"Рассказы о животных" - читать интересную книгу автора (Рохт Рихард)

Наказанная жадность

Шумели леса, раскинувшиеся на десятки километров. Правда, шумели они не всегда, бывали дни, а то и недели, когда леса безмолвствовали, словно погруженные в дремоту. Но большей частью, даже в самую тихую погоду, они все-таки чуть-чуть шелестели верхушками деревьев и, едва их касалось слабое дуновение ветерка, издавали глубокие вздохи. А когда ветер крепчал, шелест переходил в торжественный, величавый гул, и казалось, что вокруг рокочет разбушевавшееся море. Тогда вершины могучих сосен и елей склонялись, будто головы великанов, и их шевелившиеся ветви становились похожи на лапы огромных зверей. Березы шумели сурово, угрюмо, точно воскрешали видения давно минувших времен. Листья осин трепетали быстро-быстро, ласково, но тревожно, словно побуждаемые неодолимым желанием поведать таинственную лесную быль.

Когда же поднималась буря, лес шумел так, что заглушал все остальные звуки. Точно волны перекатывались тогда над лесом, появлялись откуда-то издалека и снова исчезали вдали, деревья кланялись низко и опять выпрямлялись, укачиваемые ветром и бурей, как настоящие живые существа.

Могуч бывал тогда лес, могуче было каждое дерево. И весь он, казалось, полон тайны.

А ведь у леса и правда своя жизнь и свои тайны, здесь постоянно хлопочут и суетятся лесные птицы и звери, здесь идет борьба не на жизнь, а на смерть.

Об одной истории, происшедшей в лесу, мы и поведаем - это история о старой выдре Удрас.

Старая выдра Удрас жила под берегом реки, протекавшей среди огромных лесов. Река была невелика, шириной в несколько метров, а кое-где и того уже, и только изредка попадались места пошире. Были в речке глубокие и темные омуты, где водились крупные окуни, щуки, плотва. Небольшая рыба и мальки обитали больше на мелководье, тут они играли, резвились на солнышке в журчащей воде, но старая рыба без особой нужды в этих местах не показывалась. Разве что щука какая-нибудь заплывет сюда и спрячется в водорослях неподалеку от молодых рыбешек, выжидая удобного случая, чтобы накинуться на свою жертву - маленькую плотву или уклейку. Крупной рыбе, когда светило солнце, было гораздо легче скрываться в темных глубоких омутах, чем на мелководье. А прятаться такой рыбе, действительно, приходилось хорошенько, ибо есть у нее враг - выдра Удрас.

Выдра - это такой зверь, который может жить и в воде и на суше. Но больше она все-таки живет в воде. Плавает выдра так же хорошо, как и рыба. Между пальцами у нее имеются перепонки, как у гуся или утки, благодаря чему она очень быстро передвигается в воде. Длина выдры семьдесят-восемьдесят сантиметров, это довольно крупное животное. Есть у нее и длинный хвост - примерно с полметра, который служит ей рулем во время плавания. Дышать в воде она не может и должна поэтому время от времени подниматься на поверхность. Уши у выдры закрываются особыми клапанами, и это позволяет ей свободно держаться под водой.

Живут выдры у рек и озер, где под берегом строят себе норы. "Дверь" такой норы находится под водой, вот почему выдра всегда появляется из воды и уходит туда же, хотя сама нора расположена в сухой береговой выемке. Кроме рыбы, выдра питается еще раками, водоплавающей птицей, лягушками, водяными крысами и другими мелкими обитателями вод. Но любимая ее пища - все-таки рыба, причем крупная, так как на "очистку" мелкой рыбешки ей не хочется тратить время. Тем более, что времени у нее никогда не хватает, - ведь это алчное, прожорливое существо.

Неудивительно, что в той лесной реке, под берегом которой жила старая выдра Удрас, все рыбы очень ее боялись. Она охотилась за ними главным образом ночью - с вечера и до утра. Промышляет выдра по ночам потому, что в темноте она хорошо видит, а рыбам в это время хочется спать, да и видят они ночью куда хуже, чем при дневном свете. Скрываться ночью от выдры рыбам гораздо труднее, чем днем.

Удрас охотилась за рыбами, как собака за зайцами, с той лишь разницей, что охота происходила не на суше, а под водой. Удрас подкарауливала где-нибудь рыбу покрупнее и набрасывалась на нее. Если ей удавалось поймать рыбу сразу, то охота на этом заканчивалась, и она тут же съедала ее. Когда Удрас была голодна, она тщательно обирала мясо с костей и поедала также менее вкусные части. Но если у нее не было особого аппетита, она лакомилась лишь самыми лучшими кусочками, выбрасывая менее вкусные и костлявые. Так она портила множество рыбы и наносила этим большой вред. Если ей не удавалось схватить рыбу с первого раза, то обычно начиналось длительное преследование. В темноте рыбе куда опаснее плавать, чем при дневном свете. Ночью она может запросто наткнуться на какой-нибудь камень, подводный пень или тростник, попасть на мелководье или застрять в прибрежном песке, как севшая на мель лодка. Удрас же видела лучше, чем рыба. Преследовать рыбу ей было легче еще и потому, что выдра хорошо знала: где проберется рыба, там свободно пройдет и она сама. Тем более, если надо, выдра могла ходить, тогда как рыба умела только плавать, и то лишь там, где достаточно глубоко. В мелких местах Удрас бегала, как собака, в этом-то и заключалось ее преимущество.

Часто охота затягивалась, и рыба с выдрой проделывали путь в несколько километров: рыба - впереди, Удрас - за нею. Во время своих дневных странствий рыба хорошо изучила реку и речное дно. Она знала, где встречаются камни, пни, тростник, где глубоко, где мелко. Это в какой-то степени помогало ей спасаться от выдры. Но рыба не могла предвидеть все до конца. Вот и случалось нередко, что, наскочив на какой-нибудь камень, оглушенная рыба становилась для выдры легкой добычей.

Иногда Удрас гонялась за своей жертвой четверть часа, а то и больше. Преследовать рыбу выдре мешало то, что ей приходилось время от времени всплывать на поверхность, чтобы набрать воздуха. Тем временем рыба успевала уплыть подальше или спрятаться. Но зоркий глаз выдры быстро отыскивал свою жертву, и снова начиналась погоня, длившаяся до тех пор, пока рыба наконец не выбивалась из сил. Тогда она делалась добычей выдры, и та съедала ее. И чем дольше продолжалась охота, тем вкуснее казалась рыба.

Бывало, конечно, что рыбе все-таки удавалось как следует спрятаться и Удрас не могла отыскать ее. Порой выдра просто теряла ее из виду, так как в удобных местах рыба плавает очень быстро. Тогда выдре приходилось немножко попоститься, но после этого она становилась еще прожорливее.

Удрас была для рыб бичом и наказанием. Она была их смертью. Какое было бы им раздолье в этой реке, если б не Удрас! Здесь так спокойно. Люди показывались редко. Среди леса, где протекала река, раскинулась поляна - в ширину и в длину с полкилометра, тут стоял домик лесника с хозяйственными пристройками. Домик окружали небольшие поля и сенокосы. А дальше опять шел лес, повсюду только лес, - и этот лес прорезала река, окаймленная сочными лугами. Но и луга - неширокие полоски вдоль берега - и лес находились далеко от селений.

На прибрежных лугах водилось множество уток и других птиц. Приходили сюда пастись и косули, а иногда появлялся могучий лось. Порой тут можно было услышать кровожадный клич рыси и увидеть лису, которая, метлою распушив хвост, шныряла вдоль берега в надежде поймать какого-нибудь зайца или утку.

Однако люди забредали сюда лишь случайно. Лесник уже давно состарился и не охотился больше. Рыбачить он теперь тоже не любил. Поэтому зверям, птицам и рыбам нечего было его бояться. И они не боялись. Редко, когда рысь нападет на косулю или лиса - на зайца. Лес был огромный, и здесь, у реки, рысь и лиса были нечастыми гостями. Они могли охотиться и в других местах. Так что для зверей и птиц берег реки оставался чудесным тихим уголком. Только рыбы жили в постоянной тревоге. Удрас без конца досаждала им, она даже спать перестала, а все ловила да пожирала рыб.

Замшелый Хребет, самый старый из рыбьего рода в этой реке, дрожа от злости, говорил иной раз своей жене - щуке Большой Плавник:

- В этой реке скоро весь наш род переведется, если эта зверюга будет по-прежнему здесь бесчинствовать. Помню, в давние годы, когда я был еще совсем маленьким, сколько рыбы водилось тут! Прямо кишмя кишела! Хвостом не повернешь, честное слово! Ничего не стоило поймать молодого леща, линя или форель. А где они теперь? Где лещи, лини, где форель? Где караси? Всех их слопала эта ненасытная обжора. Лишь немногие из них, может, еще прячутся где-нибудь. Только окуни, плотва да щуки пока держатся, и то потому, что мы недостаточно нежны для этой лакомки. Ведь ни одного леща не осталось, ни одного линя нет уже и в помине, и даже карасей, этих ленивцев, живущих в ямках под илом, она повытаскивала за хвост и слопала. Скоро река совсем опустеет, и даже мне, старику, нечего будет есть. Хоть принимайся за этих пискливых вьюнов, что живут под камнями и грызут их. Либо ешь колюшек и ершей. Ну и времена настали, а будет еще хуже! Ох-ох-ох! Вот бы раздобыть где мягкого сижка да подкрепиться им! Или хоть маленького налимчика! Но эта разбойница сожрала и налимов - тех самых налимов, которых раньше порядочная рыба и за рыбу не считала!

Госпожа Большой Плавник, которая была значительно меньше своего мужа, вздохнув, отвечала:

- Ты прав. Когда-то в старину говаривали, что щуки - самые ужасные хищники, что они без конца пожирают рыбу. Но ведь это явная ложь! Будь только мы, щуки, - здесь всегда было бы полно рыбы. Извести столько плотвы, лещей, уклеек и карасей, сколько тут раньше водилось, щуки никогда не смогли бы. Тут когда-то была уйма рыбы. А вот появилась эта четвероногая обжора - и скоро нам всем придет конец.

- Это верно, - соглашался Замшелый Хребет, - ведь щука не ест больших рыб, как эта зубастая водяная собака. Щука глотает лишь мелкую рыбешку. А ее всегда будет вдоволь, если есть большая. Но стоит уничтожить крупную рыбу, как и мелкой не станет: ведь маленькие рыбки - это же рыбьи дети. Вот я, Замшелый Хребет, уж как я велик и стар, даже мох вырос у меня на спине, но разве я когда-нибудь ел рыбу величиной с меня или хотя бы такую, как ты? Нет! Такая рыба застряла бы у меня в горле, потому что я должен глотать ее целиком. А эта разбойница разгрызает на мелкие куски даже самую крупную рыбу. Все рыбы, которые не могут уплыть от нее, все становятся жертвами. Как знать, наступит и такой день, когда я тоже окажусь у нее в зубах. Может и это случиться! Да! Но об этом просто страшно подумать!

