"Пасха Красная" - читать интересную книгу автора (Павлова Нина Александровна)

Начало

«Крапива выше меня ростом растет у стен монастыря», — писал в дневнике летом 1988 года новый оптинский паломник Игорь Росляков. Росту же в новом паломнике было под два метра, и крапива в то лето действительно впечатляла. Оптина пустынь лежала еще в руинах и выглядела как после бомбежки — развалины храмов, груды битого кирпича и горы свалок вокруг. А над руинами щетинились непроходимые заросли — двухметровая крапива и полынь.

Разруха была столь удручающей, что местные жители признавались потом, что в возрождение Оптиной никто из них не верил. И если до революции в монастыре действовало девять храмов, то теперь картина была такая. От храма в честь иконы Казанской Божией Матери остались только полуобвалившиеся стены — ни окон, ни дверей, а вместо купола — небо. Когда храм был поцелее, в нем держали сельхозтехнику. Въезжали прямо через алтарь.

От церкви в честь Владимирской иконы Божией Матери не осталось и следа. Разрушению храма предшествовал один случай. Местные жители превратили храм в хлев, подметив закономерность: в дни великих церковных праздников животные начинали метаться по храму, как бесноватые. Однажды в Чистый Четверг корова местных жителей С. забесновалась с такой силой, что вызванный по «скорой» ветеринар поставил необычный для животного диагноз: «корова сошла с ума». В Страстную Пятницу корову пристрелили, а храм разобрали на кирпичи. Кстати, та же участь постигла церковь Всех Святых с прилегающим к ней братским кладбищем, и на месте кладбища построили дачи, прямо поверх гробов.

Старинный кирпич был в цене — прочный, красивый. И поражавшие всех поначалу следы «бомбежки» монастыря — это работа добытчиков кирпича. Они приезжали сюда бригадами, прихватив автокраны для погрузки мраморных надгробий и крестов с могил. Местные умельцы смекнули, что если делать из мрамора «стулья», то есть опоры для пола, то ведь такому материалу сноса нет. Для удобства перевозки надгробья обтесывали, случалось, на месте. И в год открытия Оптиной у обочины дороги валялся обломок надгробья с надписью: «Возлюбленному брату о…» Как твое имя, наш возлюбленный брате? Тайну этого имени знают теперь лишь хозяева дома, где опорой для пола и семейного счастья служит, страшно подумать, могильный крест.

Разоряли могилы братии уже в наши дни — на глазах послевоенного поколения. А в год открытия Оптиной местная газета «Вперед» часто публиковала возмущенные сообщения жителей о случаях вандализма на городском кладбище. Вот одно из таких сообщений — подростки, разорив могилы, бросали черепа в окна близлежащих домов.

— Ну, откуда такие берутся?! — негодовали люди, забывая при этом, что у нынешних молодых святотатцев есть свои предтечи — осквернители могил.

Относительно целее других в 1988 году был Свято-Введенский собор, где прежде размещались мастерские профтехучилища, а в одном из приделов храма стоял трактор, от которого работал движок, дававший свет поселку. Что сталось с настенной росписью храма от тракторных выхлопов и копоти — легко себе представить. Уцелели лишь фрагменты фресок, да и то чудом, ибо уничтожение настенной росписи храмов началось сразу после закрытия монастыря.

Рассказывает бабушка Дорофея из деревни Ново-Казачье: «После революции в Оптиной пустыни открыли дом отдыха. И вот собрали нас, местных ребятишек, дали деньги, подарки и дали скребки, велев соскребать со стен храмов лики святых. Директор дома отдыха был с нами ласковый и все гладил нас по головке, приговаривая: „Вы уж старайтесь, детки, старайтесь“. А мы, несмышленые, и рады стараться! Я еще маленькая была — до ликов мне было не дотянуться. Но отскребла я тогда ножки у святого и сама, почитай, лишилась ног: с той поры ногами болею и всю жизнь хромоногой живу. Но я болезни моей, верьте, радуюсь и лишь Бога благодарю. Болят мои ножки, а растет надежда: может, помилует меня Господь?»

А еще местные жители рассказывали: когда после революции в Оптиной жгли костры из икон и в огонь бросили Распятие, то из Креста — все видели — брызнула кровь.

