Поручик Журавлев Повесть с лирическими отступлениями

Начало

Летом тысяча девятьсот двадцать первого года в одной из юж-ных газет довелось мне прочесть сообщение о смерти поручика Журавлева, и с той поры неоднократно пытался я описать исто-рию его жизни, от ранних лет юности до безвременной гибели, и только повседневные заботы отвлекали меня от выполнения этой задачи.

Однажды совсем было взялся я за перо и уже вывел на лис-те заголовок, как неожиданный стук в дверь (а читателю извест-но, что ни в повестях, ни в романах не стучат в дверь без како-го-либо, со стороны автора, тайного умысла) — неожиданный стук в дверь заставил меня оторваться от работы.

Как и следовало ожидать, в комнату вошел незнакомый гос-подин, вежливо поклонился и не менее вежливо сказал:

— Кажется, я помешал вам?

Я был, как полагается, в недоумении, но врожденная дели-катность не позволила мне спросить о причинах его неожидан-ного вторжения — вместо этого я сказал:

— Садитесь, пожалуйста!

Как сейчас вижу: сидим мы вдвоем — я у стола, он непода-леку от меня, и передо мною лежит лист бумаги с надписью: поручик Журавлев.

Так просидели мы ровно пятнадцать минут. Потом он загля-нул в рукопись и сказал:

— Вы, по-видимому, близко знали поручика?

— Да, очень…

Тогда незнакомец быстро проговорил:

— Я тоже… Знаете, мне иногда кажется, что Журавлев и

я — одно и то же лицо…

Я почувствовал легкий озноб, но, не выдав волнения, взгля-нул в лицо незнакомцу. Несомненно, я принял бы его за по-койного поручика, если бы сам я…

Но об этом после. Незнакомец, как и полагается подобным, чересчур уж вводным, персонажам, тотчас исчез, но несомнен-ное наличие несчастного поручика в живых расстраивало все мои планы.

И вот только теперь, через год, не без некоторой, впрочем, боязни — я начинаю:

Самое трудное в повести это — начало. Где то событие, от кото-рого ведет счет своим дням поручик Журавлев?

Разве это рождение? И если так, то родился он совсем недавно, и когда впервые увидел он мир, было ему, может быть, двадцать пять человеческих лет. А может быть, это было двумя годами раньше, в сырой осенний вечер, когда впервые открыла перед ним жизнь неизведанность своих вольных, своих просторных дорог и сказала: "выбирай!"

Это было в полночь. Год, месяц, число? Не знаю. Но это бы-ло как раз в полночь, и ветер, надрываясь, плясал за окном, а в комнате была лампа с зеленым абажуром.

И все-таки это не начало, ибо скрыто начало от человека и не имеет конца скорбная повесть его.

И поэтому