепов. С той разницей, что даму почти не били. Так, по щекам отхлестали. — В конце концов они решили обвинить меня в изготовлении фальшивых документов, бродяжничестве и антисоциальном поведении. На большее у судьи не хватило фантазии. Два года исправительных работ на благо общества. Так это у них называется. — «У них»? Патриция оставила кресло, почти не глядя смахнула с книжной полки увесистый том и плюхнулась обратно. Еще один атлас мира. — Вот, смотри. Касабланка принадлежит Доминации Спаги. Интересное государство, интересное общество… если изучать его снаружи. «Военная демократия». Так они это называют. Даже в конституции записано: «Доминация является солдатской республикой». Лет 40 назад это был винегрет испанских и французских колоний, но после мировой войны иностранные легионеры подняли восстание. Из-за какой-то ерунды. То ли им вовремя не заплатили, то ли собирались выбросить в отставку без пособия, темная история. — Ничего себе ерунда! — почти искренне возмутился Хеллборн. — Я бы и сам взбунтовался! — Так или иначе, метрополии были слишком истощены во время войны, и у них не было достаточно сил, чтобы подавить мятеж, — продолжала Патриция. — Поэтому великие державы неохотно признали новое государство. И не прогадали — только легионерам и удалось остановить наступление драконских красных армий двадцать лет назад. — Забудь про легионеров, — нетерпеливо перебил ее Хеллборн, — успеем разобраться. Рассказывай про себя. «Два года исправительных работ на благо общества»? — Публичный дом, — усмехнулась она. — Солдатский бордель. Все для блага человека и гражданина военной демократии. Джеймс покраснел и не сразу нашел, что ответить. — Тяжело пришлось? — Не очень, — нарочито равнодушным тоном отозвалась Патриция. — С моей-то физиономией. Было очень мало желающих. У меня было достаточно времени прийти в себя и все обдумать. А потом мне помогли бежать. Одна из девушек оказалась подпольщицей, связанной с драконскими коммунистами. Так я оказалась по южную сторону границы и экватора. Выдала себя за англичанку. Сирота, тяжелое детство, феодальные угнетатели — никто не стал задавать лишних вопросов… — Между прочим, меня это весьма удивило, — вспомнил Хеллборн. — Двадцать с лишним лет после революции? Давно пора превращаться в организованное государство. И как следует допрашивать подозрительных иностранцев, стремящихся получить гражданство Народной Республики. — Об этом не принято говорить вслух, — мисс Блади перешла на шепот. — Но всего три года назад здесь случилась еще одна революция. Или военный переворот, называй как хочешь. — Революция сожрала собственных детей? — понимающе усмехнулся Джеймс. — Не совсем так. Дети революции сожрали ее отцов. Это был бунт молодых коммунистов. Они говорили, будто старые вожди предали революционные идеалы и превратили «боевую платформу нового мира» в обычную бюрократическую диктатуру, — поведала Патриция. — Так что мы прибыли вовремя. В самый разгар «второго романтического периода». Шпиономания под запретом. Лично товарищ Никель запретил. Это не значит, что местные секретные службы даром едят свой хлеб, но всех подряд иностранцев никто проверять не станет. Тем более из ГРИФОНа. Это ты здорово придумал. ГРИФОН — бардачная конфедерация, наследница Священной Римской Империи, добрых три сотни княжеств, имперских городов и рыцарских замков. Никто не станет проверять, отправлять запросы и докапываться до родословной «барона фон Хеллборна»… — Вовремя?! — машинально переспросил Хеллборн. — Черта с два! Она поняла, что он имеет в виду, и снова повернулась к полкам. — Я бросилась в библиотеку, как только у меня представилась возможность. Там же и работу нашла. Очень удачно получилось. Перелопатила кучу литературы. Все учебники по физике и астрономии. Бесконечное множество толстых научных журналов. Задавала осторожные вопросы понимающим людям. И до сих пор ничего не поняла, — Патриция бессильно развела руками. — Мне было проще, — сказал Джеймс. — Первые недели я кушал таблетки и получал уколы. Какая-то дряная африканская лихорадка. Мне было проще поверить, что все это бред больного воображения. Больного в буквальном смысле этого слова. — Теперь твоя очередь рассказывать, — напомнила она. Когда он закончил, она заплакала. — Я здесь почти четыре месяца! Я уже потеряла всякую надежду! Столько всего произошло! Война, вторжение… Я же родом из