Не один раз выдра пыталась напасть на Замшелого Хребта. Но пока ей не удавалось поймать эту старую щуку. Пока! Про себя Удрас нередко ругала щуку: ничего, мол, не уйдешь! И самому Замшелому Хребту грозила этим.

Замшелый Хребет был сильным, могучим, почти как человек. И ростом он был с небольшого человека. А толщиной равнялся хорошему бревну. Стоило выдре потревожить его, как он сам бросался на нее и награждал такими ударами, что выдре приходилось спасаться. Тем не менее Замшелый Хребет знал (а Удрас знала это еще лучше), что если ей удастся забраться ему на спину и перекусить шею, то он погибнет, как погибали другие рыбы, и станет для выдры хорошим обедом, которого ей хватит на несколько дней.

Разве мало крупных рыб уничтожила Удрас? О-о, Замшелый Хребет мог припомнить не один такой случай!

Однажды к ним в реку попал откуда-то сом. А сом - это такая рыба, что может вырасти с лошадь. Сом, попавший к ним в реку, правда, еще не успел дотянуть до таких размеров, но был уже почти с теленка. И Удрас преследовала сома до тех пор, пока не одолела и не слопала его. Не помогли сому ни его рост, ни его сила.

Несметное число крупных щук, форелей, лещей, окуней, линей и карасей поела Удрас, и в реке их осталось, действительно, совсем немного. Разве старый линь Береговик был маленькой рыбой? Он был прямо-таки чудо-рыбой, и лет ему было несколько десятков. В нем было столько мяса, и сам он был такой жирный, - точно боров откормленный. Коричневые плавники, серебристая чешуя, широкий, как лопата, хвост! Красивая рыба! Гордость реки! Но Удрас вытащила его из укрытия и сожрала в два-три дня. А сколько мяса она при этом попортила, разбросав его по реке! Да и как ей было не разбрасывать, раз никто в реке не мешал ей хозяйничать.

Для рыб настали тяжелые времена. Будущее не сулило им никакого просвета. И когда они - эти старые, почтенные щуки, окуни, лини и плотва - собирались в каком-нибудь укромном местечке и обсуждали свое положение, отчаянию их не было границ. Они совещались, как избавиться от постигшей их беды, но придумать ничего не могли. А когда расплывались по домам, то частенько случалось, что кто-нибудь из них бесследно исчезал.

Ракам жилось полегче. Они считались мелкой тварью, и обжора Удрас не очень-то ими интересовалась, не то что крупной рыбой. Но изредка, для разнообразия, выдра хватала и раков и съедала их вместе с панцирем. Чистить их было лень - зубы у Удрас острые и измельчают все, что на них попадет, потому панцирь не причинял ей никакого вреда. Только мясо раков, перемешанное с панцирем, теряло свой вкус. Оттого-то выдра не очень любила его. Ракам трапезы выдры приносили и некоторую пользу. Изловив очередную рыбину, выдра выбрасывала кусочки похуже, но ракам, которые в еде неразборчивы, они казались очень вкусными. Если Удрас съедала у щуки только спину, а все остальное выкидывала, раки даже благодарили ее за это. Правда, благодарность эта шла не от души - ведь и сами они могли оказаться, как и щука, в зубах у выдры.

Вот какие дела творились в этой лесной реке. Рыбы становилось все меньше и меньше, и похоже было на то, что и дни оставшихся в живых тоже уже сочтены. Но тут случилось нечто такое, что многое изменило.

Старый лесник умер, и на его место прибыл новый, молодой. Новый лесник любил и охотиться и рыбачить. В реке он начал ставить сети и верши, но вскоре убедился, что рыбы здесь мало. Что-нибудь попадалось лишь изредка, и это озадачивало его.

- Такая замечательная река, - говорил он жене, - для рыбы здесь должно быть привольное житье. Сколько омутов, камней, водорослей, берег прекрасный. Все есть. Нет только рыбы. И куда она девалась? Мелюзги много, а крупной нет. Во всяком случае, ее очень мало.

- Может быть, она просто очень умна и не идет в твои сети и верши, - предположила жена.

- Почему это вдруг она такая умная здесь? - засмеялся лесник. - Ловил же я рыбу в других местах... - Он задумался. - Может, она здесь и впрямь почему-либо особенно осторожна?..

- Видно, ловят ее тут много, - проговорила жена. - Тогда понятно, почему рыбы мало и почему она так осторожна.

- Не замечал я, чтобы ее ловили, - ответил лесник. - Люди бывают здесь редко. И рыболовов я тут никогда не встречал...

Но вот у лесника возникла какая-то догадка. Он принялся внимательно осматривать берега реки, и вскоре ему стали попадаться то тут, то там кости и остатки рыбы. Он обнаружил также на мягком илистом берегу странные следы, похожие на отпечатки перепончатых птичьих лап, но следы эти были побольше и поглубже.

"Ага! - сообразил лесник. - Выдра!"

И тайна была разгадана. Теперь он знал, почему крупной рыбы было так мало, а мелкой - больше.

Тогда лесник принес из дому капкан, который захлопывался при малейшем прикосновении, - выбраться из такого капкана было трудно даже крупному зверю.

"Посмотрим, попадется ли наш хитрый воришка", - сказал он себе, поставив капкан на том месте, где видел следы выдры.

Неизвестно, был ли тот воришка достаточно хитер или ему просто не пришлось побывать около ловушки, но дни шли за днями, проходили недели, а капкан оставался пустым. Только один раз обнаружил лесник в захлопнувшемся капкане лоскуток тонкой кожи с коготком. Попалась ли в капкан выдра и вырвалась оттуда, оставив в нем лишь крошечный кусочек своей лапы, - установить было трудно; коготок и клочок кожицы были так малы, что невозможно было решить, какому зверю или какой птице они принадлежат. Может, просто утке?

Но то, чего не узнал лесник, хорошо было известно выдре Удрас. Она действительно попала однажды в ловушку, но так удачно, что ей задело лишь кончик лапы. Выдра высвободилась, оставив в капкане часть коготка с перепонкой. Хотя это был и небольшой кусочек, тем не менее боль была сильная. Вдобавок Удрас сильно перепугалась. Несколько дней она хромала, и настроение у нее было испорчено. Охота не ладилась, ей приходилось тратить много сил, чтобы насытиться, а тут еще больная лапа мешала плавать и ходить.

Но скоро рана зажила, и Удрас решила, что все опасности позади. Она была уже немолодым зверем, с людьми ей приходилось и раньше сталкиваться. Некоторые из них бывали здесь, хотя и редко. Капканов выдра, правда, прежде не видала, но инстинкт подсказывал ей, что это орудие принадлежит человеку.

В дальнейшем она решила избегать подобных предметов - держаться от них подальше.

Однако на этом дело еще не кончилось.

У лесника была черная легавая собака с мощными челюстями, по кличке Плуто. Теперь лесник начал брать ее с собой не только на охоту, но и на рыбную ловлю. Собаке стали часто попадаться следы выдры. Они заинтересовали Плуто, так как он хорошо понимал, что его хозяин тоже заинтересовался ими. Обыкновенно следы Удрас вели от воды и уходили туда же. Поэтому Плуто никак не мог в них разобраться. Но однажды, обнюхивая следы у кромки берега, он услышал в воде осторожное бульканье и увидел какого-то черного зверя - тот на миг показался на поверхности, но тут же исчез.

Плуто был смелый и решительный пес. Бултых! - бросился он в воду, на то самое место, где только что был черный зверь. Плуто почувствовал, что кто-то шевелится у него под лапами. Пустив в ход зубы, он вцепился выдре в шею. Произошла короткая схватка. Удрас изо всех сил старалась высвободиться. Но собака не желала ее отпускать, а наоборот, сжимала челюсти все крепче и крепче.

Наконец Удрас в отчаянии схватила собаку за ногу и больно укусила ее. Собака взвизгнула и отпустила противника, и тот сразу же пропал куда-то, будто вода поглотила его. Рана у Плуто оказалась пустячной, и он, не обратив на нее внимания, продолжал искать выдру повсюду - ив воде, и на суше, но впустую.

Через подводное отверстие выдра забралась в свое гнездо, находившееся в углублении под берегом, и притаилась там. Собака не знала, что зверь рядом, нырять глубоко она не умела и, следовательно, не могла обнаружить под водой ход, чтобы пробраться по нему в убежище выдры.

Так и на этот раз выдре удалось избежать смерти. Но эта история была для нее куда неприятнее, чем случай с капканом. Шея болела и кровоточила. Собачьи зубы сделали свое дело. И, главное, инстинкт подсказывал Удрас, что собака - это такой зверь, который, раз напав на след, больше уж не оставит ее в покое. Вместе с собакой Удрас видела человека, а от человека следовало ожидать еще худших неприятностей, об этом выдра тоже догадывалась.

Несколько дней у выдры ныла шея. Это было похуже, чем боль в ноге, и охотиться за рыбой боль мешала. Поэтому снова пришлось довольствоваться скромной добычей, а иногда даже голодать. И в любую минуту жди новых опасностей. Все это было очень неприятно, и Удрас чувствовала себя совсем скверно.

Вскоре и правда случилось нечто такое, что вконец испортило настроение выдры и заставило ее предпринять решительные шаги.

Как-то Удрас сидела на берегу и ела только что пойманную рыбу. Вдруг она услышала выстрел и тут же почувствовала в шее острую боль. Она быстро нырнула, бросив на берегу недоеденную рыбу, и спряталась под корнями ольхового куста. Немного погодя появился человек с собакой, которая приступила к розыску. Это была уже настоящая и долгая охота. Собака чуяла запах выдры, догадывалась, что та близко, но так как Удрас пряталась под водой, собака не знала, где ее искать. Через некоторое время выдра осторожно высунула из воды голову, чтобы набрать воздуха. Собака увидела ее и стремительно прыгнула в воду. Но Удрас теперь знала повадки собаки и быстро уплыла под водой подальше от опасности. К ее счастью, поблизости нашлось довольно глубокое место, и ей удалось незаметно скрыться. Собака и человек зорко следили за поверхностью воды, и как только где-нибудь появлялась голова выдры, собака бросалась туда. Прогремело несколько выстрелов, но попасть в выдру охотнику больше не удалось.

Наконец Удрас добралась до своего убежища и спряталась в нем. Тут собака не могла ее отыскать. Но это происшествие оказалось для выдры ужаснее предыдущих. На шее у нее появилась новая и на этот раз особенно болезненная рана, - от ружейной дроби. И хоть рана была не смертельной - в шею попал не весь заряд, а лишь несколько дробинок, - все равно это было очень неприятно и вызывало сильную боль при каждом движении.

