"Марина из Алого Рога" - читать интересную книгу автора (Маркевич Болеслав Михайлович)XXКакъ туча грозный вернулся изъ сада Іосифъ Козьмичъ… Къ немалому своему удивленію, онъ засталъ у себя въ столовой, чрезъ которую проходилъ онъ въ кабинетъ, Вермана, котораго ожидалъ никакъ не ранѣе завтрашняго дня. "Монополистъ" сидѣлъ за обѣденнымъ столомъ и жадно доѣдалъ какую-то поданную ему половину холодной индѣйки… — Извините, что безъ васъ распорядился, многоуважаемый, объяснилъ онъ хозяину, — чуть съ голоду не умеръ просто… — Не застали генерала? коротко спросилъ тотъ. — Утромъ въ городъ уѣхалъ, какъ нарочно, — и со всѣмъ семействомъ… Хлѣба куска тамъ достать не могъ, повѣрите!… Вернулся въ вамъ и… — Неудачный для васъ день! отрѣзалъ господинъ Самойленко. — А что? поднялъ на него глаза Верманъ, встревоженный его тономъ. — Что! — Пошелъ вонъ! обернулся главноуправляющій въ прислуживавшему гостю слугѣ. — Мимо проѣхало, — вотъ что! объяснилъ онъ Верману, едва остались они вдвоемъ. — Не продаетъ, — понялъ ты? крикнулъ ему Іосифъ Козьмичъ. — Какъ не продаетъ? даже поблѣднѣлъ слегка Верманъ. — А вотъ такъ, что ему большія деньги не нужны теперь… — Да вѣдь онъ самъ же, говорили вы, въ шею гналъ васъ, чтобы деньги ему скорѣе?… — Ну, а теперь не нужно!… Въ маломъ, говоритъ, масштабѣ думаю… Да вретъ онъ, — не то совсѣмъ, вретъ! захлебывался г. Самойленко, расхаживая по комнатѣ, какъ въ клѣткѣ разъяренный левъ. — Іосифъ Козьмичъ внезапнымъ оборотомъ сталъ стоймя предъ нимъ, весь багровый. — Змѣю за пазухой выростилъ я, пропустилъ онъ сквозь спиравшееся отъ гнѣва горло, — оттуда идетъ, понимаешь?… Верманъ не на шутку перепугался. — Выпейте, выпейте, многоуважаемый! захлопоталъ онъ, наскоро наливая полный стаканъ воды и подавая ее пріятелю… Тотъ выпилъ ее залпомъ и — судорожнымъ движеніемъ рванулъ съ себя галстукъ. — Змѣю выростилъ! повторилъ онъ глухо. — Никогда того быть не можетъ, не повѣрю, великодушно вступился "монополистъ", — чтобы такая благородная и образованная дѣвица какъ… — А сегодня утромъ, перебилъ его господинъ Самойленко, — не слышалъ ты самъ, какъ она… Кто тамъ? крикнулъ онъ вдругъ на скрипъ осторожно отворявшейся изъ передней двери. — Я… Осипъ, отвѣчалъ надтреснувшій голосъ — и въ дверь бочкомъ, сгорбясь, пролѣзла жабообразная фигура хромаго кузнеца:- приходить, сказывалъ Лаврентій, приказывали… — Приходить! такъ и накинулся на него главноуправляющій, — драть тебя, такъ и то мало!… — Что-жь драть-то! пробормоталъ кузнецъ, перебирая между пальцами свою неизбѣжную мѣховую шапку, — напрасно, за что драть-то!… — Напрасно! подбѣжалъ къ нему съ поднятыми кулаками "потомокъ гетмановъ": — а колеса въ тарантасѣ моемъ ты смотрѣлъ?… — Смотрѣлъ… — Смотрѣлъ, подлецъ, а что хлябаютъ кругомъ шины, не видалъ? — Новыя, извѣстно, — ссохлись, объяснялъ Осипъ, конфузливо опуская мѣшки своихъ вѣкъ на глаза. Іосифъ Козьмичъ такъ и затопалъ на мѣстѣ. — Такъ на это, распротоканалья ты эдакая, держу я тебя кузнецомъ, чтобы ты, ерепей мерзопакостный… Голосъ Вермана прервалъ ругательства его на половинѣ. — Гдѣ у васъ сигары, многоуважаемый? говорилъ онъ, — мои всѣ вышли… — А вотъ сейчасъ… Погоди меня здѣсь, я съ тобой не кончилъ! крикнулъ кузнецу господинъ Самойленко и направился вслѣдъ за Верманомъ въ кабинетъ. Дверь за ними затворилась; "хромой бѣсъ" остался одинъ… Быстро наступалъ вечеръ. Кузнецъ все ждалъ… но дверь кабинета все такъ же оставалась затворенною… никто не звалъ его. Отмороженная нога его затекла, — онъ осторожно опустился на кончикъ ближайшаго въ передней стула, прикорнулъ головой въ притолкѣ и — тутъ же задремалъ… Часы въ освѣщенной гостиной Іосифа Козьмича только-что отзвонили одиннадцать ударовъ, когда онъ съ Верманомъ вышли туда изъ полутемнаго кабинета, въ которомъ они до того времени переговаривались о неожиданномъ оборотѣ, принятомъ Онъ проводилъ гостя до крыльца. — Прощайте, до скораго свиданья, почтеннѣйшій другъ! говорилъ "монополистъ", усаживаясь въ свой экипажъ: — я увѣренъ, что, при вашемъ умѣ, все устроится въ лучшему по вашей фантазіи… Маринѣ Осиповнѣ мое почтеніе прошу засвидѣтельствовать, заключилъ онъ подъ звонъ бубенцевъ и грохотъ задвигавшихся колесъ… — Я вотъ ей засвидѣтельствую! пробурчалъ господинъ Самойленко, оставшись одинъ на крыльцѣ, - и медленными шагами поворотилъ назадъ. Не успѣлъ онъ войти въ гостиную, какъ на порогѣ дверей, выходившихъ въ садъ, вырисовалась предъ нимъ стройная фигура Марины, вся свѣтлая на темномъ фонѣ сада… Она увидѣла его, на мигъ остановилась въ дверяхъ и — вошла въ комнату, блѣдная и спокойная. У Іосифа Козьмича даже губы задрожали… — Откуда, сударыня? началъ онъ, едва сдерживаясь. — Изъ саду, какъ видите… Она опустилась въ кресло и сложила руки на колѣняхъ, какъ бы готовясь слушать… Лицо ея приняло выраженіе чего-то преднамѣреннаго и рѣшительнаго… Онъ быстро прошелся по комнатѣ — и вдругъ остановился предъ ней. — Что же вы цѣловались тамъ съ нимъ въ саду?… Какъ отъ прикосновенія горячаго желѣза, вся вздрогнула Марина. — Про кого это вы говорите? — Про кого-жь, какъ не про графа вашего! злобно отрѣзалъ онъ ей въ отвѣтъ. Она улыбнулась, — чего стоило ей эта улыбка!.. — Вы знаете, что это не можетъ быть;- къ чему же вы говорите? тихо вымолвила она, и руки ея упали снова на ея колѣни. Господинъ Самойленко никакъ не ожидалъ этого спокойствія, — оно его еще болѣе раздражило. — Я всего въ правѣ ожидать послѣ вашего Марина подняла на него свои потускнѣвшіе и изумленные глаза: онъ упрекалъ ее въ — Вы осмѣлились передать Она только плечами пожала. Онъ наклонился въ ея креслу, сжимая кулаки… — Ты меня, сквернавка ты эдакая, захрипѣлъ онъ, забывая уже всякую удержь, — ты меня предъ жидомъ смѣла воромъ назвать… меня, Самойленку!.. Да мало того, пшіонничать пошла, нашептывать на меня своему… чортъ васъ знаетъ, чѣмъ онъ тебѣ приходится!.. Она молчала, недвижимая какъ мраморная глыба… Только пальцы до боли стиснутыхъ ею рукъ хрустѣли въ отвѣтъ его бѣшенымъ ругательствамъ. — Да говори же, отвѣчай! — его все сильнѣе приводила въ ярость неожиданная ея невозмутимость:- не ты развѣ отсовѣтовала графу лѣсъ продавать?.. — Я ничего не совѣтовала, все такъ же тихо промолвила она. — Брешь ты, врешь! затопалъ онъ на нее ногами. Она вскинула на него взглядомъ. — Солгала-ли я вамъ хотя разъ въ жизни? сказала она только. — Такъ кто-жь его научилъ! уставился на нее Іосифъ Козьмичъ:- не святымъ же духомъ осѣнило его, чтобъ онъ съ утра на вечеръ съѣхалъ, съ — Развѣ такъ трудно ему самому догадаться… что вы его обманываете? отвѣчала на это Марина. Искры запрыгали въ зрачкахъ "потомка гетмановъ"… Онъ схватился за стулъ… — Да какъ ты смѣешь… въ глаза… мнѣ… еще разъ… Знаешь ли ты… что я тебя могу… Она еще разъ глянула ему въ лицо. — Что вы можете? спросила она. — Въ ничтожество, въ холопство обратить тебя могу! заревѣлъ онъ, — и стулъ затрещалъ подъ его сильною рукой… — Вы можете оскорблять меня, сказала Марина, — я все снесу… — Я тебѣ не отецъ? озадаченно повторилъ Іосифъ Козьмичъ:- такъ кто же я тебѣ?.. — Мужъ моей покойной матери. — Мужъ твоей… А твой… твой отецъ кто же, по-твоему?.. — Вы знаете, избѣгая встрѣтиться съ нимъ глазами, отвѣчала она:- отецъ мой князь Анатолій Сергѣичъ Серебряный… — Анатолій Серг… Князь