«Когда в монастырь приехали первые монахи, — рассказывал местный житель Николай Изотов, то мы в изумлении смотрели на них: какие-то бородатые мужики в рясах. Ну, прямо дореволюционное кино!» Первых монахов было мало. И в лето 1988 года братия монастыря состояла из отца наместника, двух иеромонахов, двух иеродиаконов и четырех послушников, к которым вскоре присоединился москвич Игорь Росляков, ставший одним из первых оптинских летописцев.

К сожалению, написанная им летопись с годами была утеряна. Но позже был найден его монашеский дневник, где о главных событиях тех лет рассказывалось уже на языке стихир:

«Восста из мертвых земле Оптинская, яко иногда Лазарь четверодневный; прииде Господь по мольбам отцев преподобных на место погребения ея и рече: Гряди вон. Восста пустынь и на служение исшед, пеленами обвита…»

Вот воистину исторический день, когда «восста пустынь». 3 июня 1988 года, на праздник Владимирской иконы Божией Матери, в Надвратном храме в Ее честь в Оптиной пустыни свершилась первая Божественная литургия.

В крохотный Надвратный храм вместились тогда немногие. Большинство богомольцев стояло во дворе, а среди них местная жительница, покойная ныне бабушка Устина Дементьевна Гайдукова.

Рассказ Устины Дементьевны Гайдуковой: «Помню, вернулся из лагеря наш оптинский батюшка иеромонах Рафаил (Шейченко). Худющий, как тень, — одни глаза на лице. „Батюшка, — говорю ему, — тоска мне без церкви, тошно без Оптиной! И хочу я отсюда бежать“. — „Нет, — говорит, — Устя, оставайся здесь. Оптину нашу, запомни, откроют, и ты до этого дня доживешь“».

После этого разговора прошло почти сорок лет, и молодая женщина превратилась в согбенную бабу Устю. И когда с одышкой от старости она пришла на первую Божественную литургию, то закручинилась сперва при виде руин, не веря ни в какое возрождение: в Свято-Введенском соборе вместо пола — разъезженная тракторная колея, а в надвратном храме выщербленные стены и вместо иконостаса — фанера. «Разве это наша красавица Оптина?» — горевала бабушка, вспоминая белоснежные храмы над рекой с золоченым виноградьем иконостасов.

Но вот свершилась первая Божественная литургия — и такая волна благодати ударила вдруг в сердце, что незнакомые люди, как родные, бросились обнимать друг друга. А бабушка Устя заплакала, восклицая в голос: «Дожила! Дожила! А я-то не верила. Господи, слава Тебе, дожила!»

В этот же день в далеком Гомеле прозорливая старица схимонахиня Серафима (Бобкова) также восславила Бога, сказав: «Дожила!» Она была еще послушницей из Шамордино, когда в 1931 году умиравший в ссылке преподобный Оптинский старец-исповедник Никон предрек ей перед смертью, что она доживет до открытия Оптиной и вернется в родное Шамордино. С тех пор прошло 57 лет, и в год открытия Оптиной пустыни старице Серафиме было уже 103 года, а в 105 лет она вернулась в родное Шамордино.

Не потому ли Господь даровал дивное долголетие этим двум вестницам, чтобы явить нам силу пророчеств исповедников и новомучеников Российских? Оптина начиналась с чуда исполнения пророчества и со многих других чудес. Сохранился записанный на магнитофон рассказ Игоря Рослякова об Оптиной той поры: «Благодать такая, что ноги земли не касаются. У колодца преподобного Амвросия исцелилась женщина, но скрывала сперва. Боялась говорить». Словом, шел такой поток чудотворения, что вкратце не расскажешь. Но вот хотя бы некоторые истории тех лет.

Рассказывает паломник Николай Ребров: «Гостиницы у Оптиной тогда не было, и паломники ночевали в храме. Один паломник постелил матрас как раз под иконой Божией Матери, но одеяла ему не досталось, и он от холода не мог уснуть. И вот подошла к нему среди ночи Монахиня и укрыла теплым платком. Проснулся он утром, ищет, кому бы отдать платок, и вдруг как побежит. Подбежал ко мне, на одной ножке скачет и три раза вокруг меня обежал. Я опешил: „Брат, что с тобой?“ А он говорит вне себя от радости: „Я же хромой был! Понимаешь? А теперь и бегать, и прыгать могу“. Отослали этого паломника к старцу, а старец сказал, что Монахиня эта была сама Божия Матерь».