Выдра сидела в своем убежище и со страхом думала, что жизнь ее в этой реке подвержена серьезной опасности. Она понимала, что отсюда нужно уходить. Да и пищи с каждым днем становилось все меньше; ведь уже не один год она сама занималась уничтожением рыбы в этой реке. Правда, некоторое время кормиться здесь еще можно было, но Удрас теперь боялась вылезать из своей норы. И хоть промышляла она главным образом по ночам, однако теперь страшилась и темноты. С ее стороны было, конечно, большой оплошностью выходить на охоту днем, но за последнее время она так привыкла к этому, что ей и в голову не приходило изменить свои повадки, даже когда появилась опасность. Сейчас Удрас чувствовала, что поступила неправильно, но беда уже нагрянула, и страх все увеличивался.

Конечно, Удрас не умела думать, как человек, но она чувствовала, что опасность велика, и это вынуждало ее покинуть родные места.

До самой ночи просидела она в своем укрытии и только тогда потихоньку спустилась в воду. Шея у нее по-прежнему сильно ныла, вдобавок мучил голод. Но выдра была так напугана, что уже не отваживалась охотиться в этих местах. К тому же она не знала, видит ли собака в темноте. Что касается человека, то здесь она, по крайней мере, могла инстинктивно догадаться, что ночью он видит плохо. Эту инстинктивную догадку Удрас унаследовала от своих родителей, а те, в свою очередь, от своих предков. В течение долгого времени у выдр вырабатывался инстинкт, и они знали, как человек ведет себя ночью. Собаки же в прежние времена не охотились за выдрами. А если и охотились - в одиночку или с человеком, - то случалось это весьма редко. Поэтому Удрас и не имела ясного представления о том, как видит собака в темноте.

Удрас осторожно поплыла вниз по течению, изредка поднимаясь на поверхность воды под прикрытием кустов или берега, чтобы подышать. Куда она направлялась - она и сама не ведала. Лишь бы уйти подальше от этого гиблого места, где ее ловили и преследовали, где ее искусали и ранили.

Ниже по течению река становилась шире и глубже. Рыбы тут, может, и больше, но ловить ее в таком месте не так-то просто. Это Удрас знала уже давно. Она обследовала реку, прежде чем поселилась вблизи домика лесника. Именно здесь, у домика лесника, ей жилось лучше всего. Вверх по течению река становилась такой узкой и мелкой, что крупная рыба там не водилась. Река образовывалась из нескольких ручейков, вытекавших из лесной чащи и, в свою очередь, бравших начало из болот и родников. Поэтому в верховье выдра не могла рассчитывать на богатый улов. Другое дело - ниже по течению. Но, как уже сказано, в нижнем течении было гораздо труднее охотиться, чем возле домика лесника. Вот почему Удрас до сих пор и не переходила туда. Но теперь пришлось решиться.

Отплыв на достаточное расстояние от дома лесника, выдра осмелилась наконец приступить к охоте. Она присмотрела себе большую щуку, дремавшую в глубине. Сильно оттолкнувшись задними лапами и раскрыв пасть, Удрас устремилась на щуку. Однако та оказалась настолько проворной, что успела отскочить в сторону. Забурлила вода, и началось преследование. Голод и боль в шее подгоняли Удрас, но это же и обессиливало ее, и она быстро устала. Долго гналась Удрас за щукой и все же не поймала ее. Она скрылась в камышах, и выдра потеряла ее из виду. То был новый удар, новое доказательство того, что легкая жизнь для нее в этой реке кончилась. Чтобы избегнуть опасностей и иметь пищу, ей нужно было перебраться куда-нибудь. Но куда?

Удрас печально брела по дну реки в поисках рака или хотя бы лягушки. Лягушки сидели на прибрежных камнях и, завидев ее, ныряли в воду. Охота на раков оказалась удачнее, поймать их было нетрудно. Но какая это еда, да еще в такое тяжелое время? Разве ими подкрепишься, разве они подымут дух? А лягушки? Выдре они были противны. Лишь нужда может заставить их есть. Теперь нужда пришла.

В предутреннем сумраке Удрас посчастливилось поймать большую плотву, которая заплыла на мель, чтобы полакомиться водорослями. Это было просто везением, а не результатом ловкости выдры. Такие случаи бывали редко, и сегодня для Удрас это оказалось большим счастьем. В лучшие времена она не очень-то высоко оценила бы такую удачу.

Подкрепившись и снова почувствовав в себе силы, Удрас стала обдумывать, куда бы ей направиться дальше. Оставаться в реке не хотелось. Реки она теперь боялась, и впредь тут нечего было рассчитывать на хорошую поживу.

Точно сквозь туман припомнила Удрас, что давным-давно, когда она была еще совсем молодой выдрой, они вместе с матерью пришли в эти края. Они проходили через большой лес - не по воде, а по суше, - и где-то в пути им тогда попалось большое озеро - они даже выкупались в нем. Почему ее мать не осталась тогда жить в том озере, Удрас не знала. Может, матери не понравилась там вода, и она пошла дальше, пока не достигла реки. Всем ведь известно, что выдры охотнее живут в реках, чем в озерах. Проточная вода, подмытые течением высокие речные берега с углублениями и выемками нравятся им гораздо больше, чем стоячая вода озер и их пологие берега, где трудно найти себе убежище. Вполне вероятно, что мать не нашла в том озере, которое сейчас припомнилось Удрас, подходящего жилища, и это могло послужить одной из причин, почему она там не осталась.

Всего этого Удрас, конечно, уже не помнила. Она не забыла лишь направление, откуда они в тот раз пришли, да знала еще, что где-то в лесу был огромный водоем, а в нем много рыбы и нет других выдр. Как там обстояло дело с жильем - Удрас не имела ни малейшего представления. Но это ее не волновало сейчас, вернее, она даже не думала об этом. Ее интересовало лишь новое место, где можно было бы кормиться, и ей хотелось поскорее убраться из этой реки.

Мать ее погибла очень загадочно. Однажды она вышла из реки, чтобы прогуляться по берегу, и больше не вернулась. Куда она делась, Удрас так никогда и не узнала. Тогда она была еще совсем молода и к подобным вещам относилась весьма безразлично. Самой Удрас жилось в реке весело, и гибель матери показалась ей не таким уж ужасным событием.

Возможно, что рысь поймала ее мать, когда та вышла из воды. Рысь время от времени бродит по берегу реки, а это такой хищник, который не пощадит никого, кто слабее. А выдра, хоть у нее и хорошие зубы, куда меньше рыси, рядом с ней она выглядит карликом. Сравнивать же зубы выдры с клыками рыси - все равно что мышиные зубы сравнивать с кошачьими.

Однако все это случилось в прошлом и уже не трогало Удрас. Вернее, она даже не помнила этого. Она помнила лишь то, что шли они с матерью через лес и что в лесу было большое озеро, путь через лес был очень мучительным, так как им нечего было есть, к тому же выдрам, с их перепончатыми лапами, тяжело подолгу ходить по земле.

Все это Удрас учитывала, готовясь к своему путешествию. Ведь это дело нешуточное! Она была ранена, поесть ей пришлось мало, и настроение у нее было плохое, но она знала, что должна идти, чтобы не оказаться в еще худшем положении.

Выдра - ночной зверь, она предпочитает передвигаться и охотиться в темноте. Но все же Удрас решила отправиться в путь днем. Она боялась ночи больше, чем дня, хотя и была ночным зверем. В воде, конечно, дело обстояло бы иначе, но лес казался ей чужим, неведомым миром, он пугал ее. В лесу и двигаться и скрываться сложнее, чем в реке. Да еще эти трудности с передвижением по суше. Каждый шаг в лесу доставлял ей страдания. Правда, в темноте она видела так же хорошо, как и при дневном свете, но ей приходилось учитывать, что ночью опасностей гораздо больше, поэтому и прятаться и спасаться бегством пришлось бы, может, тоже больше, чем днем. А все это отразилось бы на ее ногах.

Наутро она пустилась в путь. Примерное направление Удрас знала, вернее, догадывалась о нем инстинктивно. Как она догадывалась - оставалось непостижимой тайной, но она знала, в какую сторону нужно идти.

Ковыляя на своих перепончатых лапах, выдра направилась в лес.

Поймав по пути в лесу несколько лягушек и мышей, сделав немало продолжительных и множество коротких остановок, чтобы дать отдых разболевшимся от ходьбы ногам, Удрас к утру следующего дня добралась наконец до большого озера.

Никакой беды с нею в пути не приключилось. Рысь в то время находилась неизвестно где, а других зверей выдра не боялась. Как-то ее настигла лиса и пожелала выяснить, что представляет собой этот лапчатый зверь. Но когда лиса подошла ближе и выдра показала ей свои острые зубы, кумушка предпочла поджать хвост и убраться подобру-поздорову.

Еще в лесу, далеко от озера, Удрас почуяла аромат воды. Она жадно вдыхала его. Вода сулила ей пищу и новую жизнь! Ведь дрянных мышей и лягушек, пойманных в лесу, хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду. А в озере было много рыбы! Удрас определила это уже по запаху.

Когда выдра на своих избитых и болевших от ходьбы лапах добралась наконец до озера, солнце выходило из-за леса, отражаясь красной дорожкой на водяной глади. Озеро было подернуто легкой рябью, погода стояла тихая. Алая солнечная дорожка вскоре превратилась в золотистую, а потом в серебристую, и гладь озера вдруг засверкала всеми цветами радуги: мелькали розовые, голубые, желтые тона, - и все это, сливаясь вместе, становилось похожим на большой, ярко расцвеченный ковер. Рыбы, резвясь, играли на этом ковре, и по воде расходились круги, - блестя на солнце, они медленно исчезали.

Два старых леща, покинув место своего ночлега в прибрежных камышах, собрались плыть к песчаным откосам, где всегда было вдоволь разных лакомств - комариных личинок, червяков и слизняков. Лещи остановились, чтобы полюбоваться прекрасным утром и перекинуться несколькими словами.

- Здравствуйте, уважаемый Пучеглаз! Чудесное нынче утро, не так ли? Как вам спалось?

- Здравствуйте, почтеннейший Широкохвост! Утро действительно прекрасное! Посмотрите, как ярко искрится вода! Замечательный будет день! Можно ожидать неплохой добычи. В такую погоду насекомые хорошо размножаются. А какая восхитительная закуска - их яички и личинки! Не правда ли, уважаемый Широкохвост? Что же касается сна, то должен сказать: спал я сегодня плохо! И старый лещ Пучеглаз вздохнул, несмотря на то, что погода стояла прекрасная и можно было надеяться на богатую добычу.

- Да и я спал неважно, - ответил Широкохвост. - Около моего жилья собралась ватага раков, блуждающих по ночам. Этакие бродяги! Каждую ночь шебуршат, дела у них какие-то.