Скоттенбурга! Там моя семья, все мои друзья… А я ничего не знала! И не могла знать! — Не плачь, — Джеймс Хеллборн обнял ее и погладил по голове, как маленькую девочку. — Мы выберемся отсюда и вернемся домой. В Альбион. Потому что мы — альбионцы. — Он улыбнулся. — Люди из бронзы и стали. …Они просидели за столом до самого утра, листая книги и составляя план действий. — Итак, у нас две возможности, — подытожил Хеллборн. — Касабланка и «электростанция» на острове. — А если через разбитое зеркало нельзя вернуться назад? — осторожно спросила Патриция. — Даже не хочу об этом думать, — отрезал Джеймс. — Так или иначе, на месте мы сможем разобраться, что к чему. — Где два, там и три, — предположила она. — Как знать, сколько еще таких зеркал разбросано по всей планете? — И потерянных альбионцев, — подхватил он. — Где два, там и три. Я не верю в подобное совпадение. Здесь нечто большее. Если есть другие альбионцы — будем надеяться, что они найдут нас. — Необязательно альбионцы, — заметила Патриция. — Продолжай внимательно следить за своими посетителями, — хмыкнул Джеймс. — Особенно за теми, кто с горящими глазами бросается к атласу мира и сборнику «Всеобщей истории». Он почему-то вспомнил про «римский дирижабль». Необязательно альбионцы. И необязательно с нашей планеты. Сколько всего таких планет существует? — Есть и еще одна возможность, — она придвинула к себе раскрытый атлас и перевернула несколько страниц. — Альбион. На девственно-белом силуэте их родного континента красовалась надпись «Полароссия». — И здесь русские?! — поразился Хеллборн. — Сколько у них всего государств и колоний?! — Не совсем так, — уточнила Патриция. — Просто его открыл петросибирский адмирал Лазаревич в 1839 году. Он же и дал новой земле имя. Но внутренние области материка никто не исследовал. Никто не знает, что там скрывается. — Неужели никто не пытался? За все эти годы? — удивился Джеймс. — Несколько экспедиций пропали, другие повернули назад. Потом началась большая война в Южном океане, между индюшками и арагвайцами, потом еще одна… Никто не знает, что скрывают внутренние области «Полароссии», — повторила она. — Не знаем и мы, — напомнил Хеллборн. — На этой планете история пошла другим путем. Индусы открыли Мексику, Ричард Третий открыл Америку… Как знать, быть может нет никаких египтянцев, великих альбионских пирамид и горячих вулканических оазисов? — Все может быть, — вздохнула лейтенант Блади. — Но мы не должны отказываться от этого варианта. Даже если не найдем там ничего. Ни египтянцев, ни верблюдонтов, ни ответов на наши вопросы. Кстати, почему ты постоянно говоришь «другая планета»? Это наша Земля. Просто параллельный мир. Альтернативный. — Альтернативный мир? — переспросил он. — Как скажешь. Но мне почему-то кажется, что это именно другая планета… Итак, 1. Касабланка временно недоступна. ДРАКОН и Доминация Спаги не так давно разорвали дипломатические отношения. Простой гражданин ДРАКОНа не может попасть в страну легионеров. Поддельные документы, корабль контрабандистов? Надо проверить такую возможность. 2. Остров Свободных Черепов временно недоступен. Гражданин ДРАКОНа может попробовать записаться в интербригаду и отправиться на остров — но не сейчас. Похоже, конвертоплан с Хеллборном на борту был последним красным кораблем, покинувшим остров. Индоокеанцы заметно усилили морскую и воздушную блокаду. Об этом все газеты пишут. 3. Новый Альбион, он же Полароссия? «Кроме всего прочего, в этих бреднях про Южный полюс может быть смысл», — сказал покойный чиф-командор Ла Бенев и добавил: «Мы обязаны все тщательно проверить». «Титанисы сожрут ваши кишки», — сказал тогда Хеллборн. Проклятый индюшатник мертв. Но если он успел доложить своему начальству? И кто-то из генералов или адмиралов Индоокеании загорелся этой идеей?! А даже если и нет — какая разница?! Но как может простой гражданин ДРАКОНа добраться до Южного Полюса?! — Это очень, очень рискованно, — сказала Патриция, — но мы должны попробовать. И вдвоем они составили письмо: Текст: Подпись — Какие изящные и уродливые бюрократизмы, — констатировала Патриция, перечитывая письмо. — Жаль, сегодня суббота и раньше понедельника письмо не отправить. Уже и не говорю о том, сколько придется ждать ответа — и будет ли он вообще. Но мы еще успеем это обсудить. А теперь спать, немедленно спать! Нет, она по-прежнему не имела в виду ничего такого. |
|
|