"Десант в прошлое" - читать интересную книгу автора (Абердин Александр)

Глава 17 Строительство больших кораблей и шпионские дела

Как только я дал отмашку нашим корабелам, на верфях тут же начались работы, хотя там и до того дня никто не сидел без дела. Всё началось с того, что в соседних, модельных цехах, начали изготавливать разборную, дюралюминиевую опалубку для отливки корабельного шпангоута, килей, бимсов, стрингеров и всей прочей флоры. Чертежи были уже готовы и потому работа быстро продвигалась верёд, чему способствовала технология непрерывного потока и заливки, при которой жестко соблюдалась последовательность каждой операции. Рабочих было задействовано на судоверфях не так уж и много, зато механизация была чуть ли не полной. В модельных же цехах и вовсе работали почти только одни роботизированные линии. Благодаря высокому уровню механизации, огромные корабли строились с невероятной быстротой. Когда я сказал, что все они должны быть однотипными, наши кораблестроители облегчённо вздохнули и заулыбались. Не скажи я так, они скорее всего подвергли бы меня жесточайшей критики, а то и вовсе набили бы морду.

Поэтому, едва только был пройден "нулевой" цикл на первом корабле-гиганте и у него появился киль, вся опалубка в той же очерёдности, в которой монтировалась, была снята и отправлена в соседний док. Корабельный фибронанобетон схватывался всего за шесть часов и ещё через три становился прочнее стали. К дюралюминию он вообще не прилипал, но его всё равно смазывали разделительной жидкостью. Точность опалубки была чуть ли не микронной и когда её снимали, обнажался тёмно-синий, с фиолетовым отливом монолит из фибробетона, в котором кроме тончайших кевларовых волокон длиной в тридцать миллиметров, не было никакой арматуры. В него вводилась какая-то добавка, которая делала фибронанобетон жаростойким. Во время испытаний в плиту из фибробетона стреляли снарядами самых разных типов и они только выколупывали из неё небольшие куски, делая поверхность щербатой. Кумулятивные заряды и вовсе оказались бессильными, так как в месте взрыва фибронанобетон вспенивался и кумулятивная струя просто "расплёскивалась".

Единственную серьёзную угрозу представляли из себя снаряды с сердечниками из обеднённого урана, но и те вонзались в него, словно дюбели, на половину и намертво застревали в фибронанобетонной броне. Оптимальной наши корабелы назвали толщину борта в семьсот пятьдесят миллиметров. Это было то же самое, имей корабль длиной в девятьсот десять метров вместе с носовым бульбом толщину борта в два с половиной метра, если бы его изготовили из самой прочной стали. Наверное он сразу же утонул бы, а корпус нашего корабля, когда всего через полтора месяца после начала его отливки док был заполнен водой, погрузился в воду всего на три метра. Его сразу же отбуксировали к достроечной стенке огромной заводской гавани, где встали в один ряд три таких гиганта, зрелище, честно говоря, было просто потрясающее, ведь высота борта составляла целых пятьдесят метров.

Фибронанобетон, который наши учёные, разработавшие его, назвали финабеном, был даже легче, чем титан, не говоря уже о стали, и лишь немного тяжелее алюминия. Его удельный вес составлял три и четыре десятых грамма на кубический сантиметр. Удельный вес алмаза чуть больше, три и пять десятых грамма на кубический сантиметр и твёрдость больше, но финабен тоже был очень твердым материалом, но при этом ещё и чертовски прочным и упругим. Одно плохо, он имел такие абразивные свойства, что не годился на изготовления пар трения. Зато когда его покрывали слоем нанохрома, то из него получались отличные стволы для любого стрелкового оружия от пистолетов до крупнокалиберных орудий. Нанометаллы имели на редкость удивительные свойства и их производилось на наших предприятиях всё больше и больше. Дело даже дошло до того, что наши станкостроители, которые только что освоили выпуск станков третьего поколения, решили на этом не останавливаться и заменить их на станки четвёртого поколения, изготовленные из наносплавов и финабена.