Старый Пучеглаз вздохнул:

- Конечно, конечно. Говорят, эти озорники недавно отгрызли усы самому Черному Призраку. Черному Призраку! Самой большой рыбе в озере!

- Верно, верно! - Широкохвост в знак согласия покачал своей маленькой головкой на большом туловище. - Покойная бабушка рассказывала как-то...

Но что рассказывала покойная бабушка, этого Широкохвост так и не поведал. Что-то черное молнией метнулось из камышей, схватило Широкохвоста в зубы и так же быстро исчезло - неизвестно куда.

- А-ах! - воскликнул Пучеглаз и от страха не смог даже шевельнуть хвостом. - Пресвятые воды! Что это было? И куда девался Широкохвост? Пропал! Пропал, точно его вода поглотила! Явилась черная тень, какое-то черное чудовище... Не Черный ли Призрак был это, тот самый сом?! Возможно. Мы отзывались о нем так непочтительно, а он, наверно, слышал все, сидя в камышах, и унес теперь Широкохвоста себе на завтрак. Да-да, так оно, видно, и есть! Кто еще в озере может быть таким большим и черным? Отомстил же он Широкохвосту. Но разве это справедливо? Неужели и слова сказать нельзя?! Что это за манеры, хотелось бы мне знать!

И пришедший в себя от страха Пучеглаз быстро поплыл на середину озера, где вода поглубже и где обитала рыба покрупнее - старые щуки, окуни, судаки, налимы, лещи, плотва и другие. Старая и крупная рыба редко подплывала к берегу. Там для нее мало воды и много опасностей. То, что Пучеглаз и Широкохвост ночевали в прибрежных камышах, было с их стороны большим легкомыслием, - старые рыбы обыкновенно так не поступали. Но Пучеглаз и Широкохвост придерживались мнения, что вблизи берега вода всегда лучше, так же как люди считают, что у окна воздух чище.

Пучеглаз подплыл к другим крупным рыбам и стал возбужденно рассказывать:

- Послушайте же, дорогие собратья и соседи, какое неслыханное злодеяние совершил сегодня старый сом Черный Призрак! В тот момент, когда я разговаривал с Широкохвостом, это чудовище выскочило из камышей, схватило Широкохвоста и исчезло! До сих пор он только и делал, что спал дни и ночи - плавником даже не шевельнет! И вдруг - неизвестно, что на него нашло. Лучше бы он спал и дальше. Ведь мы его не тревожили. Бедный Широкохвост!

Рыбы по-разному отнеслись к этому происшествию.

Одни считали, что Черный Призрак должен тоже чем-то питаться. Сам он непомерно велик, и потому Широкохвост для него - кусок подходящий. Другие же говорили, что Широкохвост был почтенным, всеми уважаемым лещом и поэтому съесть его за завтраком, как какую-нибудь уклейку, - по меньшей мере, неприлично.

В разгар обсуждения к собравшимся приплыл, запыхавшись, большой линь и сообщил, что какое-то черное чудовище схватило и унесло в неизвестном направлении его жену.

Это было уж слишком!

- Черный Призрак совсем спятил! - закричал Пучеглаз. - Только что он схватил и слопал Широкохвоста. А теперь линя! Ну и аппетит разыгрался у него перед смертью!

Какой-то самонадеянный окунь высказал мнение, что крупным рыбам не следовало бы жить вблизи берегов.

- Видите, - сказал он, - какие последствия. Широкохвост спал в камышах - и нет его больше. Лини тоже только и знают, что копошиться в прибрежном иле. Вот и доигрались. Держитесь подальше от берега - и ничего с вами не случится! Впрочем, теперь Черный Призрак, видимо, насытился, и в озере опять будет спокойно. Но тут приплыл молодой окунь и с ужасом заявил, что черное чудовище схватило и унесло его отца.

- Ага! - воскликнул Пучеглаз. - Твой отец тоже плавал у берега?

- Нет, - ответил окунек. - Он был далеко от берега, почти на середине озера.

- Вы слышите! - крикнул Пучеглаз. - При чем же тут берег? Я говорю, что Черный Призрак сошел с ума! Его нужно обуздать, не то он всех нас съест! Это ж никуда не годится! То он спит целыми неделями, то вдруг начинает пожирать в озере всех без разбора. Нужно что-то предпринять!

Такого же мнения были и другие рыбы. Что слишком, то слишком. Пусть Черный Призрак - самая большая рыба в озере, пусть он не ел несколько недель, но все-таки и ему следует знать меру.

Несколько самых старых и крупных рыб отправились к жилищу Черного Призрака с намерением выяснить, что на него нашло. Все страшно боялись сома. Он был больше всех других рыб и при желании мог съесть даже крупную щуку. В длину он равнялся нескольким щукам, вместе взятым, а толщиною напоминал огромную каменную глыбу. Из ямы, где он лежал, поблескивали два крошечных сердитых глаза, подобно двум желтым огонькам. Он был черен как черт, так говорили о нем молодые рыбки. А усы его были длиннее рыбы средней величины.

Делегация рыб осторожно приблизилась к илистой яме, где находилась квартира сома.

- Уж если он сегодня столько съел, то нас, наверное, не тронет, - предположила боязливая плотва.

- Пусть только попробует меня тронуть! - ответила старая щука.

Щуки, как известно, злые рыбы, но сейчас слова эти показались всем пустым бахвальством.

- А может, его и дома нет... - промолвил толстый налим, тоже весьма трусливый от природы. - Разве он будет сидеть дома, если решил заняться такой охотой?..

Налим втайне надеялся, что сома и впрямь не окажется дома, - еще неизвестно, как дело обернется.

Но сом оказался дома. Точно глыба какая или затонувший ствол дерева, лежал он в своей яме и даже плавниками не шевелил. Только медленно двигались длинные черные усы, напоминая двух змей. И Пучеглаз смог воочию убедиться, что слухи о том, будто раки отгрызли сому усы во время сна, не соответствуют действительности.

Замирая от страха, делегация остановилась у жилища сома, готовая в любую минуту обратиться в бегство. Никто не решался заговорить первым, а сом, хоть он и видел всех отлично, тоже не подавал голоса.

Наконец одна из щук кашлянула и произнесла:

- Кхе, кхе! Извините, уважаемый сом, что мы осмеливаемся беспокоить вас во время вашего драгоценного сна... во время охоты... и все такое... Но... но... мы слышали, что... что ваша охота сегодня была... была сегодня очень удачной... и вы поймали большого леща... и еще линя... и большого окуня. И теперь мы пришли узна... нет-нет, мы пришли поздравить вас по поводу столь удачной охоты и спросить, не собираетесь ли вы сегодня еще что-нибудь ловить и... и все такое... Мы, со своей стороны, не возражаем...

Вдруг глаза у сома загорелись, как два желтых огонька, и усы зашевелились, точно камыш на ветру.

- Что за чушь? - прогремел он грубым басом, и показалось, будто голос этот донесся из глубокого погреба.

- Что за бредни? Какая охота? Какой лещ? Какой окунь? Вы что - ошалели все или сон вам приснился в ясный день? Я охотился? Я? Да я уже три недели из этой ямы даже своих плавников не высовывал. И вы являетесь сюда и смеете... Вот как двину разочек своим хвостом! Какая наглость! Убирайтесь!

Рыбы бросились врассыпную. Но затем снова робко приблизились. Старая щука принялась извиняться:

- Ведь мы ничего... Мы так просто... Слышали... Нам жаловались. Сетовали на то, что вы поедаете много рыбы, и, мол, рыбье племя в опасности. Такие дурацкие разговоры. Вот лещ Пучеглаз... Однако где же он сам?

Но Пучеглаз исчез, и никто не знал, где он.

- Этот Пучеглаз пришел и стал жаловаться, что вы съели его друга Широкохвоста...

- Я?! - гаркнул сом. - Вот если я поймаю когда-нибудь этого Пучеглаза, то действительно проглочу его

- и это так же верно, как то, что я лежу здесь! Но про Широкохвоста мне ничего не известно, - уже спокойнее добавил он. - Как уже сказано, я три недели не выходил из дому и ничего не ел с тех пор, как... ну да, гм, что об этом говорить... Если вы мне не верите - дело ваше, мне это все равно...

- Почему не верим, - ответили почтительно рыбы, - кому же нам верить, как не вам? Но кто же в таком случае был тот черный зверь, который схватил леща, линя и окуня?

- Какой из себя этот зверь? - спросил сом. Но никто не сумел описать его, даже те, кто видел. А Пучеглаз, который решился наконец присоединиться к остальным, смог лишь сказать, что зверь, схвативший Широкохвоста, был черный...

- Извините, такой же черный, как и вы, - сказал, наклонившись к сому, Пучеглаз.

- Черный, - прогудел недовольно сом. - Разве только сомы и бывают черными? Угорь ведь тоже черный?

- Ах да, угорь... Может, это действительно он... - предположил Пучеглаз. - Впрочем, нет, тот зверь был потолще, покруглее. Угорь длинный, тонкий. И он не ловит таких больших рыб, как Широкохвост. К тому же он из тех, кто вообще не ест рыбу...

- Ну, тогда, возможно, это был какой-нибудь крупный налим... - заметил сом, - налимы тоже бывают черные, да и окуни.

Но тут налим, который входил в делегацию, сразу же пустился в объяснения, хоть и был робким мужичком:

- Ну нет, что за разговор... Это ни в какие ворота не лезет! Налим не ест лещей, а тем более окуней - у них такие острые плавники и твердая чешуя. Не ест и не любит. Налим ест только мягкое. Лягушка - вот это да... Или какая-нибудь молоденькая нежная уклейка, или что-нибудь подобное. Иногда, пожалуй, и рак, но так, чтобы сначала хвост, а потом клешни. Нет, налимы в этом деле не замешаны. Уж поверьте мне!

Долго еще обсуждали рыбы происшествие, как вдруг со страшным шумом приплыла старая белорыбица Салмо, большая толстая рыба, с длинным клыком на нижней челюсти. Это была единственная белорыбица в озере. Она попала сюда как-то во время большого половодья из ручья, который соединяет озеро с рекой. Салмо много путешествовала по свету, видела разные моря, реки и озера, видела таких рыб и чудо-зверей, о которых обитатели озера и представления не имели. Нередко ее рассказы выслушивались как невероятные истории, а часто ей даже не верили. Так, Салмо говорила, что в морях водятся рыбы величиной с гору, что встречаются там рыбы, у которых есть ноги, как у зверей, и что есть даже такие, которые летают, как птицы. Озерные рыбы помоложе верили этим рассказам, но рыбы постарше сильно сомневались в их достоверности. Салмо, считали они, что старый моряк, - любит плести небылицы. И когда Салмо вдруг появилась и, тяжело дыша, промолвила: "Я еле спаслась", - то многие рыбы про себя усмехнулись, хотя события сегодняшнего дня и были весьма необычны.