А вот другая история. Однажды в Оптину приехали космонавты, разыскивавшие даже не монастырь, но ту точку пересечения координат, где над землей вздымался в небо столп света. Они засняли из космоса это свечение, а позже подарили обители многократно увеличенную фотографию, где уже различимы монастырь и скит. Это Оптина, она еще в руинах, но источает земля благодатный свет.

Эту святую землю навсегда полюбил послушник Игорь, славя ее в своем дневнике:

«Радуйся, Кана Галилейская, начало чудесам положившая, Радуйся, пустынь Оптинская, наследие чудотворства приявшая…»

Разрозненные стихиры из дневника Игоря собрали потом воедино, и получился своего рода акафист Оптиной пустыни или поэтическая летопись ее. Это редкий жанр духовной поэзии, где слово несет в себе точность документа. И первые насельники Оптиной могут подтвердить — здесь ничего не вымышлено, все так и было, а в поэтических образах узнаваема духовная реальность тех лет. Вот, в частности, рассказ о событиях, стоящих за строкой: «Радуйся, Кана Галилейская…» — Кана Галилейская — это, говоря на языке земных понятий, брачный пир неимущих людей, ибо у них для свадьбы вина недостает. Но сидят с ними на пиру Господь и Божия Матерь, и молит Господа Матерь Его: «Вина не имут».

Как созвучен этот пир Оптиной первых лет — бедность и нехватка во всем! Повара в трапезной, например, ежедневно ломали голову, что сготовить на обед и ужин, если отец келарь выдает на день пол-литра постного масла на всех и лишь перловку в неограниченном количестве. Постное масло в 1988 году было очень дешевое — 80 копеек поллитра. Но монастырь строился и экономили на всем. Вспоминаются простодушные слова паломника-трудника тех лет: «Эх, скорей бы праздник. Картошечки поедим!» Своей картошки и овощей у монастыря тогда не было. Картофель берегли на суп, выдавая порой по горстке на чан или, как говорили повара, «для аромата». Зато на Господни праздники отец келарь победоносно распахивал подвал, устраивая для оптинцев «велие утешение» — картофельный пир.

Помню в трудный момент щедрую помощь монастырю предложила богатая антиправославная организация. Когда отцу наместнику сообщили об этом, он даже отшатнулся, сказав: «Нет, нам не всякие деньги нужны. Есть такие деньги, что рухнет стена храма, построенная на них, — это проверено». Монастыри строят иначе. А чтобы стало понятно как, приведем одну шамординскую историю, пояснив предварительно: в 1990 году государство передало Шамордино Оптиной пустыни. Это позже здесь возник самостоятельный монастырь — Казанская Свято-Амвросиевская пустынь. А тогда все было иначе, и восстанавливать руины Шамордино начинали оптинские монахи да малая горстка шамординских сестер.

Так вот, однажды автору этих строк нанесла странный визит благочинная Шамординского монастыря монахиня А. Заехала на машине и тут же ушла в сад, пряча залитое слезами лицо. Выяснить причину слез не удалось, ибо благочинная уже села в машину, сказав напоследок: «На почту, что ли, съездить?» А вскоре уже с почты шамординская машина на большой скорости мчалась в монастырь. Это удивило — монастырские обычно ездят потише. Но вот события этого дня, о которых стало известно чуть позже.

Монастырю для реставрации храма нужен был старинный кирпич. Возни с нестандартным кирпичом много, и никто не брался изготовить его. Но один завод принял заказ, ибо рабочие уже несколько месяцев не получали зарплату, а Шамордино обещало заплатить за кирпич, как только его доставят в монастырь. И вот с завода известили, что кирпич уже везут в монастырь, а стало быть, приготовьте деньги для расчета. И Шамордино обмерло, не имея в тот день ни рубля. Всю неделю перед этим благочинная с утра и до поздней ночи ездила по благотворителям, выручавшим обитель в трудный момент. Но тут ни в Оптиной, ни в других местах денег не было.

Машины с кирпичом уже подъезжали к Шамордино, когда благочинная, не выдержав, уехала из монастыря. Как взглянуть в глаза этим людям, чьи семьи ждут денег от кормильцев? Вот тогда и укрылась монахиня в саду, пряча залитое слезами лицо.