При своем неприятном свойстве истирать о себя все, кроме алмаза, финабен был хорош тем, что не поддавался короблению и имел практически нулевой коэффициент расширения при нагревании, что делало его идеальным конструкционным материалом для изготовления различных опор, станин для станков, поршней и цилиндров, лопаток турбин и многого другого. Методом электровакуумного напыления его покрывали не только нанохромов, но и другими нанометаллами и наноматериалами, что полностью лишало его абразивных свойств получше, чем у корунда. Зато из финабена получались отличные абразивные и отрезные диски, которые резали всё, что угодно, а если в него ввести нанопорошок алмаза, то и этот минерал. Учёные, разработавшие его, на мой взгляд вполне заслуженно стали уже в те годы миллионерами. Ну, тут они были не одиноки. Никто из наших учёных не бедствовал, да и рабочие были вполне довольны своей заработной платой, условиями труда и, что самое главное, всеми прочими бонусами, которые они получали от нас.

Если со всеми теми парнями, которые прибыли в страны Латинской Америки из России, у нас каких-то особых трудностей не было, ведь уже в девятьсот седьмом годы они знали всю правду о нас, то с вольнонаёмным народом нам приходилось держать ухо востро. Буквально с каждым человеком, нанимавшимся к нам на работу, проводилось многочасовое собеседование и если это было возможно, то наши рекрутеры заглядывали в его прошлое и бегло просматривали, кем тот был пятнадцать лет назад, приличным человеком или сволочью. С откровенными сволочами нам не хотелось иметь дело и мы указывали им на дверь, но в то же время даже и не мечтали, что все будут ангелами. С каждым человеком мы подписывали контракт на пятнадцать лет и объясняли ему, что либо он будет все пятнадцать лет работать добросовестно и станет очень богатым человеком и к тому же акционером предприятия, либо в том случае, если вдруг выяснится, что он является балластом для нас, то ему тогда прямая дорога на Кошарские острова, то есть в одну из самых отдалённых эстансий, где он станет простым пеоном и откуда уже не сможет сбежать.

Такие эстансии, причём чисто казачьи, у нас имелись с самого начала и это были ещё и военные учебные центры, куда через каждые три недели отправлялись сроком на десять дней не только наши рабочие и инженеры, но и прославленные, маститые учёные. Там всех, даже меня, гоняли так, что лишь бы добраться до койки и поскорее уснуть, чтобы в пять утра снова быть в строю. Зато среди нас не было хлюпиков и те, кому посчастливилось хотя бы трижды побывать в учениках у Басмача, посматривали на всех остальных свысока. Полковник Сенцов, ставший Ваней Стародубовым, одной левой укладывал нашего великана Битюга-Николеньку. Но только поначалу, а потом, годика через три, выходил против него уже с опаской.

Таких эстансий у нас имелось пять дюжин и они были разбросаны по всей Латинской Америке. Мы с Алой побывали практически во всех и чему там только не научились. Даже стали боевыми пловцами ничуть не хуже наших золотоискателей. Поначалу народ ещё ныл, но потом все втянулись и побыть десять дней в военном лагере, а они были разбросаны от арктических льдов на Аляске и до экваториальных джунглей, стало чуть ли не самым лучшим средством для снятия стресса. Муштровали наши наставники также и американских парней, а вместе с ними солдат и офицеров из президентских гвардий. Зато те из вольнонаёмных рабочих, которые туда попадали за серьёзные провинности и не слишком серьёзные преступления, уже через полгода божились и клялись матерью, что они исправились и больше не будут причинять нам никакого беспокойства. Загоняли туда для исправления и некоторых гереро, после чего даже самые буйные становились на редкость здравомыслящими и покладистыми людьми.