- Что же угрожало твоей жизни? - спросили ее. - Уж не видела ли и ты того черного зверя, о котором только и разговору сегодня?

- Конечно, видела, - ответила Салмо, - и едва не погибла. Он гнался за мной. Я знаю его еще с давних времен. И когда мы заплыли в камыши - тут я обернулась и ударила клыком по его перепончатой лапе. Он так перепугался, что оставил меня в покое.

- Кто же это такой? Рыба или какой-нибудь чудо-зверь, из тех, о ком ты так много и часто рассказываешь?

- Никакой это не чудо-зверь, - возразила спокойно Салмо. - Просто обыкновенная выдра. Но так как она до сих пор не жила у нас в озере, то вы ее не знаете. А теперь берегитесь! Теперь никто не может считать себя в безопасности. Этот зверюга съедает во много раз больше, чем самая крупная щука. И даже ты, Черный Призрак, не защищен от него.

- Ну-ну, - громко засмеялся Черный Призрак. - Я?! Так какой же величины твой чудо-зверь? С лошадь, что ли? Я видел лошадей, когда они приходили к озеру на водопой. Разве твой чудо-зверь такой же огромный!

- Нет, - ответила белорыбица, - ростом он, может, не больше собаки. Собак мы ведь тоже часто видали здесь, на берегу озера.

- С собаку? - захохотал сом. - И он съест меня?! Ох, Салмо, Салмо, ну и мастер ты врать! Я же в несколько раз больше собаки, и собаки пугаются меня, как черта, когда видят в воде. Коли твой зверь такой же - беда невелика. Как-нибудь справимся!

- Ростом-то он с собаку, - сказала белорыбица, - но, несмотря на это, рыбы уничтожает в день больше, чем десяток хороших щук. И тебя, Черный Призрак, он сможет съесть в несколько приемов.

Все рыбы засмеялись.

- Ох и Салмо! Вечно ты со своими россказнями... Ну да, известно ведь, кто многое видел, тот много и рассказывает. Ну, так и быть, поведай, что еще ты знаешь об этом звере.

Салмо ничуть не обиделась на то, что ей не очень-то верят. Она любила рассказывать. И потому продолжала:

- Скоро вы сами убедитесь, где правда, а где ложь. Вы увидите, что зверь этот не только ростом с собаку, но и с виду похож на нее.

- Ого! - послышался возглас. - Разве он не рыба?

- Нет.

- Но он же, говорят, плавает, как рыба?

- Он плавает быстрее, чем рыба, но он не рыба. Он похож на собаку, и у него четыре ноги.

Все опять рассмеялись.

- На четырех ногах - и ловит рыбу под водой! У собак тоже четыре ноги, но под воду они не опускаются.

- Собаки под водой ничего не ловят, а этот ловит. Тут уж никто ничего не смог возразить, так как все знали, что это правда.

И наступили в озере ужасные времена.

Что ни день рассказывали о новых жертвах - о крупных рыбах, пойманных и съеденных четвероногим зверем. Маленьких рыб он не трогал, и они могли разглядеть его повнимательнее, но все-таки делали это украдкой, откуда-нибудь из-за камышей или из-под нависшего над водой куста.

Вскоре все заметили, что чудо-зверь, хотя и плавает быстро, по-утиному, ибо на лапах у него перепонки, - должен время от времени подниматься на поверхность, так же, как это делали утки. Рыбы не понимали, зачем это ему нужно. Сами они могли дышать в воде, и поэтому им было невдомек, что выдра, хоть и плавает как рыба, дышать в воде не может. Впрочем, и плавала она не совсем по-рыбьи и даже не совсем по-утиному. У нее было четыре ноги, и во время плавания она перебирала ими, как при беге. Рыба же плавает с помощью плавников, и выглядит это совсем иначе.

Страшно пугали всех огромные зубы выдры. Таких зубов у рыб не бывает. Рыбьи зубы мелкие, похожи на иголки. Своими зубами рыба не разжевывает пищу. Они помогают ей лишь схватить и удержать добычу в пасти; пищу рыбы глотают целиком. У выдры же, как и у всех хищников, зубы большие. Ими она разгрызает и разжевывает свою жертву. И рыбы, узнав об этом, испытывали и жуть, и отвращение. Маленькие рыбки, которым часто приходилось быть свидетелями того, как Удрас расправлялась со своей добычей, были прямо-таки потрясены и, рассказывая об увиденном, дрожали от ужаса.

А Удрас на новом месте чувствовала себя прекрасно. Пищи вдоволь, а врагов вообще нет. Правда, люди здесь бывали, но они пока не знали, что в озере поселилась выдра, а поэтому и не беспокоили ее. Появлялись и рыболовы со своими удочками и сетями, но жили они далеко и приходили на озеро лишь изредка. Поэтому, если б они даже увидели выдру, - вряд ли она привлекла их внимание, и они, наверно, не стали бы заниматься ею. Только рыбак, домик которого стоял на берегу озера, жил тут постоянно. Все здесь для него было родным и близким, вот почему он всегда интересовался тем, что творилось в озере и что делали его обитатели - рыбы.

Рыбак этот пока еще не заметил на озере выдры, и она имела неограниченную свободу действий. Лесник с собакой и ружьем здесь тоже не показывался.

Не давали выдре покоя только заботы о жилье. Берега озера были пологие, и ей никак не найти было убежище со входом из воды. Встречались, правда, кое-какие углубления и пещеры под корнями деревьев, но только на суше, и залезать туда пришлось бы с поверхности земли. Это не устраивало Удрас. Она инстинктивно понимала, что в случае опасности - например, если за ней будет гнаться собака, - такая нора не спасет: собака сможет проникнуть вовнутрь. Другое дело, когда вход в нору под водой, - туда уж ей не пробраться.

Пока Удрас ночевала где придется: и под корнями деревьев, и между камней, а иногда даже в лесу под кустами. Врагов у нее еще не было, и никто ее не преследовал. Но рано или поздно ей необходимо найти или построить настоящую нору, - это Удрас знала твердо. По крайней мере, к зиме у нее должна быть такая нора, в которую можно было бы забираться из воды, но в которую проникал бы воздух. Зимою выдра охотится подо льдом и нередко случается, что полыней и трещин во льду нет, так что набирать воздух она может лишь в своей норе.

Как-то Удрас, сытая и довольная, ковыляла по берегу озера и увидела в лесу в песчаном бугре отверстия, которые вели в какую-то нору. Это заинтересовало Удрас. Правда, нора находилась на суше и была довольно далеко от воды, но она имела много ходов, поэтому ее можно было использовать хотя бы временно. В случае нападения из такой норы нетрудно выскочить и скрыться в озере: ведь преследователям не уследить сразу за всеми отверстиями.

Удрас просунула голову в один из ходов и принюхалась, желая выяснить, свободна ли нора, а если нет, то кто в ней живет.

Из норы донесся едкий запах. И Удрас тут же поняла, что имеет дело с лисой. Лисы Удрас не боялась. С этой госпожой она уже сталкивалась и раньше: лиса нередко бродила по берегу той реки, где выдра жила прежде. Они встретились и в лесу, когда выдра шла к озеру. Удрас стала медленно пробираться в нору и вскоре услышала, как кто-то проворчал:

- Что это еще за шутки? Это моя нора! Вон отсюда! Но Удрас, усмехнувшись в усы, проговорила:

- Ну-ну! Кто же так неприветливо встречает гостей!

- Каких гостей! - послышалось изнутри. - Известная воришка-рыболов! Таких я в гости не приглашала.

- Тише, тише, - пропыхтела Удрас. - Воришка-рыболов?! Честно пойманную рыбу ты называешь кражей! Вот о тебе я слышала, что ты действительно крадешь кур. Об этом рассказывала мне на берегу белка, которая не раз бывала у людей.

- Фи, белка! - последовало из глубины норы. - Что такое белка! Я даже не охочусь на нее. Она и несъедобна-то. Грызет без конца свои шишки и насквозь пропахла сосновой смолой. Кто такую вообще есть станет? К людям она могла ходить, не спорю, но знаешь, зачем она туда ходила? Воровать! Воровать из сада яблоки. Я собственными глазами это видела. И если бы она еще умела ценить хорошие яблоки, как я! Так нет же! Она разгрызает яблоко, достает из него семечки, а все добро выбрасывает. Просто дура!

Удрас пробралась вниз, к ложу лисы, снова втянула в себя воздух и сказала:

- Ох, и воняет же здесь у тебя! Нечего так пренебрежительно говорить о белке, будто она пропахла сосновой смолой, если сама ты воняешь, тьфу, я даже не знаю чем! Что это у тебя гниет в углу? Смотри-ка, тут и куриные лапки, и крылышки, и... ох ты, жалкая зверюга, ты ешь даже жуков и букашек: их у тебя там в углу целая куча. Ну-ка, выметайся отсюда, освобождай жилье!

У лисы даже язык отнялся.

- Что?! - наконец закричала она. - Мне убираться? Из собственной квартиры? В своем ли ты уме, старая утиная лапа?! Сама убирайся, иначе...

- Тише, тише, я тебе не барсук, - зло усмехаясь, проговорила Удрас. - Мне известно и то, что жилье у тебя тоже краденое. Умная белочка рассказала мне, как ты выгоняешь бедного барсука из его норы и забираешь ее себе. Только и знаешь воровать. Так что нора эта принадлежит не тебе, а бедняге-барсуку. Поэтому выметайся поскорее!

Лиса сердито зафыркала.

- Наглая клевета! - завопила она. - Ну попадись мне только эта белка! Я в поте лица трудилась. Два месяца и восемь дней рыла себе нору. И теперь приходит какой-то ни зверь, ни рыба, ни рак, даже не знаю кто, и требует, чтобы я бросила плоды своих трудов, своих усилий и ушла! Ну нет, не будет этого! Не выйдет! Скорее я буду драться, да так, что с тебя, рыбоеда, чешуя полетит!

- Попробуй же, - оскалила выдра зубы. - Я не барсук. А угрожать будешь - шутить не стану. В последний раз спрашиваю: уберешься или нет?

Вместо ответа лиса бросилась на выдру. Но выдра так больно укусила ее за нос, что кумушка, взвизгнув, отскочила и с воем и причитаниями выбежала из норы.

- Ну и времена! - скулила лиса. - Ну и дела! До сих пор жила себе тихо, спокойно, ни горя, ни забот не ведала. И вот явился в наши мирные края этот отвратительный рыбоед творить свои мерзкие дела! Ох-ох-ох, несчастная я, бедная, честная лисонька! И за что я должна сносить такую несправедливость!

- Поплачь, мошенница! - холодно засмеялась выдра. - Небось, снова выгонишь какого-нибудь барсука из его норы. Сама-то ничего не умеешь!

