"Торквемада и испанская инквизиция" - читать интересную книгу автора (САБАТИНИ РАФАЭЛЬ)

Глава XXV. ЭДИКТ ОБ ИЗГНАНИИ

Как мы уже поняли, расследование и приговор по делу Ла-Гвардии пришлись на руку Торквемаде, дав ему дополнительный аргумент в ходатайствах перед монархами против иудеев – факт, заставивший многих историков (до открытия Фиделя Фиты) подозревать в этой истории вымысел. Другой причиной недоверия к истории Святого Младенца является то обстоятельство, что по Испании ходило множество слухов, по большей части ложных, придуманных с целью опорочить евреев и возбудить против них общественное негодование.

Тем временем Фердинанд и Изабелла триумфально подчинили своей власти Андалузию: Лусена, Хаэн, Ронда и ряд других мавританских крепостей, расположенных на холмах юга Испании, пали под натиском христианской армии. Монархи с помощью золота евреев (не только полученного от конфискаций, но и добровольно пожертвованного их подданными-евреями) приступили к покорению Малаги – то было прелюдией к ликвидации Гранады как последнего оплота ислама на земле Испании. Город пал 2 января 1492 года, и вслед за этим исчез последний исламский регион на Пиренейском полуострове, где эта религия с тем или иным успехом держалась в течение восьмисот лет.

Католическим сюзеренам вполне могло показаться, что покорение Испании завершено и христианство восторжествовало, если бы рядом не было Торквемады, не устававшего доказывать, что триумф креста никогда не будет полным в этой стране, пока иудеи составляют значительную долю ее населения.

Он утверждал, что все зло на этой земле происходит от непримиримой вражды между христианином и иудеем, что, несмотря на усилия инквизиции и все прочие меры, принятые для отделения иудеев от христиан, зло продолжает существовать и свирепствовать, как и прежде. Он убеждал, что иудеи продолжают неослабно совращать христиан и не отступятся от своего, пока их будут терпеть в Испании. В частности, хорошо известно, что иудеи не дают покоя маранам и «новым христианам», внушая им свои идеи или окатывая их презрением и оскорблениями, делая все возможное, чтобы вновь ввести несчастных в заблуждение.

В доказательство он мог привести дело Ла-Гвардии, разрушение креста на центральной площади Касар-де-Паломеро и другие примеры подобного рода, недавно ставшие известными.

Он призывал монархов выполнить обещание и заняться проблемой иудеев, что они в свое время обещали сделать после успешного завершения войны против Гранады.

Тем временем иудеи сами активно боролись против изгнания, под угрозой которого оказались. Их воззвание к монархам было чрезвычайно красноречивым, и те не могли оставить без внимания ходатайство подданных, которым они были столь многим обязаны. Разве не эти самые евреи снабжали испанскую корону деньгами для ведения кампании против врагов креста? Разве не благодаря еврейской администрации, преданной своим монархам, армия креста была так хорошо экипирована, не знала ни в чем недостатка? Разве не содержалась она на деньги, предоставленные евреями?

Они представили эти факты вниманию королевской четы как доказательство своей верности и своих заслуг перед испанской нацией. Монархи располагали и другими свидетельствами верности и любви, которую проявляли к ним многострадальные еврейские подданные. Когда, например, их сын принц дон Хуан был объявлен наследником престола Арагона на созванных в Толедо кортесах, евреи первыми устраивали торжественные встречи на пути следования их величеств в пределах королевства Фердинанда. Когда испанцы ограничивались радостными приветствиями, евреи выходили встречать их с ценными дарами. Берналдес пишет, в частности, что подобный пышный прием был оказан их величествам еврейской общиной Сарагосы. В числе подношений он называет двенадцать телят, двенадцать овец, прекрасной работы серебряный сервиз, над которым трудились двенадцать лучших еврейских мастеров, огромный серебряный кубок, полный золотых кастельяно (один кастельяно равен 480 мараведи), и серебряный кувшин – «все это монархи приняли с глубокой признательностью».

Преданность евреев Короне проявлялась весьма ощутимо и составляла серьезный противовес давлению религиозного фанатизма. Более того, казалось, что монархи достаточно дальновидны, чтобы не подвергать угрозе промышленное процветание королевства, которое могло оказаться в опасности, если создатели этого процветания будут вытеснены.

Королевская чета отложила принятие решения по этому вопросу под предлогом, что война занимает все их внимание. Но теперь, после покорения Гранады, монархам вновь пришлось столкнуться с этой проблемой, поскольку Торквемада не оставлял их в покое, неустанно твердя одно и то же.

То, что проделывал Торквемада с монархами, его собратья по ордену проделывали со всей Испанией. Антиеврейские настроения в обществе, которые нетрудно было возбудить, уже всколыхнувшиеся после событий в Касар-де-Паломеро и Ла-Гвардии, подогревались множеством выдуманных историй. Говорили даже, что болезнь принца дона Хуана стала результатом подлости евреев – и эта злонамеренная ложь получила широкое распространение.