Начиная с девятьсот девятого года, когда все наши предприятия стали постепенно вступать в строй и производить продукцию, в наших городах был установлен особый режим секретности. Те люди, которые в них жили и работали, прекрасно знали, что мы готовимся к тому, чтобы остановить надвигающуюся Мировую войну и даже знали причины, по которым она скорее всего случится. Выпустив джина науки из бутылки, мы и сами не ожидали, как быстро это начнёт менять мир. В Российской империи, Старом и Новом Свете грянула мощнейшая научно-техническая революция. Шутка ли сказать, уже в девятьсот девятом году сначала в Соединённых Штатах, а затем и во Франции само собой появилось телевидение. Почти все станки нулевого поколения, а их мы закупили очень много, были пущены в переплавку, зато сначала все станки первого, а затем и второго поколения, отработав совсем немного, только для того, чтобы воспроизвести себя в новом облике, были проданы в Старом и Новом Свете, а также отправлены в Российскую империю и уже в девятьсот восьмом году произошло техническое перевооружение промышленности.

Поступили в США, Россию и даже Испанию станки третьего поколения, правда, без ЧПУ. Естественно, что уже к одна тысяча девятьсот десятому году автомобили "Мерседес-Монарх" стали казаться анахронизмом по сравнению с русскими и американскими автомобилями, очень похожими на "Победу", "Зим" или "Cadillac Sixty-Special" казались анахронизмом. Появилось множество мотоциклов, но что самое главное, по всему миру бешеными темпами строились дороги с асфальтобетонным покрытием, чему очень сильно способствовали поставки битума из Венесуэлы и России. Ну, а Голливуд и Ялтинская киностудии, соперничая друг с другом, стали законодателями новых мод и у женщин появились стройные ножки, открытые почти до колена, а из-за разрезов на юбках и чуть выше. Самый большой вклад в дело эмансипации сделали две "летающие польки", а самолёты марки "Полония" стали предметом жгучей зависти многих мужчин. Магдалена и Катарина купались в лучах прожекторов, вкусили плодов от славы и мировой известности, но при этом не забывали, что всему этому они обязаны трём молодым русским инженерам и России.

В США, Европе и России чуть ли не каждый день появлялась какая-нибудь техническая новинка, вот только про наши новые машины, самолёты и корабли никто, кроме тех, кто был допущен ко всем секретам, не знал. Ну, а к некоторым секретам были допущены только те члены нашей команды, которые, покинув двадцать первый век, отправились в начало двадцатого. Наконец-то настало время тряхнуть и мне сединами. Появление на свет сверхминиатюрных радиодеталей и комплектующих, а вместе с ними мощных персональных компьютеров и вместе с ними сверхмощных суперкомпьютеров, позволило нам приступить к изготовлению первых спутников связи, а вместе с ними ещё и спутниковых телефонов и на этом направлении были сосредоточены усилия почти двух тысяч специалистов в этой области. Ещё три тысячи специалистов, среди которых были Константин Циолковский и даже совсем юный Фридрих Цандер, "навалились" на ракеты и в конце девятьсот девятого года с космодрома "Кавиана" начали стартовать одна за другой наши первые ракеты.

Это были твердотопливные ракеты, использующие в качестве топлива алюминий и перхлорат аммония. Они были больше размером, чем ракеты "Тополь-М" и "Булава", выпускающиеся когда-то в России на Воткинском заводе. Длина нашей первой ракеты "Буревестник", которую ракетчики за что-то прозвали "Кракозяброй", составляла тридцать два метра без головной части и сорок пять с головным отсеком, в котором помещалось сразу пять спутников связи, оснащённых к тому же мощными цифровыми фото и телекамерами с внушительными фотообъективами. Диаметр ракеты был чуть больше трёх метров и она представляла из себя очень грозное оружие, но никогда им не была. Каждый спутник весил полторы тонны и был рассчитан на пять лет эксплуатации, но некоторые прослужили все семнадцать. У ракетчиков всегда так. Всего за два месяца было произведено восемь пусков и начиная с марта одна тысяча девятьсот десятого года мы обрели надёжную спутниковую телефонную связь и плюс к этому систему навигации, позволяющую определить, где ты находишься за считанные секунды. Это была наша самая впечатляющая победа.