Анатолій Сергѣ… Ха, ха, ха! Княжна! Сіятельная!.. Княжна! хохоталъ какъ въ истерическомъ припадкѣ Іосифъ Козьмичъ… — Моя мать вамъ сама въ этомъ призналась, прервала его Марина, — и вы… вы простили ей… вы хорошо тогда поступили!.. — Твоя мать мнѣ призналась? повторилъ онъ, почти испуганно тараща на нее свои воспламененные круглые глаза:- да ты обезумѣла что-ли совсѣмъ?.. Она, вся блѣдная, недоумѣвающая, воззрилась на него: — У меня доказательство есть! пробормотала она и кинулась въ свою комнату. — Ваша рука, — не помните? быстро возвращаясь и протягивая Іосифу "Козьмичу бережно хранившійся у нея клочокъ его письма въ Марѳѣ Ѳадѣевнѣ, промолвила Марина. Онъ вырвалъ у нея листовъ, подошелъ въ лампѣ, пробѣжалъ его… Еще злѣе забѣгали его зрачки… Безобразенъ былъ въ эту минуту Іосифъ Козьмичъ! — И вы изъ этого, — вы изъ этого вывели, что жена моя… Марина схватилась за спинку кресла… ноги ея подкашивались… что-то безсвязное, острое и невыносимо-мучительное давило ей голову, ныло до тошноты въ ея груди… — Кто же они — мать моя… отецъ?.. Гдѣ?.. Кто у меня остался? спрашивала она отрывистымъ, надрывающимъ голосомъ… Но безжалостенъ былъ господинъ Самойленко… Князь Анатолій, — это былъ послѣдній, невыносимый ударъ для его самолюбія, съ утра, во всѣ больныя мѣста его исколотаго Мариною съ какою-то слѣпою безпощадностью, — князь Анатолій, человѣкъ ненавистнѣе котораго не существовало для него никого на свѣтѣ, которому онъ и понынѣ не могъ забыть высокомѣрно-насмѣшливаго обращенія съ нимъ, "потомкомъ гетмановъ", когда онъ, бѣдный армеецъ въ отставкѣ, искалъ руки Марѳы, пренебреженной этимъ блестящимъ гвардейцемъ, — нѣтъ, не въ состояніи былъ Іосифъ Козьмичъ простить Маринѣ это имя, это заблужденіе ея… онъ ненавидѣлъ ее теперь, — ненавидѣлъ наравнѣ съ тѣмъ, котораго она посмѣла почитать своимъ отцомъ!.. — Кто остался у васъ, захихикалъ онъ ей въ отвѣтъ:- а вотъ я вамъ сейчасъ… сейчасъ покажу, кто у васъ остался!.. Не угодно-ли? Онъ пригласилъ ее рукой слѣдовать за нимъ и направился въ кабинетъ. Она тупо, безотчетно пошла за нимъ… Въ кабинетѣ одиноко горѣла свѣча… Онъ сильно дрожавшею рукою зажегъ о нее другую свѣчу и прошелъ съ нею въ столовую. — Эй ты, сопунъ! Ступай сюда, послышался дѣвушкѣ оттуда его голосъ, и затѣмъ чей-то хриплый, будто испуганный, возгласъ, шумъ упавшаго стула… чьи-то тяжелые шаги близились къ дверямъ… Вошелъ Іосифъ Козьмичъ — и за нимъ… Все ясно стало для Марины: та — Вотъ онъ, — Она шатнулась всѣмъ тѣломъ назадъ, словно въ грудь ее кто ударилъ… И тутъ же, неимовѣрнымъ усиліемъ надъ собой, выпрямилась вся, провела рукой по лицу и прямо направилась къ кузнецу: — Пойдемте! коротко сказала она ему. Съ просонковъ, моргая своими красными вѣками отъ внезапнаго свѣта, онъ, какъ звѣрь лѣсной, оглядывался во всѣ стороны, не понимая еще, не успѣвъ сообразить… — Пойдемте! повторила Марина, притрогиваясь къ его плечу. — Куда? Какъ бы невольно проронилъ Іосифъ Козьмичъ. Она обернулась къ нему: — Благодарю васъ, твердо проговорила она, и словно сталью блеснули устремившіеся на него глаза ея, — благодарю за прошедшее… И за сегодняшнее благодарю васъ, примолвила она почти ласково, — за то, что гордость мою покарали… Прощайте!… — Куда? растерянно спросилъ еще разъ господинъ Самойленко. — Куда мнѣ слѣдуетъ! такъ же рѣшительно отвѣчала Марина, и ухватившись за рукавъ "хромаго бѣса": — идемте же… вы отецъ мой… я за вами!… Безмолвно, оторопѣло повиновался онъ ей… Они вышли изъ комнаты… Іосифъ Козьмичъ хотѣлъ вскрикнуть, приподняться, и снова, безъ словъ, упалъ на спинку дивана. Онъ былъ, дѣйствительно, раздавленъ. |
||
|