- А ты? - обернулась лиса к Удрас, всунув свою морду в отверстие норы. - Как будто ты лучше? Насильно вторгаешься в нору порядочного зверя и выгоняешь его. Хорошо это?

- Я здесь временно поселюсь, - ответила выдра. - Потом можешь получить свое логово обратно. В таком я не намерена жить долго. Мои дворцы всегда около воды, и ход в них под водой.

- Ничего, когда-нибудь ты свою шкуру на суше оставишь! - съязвила лиса и исчезла в чаще.

Таким образом Удрас обзавелась приличным жильем. Разумеется, нора эта, на ее взгляд, была не слишком хороша, но все-таки служила надежным убежищем на случай опасности. А опасности могли не заставить себя ждать.

И Удрас еще усерднее принялась охотиться в озере. В еще большем количестве стали исчезать в ее утробе прекрасные крупные рыбы - щуки, налимы, плотва, судаки, лещи, окуни.

Вопли отчаяния раздавались в озере. Старые рыбы дни и ночи совещались о том, что предпринять, как положить конец этому разбою. ч

Обратились к Железной Голове, самой большой щуке в озере, с просьбой, чтобы она вступила в бой с чудовищем. Железная Голова достигала в длину почти полутора метров, одна голова ее была с полметра. И ею она могла наградить любого мощным ударом - Щуку не зря прозвали Железной Головой. А какие челюсти были у нее! Походили они на две лопаты, утыканные гвоздями. Кто попадал в эту пасть, тому уж не было спасения. Рассказывали, что Железная Голова хватала и уток, и гусей, а однажды съела даже поросенка, принадлежавшего жившему на берегу рыбаку, когда этот поросенок решил искупаться в озере.

Кто, как не Железная Голова, сумел бы одолеть выдру? Сил у нее было побольше, чем у выдры, - в этом никто не сомневался, ведь выдра была вдвое меньше. И такой стремительности, и такой жестокости, какая была у этой щуки, выдра никогда еще не обнаруживала. Рыбы считали, что Железная Голова могла бы шутя справиться с ней, откусив голову или наградив таким страшным ударом, что та бы сразу испустила дух.

Но Железная Голова ни за что не хотела вступать с выдрой в борьбу. Это была уже пожилая и очень осторожная рыба, хотя и обладала еще силой и стремительностью. Свою силу она использовала лишь на охоте. Добычей ей служили, как и выдре, крупные рыбы. Только требовалось ей их значительно меньше. Но щука только о себе думала и не любила ничего делать для других. И поскольку борьба с выдрой не сулила Железной Голове никакой выгоды, то она и рисковать не хотела.

Щука иногда тайком наблюдала за выдрой из-за кустов или тростника и пришла к довольно правильному заключению, что этот четвероногий зверь - ловкий и умелый пловец и что зубы у него намного опаснее щучьих. Щука не может быстро и ловко разворачиваться, она бросается на своего противника напрямую и менять каждый раз направление для нее не так-то просто, как для выдры.

Железная Голова прекрасно все это понимала и избегала поединка с выдрой, который мог оказаться опасным для щуки, несмотря на то, что она была и больше и сильнее выдры. И, наконец, зачем ей лезть на рожон! Железная Голова считала, что и выдра не осмелится напасть на нее. "Должна же выдра видеть, что я ей не по зубам, да и могу оказаться серьезным противником", - рассуждала щука.

Но жадность выдры не шла ни в какое сравнение со щучьей. Силу и ловкость рыб она ставила не слишком высоко, полагая, что можно справиться с любой из них, как бы велика та ни была. Выдра знала, что рыбы умеют заглатывать, но не могут грызть и рвать рыбу, как звери. Кроме умения быстро плавать, никакой другой защиты от врагов у них нет. И по-собачьи рыба, как выдра, не кусается. Длиннее рыба на полметра или короче - для выдры это значения не имеет. Для нее важно другое: если рыба побольше - значит, и еды на дольше хватит. Боялась выдра лишь силы рыбьих ударов, но так как сама она была ловкой, увертливой, а рыбы, умеющие защищаться таким образом, встречаются редко, то и это не беспокоило ее.

Удрас давно уже заприметила Железную Голову - самую большую щуку в озере. Щука эта своею величиной разжигала аппетит выдры. "Вот где еды-то! - думала она. - Вот где можно наесться!" Пищи у выдры и так хватало, но ненасытная жадность побуждала ее охотиться за более крупной рыбой. К тому же подобная охота была для нее интересным и приятным развлечением.

Больно уж прельщали Удрас размеры Железной Головы. То была всем рыбам рыба, точно королева рыб! Вот бы изловить, вот бы поживиться такой!

Видала Удрас и сома Черный Призрак. Но это черное существо, покрупнее даже, чем Железная Голова, не привлекало ее. Сом, скорее, походил на зверя, чем на рыбу, - по крайней мере, по цвету и внешнему виду. Конечно, Черный Призрак был рыбой, но выдре он напоминал собаку лесника, которая донимала ее у реки. У той собаки были такие же желтые глаза. И высматривала она так же, как сом из своей илистой ямы. Слишком неприятные воспоминания. И поэтому сом вызывал у выдры неприязнь.

Вот щука - совсем другое дело. То была большая, стройная, блестящая рыба, сверху, правда, довольно темная, но бока у нее были медного цвета, а брюхо серебристое. Поохотиться за такой рыбой и поймать ее было бы одно удовольствие.

И однажды, когда Железная Голова дремала в своем укрытии рядом с большим затонувшим деревом, ветви которого скрывали ее, она услышала над собой подозрительный плеск, совсем не такой, какой обыкновенно производит какая-нибудь рыба.

Место, где лежала Железная Голова, было глубоким. Дерево, упавшее некогда в воду, уплыло на середину озера и там, зацепившись ветвями за камень и пропитавшись постепенно водой, опустилось на дно.

Взглянув наверх, Железная Голова увидела над собой, у самой поверхности воды, выдру. Щука потихоньку прижалась поплотнее к стволу и почти слилась с ним в одну темную массу. Она решила, что выдра оказалась здесь случайно, - вступать с ней в бой Железная Голова по-прежнему не хотела. "Пусть лучше, - думала щука, - это подозрительное существо плывет своей дорогой. Не то еще заметит и потревожит меня". Того, что выдра могла на нее напасть, - щука не допускала.

Но вдруг что-то черное стремительно мелькнуло над Железной Головой - и выдра уже сидела на спине у щуки. Сидела точно всадник, свесив задние лапы по обе стороны туловища щуки, а передними вцепившись в бока.

Щука стрелой метнулась в одну сторону, в другую. Но что она могла сделать! На ее беду, место здесь было глубокое - середина озера. Окажись она поближе к берегу, где много тростника, камней, водорослей, даже кустов, ей, может, удалось бы скинуть выдру, или, по крайней мере, выдра не смогла бы так удобно восседать на ее спине. Щука сделала несколько кругов под ветвями дерева, лежавшего на дне озера, но ветви эти успели прогнить и размокнуть. Они обламывались, не причиняя Удрас никакого вреда.

Напрасно металась щука то туда, то сюда. Враг прочно сидел у нее на спине. Он успел уже вонзить ей в шею свои острые зубы, как раз в том месте, где позвоночник, и прогрыз его. Через несколько минут должен был наступить конец этой большой и сильной рыбе. Удрас поднялась наверх, чтобы набрать воздуха. Вместе с ней всплыла на поверхность и ее жертва - Железная Голова. Железная Голова умирала. Еще некоторое время она била хвостом по воде, но это были ее последние движения.

Удрас схватила зубами щуку, которая была почти вдвое больше нее, и поплыла к берегу. Здесь, среди камней, она приступила к трапезе. Ела весь день, даже ночь и еще утром следующего дня, лишь изредка делая передышки. Потом, бросив остатки, отправилась в нору спать. А остатков было так много, что еще на несколько дней хватило и ракам, и водяным крысам, и чайкам. Сама Удрас этих остатков уже не касалась. Проснувшись, она поймала замечательного судака и съела его за ужином.

Такое обилие пищи все больше разжигало жадность этой хищницы, обжоры и расточительницы.

Теперь рыбы обратились к сому с просьбой предпринять что-нибудь против разбойницы и спасти обитателей озера от погибели. Сом, лежа в своей яме, выслушивал многочисленных просителей. Его глаза сверкали. Он раздумывал, что ему делать. Нельзя сказать, чтобы он боялся Удрас. Во всяком случае, он считал себя в несколько раз сильнее ее, к тому же он был намного крупнее. Но смерть Железной Головы заставила и сома быть осторожным. Ведь Железная Голова была очень сильной рыбой и значительно крупнее Удрас. И все-таки стала ее жертвой.

Что делать?

Наконец сом решил внять просьбам рыб и что-то предпринять. Он надеялся на свою устрашающую внешность и огромную пасть - больше, конечно, на внешность. И у Железной Головы была огромная пасть с очень острыми зубами. А пользы это не принесло никакой: противник вскочил ей на шею, и она даже не успела пустить их в ход. Но внешне Железная Голова была рыба как рыба, сом же действительно походил на какое-то чудовище. Сом не ошибался, предполагая, что сможет испугать выдру, - выдра и правда боялась и даже избегала его. Сом принял решение первым напасть на Удрас и напасть внезапно, не дожидаясь, пока она сама это сделает.

- Ладно, - прогромыхал его голос из илистой ямы, - уж я ей задам! У меня челюсти такие, что я схвачу ее, как рыбешку, и раздавлю, как лягушку. Я не щука Железная Голова, та все боялась да пряталась. Я сам разыщу выдру, нападу и прикончу ее.

- Молодчина! - обрадовались рыбы. - Это речи настоящей рыбы! Говорить так может только богатырь! Теперь мы видим, что ты вполне заслужил право носить свое славное имя и считаться нашим величайшим и сильнейшим сородичем.

Впрочем, похвалы эти не очень-то тронули сома. Он действительно был достойной и смелой рыбой - не только с виду, но и по характеру. Сом поднялся из илистой ямы и отправился на поиски Удрас, чтобы напасть на нее.

Два дня и две ночи искал сом выдру. Озеро было большое, и хотя два таких чудовища, как выдра и сом, каждому бросались в глаза, сами они не сразу встретились. Только на третий день к вечеру в одном из заливов озера, на довольно большой глубине, сом обнаружил выдру и тотчас решительно атаковал.

Удрас не ожидала нападения - никто еще ни в озере, ни в его окрестностях не осмеливался на такое. И то, что теперь нападающим оказался тот самый ужасный сом, которого Удрас в душе боялась, заставило ее задрожать всем телом.

Сом надвигался на нее, точно черная лодка, с шумом и гулом. Вода перед ним раздавалась, как перед носом корабля, хвост его, подобно черному рулю, поворачивался в волнах.