Начиная с этого момента мы получили возможность следить из космоса за тем, что происходит на Земле с очень высокой точностью, но что самое главное, теперь у меня в кармане лежал спутниковый телефон "Гамаюн". Однако, ещё задолго до того знаменательного дня, когда мы обзавелись спутниковой связью, практически сразу после того, как были собраны первые компьютеры, я засучил рукава и взялся за любимую работу, стал конструировать и изготавливать всевозможные "жучки". Разведка всегда окутана ореолом тайны, а благодаря этому дурацкому бесконечному циклу фильмов "На службе его императорского величества", который был безбожно содран некоторыми моими друзьями, так и не переставшими снимать художественные фильмы, с пресловутого "Джеймса Бонда", только нашего, рязанского замеса, принято считать разведку делом жутко романтическим и полным приключений и подвигов, а ведь это не так.

Работа разведчика в какой-то мере сопряжена с опасностью, но только в том случае, если он полный кретин или в "конторе" завёлся крот. Даже у нас, когда мы, выдавая себя за туристов шныряли тот тут, то там, чтобы определить те радиочастоты, на которых работала аппаратура связи нашего противника, девяносто процентов времени и сил у нас уходило на поддержание легенды. Но мы-то были при этом грушники, то есть "сапоги" из военной разведки Советского Союза. У разведчика-нелегала, то есть у "пиджака", на это уходило все девяносто восемь процентов времени и сил, и лишь два процента в лучшем случае он работал, чтобы выполнить какое-то задание. Вместе со мной и моими ближайшими заместителями и помощниками в прошлое отправилось несколько сотен бывших разведчиков и все они, как "сапоги", так и "пиджаки", имели очень высокую квалификацию. И тем не менее работу разведчика невозможно представить себе без специальных средств, а это очень обширный список.

Моими специальными средствами были когда-то в радиоприёмники и магнитофоны, купленные в самом обычном магазине, да плюс к этому большая лупа, пара паяльников, кое-что из радиодеталей и пистолет "Glock 17" калибра девять миллиметров, с корпусом изготовленным из прочного, огнеупорного пластика. С тех самых пор у меня выработалась вредная привычка, касающаяся оружия — выхватил, сразу стреляй. Это потому, что у пистолета "Glock 17" нет предохранителя. Вот только за время нашей работы за рубежом никому из нас не пришлось стрелять ни разу и всё потому, что командиром нашей разведгруппы был Дьякон, а он всегда выстраивал нашу работу таким образом, что мы подходили к исследуемому объекту незаметно и также незаметно уходили. Тот разведчик, которому пришлось применить оружие или того хуже, пустить в ход кулаки, не разведчик, а какой-то бандит из подворотни. Разведка дело тихое и незаметное. Так что хотя мы все стреляли отменно, да, и бойцами были неплохими, применять свои специальные навыки нам не приходилось ни разу.

Это уже потом, когда мы ушли из ФСБ, каждому из нас не раз и не два приходилось пускать в ход и силу, и знание приёмов из области боевых единоборств. Мы ведь все пережили такое сложное время, как лихие девяностые и при этом не имели высокопоставленных покровителей или каких-то особых связей в верхах, чтобы заниматься серьёзным бизнесом. Даже ЧОП, созданный Дьяконом прозябал, так как в то время бандитские ЧОПы действовали куда эффективнее и толку от того, что мой командир был одним из лучших стрелков, а Битюгу не было равных в боевых единоборствах, не было почти никакого. Они ведь никогда не нарушали закон. Всё изменилось только тогда, когда мне пришла в голову идея создать "уздечку" для "мула".