Все Шамордино молилось уже слезной молитвой. Архитекторы и насельницы, распродавшие для строительства храма все свое личное имущество, вплоть до московских квартир, не стесняясь, взывали в голос: «Царица Небесная, Ты же видишь, как нам нужен кирпич! Божия Матерь, не оставь, помоги!» Машины уже въехали в монастырь, и приезжие начали разгружать кирпич — при общем гробовом молчании. Никто не решался сказать: «Простите, остановитесь — нам нечем вам заплатить». И тут на большой скорости влетела в монастырь машина с благочинной, достающей из сумки пачки денег. Именно в этот день и час на почту пришел перевод от неизвестного благодетеля с суммой, необходимой для уплаты за кирпич.

Такова Кана Галилейская — это брачный пир неимущих людей, но молит за них Господа сама Божия Матерь. Это Ее предстательством и Божией силою восстают из руин монастыри. И в дневнике послушника Игоря написано об этом так:

«Видя Господь Матерь Свою, яко вдовицу плачущу об обители умершей, милосердова о ней и рече: не плачи. И приступль коснуся врат монастырских; восста пустынь и начат глаголати и даде ея Матери Своей. Страх же объят вся и славяху Бога глаголюще: яко посети Бог людей своих ради печали Матерней».

Приведем еще одну запись из дневника Игоря Рослякова: «17 ноября 1988 года. Икона Казанской Божией Матери и икона преподобного Амвросия источали миро. Матерь Божия, укрепи нас! Старец Святый, заступись за обитель!»

Вот как это было. В ночь с 16 на 17 ноября взволнованный дежурный по храму сообщил отцу наместнику: «Батюшка, Казанская мироточит!» Братия и паломники побежали в храм, и по дивному благоуханию обнаружилось, что мироточит еще и икона преподобного старца Амвросия. Мироточение было обильным и длилось весь день.

17 ноября 1989 года икона Казанской Божией Матери мироточила снова. 17 ноября 1990 года мироточение повторилось. И каждый раз именно 17 ноября. В монастыре пересмотрели все святцы и древние Минеи, доискиваясь: а может, на этот день приходится какой-то забытый ныне праздник? Отгадка нашлась в архиве монастыря. Случайно достали папку с бумагами, и высветилась дата — именно 17 ноября 1987 года был подписан указ о возвращении Русской Православной Церкви Оптиной пустыни. Не люди или обстоятельства возродили монастырь, но сама Царица Небесная предстательствовала об обители умершей, известив нас о том датами мироточения.

Так начиналось возрождение Оптиной пустыни, и Игорь Росляков был одним из первых насельников ее. За три месяца до прихода в монастырь он писал в дневнике:

«12 марта 1988 года.

Утро. Мать нашла мой крещальный крестик. Мне 27 лет. Я надел этот крестик впервые после крещения, бывшего 27 лет назад. Явный знак Божий.

Во-первых, указующий (может быть, приблизительно) день моего крещения (мать не помнит) — это радостно.

Во-вторых, напоминающий слова Христовы: „…возьми свой крест и следуй за мной“ — это пока тягостно.

На Всенощном бдении — вынос креста (Крестопоклонная неделя Великого поста). Воистину крестный день!»

О знаках Божиих. Когда в 1984 году Игорь, уверовав, начал ходить в храм, один богомолец сказал о нем: «Монах молится». Ни о каком монашестве он тогда еще не помышлял. Но первым храмом в его жизни был Елоховский Богоявленский собор в Москве, а сельцо Елохово, напомним, — это родина Василия Блаженного. Войдя в храм, Игорь сразу нашел для себя постоянное укромное место близ иконы Василия Блаженного. И если встать на то место, где он молился всегда, то прямо перед глазами в иконостасе будет большая икона Архистратига Михаила с праздничной иконой над ней — Введение во храм пресвятой Богородицы. Пройдут годы, и при монашеском постриге он будет наречен в честь Василия Блаженного, а потом на собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных его рукоположат во иеромонаха в Свято-Введенском соборе Оптиной пустыни. Но будущее еще было сокрыто от всех в ту пору, когда 21 июня 1988 года на оптинский престольный праздник великомученика Феодора Стратилата в монастыре появился новый насельник — москвич Игорь Росляков.