И выдра не выдержала! То было и впрямь потрясающее зрелище - так мощно плыла эта огромная и смелая рыба! Четвероногая хищница торопливо огляделась по сторонам и бросилась к берегу. Быстро-быстро она перебирала своими лапами, так быстро, что их даже не было видно. Вода перед ней тоже стала расходиться широкими кругами, плеск поднялся неимоверный.

Однако сом был сильнее выдры и плавал быстрее. Как могучий корабль, ринулся он за Удрас и настиг ее, прежде чем та успела добраться до берега.

Сом разинул свою огромную пасть и схватил выдру...

Да не тут-то было. Выдра оказалась скользкой, как налим. Известно ведь, что ее шуба пропитана жиром, чтобы шерсть не намокала. Мокрая шуба слишком тяжелая, выдра не смогла бы в ней хорошо плавать, да и замерзла бы скоро. Благодаря жиру ей легче держаться на поверхности и лучше скользить в воде. Вот эта просаленная шуба и спасла выдру. Хотя челюсти сома и сомкнулись, выдре удалось выскользнуть, и она, будто собака, выпрыгнула на берег.

Выйти за нею на берег сом, конечно же, не мог, и Удрас удалось избежать смерти. Однако страх ее был велик. А сом, обратив в бегство такую разбойницу, торжествовал.

- Ничего, она еще попадется мне в более подходящем месте! - заявил он. Рыбы, наблюдавшие за поединком, восхищенно захлопали хвостами.

- Замечательно! - ликовали они. - Вот это достойный ответ обитателей озера! Пусть разбойница не думает, что может безнаказанно творить все, что ей в голову взбредет. Нашлась и на нее управа. И недалек день, когда ее схватят и положат конец всем ее злодеяниям!

Настроение у рыб после этого случая заметно поднялось. Они надеялись, что напуганная выдра не посмеет больше причинять им зло. Поступок сома принес ему еще большую славу и уважение, все рыбы решили, что, имея такого защитника, они могут ничего не бояться.

Однако выдра, естественно, и не думала отказываться от своих прежних замашек. Уже на следующий день стало известно о ее новых делах - сколько и каких рыб она изловила. То были старые почтенные рыбы, знакомые и близкие тех, кто еще оставался в живых.

Снова рыбы отправились на поклон к сому и попросили его поймать и уничтожить выдру.

Сом, все еще опьяненный победой, пообещал выполнить их просьбу и опять приступил к поискам врага.

Но выдра была теперь настороже. Стоило ей заметить хотя бы тень сома, как она сразу же спасалась бегством или пряталась под корнями деревьев, да так ловко, что сом не мог ее обнаружить. Теперь она старалась держаться поближе к берегу, чтобы в случае нападения сома успеть выскочить на берег, прежде чем тот настигнет ее.

Выдра попыталась даже сама напасть на сома. Раз, когда Черный Призрак плавал в прибрежной воде, разыскивая своего противника, выдра прыгнула с камня, на котором сидела, прямо сому на шею, так же, как когда-то на щуку. Сидя верхом на соме, выдра и ему попыталась прогрызть шею, но сом уже мчался с нею в глубь озера. А когда выдра заметила это, она соскочила с его шеи и, набирая скорость, устремилась к берегу. Сом погнался за ней, и выдра едва-едва успела выбраться на сушу. С тех пор она уже больше не нападала на сома, а наоборот, пряталась от него так старательно, что сому никак было ее не найти.

От укуса выдры на шее Черного Призрака образовались большие раны, и он на время отказался от преследования врага. Настроение его тоже испортилось.

- С этой разбойницей трудно справиться, - объяснял он рыбам, - может, мне когда и удастся ее поймать, но до тех пор она натворит еще много зла.

Жители озера снова впали в отчаяние. Они стали изыскивать новые средства, чтобы унять злодейку.

Один старый окунь предложил весьма сложный план.

- Вы ведь знаете, - сказал он рыбам, - что рыбак, который живет в домике на берегу, расставил в озере свои сети. Нужно заманить в них выдру.

- Да, но как это сделать? - спросили рыбы.

- А сделать это нужно так: какая-нибудь крупная рыба раздразнит аппетит выдры, а затем поплывет в сторону сетей, увлекая ее за собой. Добравшись до сетей, рыба станет ловко кружить, так, чтобы заманить выдру в сети, но самой туда не попасть.

- Неплохой план, - решили рыбы, - но трудно выполнимый. Как можно заманить кого-нибудь в сети, если самому не плыть впереди, - ведь никто за тобой не последует.

- Надо суметь, - сказал окунь. - Сети мы уже видели не раз и знаем, как из них выбираться. Если бы все рыбы, что побывали в сетях, там и остались, то много ли рыбы было сейчас?

- Это другой разговор, - отвечали ему. - Выходить из сетей мы так или иначе умеем. Но ты же говоришь, что тот, кто будет заманивать выдру в сети, не должен туда входить. Так-то действительно вернее, иначе, пока он будет искать выход из сетей, выдра его съест. Высвободиться из сетей удобнее всего, когда их вытаскивают из воды. Но пока этого дождешься, выдра съест всех, кто будет в сетях.

Долго судили-рядили рыбы.

Наконец один старый линь промолвил:

- Я заманю выдру в сети и сразу же выберусь оттуда, а выдра останется в сетях.

- Как же ты это сделаешь?

- Очень просто, - ответил линь. - Попав туда, я зароюсь в ил у самого края сети и, пробравшись под ней, вылезу на волю уже по другую сторону.

Рыбы обрадовались.

- Замечательный план! Здорово придумано, - принялись хвалить они линя. - Ведь никто, кроме тебя, не сможет этого сделать. Ты у нас известный житель ила.

- Ил для меня приятнее песка, - степенно ответил линь. - В иле и пища вкуснее, чем в песке. В нем и от опасностей скрываться легче. Сколько раз я спасался от сетей, зарывшись в ил!

Остальные рыбы прямо-таки позавидовали линю.

- Да, хорошо тебе, ты живешь в иле. Жаль, что наши предки не залезали в ил. Но всем там все равно не поместиться. Кто-то должен оставаться на песке и в камнях. Вот и приходится надеяться на свою ловкость и силу-

Однако никто не сказал линю прямо в глаза: хоть в иле тебе и хорошо валяться, но зато сам ты ленив и неповоротлив и, попав в беду там, где нет ила, наверняка пропадешь.

И еще все подумали о том, как же линь заманит выдру в сети, - ведь он такой жирный, такой медлительный, что попадет ей в пасть еще на полпути.

Но линь, точно разгадав их мысли, сказал:

- Не бойтесь, она не слопает меня по дороге. Я сумею, пока нужно, удержать ее на достаточном расстоянии.

Всем было любопытно узнать, как это произойдет. Но никто не смог догадаться, а сам линь ни слова не добавил.

И вот линь отправился искать выдру. Другие рыбы издали наблюдали за ним.

После долгих поисков он обнаружил ее в прибрежных камышах и принялся резвиться вокруг. Скоро выдра обратила на него внимание. Линь был красивый и толстый, его стоило изловить, - неплохой получился бы завтрак.

Линь подпустил выдру поближе, а затем внезапно исчез.

- Куда он девался? - удивились остальные рыбы. Удивилась, похоже, и выдра и стала кружить около того места. И вот, когда она отплыла подальше, линь появился снова и направился впереди выдры в сторону сетей. Но как только выдра приготовилась его схватить, линь опять пропал.

- Странная история! - недоумевали рыбы. - Прямо волшебник какой-то этот старый толстяк!

Но тут кто-то сообразил, в чем дело.

- Да он просто зарывается в ил! Только соберется выдра схватить его - он тут же в ил! И делает это так искусно, что выдра ничего не понимает. Он сначала замутит воду, а потом прячется. Ну и хитрый старикашка, прямо скажем!

Добравшись до сетей, линь важно заплыл в них, будто вернулся к себе домой. Но только выдра нацелилась на него, как он снова исчез. И появился уже по другую сторону. А выдра осталась в сетях!

- Вот и пришел конец выдре! - обрадовались рыбы и плотной стаей окружили сети.

И что же сделала выдра! Она схватила самую большую рыбу, какую только нашла в сетях, поднялась вместе с нею на поверхность воды, а там перепрыгнула через край, как кошка с крысой в зубах.

Рыбам почудилось, будто они видят страшный сон. Мало того, что этот зверь передвигается по земле, он и в воде умеет проделывать такие штуки, о которых рыбы и подумать не могли. Это было непостижимо и жутко! В паническом страхе рыбы расплылись.

Выдра и раньше лазила в сети воровать рыбу. Здесь было удобно хватать добычу, когда в других местах ее трудно найти. Как-то выдра попала в такую сеть, из которой, казалось, не выбраться. То была мережа. Но выдра сумела прогрызть в ней дыру и все-таки выплыла. Для этого ей потребовалось всего несколько минут.

Вот каким зверем оказалась выдра Удрас. Но все же конец ее был уже близок.

- В нашем озере появилась выдра, - сказал как-то рыбак Аадо своей жене Реэт. - Вначале я не понимал, почему водой выбрасывает на берег столько рыбьих костей и почему даже далеко от озера валяются рыбьи остовы. Думал, может, чайки и цапли занимаются этим делом. Но откуда их столько взялось, ведь раньше не видно было, чтобы они поедали так много рыбы. Теперь же знаю, что тут замешана выдра - этот ненасытный рыбоед.

- Откуда ты это знаешь? - спросила Реэт.

- Знаю, - ответил Аадо. - Эта барыня начала таскать рыбу прямо из сетей и мережей. Чайкам и цаплям этого не сделать. Цапля никогда не спускается под воду, она стоит у берега, где мелко, и ждет, пока к ней подплывет какая-нибудь рыбешка, тут она оглушает ее своим клювом и съедает. В сети и мережи цапле не забраться, также и чайкам. Они высматривают добычу сверху, летая над водой. Если случится, что маленькая рыбка поднимется к самой поверхности, - чайка бросается вниз и хватает ее. Может, при этом чайка и оказывается под водой, но лишь на мгновение, не больше. Так что здесь явно пахнет выдрой. Кто еще так сорит рыбой и залезает в сети даже под водой? Она, дрянь этакая, даже не съедает всей рыбы, что ловит: откусит кусочек, а остальное бросает, чтобы тут же начать охоту за новой добычей и поступить с ней так же, как с предыдущей. Такого расточителя следует строго наказать. Надо покончить с ним.

- А может быть, это водяные крысы? - предположила жена.