Один мой знакомый программист из ФАПСИ написал замечательную программу, способную практически безошибочно анализировать разговоры и "выявлять" среди потока болтовни опасные, но для неё нужен был хотя бы плохонький, но суперкомпьютер. Мои друзья не могли потянуть такое дело, но им очень понравилось, что с помощью имплантанта длиной в шестьдесят миллиметров, шириной в пятнадцать и толщиной в восемь, со сложной электронной начинкой, спутникового телефона, больших наручных часов и базового компьютера можно заставить любого крутого бандюгана сделать паинькой. Как я уже говорил, идея найти способ, как утихомирить некоторых деятелей, считавшими себя самыми крутыми, принадлежала Дьякону, а я лишь воплотил её в "металле". Это было несложно сделать в наше время. Некоторые "жучки" были тогда чуть ли не в сто раз меньше.

Сначала я планировал надевать на шею мула ошейник, но потом отказался от этого. Такое "украшение" сразу же вызвало бы множество подозрений. То ли дело имплантант "вставленный" в тело. Уже одно то, что в твоё тело вшили мину, снабженную ещё и тремя капсулами с ядом, сразу же действовало на крутого отрезвляюще. Сам по себе имплантант был всего лишь исполнительным устройством, связанным с часами и спутниковым телефоном. Потеря отдельно часов или телефона, снабженных чувствительными микрофонами и радиопередатчиками ещё не убивала мула, а вот потеря обоих устройств тут же инициировала взрыв мины и башку снесло бы напрочь, но такого ни разу не произошло. К врачам было тоже бесполезно обращаться, ведь мина была на боевом взводе и любая попытка извлечь её из тела, тут же приводила к взрыву. Часы и телефон фиксировали все разговоры мула, а компьютерная программа их анализировала и подавала сигнал на пульт управления, где постоянно дежурило десять операторов.

Как только мул забывался и начинал угрожать кому-либо или нести ещё какую околесицу, тут же срабатывал вибратор в часах и раздавался телефонный звонок. Оператор делал мулу строгое внушение и тот умолкал. А куда тому было деваться? Одну капсулу с ядом приводили в действие ещё в центре подготовки мулов и поэтому он хорошо знал, какую боль будет испытывать, если ему не сделают инъекцию антидота. Ну, а если её не сделают в течении восьми часов, то он просто загнётся от яда в следующие час, полтора. Так что не было ни одного случая, чтобы мул стал экспериментировать с электронной "уздечкой" и вот почему. Психология крутых, включая полных отморозков, не так уж и сложна. Они очень любят мучить и издеваться над беззащитными людьми, но при этом страсть как не любят, когда точно так же относятся к ним самим. Процентов восемьдесят наших клиентов, когда их подвергали превентивной экзекуции ядом, не только обсыкались, но и обсирались, хотя боль не была такой уж сильной.

Когда нам стало ясно, что мы можем превращать людей в мулов, Дьякон первым посмеялся над этим, а я и вовсе разразился длиннейшей речью, сплошь состоящей из ненормативной лексики, стоило только Айболиту заикнуться об этом и вот почему. В девятьсот десятом году люди ведь ничего не знали о системах электронного контроля и слежения, как и о спутниковых телефонах. Они и о спутниках ничего не знали, ведь все запуски ракет производились только тогда, когда рядом с космодромом "Кавиана" не проходили корабли, да их туда в эти дни и не пропускала наша военная эскадра. Ну, а рассказывать об этом мы никому не собирались и потому все усилия нашего специального подразделения были сосредоточены только на том, чтобы обеспечить наших разведчиков, а мы в этом плане опережали буквально все страны Европы вместе взятые, спецснаряжением.

Вот тут-то мы, наконец, и дали волю своей фантазии, поскольку хорошо знали, что требуется разведчику. Каких только жучков и крохотных телекамер мы не изготовили и куда только их не вставляли. Уже через какой-то год ими были нашпигованы буквально все правительственные здания и штабы нашего противника. Спереть из кабинеты коронованной особы любимый письменный прибор, заменив его на подделку и потом вернуть оригинал, оснащённый "долгоиграющим" жучком на место, считалось банальным. Наши парни, занимавшиеся техническими операциями, умудрялись вставлять крохотные телекамеры в любимые ордена наших "ньюсмейкеров" и естественно в каждой столице имелся центр электронной разведки. Ни о чём подобном наш противник даже не догадывался и, вообще, наши разведчики работали в краю непуганых лохов, что в конечном счёте и предопределило все наши дальнейшие успехи в войне.