Льоренте обнаружил эти сведения в «Anonimo de Zaragoza». Утверждали, что принцу захотелось побаловаться с золотым футлярчиком для ароматического шарика⁷⁷, который он увидел у своего врача – еврея по происхождению. Тот оставил безделушку своему пациенту. Однажды, движимый детским любопытством, мальчик захотел посмотреть, что же внутри футлярчика. Открыв его, обнаружил там непристойный и богохульный рисунок, оскорбляющий божественное происхождение Христа. Увиденное повергло принца в такой ужас и вызвало такое отвращение, что у него начались рвоты. Он не разглашал причину своего заболевания, пока отец своей настойчивостью не вытянул у него этой тайны, «после чего против врача учинили расследование и приговорили его к казни на костре».

Эту непристойную и чрезвычайно неправдоподобную историю мы изложили здесь только для того, чтобы показать, какого рода сплетнями сеяли неприязнь к евреям.

Другая история, которую упорно муссировали во всех уголках Валенсии, рассказывала о попытке нескольких иудеев распять мальчика-христианина. Она записана в работе «Sentineda contra Judios» фра Франсиско де Торрехонсильо – издании лживом и постыдном. Мы уже не раз ссылались на него. Впервые эта книга монаха ордена Святого Франциска была напечатана в 1676 году – недостойное сочинение, свидетельствующее о том, что его автор не скрывает не только своих босых пяток, но и своего бесстыдства. Это – сборник глупых наветов, фальшивок и – вряд ли будет преувеличением добавить – непристойностей. Едва ли сей труд пошел церкви во благо, как и ряд других, вышедших из-под пера церковников и допущенных к изданию цензурой.

Но это так, между прочим.

Упомянутая история взята, как сообщает Торрехонсильо, из «Sermon de la Cruz », написанной братом Фелипе де Саласаром. Вечером страстной пятницы юноша приметил на улице Валенсии, что несколько мужчин входят в один из домов. Посчитав это странным – впрочем, подозрительные обстоятельства не названы, – он подкрался к двери и услышал, что кто-то сказал: «Кажется, за нами следят». Испугавшись, что неизбежно вспыхнет ссора, когда они откроют дверь и обнаружат его, юноша выхватил шпагу и побежал. (Каким образом сжатая в руке шпага помогает бежать, автор не сообщает). На бегу он наткнулся на патрульных, которые схватили его и потребовали объяснить, куда он так спешит с обнаженной шпагой в руке. Юноша рассказал о происшедшем, и тогда офицер, желая проверить правдивость рассказа, направился к указанному дому и постучал.

Дверь открыл еврей, предпринявший откровенную попытку задержать офицера. Вдруг из дома донесся детский голосок: «Они хотят распять меня!»

Евреев арестовали, дом снесли, и на его месте построили церковь Санта-Крус.

В эту коллекцию выдумок и фальшивок включено также «письмо Христа Абгару», письмо Понтия Пилата Тиберию, пространно описывающее сотворенные Спасителем чудеса, и письмо от евреев Константинополя евреям Толедо, сыгравшее немаловажную роль в упомянутой антисемитской кампании.

Утверждают, что это письмо обнаружил сам кардинал – архиепископ Хуан Мартинес Силисио. Полагаем, он же разыскал и письмо евреям Константинополя, в ответ на которое и пришло письмо евреям Толедо. Летописцы оставили нам содержание обоих писем.

Вот что представляет собой послание в Константинополь:

Ответ из Константинополя был составлен в следующих выражениях:

Эти письма – явно фальшивые – стали широко известны, что немедленно вызвало вспышку возмущения в обществе. В результате воображение разыгралось, и указания «принца Хусе» легли в основу многочисленных слухов об ужасных последствиях этой переписки. Говорили, что один врач-еврей из Толедо наносил яд себе на ноготь и касался им языка пациента; другой подмешивал яд в мазь для смазывания ран и так далее. Нет сомнений в том, что в народе циркулировало великое множество подобных сплетен.

Участвовал ли сам Торквемада в создании этих подделок и слухов, мы не знаем. Но было бы странным, если бы эти выдумки не нравились ему.

Он непрестанно отстаивал необходимость религиозного единства в объединенной Испании. Великий инквизитор не уставал повторять, что единая Испания не сможет долго просуществовать и снискать расположение небес, если все люди этой страны не обратятся к Христу, не станут добрыми верующими святой римской католической апостольской веры. Бог явил великую милость к Фердинанду и Изабелле, продолжал увещевать монах. Именно Бог собрал разобщенные части страны в одно могущественное королевство и вручил его их скипетру. Бог сплотил эти части в единое целое, поразив всех врагов такого объединения, – в честь и славу Господа и их королевства.