- Да нет, - махнул рукой Аадо, - водяные крысы не ловят так много, и притом такой крупной рыбы. Они промышляют у берега; живут в береговых выемках и оттуда порой нападают на мелкую рыбу, когда та оказывается поблизости. Но крысы не пойдут в сети и мережи, тем более, если они поставлены на глубине. К тому же в некоторых мережах прогрызены такие дыры, что в них и собака пролезет. Это работа выдры. Водяным крысам незачем делать такие дыры: им было бы в пору отверстие в десять раз меньшее. Ну, а чайки с цаплями и подавно не станут рвать сети. Когда я застал их на берегу за обчисткой рыбьих костей, то сперва подумал, что они сами добыли себе эту пищу. Но нет, оказывается, то были пойманные и брошенные выдрой рыбы, которых она лишь чуть-чуть отведала. Вот от этих-то брошенных выдрой рыб чайки и цапли получили свою долю. Только им не нужно столько рыбы. И притом это же воровство. Таскать прямо из сетей! Уж я задам этой выдре!

И с этого дня рыбак Аадо стал следить за выдрой. Однако видеть ее удавалось редко. Охотилась выдра все больше по ночам, а днем отсыпалась в лисьей норе. Правда, появлялась она на озере и средь бела дня и поедала тут свою добычу. Но озеро было так велико, что рыбаку не часто попадалась эта разбойница.

В сети и мережи Удрас лазила по-прежнему. В последнее время это стало ее любимым занятием. Выдра до того разжирела, что ей было лень гоняться за рыбой и она предпочитала без особого труда таскать ее из сетей.

Это еще больше сердило рыбака. Он отыскал у себя старый лисий капкан, починил его и поставил в том месте, где встречал следы выдры. Но выдра познакомилась с железным капканом еще у реки и очень хорошо знала его назначение. Теперь она старалась держаться подальше от подобных предметов. Кроме того, она догадывалась и о том, что люди интересуются ею и хотят ее изловить. И Удрас стала еще осторожнее.

У рыбака был десятилетний сын Антс. Мальчик был знаком с рыбачьим промыслом не хуже, чем его отец. Вместе с отцом он ходил на озеро и помогал ему. Даже в бурю Антс один отправлялся на озеро и, отплыв от берега на маленькой лодке, ловил рыбу. Озеро он знал так же хорошо, как любой угол в своей избе. Долгие часы проводил мальчик в лодке на озере, наблюдая за жизнью рыб, а потом рассказывал отцу обо всем, что видел: где весною рыба метала икру, где ее больше водится, где места поглубже и где помельче, где дно илистое, где песчаное и где каменистое.

Антс не сказал отцу ни слова, что решил выследить выдру и узнать, где она поселилась. Мальчик до сих пор не встречал выдры, но отец его видел ее и постарался описать сыну, как она выглядит. Знал отец примерно и то, где обычно селятся выдры, знал, что норы их находятся в береговых выемках и что вход туда скрыт под водой.

Антс учел все это и приступил к делу. План у него был такой: отыскать нору выдры и подождать где-нибудь поблизости, когда она вылезет из воды на берег. По рассказам отца, выдра довольно часто выплывает на поверхность и кое-где даже выходит на сушу, чтобы погреться на солнышке, а то и поесть там, если удастся поймать что-нибудь вблизи дома.

В лодку Антс стал брать увесистую дубинку. Он намеревался, как только доберется до выдры, сразу же напасть на нее и прикончить. Выдра, по словам отца, не больше обычной собаки и бегает очень плохо, так как у нее короткие "утиные" лапы.

Антс пропадал теперь на озере целыми днями. Из-за какого-нибудь укрытия - тростника, прибрежных кустов или береговых выступов - он наблюдал за жизнью озера. Не раз он видел и выдру: вот она плывет по озеру, а затем ныряет. Тогда на этом месте вода вскипала, поднимались пузыри, и вскоре выдра снова появлялась на поверхности уже с рыбой в зубах. Она вылезала на берег и, расположившись где-нибудь на камне или под кустом, принималась за еду. Антс в таких случаях, - когда берегом, а когда и по воде, - пытался незаметно приблизиться к ней, но у выдры был отменный слух и прекрасное обоняние. Стоило мальчику оказаться поблизости, как она мгновенно бросалась в воду и исчезала. Лишь спустя некоторое время она опять выплывала на поверхность, но уже далеко от Антса и в таком месте, где он не мог ее увидеть. Антс рассматривал брошенную выдрой добычу: какую-нибудь щуку, леща или судака - и очень сердился, что эта хищница переводит столько рыбы.

"Теперь она опять поймает где-нибудь хорошую рыбу, отъест у нее спину, а остальное выбросит", - думал мальчик.

Таких брошенных выдрой рыб Антс находил множество. Но она оставляла недоеденную рыбу не только потому, что мальчик спугивал ее. Так же Удрас поступала и тогда, когда Антса не было рядом, - еды у нее было предостаточно, и она продолжала ловить рыбу лишь для того, чтобы полакомиться наиболее вкусными кусочками.

В последнее время рыбак не ставил на озере сетей и мережей, надеясь, что это вынудит выдру прийти к капкану, где у него всегда лежала хорошая свежая рыба. Но так как выдра была знакома с капканом, она не трогала приманки, тем более, что рыба была там уже мертвая. Лиса, жившая у озера, видела положенную на берегу рыбу и с удовольствием отведала бы ее, но и она знала назначение капкана и обходила его стороной. Капкан обычно был спрятан под корнями какого-нибудь дерева или под кустом, так что и птицы не замечали лежавшей в нем рыбы. И рыба скоро портилась и уже не манила к ловушке того, кого стремился поймать рыбак.

Отец, конечно, догадывался, что заставляет Антса так часто бывать на озере. Поэтому он по-прежнему не ставил сетей и мережей, ожидая, какие результаты принесут старания мальчика. Выдре пришлось снова заняться охотой, но так как она промышляла теперь главным образом ночью, то Антсу никак не удавалось ее выследить.

Мальчик основательно обследовал все берега озера, но ничего похожего на нору выдры не обнаружил. Берега были пологие, корни деревьев почти нигде не уходили под воду. В таких местах выдра не могла жить.

Но где же тогда ее нора?

Антс долго раздумывал над этим вопросом, и вдруг в голову ему пришла мысль взять с собой собаку. Собака Полла была достаточно большой и могла бы вступить с выдрой в драку. Мальчик полагал, что, увидев выдру, собака тотчас же бросится на нее и, сцепившись с ней, задержит зверя, а тут и он подоспеет. Собаку нужно незаметно высадить на берег возле того места, где выдра выходит из воды поедать свою добычу, и показать ей эту хищницу. Лишь после этого можно ждать каких-нибудь результатов.

Задумано - сделано.

Полле и раньше приходилось ездить с хозяином на лодке, что доставляло ей немалое удовольствие. Так, ее всегда брали собой, когда отправлялись на другой берег косить сено. Те дни были для Поллы целым событием. Там, на новом месте, можно было обнюхивать все кругом, бродить где вздумается, преследовать зайцев и лаять на белок.

Поэтому, когда Антс позвал Поллу в лодку, она с радостью бросилась за ним. Но после нескольких напрасных поездок собака заскучала. Ей было неинтересно подолгу сидеть на одном месте. Никто не собирался идти на берег косить сено, - а как там хорошо, сколько всяких приключений! Вместо этого лодка без конца двигалась взад-вперед - от одного берега к другому. Собаке это совсем надоело.

Во время поездок вместе с Поллой Антс ни разу не видел выдры; а когда он бывал один, она, хоть и редко, все же показывалась то тут, то там из воды. Может, она чуяла запах собаки и держалась поэтому подальше, а может, это было случайным совпадением, но если в лодке была собака, Удрас не появлялась.

В конце концов все это надоело и Антсу, и он вынужден был признаться, что его поездки ничего не дали. Видя, что поиски сына остаются безуспешными, отец спросил его как-то, зачем он зря проводит столько времени на озере, - лучше бы пошел в лес за орехами. Ведь уже наступает осень, и орехи поспели.

- Ты ищешь выдру, - сказал отец. - Но чтобы поймать этого хитрого зверя, придется, видимо, позвать охотника, который сможет пристрелить его издалека. В капкан выдра не идет, а ты, если и сумеешь к ней приблизиться, все равно ничего не сделаешь.

- Я убью ее дубинкой, - хмуро ответил Антс. Отец засмеялся:

- Нет, так близко, чтоб ты смог ударить ее дубиной, она тебя не подпустит.

Антс промолчал.

Отец решил снова поставить на озере сети и мережи.

- Украдет из них рыбу - так украдет, порвет их - так порвет, ничего не поделаешь, - сказал он. - Придется все-таки пригласить лесника с ружьем. Уж он прикончит ее.

Антс взял мешок и направился в лес за орехами. Но дубинку, которую брал в лодку, он захватил и на этот раз. Антс и сам не знал, зачем она ему. Видно, взял по привычке.

Антс шагал по берегу, за спиной у него висел пустой мешок, а в руках была дубинка. Полла бежала впереди: она никогда не оставалась дома, если Антс отправлялся в лес. К тому же в лесу было куда веселее, чем на озере, где за последнее время не случалось ничего интересного.

Так они и шли вдвоем. Вдруг Полла остановилась, прислушалась, а затем бросилась вперед. Антс увидел, что какой-то странный зверь, похожий и на кошку, и на собаку, приземистый, вытянутый, с круглой, как черная брюква, головой, с длинным толстым хвостом, - с трудом бежит впереди Поллы, направляясь к бугру, где виднелись вырытые в земле отверстия.

До бугра оставалось шагов десять-пятнадцать, когда Полла настигла зверя и напала на него.

Завязалась ожесточенная борьба. Полла держала зверя за спину, а тот яростно отбивался, стараясь схватить собаку своими острыми зубами за живот. Туловище у зверя было длинное, и он с молниеносной быстротой поворачивался из стороны в сторону. Наконец зверю удалось вырваться из зубов собаки и самому вскочить ей на шею. Это был его излюбленный прием - так он перегрызал шею своим жертвам - рыбам и водяным животным.

Антс оцепенел на несколько мгновений, но тут же пришел в себя и, зажав покрепче в руках дубинку, кинулся к сражавшимся. Теперь он знал, что это за зверь. Два-три сильных удара по спине и по голове оглушили зверя, но Антс не переставал дубасить хищника до тех пор, пока тот не испустил дух.

Тогда мальчик взвалил свою добычу на спину - нести ее было довольно тяжело - и направился к дому. Отец как раз приводил в порядок сети и, когда перед ним шлепнулась на землю убитая выдра, буквально онемел от удивления.

- Ты говорил, что я не доберусь до выдры и не убью ее дубинкой, - сказал Антс отцу. - Так вот она! И убил я ее дубинкой, а Полла ее задержала. И за это Полле причитается целая миска каши!

- А ты получишь замечательную шапку из выдры, - проговорил отец. - Да и матери еще на воротник останется. Мех выдры густой и теплый и не впитывает воду. К тому же он блестит и очень красив!

Так кончила свою жизнь выдра Удрас.