Россия, особенно Санкт-Петербург, в то время буквально кишела шпионами Англии, Германии, Франции и других государств. Все они были выявлены задолго до нашего прибытия в прошлое, а тех, которых в Россию направили в связи с изменением хода истории удалось вычислить нашим контрразведчиками и они стали одним из важнейших элементов большой игры. Злейшими врагами России в то время были, по нисходящей: Великобритания, Османская империя, Франция, Австро-Венгрия, Германия и даже Китай, почти весь мир, если брать во внимание колонии, не говоря уже о всяческой мелкой, но вредной шелупони вроде Дании, Голландии и Бельгии. Швеция также не пылала добрыми чувствами к России. Правительства и практически весь истеблишмент этих стран просто-таки люто ненавидели нашу страну и желали видеть её уничтоженной, разорванной в клочья, а русский народ истреблённым под корень. Поэтому каждая страна, как говорили в наше время, считали "за положняк" иметь дюжину, другую шпионов в России и старались вредить ей чем только могли.

Как с внешними врагами, так и с врагами внутренними мы по большей части разобрались. Они все были взяты нами на карандаш, а некоторые даже, вот ведь какое несчастье, точнее самые опасные, умерли кто от инфаркта, кто ещё от чего. У России был только один единственный враг, которого мы не могли уничтожить — её государь император. Это был просто какой-то кошмар, а не царь и единственное, что хоть как-то нас с ним примиряло, это то, что он просто панически боялся Беркута. Тот как-то раз, когда Николашка снова понёс околесицу, то есть сказав да, на следующий день попытался отказаться подписывать какой-то документ, вполголоса сказал ему:

— Подписывай, иначе жить тебе и твоей Аликс останется ровно четверть часа, а чтобы не травмировать детей, вас обоих тут же заменят двойники. И не вздумай болтать об этом. Запомни, пока ты царь и пока не мешаешь нам строить от твоего имени Великую Россию, тебе ничто не угрожает, но при малейшем поползновении воспротивиться тому, что мы все делаем, ты труп. Твоя жена тоже.

Побледнев, государь император всё подписал и желчно спросил:

— Какой же я после этого царь?

Беркут улыбнулся и успокоил его:

— Вы прекрасный государь, ваше императорское величество. Вам просто нужно постоянно помнить, что мы ниспосланы вам свыше и оттого так настойчивы. Если вам вздумается взять и пройтись по городу одному, то даже в самом последнем кабаке, в который вы войдёте и объявите о себе, люди встанут и запоют "Боже, царя храни".

А ведь Николай в то время уже прекрасно знал, что у него есть двойник и даже был с ним знаком. Двойник царя, а это был наш друг, которому сделали пластическую операцию, разумеется, по кабакам не шастал, но бывало в народ хаживал. Тетешкал детишек, пробовал солёные огурцы на базаре и даже мог лихо накатить лафитчик водки. В тот же день, когда Беркут строго рыкнул на царя, тому специально показали двойника царицы и хотя он не подал виду, в самообладании ему было не отказать, всё же перепугался, но жене не стал ни о чём рассказывать. Нельзя сказать, что он был слабохарактерным человеком, иногда он проявлял просто редкостное упрямство, но каким же непостоянным был этот человек, совершенно неспособный управлять такой огромной империей. Зато он был примерным семьянином, а наши учёные-медики как раз к девятьсот десятому году наконец воплотили в жизнь одно из омолаживающих лекарственных средств валаров и после клинических испытаний стали применять его на практике. Результаты были весьма впечатляющими.