Перед подобной проповедью религиозного единства ничто не могло устоять. Соображения гуманности, принципы равноправия, долга и благодарности становились сущей мелочью, которую начисто сметал ураган религиозной аргументации.

Монархи оказались перед проблемой такой значимости, что никакие мирские соображения не имели ни малейшего веса. К тому же, к давлению пламенных доводов Торквемады добавилось давление общественного мнения, ловко подогреваемого доминиканцами. К голосу Бога в устах Великого инквизитора присоединился «vox populi» («глас народа» (лат.)).

И столь громким стал голос толпы, столь настойчивы были обвинения иудеев в ритуальных убийствах и совращении евреев-христиан в веру Моисееву, что иудеи испугались бури, грозившей снести их незадачливые головы.

Требование Торквемады состояло в том, чтобы они или приняли крещение, или убирались прочь из Испании.

Монархи по-прежнему колебались. Возможно, в Изабелле дух гуманности был достаточно силен, чтобы не уступить натиску фанатизма.

Но и сила Торквемады становилась все более ощутимой – вследствие чистоты и искренности его целей. Он вовсе не был своекорыстным человеком и не стремился к мирским благам. Вес свои требования он выдвигал от имени и ради религии, которой служил, – исключительно во славу Бога; и монархам такого склада характера, как Фердинанд и Изабелла, непросто было соротивляться этим требованиям.

И хотя для себя Торквемада не искал материальной выгоды, он, не колеблясь, соблазнял монархов картинами предстоящих приобретений, которые неизбежно последуют за изгнанием иудеев. К доводам религиозного характера Великий инквизитор присовокупил доводы мирской выгоды – доводы, которые не могли не оказать воздействия на стяжательский нрав короля.

Торквемада доказывал, что в Испании никогда не воцарится спокойствие, пока иудеи живут на ее земле. Они – грабители и предатели; их единственная цель и единственный интерес – деньги; а жадность всегда в конце концов приводит на службу к врагам Короны.

Но не один Торквемада выступал с ходатайством перед монархами. Здесь были и иудеи, встревоженные создавшейся ситуацией, и в какой-то момент казалось, что они возьмут верх, потому что призывный звон золота добавлял убедительности их возражениям.

Они напоминали о своих последних услугах Короне и обещали и еще большую поддержку в дальнейшем; они клялись впредь строго соблюдать предписания Альфонсо XI и, согласно этим законам, проживать лишь в пределах указанных гетто, возвращаться туда до настуления полуночи, воздерживаться от любовных отношений с христианами. Наконец, последний, и самый красноречивый из всех аргументов: они воспользовались посредничеством Абраама Сенсора и Исаака Абарбанеля – двух иудеев, взявших на себя (и с честью с этим справившихся) обеспечение кастильской армии в кампании против Гранады, – и посулили выделить тридцать тысяч дукатов на расходы по ведению войны против мусульман.

Это предложение усилило колебания Фердинанда. Нужда монархов в деньгах была столь велика, что финансовые соображения, несомненно, заставили бы их согласиться на мольбы иудеев, если бы рядом не находился Торквемада. Если бы не его бешеный натиск, жестокий эдикт об изгнании, скорее всего так и не был бы издан.

Доминиканец, узнав, что затевается, сам явился к их величествам, чтобы осудить их нерешительность.

Нетрудно представить себе Великого инквизитора в столь ответственный момент. Это – один из тех редких случаев, когда тот, кого мы воспринимаем как «Deus ex machina» («бог из машины» (лат.))⁷⁸, – холодный, суровый дух, вдохновивший и переустроивший безжалостную организацию, предстает живым, взволнованным человеком из плоти и крови.

Бледный, слегка задыхающийся от волнения и гнева. Глубоко посаженные глаза мрачно сверкают огнем яростного негодования. Худая старческая фигура выпрямилась, морщинистые жилистые руки судорожно сжимают распятие…

Наступил самый напряженный момент, кульминация в затянувшейся дуэли между религией и гуманностью, между клерикализмом и христианством, в которой столь важную роль сыграла предложенная иудеями цифра. Эти тридцать тысяч вызвали прискорбные ассоциации. Они позволили настоятелю монастыря Санта-Крус провести поразительную параллель.

«Иуда, – воскликнул он, – однажды уже продал Сына Божьего за тридцать тысяч. Вот Он! Продавайте Его, но тогда освободите меня от всякого участия в этой сделке».

И, с грохотом обрушив распятие на стол перед пораженными монархами, он резко повернулся и покинул зал.

Так Торквемада добился победы.

Эдикт об изгнании был подписан в Гранаде 31 марта памятного 1492 года – того года, когда Испания, наконец полностью восстановила монархию на руинах бывшего королевства вестготов, когда мореплаватель Колумб положил Новый Свет к подножию трона католических сюзеренов.