Николашка и Аликс всего за полгода сбросили больше, чем по десятку лет и царь, который малость ослаб по мужской части, сосредоточил всё своё внимание на жене. Однако, он всё же так и не перестал дурить. Однажды этот деятель ни о чём не думая, после того, как ему показали новое противотанковое орудие и снаряды, пробивающие броню толщиной в триста пятьдесят миллиметров, взял и в своём письме к кайзеру Вильгельму II написал: — "Дорогой кузен Вилли, вчера мне было показано новое орудие. Хотя калибр его невелик, всего три с половиной вершка, оно с величайшей лёгкостью пробивает лист броневой стали толщиной в поларшина". Ну, и кто он после этого? Ладно бы царь не знал, какие чувства испытывает к России его кузен Вилли, так ведь нет же, ему даже демонстрировали видеозаписи, переснятые на киноплёнку, где этот усатый таракан почём зря костерит и Россию, и царя и его любимую Аликс.

Вот и думай о нём после этого, что угодно, но ничего не поделаешь, мы не могли короновать на царствие цесаревича Алексея, тот был ещё слишком мал. Малыш между тем развивался прекрасно. Двое наших парней из того отряда боевых пловцов, которых представили царю и его генералам и адмиралам, коих вскоре с почётом сплавили на пенсию, по медицинским показателям стали донорами мальчика и это из их крови готовились для цесаревича медицинские препараты. Иногда специально в присутствии его матери. Таким образом они стали в её глазах ангелами хранителями сына, да ещё какими. Оба двухметрового роста, качки шириной с шкаф и к тому же блестящие офицеры. Жен они себе выбрали из дворянок, но на этот счёт никакого приказа им не поступало. Просто они всегда находились в числе свитских господ, а два таких красавца в мундирах капитанов первого ранга, что полностью соответствовало истине, не могли оказаться незамеченными. Ну, а вскоре, став, как и все наши жены, полноправными членами нашей команды, они стали ещё и наперсницами царицы.

Однако, не смотря на то, что Аликс частенько "продувала" своему супругу уши в нужном нам направлении, то всё равно время от времени приводил нас в изумление, но мы постоянно были начеку. Вообще-то мы могли избежать июньской революции восемнадцатого года, но царь Николай II так нас уже достал, что мы практически сами её спровоцировали. Зато он отрёкся от престола и императором в считанные дни стал цесаревич Алексей. Благодаря нашему лечению он уже в три года был почти полностью здоровым ребёнком, а к десяти годам, даже раньше намеченного срока, и вовсе навсегда забыл о своём недуге, как, впрочем, и дети короля Испании. Наши врачи исцелили множество детей и к девятьсот десятому году подготовили столько врачей, что детская смертность в России снизилась в сто семьдесят раз, то есть дети практически перестали умирать в младенчестве, да и в более зрелом возрасте они тоже не умирали.

Новые медицинские препараты, а также огромное количество современных медицинских приборов и терапевтических аппаратов резко снизили в России смертность. Народ в те годы был куда крепче, чем наше время, так что хоть в этом плане изменения были видны даже невооруженным глазом. Вместе с сотнями тысяч друг людей была полностью исцелена и Мария, дочь Петра Аркадьевича Столыпина и тот сразу же повеселел. Вот это был кремень, а не мужик, в отличие от царя. Когда Беркут рассказал ему обо всё, он перекрестился и сказал:

— Слава тебе, Господи, я знал, что Россия любима тобой.

После этого он работал даже не с удвоенной, а удесятерённой силой. Его энтузиазму и энергии мог бы позавидовать любой из нас, но и мы, "старые" перцы тоже были ему под стать. Когда наш первый авианосец "Адмирал Ушаков" в середине девятьсот одиннадцатого года вышел в Южную Атлантику на ходовые испытания, Пётр Аркадьевич приказал прислать за ним в Крым прототип нашего палубного штурмовика "Беркут" и полетел на нём из России в Аргентину с посадкой для дозаправки в Испании, а потом вылетел из Авиа-дель-Россо на всё том же штурмовике в берегам Антарктиды, хотя ему и предлагали лететь на дирижабле. Всех, кто организовывал на него покушения и совершал их, мы уничтожили без малейшей жалости и тени сомнения помня его слова: — "Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия". Одной из причин, по которой я отдал приказ уничтожить писателя Максима Горького была та, что это в его квартире была устроена динамитная мастерская и тут я руководствовался другими словами Столыпина: — "Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада", вот только законы мы заменили на меры.

Мы олицетворяли себя с Россией, как государством и принимали самые строгие меры к тому, чтобы она не распалась, а все люди в ней могли спокойно жить и трудиться. Именно поэтому мы довольно часто действовали бескомпромиссно и крайне жестоко. За всеми теми господами, которым мы дали шанс изменить свою судьбу, был установлен негласный надзор и в ряде случаев мы были просто вынуждены ликвидировать их с безжалостностью хирурга. Когда мы смогли обеспечить свою военно-политическую разведку, а также военную разведку, контрразведку и Третье охранное отделение Российской империи, которые были полностью под нашим контролем, новейшими средствами шпионажа и контршпионажа, началась наша широкомасштабная война против всех врагов России, как внешних, так и внутренних, но пока что она была почти бескровной.

Нам не имело смысла немедленно уничтожать всех врагов, мы их тщательно выявляли и помещали в "карантин", то есть создавали такие условия, при которых они не могли нанести ущерб России. Иногда нам всё же приходилось кое-кого и ликвидировать, ведь не станешь же молча смотреть на то, как какой-то мерзавец готовит террористический акт. В таких случаях мы обычно применяли неопределяемые яды с такой сложной клинической картины, что сам чёрт не смог бы понять, от чего его клиент помер держа в руках взрывное устройство. Но бывало и так, что взрывное устройство разносило террориста или диверсанта в клочья. Это если от такого взрыва не погибали случайные свидетели. Мы защищали Россию с яростью кошки, чьи котята находятся в опасности, и были готовы уничтожить любого, но некоторых отправили на виселицу гораздо позднее, чем это нужно было сделать в действительности и я иной раз жалею, что не отдал приказ об объявлении войны всем тем государствам, которые нам в конце концов пришлось оккупировать и держать в них оккупационные воска почти двадцать пять лет, пока у некоторых "просвещённых" народов Западной Европы не выгорела в заднице вся сажа.

Зато после землетрясения в Мессине, весной девятьсот десятого года, в наши руки свалился ещё один созревший плод — Италия. Правда, тут не обошлось без оперативной разработки нашей разведки и моей встречи с королём Виктором Эммануилом III. Под влиянием наших агентов влияния, посетивших практически все страны Латинской Америки, он осознал тот факт, что лучше нас больше никто не сможет провести модернизацию страны и мы откликнулись на его призыв. К этому времени мы уже могли сотворить настоящее чудо. До этого времени мы всего-то и сделали, что сначала уничтожили всех закоперщиков мафии, а потом дважды спасли жизни тысяч итальянцев, чем уже расположили их к себе. Что же, тем легче нам было работать в этой стране и нашим активным помощником стал тот, кто в другой истории зарекомендовал себя отцом европейского фашизма — Бенито (Бенедетто) Амилькаре Андреа Муссолини.

Им мы занялись ещё в девятьсот пятом году и под нашим влиянием он за пять лет полностью пересмотрел все свои прежние взгляды, стал не только скрипачом-любителем, но и лётчиком, куда более профессиональным, чем в прежней истории, а также прекрасным организатором и лидером, который впоследствии вырос в великого государственного деятеля. В Италию он прилетел на дирижабле вместе со мной, но в отличие от меня спустился на землю на самолёте, посадив его на древней Аппиевой дороге чуть ли не в самом Риме. Вокруг самолёта тут же собралась огромная толпа народа и Бенито, стоя на нём, обратился к согражданам с пламенной речью, то и дело указывая рукой на небо, чтобы аудитория посмотрела на огромный круглый дирижабль. Уже довольно скоро он стал премьер-министром Итальянского королевства и ни мы, ни король Виктор Эммануил об этом ни разу не пожалели. Между прочим, довольно многие будущие "вожди" пролетарской революции в России, также вскоре стали крупными военными и государственным деятелями.